Я вас категорически приветствую! Павел Юрьич, добрый день. Привет. Хочу похвастаться – вот смотри, что у меня есть. What the fack is this? Это, конечно, не про Оззи Осборна, про которого ты рассказывал, это книга ещё дореволюционного издания, мне её подарили на экскурсии, один из моих экскурсантов и зрителей. Я, к сожалению, не запомнил, как его зовут, но я спешу его поблагодарить – это совершенно бесценный подарок, это воспоминания товарища Гершуни, называется «Из недавнего прошлого», по-моему. Это один из главных террористов, первый глава боевой организации партии социалистов-революционеров, вторым стал Борис Савинков, над всем этим, конечно же, возвышался Евно Азеф, и я не знаю, успеем ли мы сегодня зачитать ряд вещей из этой замечательной книжки, но по крайней мере то, что мы о нём уже сегодня будем говорить, это совершенно точно. И здесь есть... Ты уже там что-то усыхаешь? «А правительственные агенты безжалостные, продажные, лукавые плетут сети вокруг своей жертвы. Нет границ их измышлениям, их преступной изобретательности, где вопрос идёт о том, чтобы сломить стойкость и мужество революционера». Ну в общем, натурально... Ты заметил, что я это подчеркнул, да? ...нет предела чекистской мерзости! Книжка наполнена просто совершенно потрясающим пафосом, он, на самом деле, очень хороший стилист, ну т.е. публицист. «Кругом тихо и пустынно, как в голове министра». Это он пишет про... соответственно, когда его приняли в Киеве и привезли непосредственно в участок. Нет, он нормально, там всё есть, но начнём мы не с него. Давайте я сразу покажу его портрет, сейчас ты полистаешь, человека, который вот... У него уникальная вообще судьба, и он обладал таким фактически гипнотическим... какими-то гипнотическими свойствами, о чём я прямо зачитаю воспоминания господина Мартынова, который в дальнейшем стал главной Московского охранного отделения. Но начнём мы не с этого, и вообще даже не с теракта мы начнём. Мы начнём с университетского устава 1884 года. Что было до 1884 года: в университетах была определённого рода автономия. Ну во-первых, не было форменной одежды. Я показывал вам картины художника Ярошенко «Студент» и «Курсистка»: студент весь такой в шляпе, с бородой, таким пледом замотанный, курсистка идёт в такой шапке барашковой, коротко стриженная, в платке. Платок, большой платок – это была такая... признак субкультуры. Студенты могли влиять на выбор ректора, студенты могли влиять на состав профессоров. У студентов была определённая доля самоуправления, скажем, у них были кассы взаимопомощи, которые они организовывали, у них была... они могли организовывать свою кухмистерскую, ну т.е. столовую и её контролировать. Ну в общем, короче, такой определённый набор прав, которыми они очень дорожили и которые, с одной стороны, имели благоприятное влияние для их свободы, но совершенно неблагоприятное влияние на учебный процесс. А самое главное – правительство, особенно после 1881 года, выяснило, что основные революционные террористические силы как раз исходят из студенчества, и это вечная проблема, т.е., с одной стороны, надо общество просвещать, а начинаешь просвещать – оно начинает радикализоваться, и что с этим делать, по-моему, не выяснили до сих пор, если честно. И нужно ещё понимать, я об этом постоянно говорю: студент тогда и сейчас – сейчас у нас студент это, я не знаю, песня группы «Руки вверх» и что-нибудь такое, в то время студент – это уже было определённое достижение твоё на социальной лестнице, потому что оканчиваешь высшее учебное заведение, которых было по пальцам пересчитать по всей Российской империи, в основном в крупных городах – и перед тобой открывается жизнь, перед тобой открывается дорога профессиональная, ты точно с голоду не умрёшь, включишь мозги – так вообще достигнешь высот. Дома доходные могли иметь инженеры, могли иметь врачи, могли иметь юристы. Инженер, представляете, имеет доходный дом, например, т.е. всё, жизнь срослась, удалась. В 1884 году правительство с этим решает закончить, и среди нововведений было, например, обязательное ношение формы, причём ношение формы по определённому образцу – ты не просто должен шинель надеть, ты должен быть застёгнут всегда, и т.д. Далее все ректоры университетов назначались сверху – ну это примерно как сейчас с губернаторами у нас, и там определённые вносились изменения в учебный процесс, которых я не буду касаться, потому что они не столь важны для нашего повествования, но ещё что самое главное – в университетах вводились надзиратели. В каждом университете вводился такой цербер, его прозвали «педель» - это было такое арго студенческое. Вот эти вот педели должны были следить, чтобы вот эти все законы, в 1884 году принятые, исполнялись. И когда, особенно в советское время, изучалась эпоха Александра Третьего, вот этот университетский устав как раз фигурировал в рамках вот этих самых контрреформ т.н., которые Александр Третий предпринял. На самом деле, в этом уставе были свои положительные аспекты, о которых, опять-таки, нам не говорилось, но студенты, конечно же, восприняли это в штыки. Тем не менее, как мы знаем, в эпоху Александра Третьего по сравнению с тем, что было при Александре Втором, и по сравнению с тем, что начнётся при Николае Втором, было относительное затишье. Про самое громкое покушение я рассказывал – про старшего брата Ленина, и это был единственный такой громкий процесс, который тогда прозвучал. И все революционные силы были разрознены, они вырабатывали... ну т.е. они пытались понять, куда им идти: начинала формироваться марксистская идеология, начинала преображаться народная... т.н. народники стали формироваться в партию эсеров, которая представляла... тогда её ещё не было, но они уже начали формироваться в разных городах, и характерно, что, например, забегая вперёд, Борис Савинков, который стал главой боевой организации, начинал, как марксист, и вообще, на самом деле, в той же самой «Жизнь Клима Самгина» несколько раз приезжает – «Ну что, марксист, да?» Т.е. это такая дань моде определённая, марксизм – это тогда было крайне модно. И в тот момент, когда был предпринят этот устав, вот этот вот человек, которого зовут Николай Павлович Боголепов, это будущий министр просвещения, сейчас он был бы назван, соответственно, министром образования. Он... такая стандартная карьера, не все дети священнослужителей шли в революцию – например, у него отец был околоточным надзирателем, но дед его был священником, он родился в какой-то глубокой провинции – в Серпухове, по-моему, в итоге он поступил в Московский университет, он был на юрфаке, по-современному говоря, отделение права, и он его окончил достаточно успешно, и защитил в 1881 году докторскую диссертацию, и был избран как раз ординарным профессором по римскому праву, по которому и считался большим специалистом. И он был ректором университета, как раз первый его этап ректорства был в тот момент, когда был принят этот университетский устав. Боголепов... поставьте себя на место человека, который заведует Московским университетом, одним из центральных высших учебных заведений страны: вам, с одной стороны, надо исполнять то, что вам спускается сверху, с другой стороны, вы на месте понимаете, что это вызовет определённое отторжение у большинства студентов – и вот как вам в этой ситуации себя вести? Боголепов чётко вводил эти законы в жизнь, и ему, на самом деле, сам процесс вот этот вот сам процесс управления вот этой неуправляемой массой, попытка сделать так, чтобы студенты начали учиться, а не занимались Бог знает чем, ему это не нравилось, поэтому на самом деле у него первый срок был с 1883 по 1887 год, и он ушёл оттуда, но потом, опять-таки, за неимением более достойной кандидатуры он опять стал ректором с 1891 по 1893 год. И дальше он делает... дальше у него карьера растёт, в 1895 году он получает назначение – попечитель Московского учебного округа, а это уже 11 губерний Центральной России, и соответственно, все учебные заведения, которые есть в этих губерниях, подпадают под его контроль. Ну а в 1898 году в пик его карьеры – он вступает на должность министра просвещения. И надо сказать, что... вот я читал в одних воспоминаниях, что Боголепов – это как в случае с Витте и прочее, он прямо вот не горел желанием занимать эту должность, потому что прекрасно понимал степень ответственности, наверное, уже чувствовал, что в стране начинает происходить вот это бурление, как ты говоришь, говн, и т.д. И не только. Извини, перебью: а в чём смысл-то был? Отскочу: я сколько себя помню с детства, я в школу ходил – у нас всегда была школьная форма, никогда не было вот этого разгильдяйства: носи, что попало. Маленькие дети носили одного типа форму, постарше – другого, и старшие – третьего. Как мне кажется, что во все времена было так: в ремесленных училищах – ремни с пряжками, фуражки, студенты – тоже у них какая-то форма была. Тогда все ходили, как попало или была форма... ? До 1884 года все... ну вообще, на самом деле, у нас, к сожалению, в отличие от Европы, не такая большая история студенчества – у нас первый университет вообще-то был организован ещё... он носит имя Ломоносова, хотя на самом деле, по логике, должен носить имя Шувалова, который его организовал, но просто Шувалов любовник Елизаветы и вообще проклятая вельможа, а Ломоносов, типа, наш, такой из народа, хотя тоже такой, знаешь, ... из народа – папа у него был не бедный человек. Но это отдельная песня. Это, соответственно, середина 18 века, и прошло-то всего ничего. Дело в том, что во время Николая Первого были очень сильно завёрнуты гайки, а вот Александр Второй отпустил это всё, именно в эпоху Александра Второго самая классическая история – ношение бород, т.е. было разрешено наконец носить бороды. И поэтому они все... почему вот Желябов весь такой бородатый, понимаешь, хотя в студенческое сначала... Имеется в виду – гражданам? Не военным, не полицейским – гражданам разрешили? Гражданам, да. А так было нельзя, да? Не гражданам, имеется в виду – дворянам, потому что дворянам было запрещено, и было же сословное у нас – дворяне, купцы, мещане. Купцам как раз было можно и даже нужно было носить бороды, у них была обратная ситуация – они сначала носили бороды, а потом уже их дети всевозможные – Третьяковы, Мамонтовы и прочие... Начали брить, да? ...да, и прочие, они начали брить, т.е. там всё вот так вот. Это так всегда и везде. Приведу тебе пример, извини: Советская Армия, вот учебка это где полгода тебя учат, а потом отправляют. В учебке есть молодые солдаты, которых через полгода отправят, а есть постоянный состав. Все молодые солдаты ходят в новой форме, а дедушки местные старательно гимнастёрки стирают, чтобы они белёсые такие были, и радикально этим отличаются. Потом ты приезжаешь в часть, а там наоборот – все молодые ходят в застиранном и драном, а «дедушки» ходят только в новом, понимаешь, вот чтобы сверкало. Так везде всегда. Ну естественно: женщины с кучерявыми волосами мечтают их выпрямить, а женщины с прямыми волосами мечтают из завить. Закучерявить. А вот в настоящее время в школах опять пытаются форму... ну, нам форма не нужна сначала... Ну во-первых, уже и в университетах – вот у нас Горный, например, университет, там есть форма, и люди, некоторые студенты ходят в форме. Я не знаю, как там сейчас, строго ли это карается или нет, если ты придёшь не в форме, но по крайней мере пытаются ввести. Вот в школе, например: в школе мне понятно, т.е. дети радикально разного материального уровня, у одного одежда такая, у другого одежда такая... Ну извини, я тебя перебью, но школьная форма в СССР тоже появилась не сразу, она появилась после войны. До войны, если ты посмотришь, например, на фотографии моей бабушки, они на самом деле, в общем-то, одеты не в форму. Т.е. форма регламентированная появилась только, вы меня можете поправить, но насколько я помню, после войны ещё при Сталине, а до этого, на самом деле, опять-таки, чётких регламентов по форме не существовало. Повторюсь: речь про деньги. Вот дети в школу приходят – у одного такое благосостояние в семье, у другого такое. Ну это всё равно, что мы на работу приезжаем – ты на «роллс-ройсе», а я на самокате, и в общем-то, у многих это вызывает смех, скажем так. Так вот, форма в школе, как я понимаю, для того, чтобы вот ликвидировать это, чтобы это не так бросалось в глаза, хотя всё равно бросится: у одного какой-нибудь Huawei, а у другого iPhone 10 – всё равно видно, у кого сколько денег. Ну а студентам это для чего было – для приведения к дисциплине или какие-то другие цели? Нет, я думаю, что вот как раз первое. На самом деле смысл любой формы, ну вот я тут был у своего приятеля, который... они живут с женой, у них двое детей, они оба такие дизайнеры-фрилансеры, и у него реально рабочий день ночью, с 12 до 4 ночи, и он такой лайфхак... Быстро укладывается – за 4 часа в этой тоталитарной России. У него лайфхак такой, например – он говорит: я работаю в обуви, вот реально я надеваю... какое-то сцепление лучше – за чайником сбегать, у каждого своё. Форма нужна прежде всего, чтобы ты не отвлекался на какие-то посторонние вещи: все сидят в одинаковом, всем всё понятно, и т.д. Это первое, во-вторых, форма – это сразу же первая ассоциация у нас с чем – с армией. Т.е., опять-таки, а армия – это дисциплина, подчинение, это определённые регламенты, поэтому я думаю, что первая причина, конечно же, в этом – чтобы людей как-то сразу же регламентировать, чтобы они больше думали о том, чтобы им учиться, а меньше думали о том, на какое – на левое ему плечо платок закинуть или на правое плечо платок закинуть, у него вот эту вот шляпу ему так или сяк. Хотя, опять-таки, я же рассказывал, всё равно были свои истории: вот были эти белоподкладочники, которые подшивали шинели студенческие белым шёлком – это вот как раз «золотая молодежь», мажоры, папенькины сынки, которые были абсолютно промонархические и постоянно воевали с этими революционно настроенными гражданами. Вернусь обратно: в Советской Армии все одинаковые, но «дедушку русской авиации» видно за километр – он просто не так одет. Ну т.е. по ряду очень тонких деталей, которые его отличают. Конечно же. Ну, собственно, это всегда и везде. Ну и в общем, Боголепов был дитя своего времени, например, он считал, что место бабы на кухне, естественно. Тем не менее при нём... он не мог игнорировать вот эту тенденцию с потребностью в женском образовании – при нём в Москве, например, были открыты высшие женские курсы, которые, дай Бог, уже существовали в Петербурге. Он затеял там реформу начального образования, в общем, он пытался предпринимать какие-то действия, но, конечно же, какие-то серьёзные, такие прямо радикальные меры – это было не для него. И всё это вылилось в то, что 29 июля 1899 года были выпущены т.н. временные правила. На что они были рассчитаны – я вот прямо зачитаю: «За дерзкое поведение, за грубое неповиновение начальству, за подготовление беспорядков или производство их скопом в стенах заведений и вне оных», потому что достало всех, что в итоге что ни делай – всё равно происходят вот эти вещи, и за это этих солдатов отдавали... Студентов? ...студентов отдавали в солдаты. Ну и собственно... Т.е. военкомат пугал уже тогда, да? Да. Вы можете себе представить, какая реакция была на это: эти правила сразу назвали «боголеповские», но несмотря на то, что они были выпущены в 1899 году, до 1901 года они не применялись. И вот в 1901 году Боголепов наконец их применил. Первые, кто «загремел» - это были 183 студента Киевского университета. Про Киевский университет я потом ещё отдельно расскажу – я перечитал воспоминания Новицкого, это главный киевский жандарм. Под эту лавочку попал вот этот вот человек, о котором мы сегодня поговорим – это Степан Балмашёв, он как раз тогда учился в Киевском университете, и он в 1902 году совершил уже первый именно эсеровский акт, под которым они подписались. Про убийство Боголепова мы сегодня поговорим, это был ещё предэсеровский акт. Значит, 183 студента Киевского университета и 28 студентов Санкт-Петербургского университета были отданы в солдаты. Что добилась тем самым власть: во-первых настроения в то время были достаточно либеральные всё-таки, даже иногда среди тех, кто отправлял этих студентов в солдаты. Все понимали, что это мера, мягко говоря, грубая, единицы понимали, что тем самым они разносят пропаганду по войскам, вот просто насаждают её, но это понимали только единицы, и на самом деле достаточно быстро спохватились на эту меру. Есть, опять-таки, описания того, как... условия были у всех разные: кто-то попадал в воинские части и был на таком достаточно привилегированном положении, начинал там как раз вести привычную себе деятельность общаться с солдатами, как-то их настраивать. Кто-то попадал в части воинские, реально в замес, ему не делали никакого спуска, но они после того, как они оттарабанили свой срок, имели право потом опять поступить в вуз. Восстановиться? Восстановиться, в то время как если бы тебя просто до этого отчисляли из университета, ты уже не мог повторно никуда поступить. Поэтому как это ни иронично звучит, этот закон был более либеральным, чем предыдущие – да, ты попадаешь в солдаты, но у тебя всё равно остаётся возможность потом продолжить, ну т.е. рассчитывали, наверное, на то, что ты вот как бы такой... Приведут тебя в чувство. Да, приведут тебя в чувства, ты в эти чувства придёшь и потом вернёшься, наконец начнёшь заниматься учёбой. И к чему это привело – это привело... у меня есть вот такой портрет – это Пётр Карпович, это первый герой нашего сегодняшнего рассказа. Это человек, который совершил первый теракт именно в России в 20 веке. Кто был такой Пётр Карпович? Когда он подстрелил Боголепова, конечно же, особенно жена его решила, что он жид проклятый, потому что у него ещё фамилия, но на самом деле он православного вероисповедания. Убийство это совершилось в нынешний день Святого Валентина, 14 февраля 1901 года, где – скажу попозже, но тем не менее... Он из Черниговской губернии, этот Пётр Карпович, и вот есть такая статья, написанная Юрием Львуниным, доктором исторических наук, и она содержит такие данные, которые я уже рассказывал про некое такое родство по касательной Софьи Перовской к императорской фамилии, но там это, действительно, прослежено, и там это правда, там это можно проследить, а вот что здесь написано: «По свидетельству его сводной сестры Л.В. Москвичёвой, он - внебрачный сын владельца хутора Воронова-Гута А.Я. Савельева, который в свою очередь родился от побочной дочери Екатерины II и князя А.А. Безбородко, то есть Карпович - правнук Екатерины II и внук А.А. Безбородко» - ну там, как бы, вообще по поводу дочери Екатерины Второй и Безбородко уже, в принципе, возникают вопросы, но вот на основе данных его сводной сестры он об этом пишет. Тем не менее, конечно, сюжетец такой – для канала Life News, что вот он тоже ещё один у нас потомок царской фамилии. Савельев так и не узаконил своего внебрачного сына, и поэтому он получил фамилию Карпович. Учился в гимназии в Белоруссии современной, в Гомеле. «В Гомеле, - вспоминала Москвичева (это его сводная сестра – П.П.), - он видел нищету, бесправие еврейского народа, что сделало его навсегда горячим защитником этой нации». Но, как я уже сказал, сам Карпович никакого отношения к еврейству не имел. И вот в 1885 году он поступает в Московский университет, в 1895-ом, извините. Как проводит время нормальный студент в университете – он, естественно, забивает сразу же на учёбу... От сессии до сессии живут студенты весело... Да, и начинает заниматься всеми студенческими движениями, которые тогда существовали, например, он вступает в «Союзный совет объединённых землячеств». Я уже рассказывал как раз-таки на примере покушения старшего брата Ленина, что вот эти вот землячества, понятно, по какому принципу они формировались, но они были как раз одним из таких котлов, где заваривалась вот эта вся революционная каша очень часто. Погружается во всю нелегальную литературу, и очень интересный был метод протеста у студентов того времени – в первую сессию он не явился на экзамены. Это протест? Это протест, так что это протест! Два вопроса: первое – сколько служили в солдатах, на сколько лет их призывали? Не помню точно, я уточню, но ненадолго, я думаю, что не больше года-двух, на самом деле, как раз именно с расчётом, что они потом должны продолжить учёбу, т.е. это не какой-то адский срок. Это раз, а второе: и вот я не пришёл сдавать экзамен, и что – отчислят, не отчислят? Смысл? Могли оставить на второй год – такое практиковалось в университетах, это не нынешнее время, реально были второкурсники, могли оставить на второй год. Это вообще очень хороший вопрос – логика этих людей, т.е. ты... нет, всё понятно, интересно – все эти движухи, опять-таки это своего рода молодёжная мода, субкультура, но у тебя же конечная цель всё-таки диплом получить, на самом-то деле. Тем не менее он не пришёл на эту сессию, и уже на следующий год он попросил перевестись на медицинский факультет, но получил отказ и вот как раз был оставлен на второй год за то, что он не сдал сессию – тогда такое было. В ноябре того же года он стал одним из зачинщиков студенческих беспорядков. Как эти беспорядки студенческие в Москве происходили, я тоже расскажу, есть прекрасные воспоминания у Герасимова на эту тему, что там с ними было, и т.д. Ну и в итоге что – его арестовали и исключили из университета, т.е. первый заход окончился вот так вот. Он был выслан к свои родителям, жил там у себя на хуторе, занимался всевозможными сельскими работами и в 1898 году он подаёт прошение на имя, хочу заметить, Боголепова, лично министр рассматривал эти прошения, чтобы поступить уже на медицинский факультет Юрьевского университета, это нынешний город Тарту. При этом он до этого сначала подавал попечителям различных учебных округов, и они его отклоняли, потому что он был неблагонадёжный, Боголепов же удовлетворил его прошение, сказал: хорошо, учись, мой дорогой. Соответственно, тот приехал на территорию нынешней страны Эстонии, ну и... а там всё так же, т.е. зачем учиться, когда можно не учиться? Ну и собственно, вылетел второй... Вокруг столько интересного, да? Да, вокруг столько интересного – вылетел второй раз из университета, теперь уже в городе Тарту. Т.е. я вот вам рассказываю про революционный путь этого человека. Но тут ему подфартило – ему достался в наследство дом, который он продал, и вот эти деньги он потратил на путешествие по Европе и решил продолжить своё образование в Германии. Возможно, потому что в Германии он оказался, и он за это платил, там он наконец начал-таки учиться. Он в Берлинском университете слушал лекции. Естественно, в Германии всё было гораздо проще с нелегальной литературой, и всё остальное, и именно там, в Германии он узнал из медиа, из прессы об этих вот сначала временных правилах, а потом об отдаче как раз киевских и петербуржских студентов в университете. Что решает Карпович: Карпович решает убить Боголепова – опять-таки мы наблюдаем достаточно интересную логическую цепочку в голове у людей – приобретает там же револьвер и отправляется у нас в Россию. Остановился он на Казанской улице, которая тогда называлась Мещанской, и записался на приём к министру. Опять-таки, вот я вам рассказывал, как было покушение совершено Верой Засулич на губернатора Петербурга Трепова – можно было спокойно с улицы записаться на приём к градоначальнику, к министру. В основном люди записывались, чтобы подать какое-то прошение лично и сопроводить его каким-то вербальным контактом, назовём это таким образом. На мой взгляд, это говорит ровно об одном – что желающих обратиться было исчезающе мало, раз не организован там приём, туда-сюда, ну приём заявлений хотя бы, раз можно встретиться лично. А ещё, с моей точки зрения, это говорит о другом – что не было нужды в личных обращениях к царю, так сказать, что масса вопросов достаточно просто решалась на местах, не надо было организовывать «Прямую линию» с президентом для того, чтобы мне починили водопровод. Т.е. что-то там не так работало. Ну да. Причём прошение он состряпал на этот раз с просьбой зачисления его теперь уже в Петербургский университет. Настырный! Да, но это уже был просто предлог. Где размещалось Министерство просвещения в тот момент: вот Петербург, Невский проспект, вы стоите и смотрите на Александринский театр, перед ним памятник Екатерине Второй... «Катькин сад». «Катькин сад», да. Кто не в курсе – у нас там при советской власти собирались гомосеки. Да, было такое дело. Гомосексуалы! Гомосексуалы – будь, пожалуйста... Да! Извините... И вообще пора уже вам с Дементием наконец продемонстрировать всему миру... Мы сейчас контору-то спалим. ...что вы следуете тренду, и т.д. Вы огибаете этот театр с правой стороны, и перед вами открывается улица зодчего Карла Росси, которая... Это Заячья роща – так у нас было. Да-да-да, 22-22-220, самая такая гармоничная улица в мире, бла-бла-бла, такая вся классическая... Архитектор Расстрелянный – мы тоже знаем, да. До, но этот конкретно Росси. Вот с правой стороны, там даже висит сейчас табличка, что здесь располагалось Министерство просвещения, Министерство образования, на наш лад. Оно тянулось, это министерство занимало практически весь этот правый флигель по правой стороне, потому что с левой стороны уже тогда было училище балетное Вагановское. Вот, соответственно, вот сюда с этой площади он и пришёл к нему на приём в приёмный день, и по показаниям свидетеля на суде, который там дежурил, когда Карпович вошёл, тот подумал: «Какой несчастный молодой человек, какой нервный и больной! Он хотя и был спокоен, но бледен, руки тряслись, и на лице были заметны подергивания». Ну в общем-то, можно понять человека – ты собираешься совершить убийство прилюдное, прекрасно понимаешь, что, скорее всего, шансов у тебя спастись не будет никаких, т.е. ты фактически приносишь себя в жертву. Занервничаешь тут. Занервничал, конечно. Боголепов... ну как – приезжает министр, он начинает обходить всех просителей, те ему отдают, и «Боголепов, подойдя к соседу Карповича, выслушал его просьбу об открытии в Чернигове реального училища. В ответ он заявил: «Представьте нам удостоверение от более состоятельных помещиков и дворян, что они будут отдавать в училище своих детей... Мы не желаем открывать училища для разночинцев».» Ну и в общем-то, как потом Карпович заявлял на суде, именно эта фраза его окончательно убедила в том, что надо стрелять. Поговорив с соседом, Боголепов подошёл к самому Карповичу, взял у него прошение, пошёл дальше, и именно в этот момент он совершил ему выстрел. Куда стрелял –спереди, сзади, в голову, в туловище? Он, по-моему, ему в брюшную полость залепил, Боголепов пошатнулся, упал, но остался жив. Карпович – это, кстати, поведение многих потом террористов, я буду рассказывать – он никуда не побежал, спокойно сказал, что «мавр сделал своё дело», не бойтесь, я не уйду. Боголепова доставили домой к нему, а Карповича посадили. И здесь настал такой момент безвременья, потому что пока Боголепов был жив, не понимали, за что Карповича судить – за нанесение ранения или за предумышленное убийство. При этом рана у Боголепова оказалась очень тяжёлой и болезненной, т.е. сначала, естественно, в газетах писали о его состоянии, его навещали, даже Николай Второй к нему приехал его посетить, самых лучших врачей ему выписывали, но я уже рассказывал, что это, конечно, было уже начало 20 века, но тем не менее всё равно ещё не умели побеждать сепсис, и т.д., т.е. погибали от заражения крови, от загноения, и т.д. Т.е. он выстрелил один раз в живот? Да, и 2 марта... Несмотря на террористическую сущность, контрольный выстрел за левое ухо... Его просто быстро схватили. Он выстрелил, на него тут же кинулись... Т.е. ты стоишь в комнате, где куча людей, понимаешь, и ты стреляешь в министра – в принципе, у тебя, действительно, возможностей не так много, тем более, что он не стрелок профессиональный. Но этот хоть попал, простите за цинизм, в отличие от какого-нибудь... И убил. ...да, Соловьёва, который стрелял 5 раз – не попал ни разу с 5 метров. 2 марта 1901 года в итоге в жесточайших вообще муках Боголепов умер. Ну и 17 марта в окружном суде, это тот самый суд, который располагался на месте нынешнего Большого дома, Литейный д.4, я показывал вам его фотографии, состоялся суд по делу Карповича. Его судили... По идее, его должны были судить военным судом, но судили его на самом деле в судебной палате с участием сословных представителей, потому что настроения вот были такие, ведь даже будущий «герой» Японской войны Куропаткин, когда провожал вот этих вот студентов, он лично пожал каждому руку и сказал, что я вас... обязательно всё-таки добьюсь, чтобы вы вернулись оттуда. Провожал куда – на войну? Или на дембель? В солдаты, вот этих студентов, которых отдавали в солдаты. Ну и вот человек убил министра, вот какой приговор ему должны вынести, ну так по логике вещей, в царской кровавой России? Я не знаю, по-моему, безотносительно к министру – ты ж убийца, за убийство... Жизнь даёт только Господь Бог, а отнимает всякая сволочь. Наверное, жизнью за это и отвечать надо – это моё такое мнение. Тем не менее, ему оставили жизнь, он был приговорён к 20 годам каторжных работ, лишению всех прав и состояний и был отправлен в Шлиссельбург – 1901 год. В 1906 году его освободили, ну в смысле, из Шлиссельбурга его отправили уже в ссылку в забайкальский Акатуй, а уже через год он вышел на поселение. Ну и как вы понимаете, что когда человек вышел на поселение, по дороге на одном из этапов, когда они остановились в городе, где была ж/д стация, он отпросился у охраны за покупками, взял билет, сел на поезд и был таков. Да... Тут же это, как его – ты чего хотел? Ну чисто примитивно: ты чего хотел-то? Ты хотел убить этого человека, умысел-то был у тебя? Да, хотел убить, и убил. Как можно, причём тут 20 лет, причём тут переводы отсюда туда, поселение, побеги? Безумие какое-то! Своими руками всё сделано. Когда я буду рассказывать про Гершуни, там ещё будет интереснее. Всё – попал за границу, вступил там в боевую организацию партии социалистов-революционеров, но, к сожалению, основные все теракты тогда уже были проведены, про которые я буду рассказывать, а затем уже случилось страшное – случилось разоблачение Азефа, причём, кстати, в 1908 году он даже там, я потом расскажу, был план покушения на Николая Второго, и он принимал в нём участие. Ну и когда произошло разоблачение Азефа, Карпович, как и многие, на самом деле, разочаровался в этом деле, отошёл от такой активной политической деятельности, вообще даже порвал с социализмом, и жил там до 1917 года, пока не пришло известие о Февральской революции, ну и соответственно, в конце марта на одном из пароходов, он с ещё одной тёплой компанией политических эмигрантов загрузился за это плавсудно и отправился в Россию. Ну что я могу сказать: где-то между Англией на рейде этот пароход был потоплен немецкой подводной лодкой. Ловко! Да. Некоторые спаслись, воспользовались корабельными шлюпками, но Карпович не спасся, Карпович закончил свои дни в пучине морской. И надо сказать, что вот этот вот теракт... Ну вот опять-таки, смотри, были... давай рассуждать с тобой здраво: были предприняты вот эти вот меры – временные правила, тут совершается теракт, протестующий прежде всего против этих правил. Как должно вести себя правительство в этом случае? Если правительство сильное, то оно не даст слабины, но это правительство, испугавшись вот этого акта, тут же отменило эти временные правила, чем наглядно показала, что тема работает. Можно добиться многого. Тема работает, да, т.е. это не просто теракт, собственно, в этом смысл терроризма и есть – т.е. ты совершаешь какие-то убийства, какие-то там взрывы, насилие и т.д., и правительство идёт на уступки, и чем дольше ты будешь на него давить, тем больше ты добьёшься прекрасного. И оно, собственно, так и началось, ибо Мариинский дворец, вот у меня книжечка, я чуть-чуть потом расскажу – Мариинский дворец был построен прямо покажу для кого – для Марии Николаевны, старшей дочери Николая Первого, для её семейства. Это вообще квартира, частная квартира, а сейчас там правительство Петербурга заседает. Ну, домик, так скажем. Домик, да. Видите – умели тогда жить. Вот этот вот Степан Балмашёв, вот у меня есть два его портрета: он есть вот такой вот и есть вот такой вот – Степан Балмашёв был сыном народника Валерьяна Балмашёва, соответственно, яблоко от яблони. И вот как раз-таки в 1900 году он поступил в Киевский университет, ну и дальше схема тебе уже известна на примере Карповича – что бы ни делать, лишь бы не учиться. Он участвовал во всех студенческих волнениях и как раз загремел вот под эту вот лавочку. Причём потом он ещё был арестован и отправлен в ссылку, и вот его-то как раз в виду полной неблагонадёжности ему отказали в приёме в любые учебные заведения, ну и соответственно, из Харькова, где он отбывал ссылку у родителей, вернулся в Киев, а потом он перебрался в Петербург, и 2 апреля 1902 года он в форме офицера подъехал к Мариинскому дворцу в пролётке с пакетом, якобы, от Великого князя Сергея Александровича, который был тогда губернатором Москвы, сказал, что у меня пакет для министра внутренних дел. Министром внутренних дел тогда был Дмитрий Сипягин, вот его портрет, я потом покажу ещё один портрет и расскажу про него. Что делает охрана – охрана ведёт его к Дмитрию Сипягину, непосредственно к министру внутренних дел, он был в форме адъютанта. Причём когда он приехал, министра не было на месте, и флигель-адъютант сказал, что он ещё не прибыл, на что Балмашёв сказал: «Ну я подожду», и сел его ждать. Вот он сидит, ждёт – приезжает министр, тот подходит к нему с этим пакетом, отдаёт, ну и сразу же стреляет в него, высаживает почти всю обойму в этого министра. Другое дело! Да, этот уже скончался через час буквально. Балмашёва моментально приняли, надо сказать, что параллельно с этим убийством должно было происходить ещё убийство вот героя нашего прошлого повествования Победоносцева, причём в воспоминаниях Чернова пишется, что да, это должен был быть двойной теракт, оно не совершалось... второй теракт не совершился по той простой причине, я уже рассказывал, что послали телеграмму и перепутали в фамилии две буквы, но вот в воспоминаниях у Гершуни написано, что если Балмашёв был такой молодой бравый офицер, то вот неизвестно, кто это был, но Победоносцева должен был убить какой-то старец в генеральской форме, опять-таки, к сожалению, кто и что, это неизвестно. И я бы хотел вам зачитать, у меня вот есть такой сборник «Охранка», я бы хотел зачитать вам воспоминания Мартынова, он как раз тогда находился в Петербурге при жандармском управлении, которое находилось на Тверской улице – у нас тоже есть Тверская улица рядом с Таврическим садом. Вот он пишет, что «весной 1902 года последовало убийство министра внутренних дел Сипягина. Немедленно после совершения убийства в управлении были получены распоряжения от Департамента полиции... Проведение этого дознания было поручено жандармскому генералу А.И. Иванову, а наблюдение за этим производством взял на себя товарищ прокурора Петербургской судебной палаты М.И. Трусевич» - это, кстати, будущий директор департамента полиции. «Мне пришлось принять некоторую вспомогательную роль и присутствовать при первом допросе, при допросе убийцы, Степана Балмашёва. Не помню, почему именно, но в момент привоза в управление арестованного Балмашёва не оказалось налицо генерала Иванова (который должен был этим заведовать – П.П.), и для соблюдения формальностей М.И. Трусевич вызвал меня в кабинет...» Тут он описывает Трусевича таким следователем по Достоевскому – т.е. этот вот Порфирий известный в «Преступлении и наказании», и вот он дальше пишет: «Я очень хорошо помню появление Балмашёва в кабинете М.И. Трусевича. К моему крайнему изумлению, в кабинет, в сопровождении двух жандармских унтер-офицеров и ротмистра Гришина, вошёл… офицер, высокий, здоровый, рыжеватый блондин, с красноватой, нечистой кожей на лице». Здесь этого не видно, на самом деле, потому что фотографии такие, но вот он высокий такой, рыжеватый, с красноватой недоброй кожей на лице. «Офицер этот был в так называемой обще-адъютантской форме, но она была надета небрежно, офицерское пальто расстёгнуто и помято. Это и был Степан Балмашёв, как известно, совершивший убийство министра Сипягина в вестибюле Мариинского дворца... Для меня, тогда ещё молодого офицера жандармерии, не искушённого в различных тонкостях следовательской «дипломатии» и проникнутого естественной в моём положении офицерской, да и специально жандармской, психологией, это было необыкновенное зрелище,» - т.е. он только-только начал свою деятельность, и тут вот уже такое. «...Трусевич, с некоторым простоватым радушием в голосе, предложил Балмашёву сесть к столу, за которым вёлся допрос, и, раскрыв объёмистый и очень изящный золотой портсигар, весьма любезно предложил ему папиросу, которой Балмашёв и воспользовался. Самая манера разговора, начатого и проведённого Трусевичем, шокировала меня «Как же это? – думал я. – Перед нами убийца министра, и с этим убийцей лицо, занимающее видное положение в правительственном аппарате, ведёт почти дружескую беседу!» Да и самый привоз Балмашёва в офицерском мундире в наше управление, хотя и в закрытой карете, указывал, по-моему, на какую-то будто бы растерянность власти или на то, что «на верхах» не было никого, кто распорядился бы переодеть Балмашёва в его обыденное платье». Соответственно, мы знаем даже, куда его привезли – его привезли на Тверскую улицу, был суд над Балмашёвым. С Балмашёвым как раз вот уже не церемонились – его приговорили к смертной казни и отправили в Шлиссельбург, потому что казни тогда совершались там, и Гершуни в своей... который тоже тогда был в Шлиссельбурге, и Карпович там был – они все там дружной компанией собрались, но об этом я расскажу отдельно, Гершуни как раз в своих воспоминаниях писал, что когда Карповича привезли... ой, извините, когда Боголепова привезли, как происходила казнь: его будили, он сначала встал, сказал: «Что, уже?» - и опять лёг спать. Его опять разбудили, он опять повернулся на другой бок и опять пытался заснуть, но его наконец поставили на ноги. Он бодро вышел, там его прямо повесили. Какая крепкая психика! Вообще, на самом деле, не у него одного. И вот уже вот этот... А тут вопрос: а их предупреждали там – типа, готовься, завтра утром повесят? Нет, никогда они не знали, когда их точно... Вот, например, Гершуни тот же самый ждал смертной казни в течение многих дней, т.е. он думал, что его совершенно точно повесят. Его помиловали, т.е. жизнь ему оставили, но это тема отдельного разговора, что, опять-таки, говорит вообще о нравах той эпохи. Балмашёва повесили, и вот этот вот теракт 1902 года стал... вот он уже был официально эсеровским терактом, они его признали. Разгорелась полемика – дело в том, что... как и Савинков, как и Балмашёв – они на самом деле... это было только становление всех вот этих идеологий, они... Балмашёв был и в марксистских кругах замечен, и поэтому социал-демократы настаивали на том, что это не эсеровский теракт, что Балмашёв просто выступал за поруганную честь всех студентов, а эсеры говорили: нет, это наш парень. Минуточку! Да, минуточку, это наш парень. И соответственно, это-то и является... 1902 год, Мариинский дворец – это-то и является началом террористической такой официальной эсеровской деятельности. Тут надо сказать один важный момент: дело в том, что сейчас... ну, в советское время, я про становление партии социалистов-эсеров расскажу в следующий раз, потому что там нужно будет рассказать про очень интересного персонажа по имени Михаил Гоц – это главный спонсор. Ну я уже говорил: там был триумвират – Виктор Чернов, идеолог-теоретик, Евно Азеф, руководитель боевой организации, и Михаил Гоц, главный спонсор. Партия социалистов-революционеров была очень популярна среди крестьян, потому что у них была своя аграрная реформа, программе, точнее. И сейчас, когда я смотрю то, что есть в интернете вообще, кто, что, о чём говорит, то я вижу, что пытаются сказать, что ну да, партия социалистов-революционеров, конечно, совершала теракты, но они потом от них отошли (конечно, когда Азефа разоблачили), и затем они уже пытались заниматься исключительно мирной деятельностью. Но крайне важно понимать, что без этих терактов они бы не стали бы столь известными и популярными в России, если бы их не было, потому что это был самый... ну как сейчас говорят, инфоповод, который гремел везде. Ну представь на секундочку, кто у нас сейчас министр внутренних дел? Не помним. О хорошем правителе народ не должен знать. Да. Ну вот представь: в Кремль подъезжает человек среди бела дня, приходит на приём. Ему говорят: «А министра ещё нет». Он говорит: «Я подожду». С оружием! С оружием, садится. Приезжает министр внутренних дел, он его пристреливает, его хватают. Ну т.е. для нас это сейчас нонсенс абсолютно, но контекст ситуации в то время был именно таким. И действительно, правительство было растеряно, потому что эпоха Александра Третьего расслабила общество, все решили, что этот вот народовольческий кошмар в прошлом, мы вступили в новую эпоху – но нет! И вот она. И вот оно началось. Пару слов про этот самый Мариинский дворец: каким образом вообще он, будучи построенным для дочери Николая Второго, вдруг оказался во владении города. Построил его... Во-первых, оцените отеческую заботу: папа сразу же подумал о том, что надо бы доченьке сделать соответствующий подарок. Доченька его в молодости выглядела таким вот образом – это, кстати, портрет небезызвестного вам Карла Брюллова. Симпатичная! Да, она... будет ещё более симпатичный портрет. Дворец этот построил вот этот во человек – А.И. Штакеншнейдер, который строил дворцы всем детям Николая Второго... ой, Николая Первого, извините: дворец Николая Николаевича-старшего на Благовещенской площади (площадь Труда), дворец Михаила Николаевича на Дворцовой набережной, затем, значит, в Петергофе для Ольги Николаевны, для Марии Николаевны, т.е. парень сделал прекрасную карьеру. Изначально эта территория выглядела вот таким вот образом, обратите внимание: т.е. вот это стоит – это предтеча вообще Исаакиевского собора, это ещё ринальдиевский собор. Видите – такой ров вокруг Адмиралтейства, Адмиралтейство было настоящей крепостью, и нету ещё этого самого дворца-то. Кстати, многие не знают, но со стороны Невы перед Адмиралтейством построены 3 дома практически незаконно, за взятки, которые его закрывают. Да, это ведомство, это отдельный сюжет. У меня есть прекрасная книжка из серии «Туристы в Петербурге» советская, и там об этом очень хорошо сказано. Действительно, раньше Адмиралтейство было такой буквой «П», потому что там внутри строились корабли. Доки. Доки. Строились они вплоть до эпохи Николая Первого, которому, во-первых, надоело, что у него там под окнами топоры стучат, а во-вторых, ну противопожарная безопасность, и поэтому их перевели туда ниже. Освободилась территория – вопрос: как этой территорией распорядиться? Дело в том, что Андреян Захаров, который строил этот комплекс, он, естественно, продумал, т.е. вы когда плыли по Неве, у вас открывалась такая очень красивая перспектива. Он двойной, на самом деле, т.е. там вот эта буква «П» двойная, там ещё два ряда зданий, но отдали под застройку, и там, действительно, сейчас... Ты пароходные экскурсии-то проводишь, нет? Слушай, ну мне предлагали, уже давным-давно – пока нет. Вот Егор Яковлев, я знаю, освоил этот процесс. С воды город выглядит вообще! С воды город выглядит совершенно иначе, и на самом деле, конечно, его надо смотреть с воды, потому что именно с воды он производит самое потрясающее впечатление. У нас одна из... может быть, даже самая широкая часть реки вот этой, которую вы не встретите нигде в Европе, там, неважно, где – в Будапеште, в Париже. Там реки есть, но они такие всё-таки поуже, а вот у нас это именно наше такое сочетание вот этой плоской панорамы и вот этой шири невской, оно, конечно... И скорости течения ещё – там особо-то не поплаваешь вручную. Так-так, вернёмся ко дворцу – и что, его вот сюда громоздили, да? Вот здесь вот, за мостом. Тут этот мост такой маленький пока, сейчас-то он такой, Синий мост – он один из самых широких мостов в Европе. Вообще раньше на том месте, где сейчас... Я вообще потерялся, да. Да, тут очень сложно. Вот это Медный всадник, здесь Нева. Видишь, как всё раньше было не так, как мы привыкли. Здесь вообще раньше было юнкерское училище, где учился Лермонтов и где он писал свои матные поэмы. И не только, да? Да. Зрел талант. Зрел талант. Вот Мария Николаевна, вот это мода того времени, посмотрите: очень симпатичная девушка. Симпатичная, да. «Уши спаниеля» по той моде, и вот я всегда очень люблю показывать вот эти два портрета – это журнал «Вог» 19 века: вот это Мария Николаевна, видите, тоже «уши спаниеля», а вот это вот некая Пушкина, но здесь она уже Ланская. И обратите внимание: они одеты абсолютно по одной и той же моде, т.е. шляпки, перья, причёски – всё вот прямо сходится. Пушкина – это в смысле Наталья? Да, Наталья Гончарова, но во втором браке она была Ланской. Говорят, была невероятная красотка, я читал? Она была... она и здесь, в общем-то, вполне, т.е. она была невероятная красотка, у Пушкина, в общем-то, губа не дура. Мария – соответственно, поэтому дворец назван Мариинским, да, на секундочку, она там поселилась, и была проблема у царских детей, заключавшаяся в том, что...особенно у дочерей, что их, как правило, выдавали замуж и отправляли в Европу, а Николай Первый очень любил свою дочь, и у них была прямо такая сакральная связь. Есть масса воспоминаний, например, как во врем я одного из приёмов... взгляд Николая Первого никто не выносил, он посмотрел на дочь, она посмотрела на него, он не стал отводить глаза, она тоже не стала отводить глаза, и вот они в такие гляделки начали играть. Чисто василиск. Да, и в итоге Николай Первый не выдержал. О! Николай Первый не выдержал – у неё был характер папочкин, на самом деле. И вот проблема: что делать-то? Надо бы, собственно, дочь пристроить, а отсылать её не хочется. Приехал герцог Лейхтенбергский, вот так вот он выглядит. Герцог Лейхтенбергский – это сын Эжена Богарне, а Эжен Богарне – сын, соответственно, извините, на секундочку, супруги Наполеона. Ну он был пасынок, правда, Наполеона. Это опять-таки нам говорит о том, что вот в то время не было, знаете, вот такого, как у нас, я не знаю, вражеская сторона – и всё, вот они нам враги, там, я не знаю, фашистская Германия, и т.д. Ну было бы странно, если бы сын Сталина женился на дочке Гитлера, например. Да, ну это как бы такое... Даже не то, что странно, а вообще... Да, такое, конечно, очень грубое сравнение, но тем не менее... Оно имело, как мне кажется, такой корневой смысл: мы тут кругом родня, и это ликвидирует массу конфликтов военных, которые можно решить на родственном уровне, встретившись, поговоривши, туда-сюда. Ярославна, королева Франции, заслана была именно для этого. Монферран, архитектор Исаакиевского собора, воевал в наполеоновских войсках, получил орден Почётного легиона – ничего, приехал в Россию, стал практически придворным архитектором Николая Второго. Булгарин, знаменитый публицист, тоже воевал, он вообще там польские корни имел – приехал, начал печататься. Т.е. вот не было ещё вот этого, понимаете, жёсткого патриотического разграничения в то время. И вот этот Лейхтенбергский... Это не значит, что тогда люди были умнее, и всё было устроено лучше, просто всё было не так. Конечно. Ну что такое герцогство Лейхтенбергское, ты можешь себе представить. Вообще Германия того времени – такое лоскутное одеяло, там куча – эти Вюртемберги, Гессен-Дармштадты, ..., и т.д., и т.п. Ему говорят: так вот... У них как-то что-то закрутилось, ему говорят: так оставайся... Мальчик с нами... Да, будешь нашим королём. Ну и он подумал и остался, они поженились. Пока строился Мариинский дворец, им выделили помещение в Зимнем дворце, и вот это очень показательный момент – что герцог Лейхтенбергский в отличие от наших Великих князей, которые максимум чем занимались – это военной и строевой подготовкой, он занялся наукой, причём прикладной наукой – он начал строить, делать опыты из области гальванопластики. Гальванопластика- это вот шоколадный заяц, представляешь себе, да, или там... Я работал в гальванопластике, я знаю, что это. Т.е. это изготовление очень тонкого металла посредством химической реакции, и это пришлось очень кстати, потому что как раз строился Исаакиевский собор напротив, и там по углам стоят фигуры, ну вот представьте – Медный всадник туда водрузить. Медный всадник реально целиковый. Вот инженер Якоби с подачи как раз герцога Лейхтенбергского изобрёл... Погорячились – целиковый... Нет, такие вещи изготавливаются – я как эксперт – методом выколотки, т.е. когда выколачивают отдельные части, потом их сваривают различными способами. Он же пустой внутри, Медный всадник. Медный всадник не пустой, пустой памятник Николаю Первому. Все пустые, я вас уверяю, даже статуя Свободы составляется из частей, а гальванопластика, по идее, ну я только с мелкими формами работал, у нас в основном была Тайная вечеря, она такая... она как горельеф, т.е. там некоторые части торчали, на неё там наливали резину, делали форму, а потом туда осаждался металл, и из этого получалась ну не как чеканка, а как литая такая штука, очень тонкая, мелкие детальки там видны, и всякое такое. Слушай, насколько я знаю... Вещь крайне полезная, не будем в дебри залезать, вещь крайне полезная, для определённых художественных решений просто незаменима. Ну факт в том, что она была изобретена здесь, в России. Этого не знал. Да, Якоби... ну как – в нашей Википедии написано, что он русский, в английской Википедии написано, что он немецко-еврейский. Какой кошмар! Это всё в корне меняет. Отношение к его творчеству должно измениться. Да, и вот с подачи вот этого герцога Лейхтенбергского как раз вот это всё пошло. Ну т.е. человек делом занимался? Человек занимался делом, впервые в мировой истории метод гальванопластики был применён именно для изготовления скульптур для украшения архитектурного памятника, т.е. все вот эти ангелы, барельефы, которые стоял на Исаакиевском соборе, сделаны методом гальванопластики, вот Якоби как раз этим и занимался. Он возглавил горное дело, он, соответственно, путешествовал туда... Он в зимнем дворце организовал себе лабораторию – ты можешь себе представить? В то время, как все там чайки-кофейки попивали и думали, с кем бы там замутить, человек, соответственно – ну немец, что ж поделать? Штольц. Да, Штольц – вот очень хорошее сравнение. И поехал, простудился и умер, умер молодым, ему не было ещё 40 лет. А надо сказать, что Мария Николаевна ещё при его жизни замутила с товарищем Строгановым, вот он. Этот Строганов – сын Александра Строганова и Натальи Кочубей, которой Пушкин посвятил «Полтаву»: «Богат и славен Кочубей, его луга необозримы...», «Тебе – но голос музы тёмной...» В общем, вот это он. И у них уже при жизни был роман, и там было несколько детей, и если по поводу старшего соглашались, что, скорее всего, да, это от него, то вот уже младшенькие – там были очень серьёзные подозрения, что они от него. Когда он умер, и вот здесь трагедия, понимаешь, трагедия царской семьи, и не только царской, вообще любой королевской семьи – ты не можешь жениться или выйти замуж за того, кого ты любишь, если он не того ранга, а ранг должен быть самый-самый-самый. Ну, можешь, но всё потеряешь. Да, совершенно правильно – можешь, но всё потеряешь, абсолютная правда. И Мария Николаевна, они в итоге обвенчались тайно в домовой церкви этого самого Мариинского дворца, об этом знали всего несколько человек, включая её братца, будущего Александра Второго, и пока Николай Первый жил, это всё держалось в тайне, они умудрялись это сохранять в тайне, но когда он умер, они через некоторое время раскрылись, и это был шок для вдовствующей императрицы, которая сказала: «Боже, я думала, что я потеряла мужа, но теперь я потеряла и дочь». Какая конспирация, слушай! Да, но при этом остались воспоминания про этого Строганова, двое есть воспоминаний – Оболенского и Сологуба, Сологуб – это писатель, а Оболенский – это один из деятелей как раз либеральных реформ при министре военном Милютине. Значит, они писали о том, что... вот особенно у Оболенского мне очень нравится – что вот этот Строганов был такой очень жёсткий кутила, на самом деле, и в год женитьбы на Марии Николаевне он особенно стал вести себя неподобающим образом, видать, чтобы отвести подозрение в том, что он может быть её супругом – это как вот с катехизисом революционера Нечаева, что революционер, чтобы отвести подозрение, должен упасть максимально низко. А Сологуб описывает совершенно потрясающий эпизод, как он, будучи где-то в немецкой Прибалтике нашей, там местные бароны, зная, что он такой любитель этого дела, решили его проучить. Их там было 17 человек, и они сказали: «А давайте вы теперь с каждым из нас выпьете по бокалу шампанского?», будучи уверены, что он, выпив 17 бокалов шампанского, рухнет. Он выпил, как огурчик остался, говорит: «А давайте теперь моё пари?» Говорят: «Давайте». – «А давайте теперь каждый выпьет по 17 бутылок шампанского?» Естественно, они после третьей все легли, а он встал и поехал. Сынки, блин! Да, и у неё, соответственно, было несколько детей, про которых я не буду сейчас подробно рассказывать, буквально просто вкратце скажу: вот Николай Лейхтенбергский – это который её сын, он был... он замутил с госпожой Акинфьевой, в девичестве Анненковой... Акинфеевой... ...за которой ухлёстывал ни больше ни меньше как наш министр иностранных дел канцлер Горчаков, причём Горчаков был 1798 года рождения, а она была 1840 года рождения, и дело в том, что министр Горчаков... у него... наше министерство тогда располагалось в левом крыле Главного штаба, где сейчас импрессионисты висят эрмитажные, там же была его казённая квартира, а в правом крыле было как раз Управление вот этих горных дел. В левом крыле поликлиника ГУВД, как сейчас помню, была. Потом... нет, так это вообще всё это здание было под вояками. Сейчас левое... ну не сейчас, там несколько лет назад левую часть оттяпали и отдали Эрмитажу, чтобы они повесили туда всех этих Матиссов, Ван Гогов и импрессионистов. И там, кстати, есть, если вы пойдёте дальше, там есть экспозиция, которая посвящена как раз Министерству иностранных дел, и там же была казённая квартира этого Горчакова. Горчаков – это был человек, который учился вместе с Пушкиным, он был последним оставшимся в живых из первого легендарного лицейского выпуска. Он за ней ухлёстывал, за ней ухлёстывал Тютчев, который написал совершенно потрясающие стихи, что «при ней и старость молодела, и опыт стал учеником, она вертела, как хотела, дипломатическим клубком». Ха-ха! Мерзавка! Ну естественно, Николай Лейхтенбергский попал под её обаяние, и соответственно, Мария Николаевна, у меня есть, кстати, портрет её в более старшем возрасте, Мария Николаевна, которая сама была не без греха, совершенно пришла в ужас от того, что её дорогой сынок может жениться неподобающим образом, пыталась этому помешать, но... Неведомо на ком, да? Да, неведомо на ком, но... Вот она уже в более старшем состоянии, вот это её супруг герцог Лейхтенбергский. Интересно, кстати – уже тогда фотография была, чего они не фоткались? Ну, ещё да, в основном портреты ещё были. Ну, видимо, это круче было. Да, и на самом деле, Горчаков, когда понял, что он перестарался с этой Акинфьевой, он как раз постарался их поженить, т.е. там была целая такая интрига, и он, в общем-то, себя спас. Дальше у неё был сын вот этот вот – Георгий Лейхтенбергский, который был женат дважды, вторая его супруга была одна из сестёр черногорских, которых называли «черногорскими пауками». Витте называл – Стана и Милица, на одной их них был женат Николай Николаевич-младший, а на другой – этот герцог Лейхтенбергский, которого Александр Третий насильно поженил на ней, и именно через этих вот как раз черногорских принцесс Распутин-то и попал во двор. И был у неё ещё один прекрасный сынок – Евгений Лейхтенбергский, вот этот вообще просто зажигал не по-детски. Вообще ничего общего в лицах. Ну да-да, ты понимаешь, Евгений Лейхтенбергский. Причём, видишь, эти-то уже всё-таки бородатые. Евгений Лейхтенбергский, у которого была любовница Зинка Скобелева, сестра белого генерала Скобелева. Я тут, короче, извини – я тут был вчера буквально в Москве, у меня было 2 часа свободного времени, у меня была встреча, и я поехал, заехал в музей в переулке, который отходит от Старой Басманной, и там усадьба, и в ней экспозиция – выставка, посвящённая поставщикам двора Его Императорского Величества, купцам. И там, естественно, шустовские все бутылки и... господи, забыл фамилию, ну т.е. Шустов – производитель алкоголя, а была фамилия, которые непосредственно эти бутылки делали, и там реально бутылка в форме Скобелева... Я тебе клянусь, я сфотографировал – т.е. реально водочная бутылка в виде Скобелева, и ещё... Я об этом читал: когда был юбилей Пушкина в 1899 году, Шустов выпустил Пушкинский коньяк, я думал, что тоже это байка – нет, там реально бутылка в виде Пушкина. Пушкин такой... Наливает, да? ...у него пробка в башке. Я это всё зафоткал, ну т.е. совершенно вообще, каждый раз удивляешься. И вот эта вот Зинка Богарне, она тоже потом удачно себе сделала карьеру, получила титул Богарне тоже, она была любовницей другого Великого князя – Алексея Александровича, это князь Цусимский, «7 пудов августейшего мяса», который всё сделал хорошо, чтобы мы флот наш... наша броня была не такая броневая, как нужно. И он был на ней женат, на этой Зинке Скобелевой, а она была любовница Алексея Александровича, и они вот так втроём по Европе путешествовали, наводя страх и ужас, и прочее. И по рассказам некоторым Алексей Александрович иногда, он был такой огромный, ну я вот этот фильм с Мэлом Гибсоном, где в Америке там он снимается, Джуди Фостер, там карточная игра, я не помню... господи, как он называется? Там есть совершенно безумный русский князь... «Мэверик»? «Мэверик». Безумный русский князь – это вот как раз прототип Алексей Александрович. Он, действительно, ездил в Америку, охотился на буйволов, был такой силач – он этого Евгения Лейхтенбергского пару раз выкидывал из окна своего дворца на Мойке 122, там, где сейчас Дворец музыки. В общем, там такие высокие отношения. Ну и просто я к тому, что вот такое потомство, и это нормальная история. Русский музей точно так же стал музеем – потому что потомки Елены Павловны и Михаила Павловича себя изжили. В какой-то момент им просто стало... у них накопилось столько долгов – они были вынуждены продать этот дворец Мариинский, почему туда и заселился сначала Государственный Совет – вот эта знаменитая картина, про которую мы говорили, Репина там висела, а сейчас там располагается непосредственно правительство Петербурга. Кстати, очень интересный момент: мне кажется, что вообще должна быть государственная программа по вскрытию захоронений, извлечению костей, биологического материала из них и установления материнства, отцовства, родства, чтобы было понятно, кто, от кого, куда и как. Сейчас это тихо-тихо двигается в отношении живых людей, когда там всякие ДНК-экспертизы. Помнишь, там одно время пуля гуляла, что когда в Британии начали массово этим заниматься, то выяснили, что примерно 30% детей не от тех отцов. Ну, на это, во-первых, нужны деньги, на самом деле, во-вторых, на это нужно... кто-то должен этим заняться, и в общем, самый ярчайший пример, и потом есть РПЦ... самый ярчайший пример – это останки Николая Второго и его семьи, которые до сих пор Церковью так и не признаны. Ну это у них свои внутренние кривляния, потому что сначала сказали одно, а теперь придётся сказать другое, и как-то непогрешимость высказываний может пострадать – что ж вы тогда-то там несли, а теперь оказалось не так? И чтобы закончить нашу тему – Мариинский дворец вот этот вот, он, обратите внимание, это с крыши Исаакиевского собора... С колоннады, наверное? Да, с колоннады. В какой-то момент и он тоже был покрашен, как и Зимний дворец, как и Главный штаб, единым просто... Красный, да? Ну он был такой, тёмным суриком был покрашен, и вот Мариинский дворец тоже не избежал этой участи. И надо сказать, что рядом там располагалась гостиница «Бристоль», где был совершён взрыв случайный, где погиб террорист Швейцер, но об этом мы поговорим уже в одном из следующих выпусков, а в следующий раз мы уже посвятим наш выпуск вот этому прекрасному человеку – Григорию Гершуни и становлению боевой организации партии социалистов-революционеров и потихонечку перейдём уже к убийству В.К. Плеве – это следующий министр внутренних дел, которого буквально спустя пару лет они укокошили, и это был самый первый такой уже, действительно, прогремевший террористический акт, прогремевший на всю Россию. А вот это немецкое посольство, нет? Вот смотри, я тебе объясню... Там, говорят, раньше решётки были со свастиками. Вот это немецкое посольство, это бывшее, на его месте потом по проекту Питера Беренса было построено современное здание, там сверху была скульптура, которую во время немецкого погрома скинули и оттащили в Мойку. В 1914 году – многие не в курсе – у нас громили немецкие постройки. А с этой стороны гостиница «Англетер». «Англетер» и «Астория» да. Я с ужасом как-то недавно понял, что «Англетер» - это «Англия» по-французски. Ну, «терра» - это «земля» потому что, «земля англов». Там повесился гражданин Есенин, а в святые 90-ые, помню, там 3 человек на пороге застрелили – такой шухер был! Жалко, тогда не было телефонов, а фотографировать было не принято – отличные фотки были бы от святых 90-ых. Ну в общем, вот, дорогие друзья, смотрите, как весело начался 20-ый век в Российской империи – грохнули в 1901 году министра просвещения, в 1902-ом – министра внутренних дел, а буквально потом, о чём мы будем говорить в следующих наших выпусках, грохнут второго министра внутренних дел и дядю царя – губернатора Москвы, прямо в Кремле, вот прямо-таки в Кремле. Об этом в следующий раз. Обалдеть! Спасибо, Павел Юрьевич. Продолжаем погружаться в историю родной страны. А на сегодня всё. До новых встреч. Не забываем ходить на экскурсии – линки под роликом.
12 ноября 1727 года родился Иван Иванович Шувалов. Он станет первым куратором Московского университета, президентом Академии художеств, но самое главное - фаворитом самой Елизаветы Петровны. И в этой "должности" он будет не одинок.
Шувалов Иван Иванович (1727-1797)
Александр и Петр Шуваловы стремились использовать двоюродного брата для усиления своего влияния. Именно они обратили внимание императрицы на молодого красавца, который, кроме того, отличался прилежанием и любовью к чтению. Сначала ему были дарованы золотые часы, позже звание камер-пажа, а затем и камер-юнкера (сложилось так, что А. Разумовский просил о пожаловании соперника). Новый всемогущий фаворит употреблял свое влияние на пользу Отечеству, заботился о двух своих главных детищах - Московском Университете и Академии художеств, нередко забывая о себе, довольствовался личным расположением императрицы. Шувалов так и не принял пожалованного ему графского титула. После смерти своей благодетельницы Иван Иванович был в отчаянии. К новому двору он не пришелся и был отправлен для "поправления здоровья" за границу. Однако через 14 лет все-таки вернулся, так и не обзаведясь семьей. И действительно, кто мог сравниться с блистательной Елисавет?
Бутурлин Александр Борисович (1694-1767)
Денщик Петра I не только дослужился до камергера любимой царской дочки, но и стал ее первым явным фаворитом. Петр II довольно благосклонно относился к любимцу тетки, к которой сам, вероятно, испытывал не только родственные чувства. А препятствием к связи с цесаревной послужила не супруга Бутурлина А.М. Голицына, скончавшаяся к тому времени, а ссора с И. Долгоруким. Фаворит был отправлен воевать на Украину. Несмотря на свою ветреность Елизавета обладала прекрасной памятью и всегда с большим вниманием относилась к своим прошлым увлечениям. Александр Борисович был назначен главнокомандующим в Малороссии, а в день коронации произведен в генерал-аншефы. Да и в дальнейшем Бутурлин не мог пожаловаться на свою стремительно развивавшуюся карьеру: среди прочего он получил чин генерал-фельдмаршала и графское достоинство. Стоит отметить, что личную жизнь ему также удалось наладить: уже в 1730 году он женился на Е. Б. Куракиной, конечно, не дочь Петра, но его сподвижника.
Нарышкин Семен Кириллович (1710-1775)
Семен Кириллович принадлежал к роду Нарышкиных, тесно связанному с царствующей династией. Однако в литературе нередко намеренно преувеличена степень родства Елизаветы и ее фаворита, его называют троюродным, а то двоюродным братом царевны, хотя на самом деле он был четвероюродным братом Петра I. Несмотря на строгость церковных законов, родство между отдельными ветвями Нарышкиных было так отдаленно, что потомки разных поколений свободно вступали в брак. Что же касается Елизаветы Петровны и Семена Кирилловича, то ходило множество самых разнообразных слухов, особенно среди иностранных посланников, в том числе о том, что между ними был заключен тайный брак. Но и здесь вмешался царствующий племянник Петр II и выслал фаворита. Во времена правления Анны Иоановны он обосновался в Париже под фамилией Тенкин. После восшествия на престол Елизавета пожаловала его в камергеры и отправила посланником в Англию, но вскоре вернула в российскую столицу, где Нарышкин стал широко известен своей любовью к роскоши и роговой музыке. В 1746 он женился на М. П. Балк-Полевой, которая вызывала явную ревность у Елизаветы: "однажды при всем дворе она подозвала к себе Нарышкину, жену обер-егермейстера, которая, благодаря своей красоте, прекрасному сложению и величественному виду, какой у нее был, и исключительной изысканности, какую она вносила в свой наряд, стала предметом ненависти императрицы, и в присутствии всех срезала ножницами у нее на голове прелестное украшение из лент, которое она надела в тот день".
Шубин Алексей Яковлевич (?-1765)
Семеновскому полку было суждено сыграть важную роль при воцарении Елизаветы, однако задолго до этого один из семеновцев стал особенно близок будущей государыне. Красивый, ловкий, энергичный ординарец цесаревны очевидно видел в ней не только прелестную танцовщицу и страстную охотницу, но дочь Петра I, которая могла претендовать на отцовский трон. И вновь личное счастье Елизаветы было расстроено царствующей особой, теперь уже сестрой Анной Иоановной. На этот раз местом ссылки стала не Украина и не Франция, неосторожного в высказываниях фаворита сначала отправили служить в Ревель, а затем и вовсе арестовали, сослали на Камчатку, а к тому же насильно женили на камчадалке. Не могла Елизавета забыть о том "невинном претерпении", которое выпало на долю ее возлюбленного. После смерти Анны Иоановны цесаревна начала поиски, которые продолжались и после ее вступления на престол. Нашли его случайно, ссыльный опасаясь новых пыток долго не признавался, что это именно он Алексей Шубин, лишь после слов занимавшегося его поисками Булгакова о том, как расстроится императрица Елизавета, он все-таки открылся и отправился в Петербург. Изрядно постаревший Шубин из прапорщиков был произведен в генерал-майоры Семеновского полка, награжден орденом Александра Невского и пожалован богатыми поместьями, в которые вскоре удалился.
Лялин Пимен Васильевич (?-1754)
Принадлежавший к старинному, но обедневшему боярскому роду Пимен Лялин служил камер-юнкером герцога Карла-Августа Голштинского, жениха Елизаветы, умершего от оспы незадолго до свадьбы. Тогда Пимен Васильевич перешел на службу к самой Елизавете, однако внимание на статного гоф-фурьера она обратила лишь после вынужденного расставания с А. Шубиным. По легенде, особую роль здесь сыграл щеголеватый матросский костюм, в котором Лялин катал цесаревичу по Москва-реке. Впрочем, новый герой романа не только умел эффектно грести веслами, но обладал также хорошими манерами и резкостью суждений, которые благодаря покровительству Елизаветы сходили ему с рук. Сердце императрицы уже давно было занято другим, но она, как обычно, не забыла привязанности своей юности и щедро наградили Лялина чинами и землями.
Алексей Григорьевич Разумовский (1709-1771)
Однажды увидев малороссийского певчего в придворном хоре, великая княжна упросила отпустить его к малому двору. Несмотря на наличие соперников, он сразу стал пользоваться особым расположением. В отличии от своих предшественников Алексей Розум не втягивал свою возлюбленную в опасные предприятия, связанные со свержением ее властной сестры Анны Иоановны. Однако Разумовский поддержал ее окружение, настаивавшее на перевороте в 1741 году. Он любил пышные праздники и не имел особой склонности к государственным делам, однако прочно занял место в сердце влюбчивой Елизаветы. Именно ему было суждено стать морганатическим супругом новой императрицы, которая осыпала мужа дорогими подарками и нежными знаки внимания. Они вместе ездили на родину Алексея Григорьевича и навещали его мать в Козельце. Императрица постоянно приезжала в подаренные Разумовскому имения, особенно любила Гостилицы под Петербургом. Алексей Григорьевич тяжело переживал появление молодых фаворитов, однако на протяжении всей жизни оставался одним из самых близких Елизавете людей.
Бекетов Никита Афанасьевич (1729-1794)
Внимание императрицы к И. И. Шувалову расстраивало не только Разумовского, но и его друга канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, ярыми противниками которого была шуваловская партия. Канцлер решил сам сотворить нового фаворита для государыни. Выбор пал на Н. А. Бекетова, воспитанника Кадетского корпуса, игравшего роли первых любовников в представлениях, устраиваемых сначала в самом корпусе, а затем и при дворе. Юный фаворит носил великолепные кружева, роскошные часы, кольца и украшенные бриллиантами пряжки. Кроме того, Бестужев уговорил Разумовского взять Бекетова к себе в адъютанты. Юный актер даже получил апартаменты при дворе, больше года они одновременно с И.Шуваловым жили при дворе. Последний даже на некоторое время покинул Петербург. Встревоженные старшие братья Шуваловы приняли все меры, дабы удалить его от двора. Неопытный царедворец, перелагавший свои стихи на музыку, которые для него исполняли молодые придворные певчие, имел неосторожность прогуливаться с ними в тени петергофских аллей, что стало поводом для обвинения в разврате. П.Шувалов довершил начатую интригу, посоветовав доверчивому юноше мазь от веснушек, от которых он весь покрылся сыпью. Императрице нашептали, что эти угри - результат его зазорного поведения. Елизавета переехала в Царское село, запретив влюбленному следовать за ней. Несчастный заболел горячкой и чуть не умер. Он был удален от двора, однако сделал карьеру, получив должность астраханского губернатора. Бекетов так и не женился, хотя оставил воспитанницу, названную Елизаветой.
Шувалов, Иван Иванович
Д. т. с., обер-камергер, генерал-лейтенант, генерал-адъютант императрицы Елизаветы Петровны, председатель капитула орд. св. Владимира, первый куратор Московск. университета, президента Акад. Художеств, род. 1-го ноября 1727 г., ум. 14 ноября 1797 г.
И. И. Ш. был сын Ивана Максимовича Младшего, человека бедного и незнатного. Еще мальчиком Ш. попал ко двору императрицы Елизаветы, как надо полагать, благодаря покровительству двоюродных его братьев Александра и Петра Ивановичей, или, как указывают некоторые источники, вследствие протекции Мавры Егоровны Ш. Уже в 1745 г., в бытность великой княгини Екатерины Алексеевны в Ораниенбауме, он состоял при ней камер-пажом. В. кн. составила о нем очень хорошее мнение. По ее словам, Ш. был тихим и скромным молодым человеком; бедность и пренебрежение, с которым относились к нему его знатные родственники, делали его одиноким. В качестве пажа он большей частью находился в передней Екатерины, и она заставала его всегда в книжкой в руках. Жажда знания и любовь к просвещению обнаружились в нем очень рано. Похвалы великой княгини обратили на Ш. внимание приближенных Елизаветы, а красота и привлекательный характер, которыми отличался он, вскоре дали ему возможность занять очень высокое положение при дворе. Скудость биографических сведений лишает нас возможности выяснить, каким образом Ш. мог получить то прекрасное, по своему времени, образование, о котором единогласно свидетельствуют все источники. Несомненно, что от природы, помимо прекрасной наружности, он обладал ясным умом, кротким характером и тем человеколюбием ("людскостью"), которое так выгодно отличало его от всех временщиков предыдущих царствований. Но помимо этих дарований, он имел много навыков, которые даются только лишь воспитанием: он был образован, знал иностранные языки, умел с большим достоинством и тактом держать себя в обществе; для сына бедного дворянина первой половины XVIII в. это необычно. Конечно, вряд ли заслуживает доверия известие о том, будто своим воспитанием и образованием Ш. обязан какому-то французскому актеру. По другим сведениям, в 1737 г. он поступил в гимназию при Академии Наук, где и пробыл до 1743 г.
В первые годы службы при Екатерине Ш. пережил неудачный роман: он увлекся княжной Анной Гагариной, богатой и умной девушкой, старше его лет на десять. Их браку воспротивились родные Ш., и так как он находился в большой зависимости от них, то брак этот не состоялся. Должно быть истинной причиной несогласия Шуваловых на этот брак было намерение провести И. И. в фавориты, к чему в 1747-1748 г. у них могли уже быть некоторые основания. Осенью 1749 г. Ш. начинает приближаться к большому двору и во время сборов для поездки в Москву открыто говорят уже о новом фаворите. 4 сентября 1749 г., в бытность императрицы в Воскресенском монастыре, камер-паж Ш. пожалован в камер-юнкеры, а 1-го августа 1751 г. сделан камергером с окладом жалованья по званию. Этот случай был симптомом нового усиления Шуваловской партии, которая во все время царствования Елизаветы то поднималась, то падала. Хотя партия эта вовсе не пользовалась общими симпатиями, но многие надеялись, что благородная личность нового любимца явится смягчающим и примиряющим началом в борьбе сильных людей у престола. Первые годы Ш. должен был делить привязанность государыни не только с ее старым фаворитом, гр. А. Разумовским, но и с новыми симпатиями, Каченовским и Бекетовым. Падение этих случайных людей всегда сопровождалось целым морем сплетен, и часто имя Ш. повторялось в них в связи с очень непривлекательными обвинениями.
Иногда на Ш. обрушивались и с другой стороны: из-за него подвергались преследованию те особы, которые пользовались до или во время фавора его вниманием. Так, например, пострадала Нарышкина и упомянутая выше княжна Гагарина. Все эти обстоятельства могли лишь вооружить общество против Ш. Однако в 1754 г. мнение о нем, как о человеке гуманном и порядочном, находит все большее и большее распространение в среде лиц, его знавших. Отмечают его благотворное влияние и на императрицу, и на двоюродного брата Петра, человека подчас очень жестокого и крутого, Наконец, видят в нем покровителя искусства и науки в России. С развитым умом и вкусом сам Ш. не был чужд творчества. В оставшейся после него записной книжке сохранились опыты стихотворений, очень недурных для того времени. В качестве мецената Ш. со времени своего фавора берет под свое покровительство М. В. Ломоносова, вступает с ним в близкие сношения и даже учиться у него, как видно из сохранившегося конспекта Ломоносовской риторики, писанного рукой Ш. Не раз приходилось Ш. являться защитником Ломоносова при его борьбе в Академии, докладчиком его заслуг перед императрицей и даже вдохновителем его трудов: ему написано знаменитое послание "о пользе стекла", он побуждал (в 1753-55 гг.) Ломоносова писать историю России, в знании которой лично чувствовал большую необходимость. Наконец, и в материальном отношении Ш. приходил на помощь Ломоносову, способствовал, например, получению Ломоносовым имения для устройства фабрики разноцветных стекол, применяемых в мозаичной работе.
Сближение Ш. с Ломоносовым, таким образом, было ко взаимной пользе и к общему интересу. Благодаря ему возникла и мысль об основании университета. Ломоносов приписывает инициативу в этом деле себе: "я первый причину подал к основанию университета", говорит он; но если эта идея принадлежит ему, то несомненно, что проведение ее в жизнь и быстрое осуществление ее в неблагоприятных для просвещения условиях тогдашней действительности, принадлежит Ш.
В 1754 г., во время пребывания государыни в Москве, было решено основать университет. Главным советчиком по этому делу явился, конечно, Ш., который по возвращении в Петербург уведомил о принятом решении Ломоносова и при этом прислал черновое доношение об университете в Сенат. По совету Ломоносова, Ш. составил и второе доношение, более полное, чем первое, и 19-го июля 1754 г. гр. Петр Иванович Шувалов предложил Сенату это доношение с приложением проекта и штата учреждаемого в Москве университета для дворян и разночинцев и двух гимназий: одной для дворян, другой для разночинцев. Сенат одобрил предложение Ш. и постановил доложить его на благоусмотрение императрицы. Ассигнование, предложенное Ш. в 10000 р. ежегодно, повышено было до 15000 p., в целях приискания лучших профессоров и учителей и на покупку потребных книг. 12-го января 1755 г. императрицей был подписан указ об учреждении университета и гимназий. Таким образом Ш. удалось связать свое имя с учреждением в России первого рассадника высшего образования, но он этим не ограничился и решил принять участие в организации его, взяв университет под свое начальство. В проекте университета значилось, что "нужно к одобрению науки, чтобы сама императрица взяла университет под свою протекцию и поставила одну или двух знатнейших особ кураторами". Этот пункт проекта был исполнен, и первым куратором университета был назначен Ш. Ввиду того что университет, кроме Сената, не был подчинен никакому присутственному месту, значение куратора в жизни нового учреждения было очень великое директор университета был подчинен только ему, никто из профессоров не мог по своей воле выбирать себе систему преподавания или учебник, но все обязаны были следовать тому порядку и тем авторам, которые будут предписаны "профессорским собранием и от кураторов". Наконец, по проекту предполагалось, что все служащие в университете без ведома и позволения кураторов и директора не будут подлежать иному суду, кроме университетского. Следуя этому уставу, участие куратора в ходе университетских дел должно было быть постоянным и очень значительным. Ш. отнесся к своему новому детищу с большим вниманием и заботой, конечно постольку, поскольку дозволяли ему это постоянная жизнь в Петербурге, вдали от университета, и досуг среди той массы дел, которыми его особенно стали обременять, именно, с 1754 г. Несмотря на обилие их, Ш. заботится о покупке для университета книг и разных пособий, о приглашении из-за границы преподавателей и т. д. Конечно, все эти услуги были бы более значительны, если бы в это время на него не легло бремя новых обязанностей и дел. Одновременно с учреждением университета началось еще одно благое дело, почин и проведение в жизнь которого связано с именем Ш. В 1757 г. он представил Сенату проект и штат Академии Художеств в С.-Петербурге, предлагая "взять в оную способных учеников из Московского университета, которые уже и определены учиться языкам и наукам, принадлежащим к художествам". Это представление, одобренное Сенатом, было утверждено императрицей, и с 1759 г. на содержание Академии из штатс-конторы стали отпускать по 6000 p. в год. Сначала Академия существовала без особого регламента. Она числилась при Московском университете (хотя помещалась в С.-Петербурге) и имела лишь своего инспектора. Под его наблюдением на казенном содержании жило несколько человек из первых учеников Московского университета, обучаясь закону Божию, иностранным языкам, географии, арифметике, геометрии, истории и мифологии, а также рисованию, скульптуре и архитектуре. Затем был приглашен еще преподаватель анатомия и выписан из Франции резчик, а позднее еще несколько профессоров живописи и граверного дела из Франции и Германии. Ш. принимал очень живое участие в жизни Академии: он требовал ежемесячных списков учеников с указанием их успехов, приглашал знатных посетителей, похвалы и награды которых поощряли учеников, и сам жертвовал книги и картины из своих богатых коллекции. Заботясь о лучшем положении Академии, Ш. занялся составлением подробного регламента и в начале 1761 г. представил проект его императрице. Согласно ему, Академия должна была состоять из президента, директора, советников и секретаря. Преподавательский состав был из 5 профессоров, 6 академиков и 8 адъюнктов. Учащихся полагалось 40, все на казенном содержании. Кроме этого штата, при Академии могли быть почетные члены из знатных особ и вольные ученики. Президент, которым был сам Ш., имел "главное смотрение над Академией", он приглашал профессоров и учителей и определял как их обязанности, так и программы преподавания. Ему же принадлежало председательство при совещаниях директора с профессорами об успехах учеников. Хотя этот проект не был утвержден, но Академия в первые годы своего существования жила, приближаясь к нему. Не оставлял Ш. без внимания и общий ход дел Академии, внушая начальству ее собираться для обсуждения дел не менее 3-х раз в неделю и представлять ему доношения о всем, что зависит от решения его, президента.
Уже в 1760 г. из числа академических учеников были выделены лучшие, заслуживающие отправки за границу; это были знаменитые впоследствии Лосенко и Баженов.
Провести в жизнь "регламент" и окончательно установить порядок жизни Академии помешали Ш. те же обстоятельства, которые препятствовали ему довести до конца и университетские дела. Родственная и партийная близость с Шуваловыми и случай делали его главной государственной пружиной жизни России, именно главным лицом того правительственного круга, который фактически управлял Россией в последние шесть лет царствования императрицы Елизаветы. Недаром Вольтер писал по поводу поездки Ш. за границу: "C"est ex-empreur de Russie qui nous vient". Если взять эти слова по существу - они верны. Редкий из фаворитов, даже в России XVIII в., имел такую полноту власти, как Ш., хотя вряд ли он искал ее: его побуждали к тому малообразованность, бездеятельность и, наконец, болезнь императрицы, вследствие которых государственные дела шли слишком медленно или совсем не подвигались за невозможностью видеть государыню и докладывать ей. Единственный, кому это удавалось, особенно же в последние два-три года жизни Елизаветы, был Ш. Между тем Россия с 1754 г. начала переживать ряд событий, приведших ее к международным столкновениям, разрешившимся в Семилетнюю войну, и к ряду внутренних потрясений, связанных с вопросом о престолонаследии. И в тех, и в других Ш. пришлось сыграть значительную роль. Выросший на французской литературе, приближенный к императрице, известной своим французолюбием, Ш. всегда слыл за ярого сторонника Франции; события в Европе привели к тому, что Ш. мог на деле проявить свои симпатии. Уже в мае 1753 г. было принципиально решено, что Россия примет энергичные меры, вплоть до войны, в целях обуздания "скоропостижного" прусского короля Фридриха Великого, грозившего расширением пределов своего государства и усилением его нарушить политическое равновесие Европы. Приходилось искать союзников для этого сложного и тяжелого предприятия. Помимо естественного в этом деле, по тому времени, нашего союзника Австрии, нужно было привлечь к совместным действиям Англию или Францию. В России были сторонники той и другой. Явно англофильскую политику вел партийный враг Ш., канцлер гр. А. П. Бестужев, официальный руководитель иностранных дел императрицы Елизаветы. Но, по обычаю XVIII, а отчасти и XIX в., у него за спиной шла другая дипломатия, тайная, но не менее значащая, чем официальная. Ее руководителем во Франции того времени был принц Конти, а в России - гр. М. И. Воронцов и И. И. Ш., симпатии же этих лиц были на стороне Франции и против Англии.
Вследствие этого, в то время, как официальная дипломатическая Франция готовилась заключить наступательный союз с Турцией, Польшей и Швецией против России и Австрии, секретная - готовила соглашение с этими державами. Сношение между русскими вельможами, посвященными в тайную переписку короля, и Францией шли чрез посредство торговцев-французов, родившихся или даже временно живших в России и уезжавших по своим делам во Францию: таков был купец Мишель из Руана. Однако вмешательство И. И. не ограничивалось тайными сношениями "Францией. Поддерживая то одну, то другую из борющихся при дворе партий, И. И. то помогает M. И. Воронцову против А. П. Бестужева, то Бестужеву против его врагов. В 1754 г. он, способствуя канцлеру удержать в России саксонского полномочного министра Функа, благоприятствует ходу переговоров между гр. Бестужевым и английским посланником Гьюдикенсом, словом, по мнению гр. Бестужева, является единственным путем для влияния на императрицу и движения государственных дел. К началу 1755 г. влиятельное значение Ш. выяснилось и для австрийского посла в Петербурге графа Эстергази: ему оставалось лишь изыскать ту черту характера И. И., играя на которой, он мог бы склонить Ш. к совместным действиям, и почву для общих мероприятий. Эта черта - была французолюбие, а почва - соглашение с Версальским двором. Как раз в это время (начало 1755 г.) секретные сношения между Францией и Россией настолько наладились, что стало возможным отправить в Петербург (1-го июня 1755 г.) со специальное миссией кавалера Дукласа под видом путешественника. Все сношения с ним шли через И. И. и до поры до времени тщательно скрывались от Эстергази. Однако уже в июле 1755 г. у себя же на обеде И. И. заявил открыто о своем благорасположении к Австрии и о согласии на союз с ней для общих военных действий против Пруссия. В ту пору Ш. ратовал за войну, находя ее необходимой для России, как для воинского воспитания армии, так и для боевой подготовки генералов, которых почти совсем не было у нас. Так как сторонником войны был гр. А. П. Бестужев, то Ш. его поддерживал, порой даже против Воронцова, а в знак преданности австрийскому двору принял (28 сент. 1755 г.) от императрицы-королевы, чрез ее посла, драгоценный перстень. Однако, несмотря на такие отношения к канцлеру и австрийскому послу, первая миссия Дукласа (прибыл в Петербург 4 окт., отбыл 29 дек. 1755 г.) была скрыта как от Бестужева, так и от Эстергази. Правда, последний догадывался об истинном характере "путешественника" Дугласа, но не знал, что в это время было уже принципиально решено возобновить с Францией дипломатические сношения. К 1755 г. относится еще одна попытка Франции завести дипломатические сношения с Россией, исходящая уже но от "секретной", но от официальной дипломатии Франции. В Россию был послан с письмами к И. И. Ш. и к M. И. Воронцову агент Валькруасан. Гр. Бестужев приказал его арестовать, предполагая в нем эмиссара и, после допроса в Тайной Канцелярии, подверг заточению в Шлиссельбурге. У Валькруасана нашлись защитники в лице гр. М. И. Воронцова и И. И., быть может и не совсем чистых в этом деле. По их словам, француз сам на себя наговаривает и в показаниях своих противоречит себе. Однако, когда Валькруасон стал говорить о намерении Франции завязать дипломатические сношения с Россией и в качестве сторонников этого сближения назвал гр. Воронцова и И. И. Ш., то оба последние дали о нем заключение в том смысле, что "сей француз прямой и не безопасной шпион". Валькруасон, задержанный некоторое время в крепости, был выпущен по ходатайству французского правительства. Такую же неудачу постигла и миссия Мейсонье, который по арестовании подвергся допросу И. И. Ш. и М. И. Воронцова, но тоже позднее был отпущен. К началу 1756 г. дипломатическое положение России начало выясняться. Ш. решительно стал на сторону Франции, открыто высказывался за присоединение России к Версальскому трактату, а при Петербургском дворе всем было известно, что императрица смотрит на дела глазами своего любимца. Несмотря на то, что Валькруасон еще сидел в Шлиссельбурге, 14 февраля 1756 н. ст. Дуклас вновь выехал в С.-Петербург уже с наказом из министерства Иностранных Дел, а 7-го мая 1756 г. из Петербурга отправился наш уполномоченный Ф. Д. Бехтеев. Ш. придавал очень большое значение непосредственным переговорам с Францией и даже от имени императрицы писал 4-го июня гр. М. И. Воронцову: "и то может быть, что Дукласова негоциация, вашим сиятельством производимая, может быть, более чести и преимущества здешнему двору произведет, нежели посредство Венского двора". Однако, нужно было выяснить наше отношение к Вене и Версалю, и в июле Ш. торопит Воронцова добыть от Дукласа "консидерацию" для получения возможности взять определенный курс. Только 13-го июля и Бестужеву, и Эстергази открыли истинную цель приезда шевалье Дукласа. Переход этого дела из стадии секретного в официальную принес ему более вреда, нежели пользы. Канцлер принял шевалье так, что сразу внушил ему мысль о будущей неудаче переговоров, а вмешательство Эстергази дало возможность этому ловкому дипломату лишить Россию преимуществ непосредственных сношений с Францией. Но хотя ход переговоров мог задерживаться и ослабляться, курс правительства в смысле сближения с Францией уже не мог быть изменен. Тщетно пытались это сделать в открывшейся 14-го марта 1756 г. Конференции в. кн. Петр Федорович и Бестужев. Последний всю вину французофильской политики взваливал на Ш. и говорил Уильямсу (9-го июля 1756 г.): "Notre malheur est que nous avons à présent un jeune favori qui sait parler français et qui aime les Français et leurs modes. Il veut voir une grande ambassade française arriver dans cette cour". В связи с началом военных действий между Россией и Пруссией в З. Европе возник интерес к России и ее прошлому. Фридрих Великий, учитывая все значение общественного мнения, решил, воспользовавшись вниманием Европы к России, выпустить ряд книг, цель которых была унизить Россию, ее прошлое и государей, до Петра Великого включительно. Узнав об этом, И. И. Ш. решил бороться с Фридрихом В. его же оружием. Поэтому, по поручению Ш., 28 апр. 1757 г. Ф. П. Веселовский отправился к Вольтеру в Женеву с целью пригласить Вольтера в Россию и написать историю Петра Великого. Не застав Вольтера в Женеве, Веселовский написал ему письмо в Лозанну, передавая в нем предложение Ш. С тех пор началась переписка между Вольтером и Ш., продолжавшаяся много лет; как известно, Вольтер взялся за составление истории Петра В., получил из России много ценных документов, гравюр и медалей; но написал произведение, вовсе не отвечавшее тем целям, которые ставил ему И. И. Ш., почему последний очень долго был недоволен Вольтером. В 1756 г. Бестужев и Ш. стали сильно расходиться в вопросах, как внешней, так и внутренней политики. Здоровье императрицы настолько было слабо, что не раз являлось опасение ее близкой смерти и нужно было выяснить условия престолонаследия. Как для самой императрицы, так и для большинства правительственных лиц было ясно, что в. к. Петр Федорович вряд ли сможет удовлетворить тем требованиям, которые предъявляла жизнь к правителю России; поэтому возникает ряд проектов престолонаследия и придворные партии поддерживают то один, то другой из них, в зависимости от тех выгод, которые он сулит. В этих партиях принимали участие не только русские вельможи, но и представители иностранных держав, для которых появление у власти той или другой партии обозначало вполне определенный политический курс: если это будет Бестужев - то ждали англофильства, с именем же Шувалова связывали продолжение франко-австрийского союза. Во всех этих счетах огромную роль играл молодой двор в. к. Петра Федоровича. Конечно, его учли и Шуваловы, и с 1754 г., вопреки желанию и даже без ведома гр. Бестужева, гофмейстером "молодого двора", на смену Чоглокову, был назначен гр. А. И. Шувалов. Однако, вскоре выяснилось, что и молодой двор разделился на партии: великий князь был в открытой вражде со своей женой, и Ш. приходилось выбирать между ними. Сначала они хотели сблизиться с в. к. и начали преследовать Екатерину; им удалось открыть императрице глаза на характер отношений великой княгини к С. Салтыкову и последнему пришлось иметь объяснение с И. И. Ш. Для большего сближения в. к. с Россией Ш. принуждали обменять его Голштинские владения с Данией на графства Ольденбург и Дельменгорст. Пока же, ввиду плохого состояния его финансов, выхлопотали ему субсидию и усилили русскими войсками его армию. Наконец, Ш. провели в. к. в члены Конференции. Но уже с начала 1756 г. И. И. мог знать, что великий князь Петр не внушает императрице ни симпатии, ни доверия. Она жаловалась на слабость его рассудка, на несдержанность всего его поведения, доходившую до того, что даже вмешательство самой Елизаветы его не образумливало. Особенно раздражало императрицу несогласие в. к. на обмен его владений с Данией, так как это шло явно в ущерб интересам России. Соответственно отношению императрицы и И. И. Ш. высказывал датскому посланнику Мольцану (21 февраля 1756 г.) свое несочувствие поведению в. к. в деле голштинского обмена и дал Мольцану очень нелестную характеристику в. к. Конечно, убедившись в непригодности к делам правления в. к. Петра, Ш. могли бы сблизиться с Екатериной, и действительно обе стороны сделали к тому попытки. О сближении этом особенно старался английский посол Уильямс, надеясь таким образом объединить партии Ш. и Бестужева и увлечь их к общему действию в интересах Англии. Убедившись в невозможности этого, Уильямс, уверенный в слабости Бестужева, предложил в. к. Екатерине совсем порвать с канцлером и перейти на сторону Ш. Следуя ему, Екатерина обратилась к И. И. с предложением союза с Шуваловыми. Условия его были таковы, что "они (Ш.) должны делать для нее все в настоящем, она для них - в будущем". Письмо с предложениями Екатерины передал Ш. приближенный ее Лев Нарышкин, человек очень веселого нрава, балагур, любивший высмеять всякого, а особливо людей несимпатичных Екатерине. По его рассказу, Ш., прочтя письмо в. княгини, пришел в восторг, бросился на колени пред образом и долго оставался в религиозном экстазе. Однако, примирения между Ш. и Екатериной не состоялось, прежде всего уже ввиду несогласий их взглядов на престолонаследие. В начале июля 1756 г. в петербургском правительственном круге распространились слухи о том, что будто бы Теплов выработал, по поручению императрицы, проект манифеста о престолонаследии. Слух этот очень встревожил Бестужева и его сторонников, так как по их замыслам после смерти Елизаветы предполагалось объявить манифест о соправительстве Петра и Екатерины. Датский посланник, прослышав об этих планах, обратился за разъяснениями к канцлеру, который доверил ему по секрету, что действительно И. И. Ш. сообщил ему проект манифеста, составленный Тепловым. Впрочем, этот проект не известен императрице. В обсуждении его принимали участие камергер гр. P. И. Воронцов, генерал-майор граф Чернышев (друг И. И.: их звали - Орест и Пилат) и гетман гр. Разумовский. По их замыслу великий князь и его жена устранялись от престола в пользу в. к. Павла, которого должно было провозгласить императором. В то же время предполагалось упразднить в России самодержавие. В России вводилась новая форма правления, которую за малолетством государя должен был утвердить объявленный для этого регентом И. Ш. Когда проект этот был разработан и написан, гетман вручил его И. Ш. для передачи и подписи его императрицей. Однако Ш. не решился передать этот документа государыне, не добившись согласия гр. Бестужева, чего он и не достиг: канцлер был решительным сторонником Екатерины и не хотел слушать никаких проектов, где бы шла речь об ее удалении из России или устранении от престола. Как известно (см. биографию гр. А. П. Бестужева), вмешательство канцлера в вопрос о престолонаследии и связанные с ним международные и военные дела привело его к падению, суду и ссылке. Правда, и после его падения, в котором Ш. сыграли довольно видную роль, они пытались сблизиться с Екатериной и даже в 1760 г. достигли настолько значительных результатов, что датский посланник в Петербурге в январе 1761 г. пишет о Екатерине, которая проводит свой проект престолонаследия: "Je crois que le chambellan Shouvalov (И. И.) est d"accord avec Elle et c"est pourquoi depuis quelque temps Elle le flatte extraordinairement". Екатерине И. И. в то время был очень нужен во всех смыслах. Его положение было очень прочно, и впоследствии, уже сделавшись императрицей и составляя проект манифеста о Совете, Екатерина писала об этой эпохе: "все государство одними персонами и их изволениями без званий и вне мест управляемо бывало". Против этого на полях были проставлены буквы "П. И. Ш. да И. И. Ш.". К 1760 г. И. И. сосредоточил в своем ведении высший надзор за внешней политикой России, во главе которой официально стоял его единомышленник и друг гр. М. Л. Воронцов; за войной и ведшей ее армией, главнокомандующий которой присылал ему не только официальные рапорты, но и частные письма, которыми уведомлял его о всем происходящем при войске, а над начальниками наблюдал его верный корреспондент Я. Сиверс. Зависимость всех остальных мероприятий от воли И. И. определялось уже тем, что ни один доклад на имя императрицы не мог пройти мимо его. Еще в ноябре 1757 г. французский посланник маркиз де Лопиталь указывал на стремление И. И. вмешиваться в дела правления и направлять их по своему желанию. В делах внешней политики он этого и достиг, добившись присоединения России по Версальскому трактату и объявления войны Пруссии. И в дальнейшем он продолжал свою французофильскую политику. Посланный русским правительством во Францию Д. Бехтеев должен был доносить о возложенных на него делах не только вице-канцлеру, своему начальнику, но и И. И. Последнему, судя по сохранившимся письмам, Бехтеев даже старался угодить более, чем Воронцову: он ходатайствует перед французским правительством через Рулье о награждении И. И. за его заслуги при присоединении России к Версальскому трактату и добивается присылки И. И. дорогих "куриезных" эстампов и книг; он заказал за 5000 ливров одноколку для И. И. и бережно наблюдал за ее отправкой в Россию; он покупал для университета пособия, пригласил для Академии Художеств преподавателя-резчика и нашел постоянного комиссионера и корреспондента г. Мальи. Зная наклонности И. И., Бехтеев подробно описывает ему образ жизни в королевском дворце: "levé du roi", "la toilette de la reine et mesdames de France", сообщает ему новости Парижа, заседания большого королевского совета, политики, литературы, театра... Бехтеев вполне определенно пишет, что ускорить дело - значит обратиться к И. И., получить милость или награду можно только через него и в конце своей дипломатической миссии (27 января 1758 г.), желая поправить свои расшатанные материальные средства, просить о том И. И. Многие из лиц, составлявших тогдашнее правительство России, были очень недовольны тем огромным влиянием, которое имел И. И., и, отлично понимая, что оно главным образом происходит оттого, что Ш. может непосредственно докладывать государыне о чем хочет и как найдет правильным, стремились умалить его значение, дав ему какое-либо официальное назначение. Сделав его членом Конференции - поставили бы его в зависимость от этого учреждения, введя в Сенат - подчинили бы решению всей коллегии или генерал-прокурора.
Даже благожелатели Ш. жаловались на то, что он по мягкости характера часто поддается дурным влияниям и, не находясь в курсе дел, своим вмешательством наносит вред и благим начинаниям. Так, например, еще в 1758 г. гр. М. И. Воронцов, получив тяжелое наследие великого канцлера, просил себе в помощь двух конференц-министров, в числе них, как будущего вице-канцлера И. И. Ш. Сохранились проекты назначения И. И. в Конференцию, в Сенат; от всех этих должностей он решительно отказывался. Зато, начиная с 1756 г. и по 1761 г., через него поступает в Сенат ряд Высочайших указов. 21 сентября 1757 г. Ш. произведен в генерал-лейтенанты, а 4-го июня 1760 г. назначен генерал-адъютантом к Ее Императорскому Величеству. В 1760-61 г. тяжелое состояние здоровья государыни, неудачная война, беспорядок в управлении, борьба партий и неуверенность в будущем, вследствие неизвестности, кто займет престол, совершенно нарушили душевное равновесие Ш. Его письма за этот период жизни полны грусти: "крайняя гипохондрия мучит и конца безчастной жизни не делает", пишет Ш.; он не посещает друзей, боясь заразить их своей тоской. Он чувствует, что не стоит на высоте государственной, по его словам: "государство уже не чувствует власть самодержавства. Все повеления без исполнения, главное место без уважения, справедливость без защищения". Но не ему бороться с таким злом: "Вижу хитрости, которых не понимаю, и вред от людей, преисполненных моими благодеяниями. Невозможность их продолжать прекратила их ко мне уважение, чего, конечно, всегда ожидать был должен и не был столько прост, чтобы думать, что меня, а не пользу свою во мне любят". Смерть императрицы была для И. И. очень тяжелым, хотя и давно жданным ударом: печаль от него усугубилась еще и тем отношением, которое проявил к памяти почившей государыни ее наследник. Екатерина видела во время обеда, данного новым императором многих из придворных, которые, не найдя свободных мест за государевым столом, бродили вокруг него. В числе их был вчерашний всесильный временщик. На лице его еще были следы печали и отчаяния, на щеке "видно было, как пятью пальцами кожа содрана, но тут за стулом Петра III, стоя, шутил и смеялся с ним". Новое царствование все же не принесло И. И. окончательного падения и отставки. В его руках соединили все просветительные учреждения России и он был "как бы первым министром нарождающегося русского просвещения". Под его кураторством был оставлен Московский университет и Академия Художеств. 14-го марта 1762 г. И. И. был сделан главным директором Шляхетского кадетского корпуса, 24-го августа 1762 г. все три существовавшие тогда кадетские корпуса были соединены в один и отданы в управление И. И. Ш. Правда, во всем фактически он был подчинен Волкову и с трудом отстаивал интересы управляемых им учреждений.
Роль И. И. при перевороте, возведшем на престол императрицу Екатерину II, очень не ясна. Судя по отзывам, которые давала о нем Екатерина, И. И. поступал, если не явно против нее, то во всяком случае и не за нее. По ее словам (2 авг. 1762), И. И. Ш. "самый низкий и подлый из людей". Этот отзыв после той приязни, которая была у Екатерины к И. И. в 1761 г., после тех не мелких услуг, которые были им ей оказаны в свое время (хотя бы в отношении Понятовского и Бестужева), показывают, что за 1762 г. произошли события, отвернувшие Екатерину от И. И. Со вступлением Екатерины на престол - он отставной человек: ему предложили почетное отступление - поездку на три года за границу. В начале апреля 1763 г. Ш. оставил двор, живший в то время в Москве, и отправился для устройства дел в Петербург. Сохранилось его письмо к Г. Г. Орлову, в котором он просит императрицу купить один из его домов и часть картин за 12000 p. ввиду крайней его нужды. Ш. намеревался через Берлин и Вену проехать во Францию - предмет его давнишней любви и симпатии. С 1763 и по 1773 г. он путешествовал по З. Европе. Долго гостил в Париже, ездил в Лондон, Италию и всюду был желанным гостем, принятым в лучшем обществе. В изгнании Ш. не забывал родины. Он поддерживал переписку с теми из друзей, которые остались в России, иные навещали его и за границей; живя в Италии, он заказывал для Академии Художеств и Эрмитажа гипсовые слепки со знаменитых статуй и пересылал их в Россию. Мало-помалу и Екатерина стала по отношению к И. И. переменять гнев на милость. В ее переписке с Гриммом все чаще и чаще встречается имя Ш., сначала в связи с вопросами искусства: покупками картин, коллекции разных художественных предметов. Вспомнили о нем и при дворе: в 1767 г. враги Панина хотели подкопаться под него и начать оттеснять его от дел, возведя на должность главного воспитателя в. к. Павла Петровича И. Ш. Конечно, эта затея была нелепа, но имя Ш. уже было произнесено при дворе. В 1771 г. нашлось и еще одно поручение, при котором мог пригодиться И. И. В Польше, на которую тогда Екатерина обращала особенное внимание, появился "бешеный нунциус"; вспомнили, что в Риме уже 4 года живет И. И. и что благодаря своим связям он может поговорить с папой и уладить дело без шума. И. И. получил надлежащую инструкцию и, действительно, уладил дело: папа отозвал "бешеного нунциуса" из Варшавы. В благодарность за эту заслугу Ш. в 1773 г. пожалован в действительные тайные советники. Этот знак милости императрицы внушил Ш. мысль о возможности возвратиться в Россию. Друзья на вели справки, и Ш. не только был допущен на родину, но и принят ко двору. Правда, властью он уже больше не пользовался, но сделался членом избранного кружка императрицы и почетным лицом при дворе ее. В качестве знатока он помогал государыне пополнять произведениями искусства ее Эрмитаж, а в качестве почетного и занимательного собеседника сопровождал ее во многих путешествиях и поездках, между прочим, в Тавриду. В 1778 г. Ш. произведен в обер-камергеры. В 1782 г. награжден орденом св. Андрея Первозванного. С учреждением знаков ордена св. Владимира И. И. был назначен председателем в орденском капитуле. В 1783 г. избран действительным членом Имп. Российской Академии. Ш. скончался семидесятилетним стариком в 1797 г., оплакиваемый всеми, кто его знал.
И. И. Ш., одна из привлекательнейших личностей России XVIII в. Он умел совмещать в себе горячую любовь ко всему русскому с приверженностью к французскому просвещению и просвещению вообще, он был человеколюбив и, где мог, являлся защитником слабого и несправедливо обиженного: таким он, например, выступил в деле кн. Якова Шаховского. Зная, какое влиятельное положение он занимает в государстве, Ш. стремился использовать его не в целях эгоистических, не к своей наживе или выгоде, а в интересах государства и правды; он писал о себе: "считайте, милостивый государь, что я мертв для себя самого, когда себе ничего не желаю, о себе не думаю, а все для того, чтобы удостоиться имени честного человека". В лице Ш. был тот редкий случай, когда фаворит искал нравственного влияния и на государыню, и на среду, в которой жил. Правда, он вмешивался и в государственные дела, вмешивался неудачно и даже с ущербом для России, но это вмешательство было, как выше показано, вынужденным. В чертах характера Ш. нет ни честолюбия, ни властолюбия, ни даже охоты к широкой политической деятельности. Императрица Екатерина хотела дать его портрет в лице "Нерешительного", выведенного в "Былях и Небылицах". "Есть у меня сосед, писала она, который в младенчестве слыл умницей, в юношестве оказал желание умничать, в совершеннолетие каков? - Увидите из следующего: он ходит бодро, но когда два шага сделает направо, то одумавшись пойдет налево; тут встречаем он мыслями, кои принуждают его идти вперед, потом возвращаться вспять. Сосед мой от роду не говаривал пяти слов и ни делал ни единого шагу без раскаяния потом об оном". Эта робость, нетвердость действительно видны в деятельности и жизни Ш., вот почему он так пал духом и растерялся среди событий 1760-1761 г. Наконец, должно еще указать на характерное для эпохи соединение в нем вольтерьянства, легкого вольнодумства, с набожностью, которое многие трактовали как прямое ханжество. Все эти мелкие в сущности недостатки не могут, конечно, закрывать перед нами те высокие черты, которые проявил в своей жизни и деятельности И. И. Ш.
Опись Сенатского Архива. Сост. Барановым, кн. Ш, 1878 г. - Щепкин, Евгений. "Русско-австрийский союз во время 7-летней войны". СПб. 1902 г. - Записки Императрицы Екатерины II. СПб. 1907 г. - Rambaud. "Recueil des Instructions". T. II. Russie. Paris. 1890 г. - Мартенс. Ф. "Собрание трактатов и конвенций", т. XIII. "Трактат с Францией". СПб. 1902 г. - Waliszewski. К. "La dernière des Romanov". Paris. 1902 г. - Словарь Брокгауза и Ефрона. - Соловьев, "История России". По указателю. - Архив гр. Воронцова. Passim. По указателю. - "Мнение куратора Моск. Университ. Шувалова о замечаниях комиссии на проектируемый университ. устав". ("Чтения в Общ. Ист. и др. Росс." 1867 г., №3). - Кн. И. М. Долгорукий. "Капище". ("Чтения в Общ. Ист. и др. Росс."). 1872 г., № 3. - "Портретная галерея русских деятелей", изд. А. Мюнстера. - "Список пажей и камер-пажей". Гр. Милорадович. - Примечания к сочинению Петрова "Сборн. материалов для истории Имп. Академии Художеств". СПб. - Васильчиков А. "Семейство Разумовских". M. 1869 г. - Карнович. "Замечательные богатства частных лиц". СПб. 1874 г. - Владимирский-Буданов. "Госуд. и народное образование в России в XVIII в.". Ярославль. 1874 г. - Записки кн. Ф. Н. Голицына. ("Русский Архив" 1874 г., № 5). - Снегирев. И. М. "Старина Русской Земли". СПб. 1871 г. - Шаховской, кн. Я. П. Записки. (Изд. "Русской Старины". СПб. 1872 г.). - "Из бумаг И. И. Шувалова".("Сбор. Императорского Историч. Общ.", № 9). - Бумаги И. И. Шувалова. ("Русск. Архив" 1867 г., № 1). - Письма И. И. Ш. и гр. М. Л. Воронцова 1757-61 г. ("Русск. Арх." 1870 г., №№ 8-9). - Письма к И. И. Ш. Бутурлина, М. Л. Воронцова, И. Чернышева. ("Русск. Архив". 1869 г., № 11). - Письма Имп. Екатерины к И. И. Ш. ("Русск. Арх." 1867 г., № 1). - Письмо М. В. Ломоносова к И. И. Ш. Изд. Тихомировым ("Беседы в общ. любит. Росс. Словесн." 1871 г., № 3). - Материалы для истор. Русск. образования ("Записки Имп. Акад. Наук", т. I, кн. 1). - Два письма И. И. Мелиссинок И. И. Ш. 1786 и 1794 гг. ("Чтения в Общ. Ист. и др. Росс." 1867 г., № 3). - Письма в. к. Петра Ф. к И. И. Ш. ("Русск. Арх." 1866 г., № 4). - Письмо Репнина к И. И. Ш. ("Русск. Архив" 1876 г.). - "Записки о жизни и службе А. И. Бибикова". А. Бибиков. M. 1865 г. - Рачинский А. К биографии гр. Орлова. ("Русск. Арх." 1876 г., т. II, № 7). - "Ломоносов и Имп. Академия Наук". В. Н. Ламанский ("Чтение в Общ. Ист. и др. Росс." 1865 г., № 1). - Дополнительные известия для биографии Ломоносова. Акад. И. Пекарский. Прилож. к VIII т. "Записок Имп. Акад. Наук". - Письма Ломоносова к И. И. Ш. ("Записки И. Акад. Наук"), т. X, кн.2. - "La cour de la Russie il y а cent ans". - "Boutaric. Correspondance secrète de Louis dans XV". - "Duc de Broglie". - "Le secert du Roi". - Словарь достопамятных людей, Бантыш-Каменский. M. 1836 г. - Письма к И. И. Шувалову ("Русск. Архив" 1882 г.). - Бартенев П. Биография И. И. Ш. ("Русская Беседа" 1857 г.). - Иконников. "Русск. Историография", тт. I - II. - Толстой Д. А. "Взгляд на учебную часть в России в XVIII в.". - Грот Я. "Заботы Императрицы Екат. II о народном образовании". - Щербатов кн. М. "О повреждении нравов в России". - Беляев. "Русское общество от кончины Петра I до Екатерины II ("Библиотека для чтения" 1865 г.). - Полн. собр. Законов. СХХХI, СХХХVII, №№ 10316, 10776. - Биография Воронцовых, составленная В. В. Огарковым. СПб. 1892 г. - Майков П. М., "И. И. Бецкой". СПб. 1904 г. - Очень ценные упоминания в Сборниках Имп. Истор. Общества. Passim. По указателям. - Геннади гр. "Именной список действительным и почетным членам Имп. Российской Академии по 1836 г." СПб. 1853 г. - "Русские портреты XVIII и XIX ст.", т. III.
{Половцов}
Шувалов, Иван Иванович
(1727-1797) - русский государственный деятель. Уроженец города Москвы, с ранних лет хорошо знавший иностранные языки, Ш. уже с 1749 г. начинает играть роль при дворе императрицы Елизаветы Петровны, которая в конце своего царствования сделала его генерал-адъютантом и членом конференции (современного государственного совета). Он нередко объявлял сенату и высшим чиновникам именные повеления; к нему обращались в затруднительных случаях, когда нужно было особенное распоряжение императрицы; через него подавались просьбы и доклады на Высочайшее имя. Ш. действовал всегда "бескорыстно, мягко и со всеми ровно и добродушно", благодаря чему у него почти вовсе не было врагов. Он отказался от предложенных ему императрицей графского титула и обширных поместий; не принял также и предложения о выбитии медали в его честь. Главная заслуга Ш. заключается в покровительстве, оказанном им образованию. Самым видным делом его было учреждение по плану, составленному им вместе с Ломоносовым, первого русского университета в Москве для всех сословий, с двумя гимназиями при нем (1755). Как первый "куратор" московского университета Ш. входил во все подробности его строя и положения; особенно трудился над улучшением преподавания как в университете, так и в гимназиях, для чего приглашал иностранных ученых, отправлял молодых русских людей для усовершенствования за границу; по возвращении откуда последние занимали профессорские кафедры в университете (таковы были Зыбелин, Вениаминов, Третьяков, Десницкий и др.), и "ради успешного распространения знаний" устроил "университетскую типографию", в которой печатались заведенные им же "Московские Ведомости". По его же инициативе возникли в 1757 г. академия художеств и в 1758 г. казанская гимназия. Академия возникла из учеников, которые, по распоряжению Ш., готовились для этой цели в московской гимназии, и находилась под его непосредственным ведением до 1763 г. Впоследствии из-за границы он выслал для академии снятые, по его распоряжению, формы лучших статуй в Риме, Флоренции и Неаполе. Особенным покровительством Ш. с самого начала пользовался Ломоносов, воспевший его в нескольких своих одах и "рассуждениях". При непосредственном участии и наблюдении Ш. появились в свет составленная Вольтером "Histoire de l"empire de Russie sous Pierre le Grand". С воцарением Екатерины II положение при дворе Ш. пошатнулось, и он в 1763 г. уехал за границу, где пробыл 14 лет. За границей он был всюду принят "с великими почестями и предупредительностью", всячески старался помогать русским художникам и ученым, и исполнил личное поручение императрицы Екатерины, ходатайствуя перед папой о замене папского нунция в Варшаве Дурини лично известным Ш. и им же указанным папе Грампи. Возвращение в 1777 г. Ш. на родину было приветствовано в печати целым рядом хвалебных стихотворений, среди которых особенно замечательно "послание" Державина. Императрица назначила его обер-камергером и сделала одним из любимых своих собеседников. У него постоянно собирались княгиня Дашкова, Завадовский, Храповицкий, Козодавлев, Янкевич, Дмитриев, Шишков, Оленин, Державин и др. С княгиней Дашковой он разделял труды по изданию "Собеседника любителей российского слова"; один из первых восхищался стихами Державина и содействовал его известности. Замеченный им на акте московского университета Е. И. Костров трудился над переводом "Илиады", живя в доме Ш. Ему многим обязаны Фонвизин, Богданович, Херасков. В 1784 г. он выдвинул известного крестьянина-самоучку Свешникова. Сам Ш. писал немного: ему принадлежат лишь несколько переводов и стихотворений или без подписи, или под чужим именем.
Ср. Н. Бартенев, "Биография И. И. Ш." (М., 1857).
В. Р-в.
{Брокгауз}
Шувалов, Иван Иванович
(Schouwaloff); род. 1 ноября 1727, ум. 14 ноября 1797 (Петров); основатель Московского университета и Академий художеств; страстный любитель и собиратель художеств; покровитель Чемесова. Сам гравировал под руководством Шмидта. Ему приписывают:
1. Его собственный портрет, - овал в четырехугольнике; по грудь, ½ вправо; гравир. офортом; без всякой подписи; 8.6 х 6½.
В опыте Исторического словаря Новикова упоминается о портрете И.И. Шувалова его собственной гравировки (1772); может быть, это и есть описываемый здесь портрет (доска находится y П.А. Ефремова); хотя трудно предположить, чтобы неопытная рука могла так твердо владеть иглой.
2. Профиль Елисаветы Петровны: "...Са pinxit. - Sch Sculpsit". У гр. Д. Ив. Толстого. - Х.Х. Гиль читает эту подпись так: "Schouwalof sculpsit"; манера гравировки несколько напоминает чемесовскую, но довольно неискусна. В монограммистах Наглера монограмма "Sch. f." приписана I. Scheufel"ю, медальеру, работавшему y Хедлингера.
Шувалов (Иван Иванович, 1727 1797) русский государственный деятель. Уроженец города Москвы, с ранних лет хорошо знавший иностранные языки, Шувалов уже с 1749 г. начинает играть роль при дворе императрицы Елизаветы Петровны, которая в конце… … Биографический словарь
- (1727 97) российский государственный деятель, фаворит Елизаветы Петровны, генерал адъютант (1760). Двоюродный брат А. И. и П. И. Шуваловых. Покровительствовал просвещению. 1 й куратор Московского университета, президент Академии художеств … Большой Энциклопедический словарь
Русский государственный деятель, генерал адъютант (1760). В 1742 начал службу при дворе, с 1749 камер юнкер, фаворит императрицы Елизаветы Петровны. Оказывал воздействие на внутреннюю и… … Большая советская энциклопедия
- (1727 1797), государственный деятель, обер камергер, генерал лейтенант, генерал адъютант (1760). В 1742 начал службу при дворе императрицы Елизаветы Петровны, с 1749, став её фаворитом, оказывал огромное влияние на внутреннюю и внешнюю… … Санкт-Петербург (энциклопедия)
Шувалов, Иван Иванович - ШУВАЛОВ Иван Иванович (1727 97), государственный деятель, фаворит императрицы Елизаветы Петровны. Покровительствовал просвещению. Первый куратор Московского университета, президент Академии художеств. … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Для этой статьи не заполнен шаблон карточка {{Государственный деятель}}. Вы можете помочь проекту, добавив его. В Вики … Википедия
- (1727 1797), государственный деятель, фаворит российской императрицы Елизаветы Петровны, генерал адъютант (1760). Двоюродный брат А. И. Шувалова и П. И. Шувалова. Покровительствовал просвещению. Первый куратор Московского университета. Инициатор… … Энциклопедический словарь
Иван Иванович Шувалов в 1760, портрет кисти Фёдора Рокотова. Государственный Эрмитаж (Санкт Петербург) Иван Иванович Шувалов (1 (12) ноября 1727, Москва 14 (25) ноября 1797, Санкт Петербург) русский государственный деятель, генерал адъютант… … Википедия
- (1727 1797) русский государственный деятель. Уроженец города Москвы, с ранних лет хорошо знавший иностранные языки, Ш. уже с 1749 г. начинает играть роль при дворе императрицы Елизаветы Петровны, которая в конце своего царствования сделала его… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
Книги
- Замечательный человек , Аркадий Аверченко. «… – Ну ладно! Печатайте сто, только так: пятьдесят штук одного сорта и пятьдесят штук – другого. – На разной бумаге? – Нет – я говорю, разного сорта. На одних напечатайте так: «Светлейший… электронная книга
Дело для Шувалова
В письме Путину Садовничий писал, что участие Шувалова в работе попечительского совета необходимо для развития «комплексных проектов, образовательной составляющей и в том числе школы для одаренных детей», говорит источник, близкий к администрации президента. С ам факт членства в попечительском совете не означает, что его участник автоматически становится куратором какого-то направления развития вуза, объясняет собеседник РБК. Но Путин как председатель совета может наделить любого его участника специальными функциями. «Что именно Шувалову будет поручено советом, я не знаю, — говорит на это Садовничий. — Но он точно будет интересоваться работой школы-интерната, которая откроется к сентябрю».
Школа-интернат для одаренных детей (площадью 28,5 тыс. кв. м) строится на новых территориях МГУ. Строительство школы и корпусов общежитий для университета стоимостью свыше 6 млрд руб. ведет компания «Интеко» (входит в группу БИН Михаила Гуцериева и его партнеров). Планируется, что школа-интернат станет частью масштабного проекта по возведению при университете Научно-технологической долины.
МГУ ведет разработку концепции «долины» с 2013 года. Ранее Садовничий оценивал стоимость проекта в 110 млрд руб. ($1,6 млрд по текущему курсу) и говорил, что «внутри классического университета» в России такой проект будет реализовываться впервые. В разработке концепции принимает участие фонд «Иннопрактика», который возглавляет Катерина Тихонова (по данным источников агентств Reuters и Bloomberg , она приходится младшей дочерью Владимиру Путину). «Иннопрактика» «полностью погружена в тему» и продолжит заниматься вопросами научного наполнения «долины», утверждает собеседник РБК в университете.
На прошлом попечительском совете вопрос о развитии Научно-технологической долины был одним из основных в повестке. Следующее заседание совета, скорее всего, состоится в конце лета, говорит Садовничий.
Конфликт вокруг земли
В этом году по поводу проекта «долины» . В начале марта Минэкономразвития представило для общественного обсуждения законопроект «О технологической долине» (проект МГУ упоминался только в пояснительной записке к этому документу, а сам он составлен типовым образом и, как предполагалось, должен применяться ко всем научно-технологическим проектам при высших учебных заведениях на территории России). Поручение разработать этот документ министерство получило от вице-премьера Аркадия Дворковича. Руководство МГУ предложения чиновников не устроили. Основная публичная претензия МГУ была связана с тем, что законопроект разрабатывался без участия специалистов вуза.
Законопроект Минэкономразвития, в частности, предусматривает создание стопроцентно государственной управляющей компании, которая будет отвечать за реализацию проекта «долины» (начиная от застройки территории и заканчивая выбором исследовательских направлений). Этой же компании, предлагает Минэкономразвития, следует передать около 100 га земли, на которой предполагается строительство объектов «долины». Источник в Минэкономразвитии рассказывал РБК, что земля будет внесена в качестве взноса в капитал новой управляющей компании. Сейчас эта земля находится в долгосрочной аренде у университета, и руководство МГУ выступило резко против ее изъятия, РБК собеседники, близкие к университету и администрации президента.
Законопроект находится в стадии доработки, итоги публичного обсуждения подведены, после согласования с заинтересованными ведомствами законопроект будет внесен в правительство, говорит представитель Минэкономразвития. Источник, близкий к администрации Кремля, считает, что это вряд ли произойдет до выборов в Госдуму. МГУ направил в Минэк свои предложения по законопроекту до майских праздников, но ответа пока нет, говорит собеседник РБК в университете.
Отношения у Садовничего с Шуваловым лучше, чем с вице-премьером Дворковичем, который сейчас курирует проект «долины», говорит источник, близкий к ректорату вуза. Шувалов выступает за частно-государственное партнерство и, скорее всего, не станет настаивать на изъятии земли у университета, считает другой собеседник РБК. Он также утверждает, что Шувалов не возражает против продолжения участия в проекте «Интеко». В 2005-2012 годах компания уже была соинвестором строительства на территории МГУ Фундаментальной библиотеки, а также двух учебных корпусов. «Интеко» также возвела на территории университета два жилых комплекса — «Шуваловский» и Dominion (407 и 412 тыс. кв. м общей площади соответственно): за счет продажи жилья в них МГУ мог финансировать строительство научных объектов, рассказывал ранее Садовничий.
Президент «Интеко» Олег Солощанский сказал РБК, что не слышал о том, что Шувалов будет курировать строительство в рамках проектов «долины МГУ» и не в курсе, в какой стадии находится согласование проекта.
Что такое «Долина МГУ»
Градостроительная комиссия Москвы одобрила проект планировки перспективной территории МГУ еще в конце 2014 года. Из проекта следовало, что долина может расположиться между Ломоносовским проспектом, проспектом Вернадского и границами жилых кварталов вдоль Мичуринского проспекта и улицы Удальцова. Проект планировки охватывал территорию почти 242 га, сообщала РБК пресс-служба Москомстройинвеста (отвечает за проведение ГЗК). Крупный участок земли на Ломоносовском проспекте (около 120 га) еще в середине 2000-х годов был передан из федеральной собственности в бессрочное пользование МГУ, часть этой земли университет успел освоить.
Стоимость всего проекта Виктор Садовничий оценивал ранее в 110 млрд руб. Предполагалось, что уже к концу 2018 года на территории долины кроме учебных корпусов, лабораторий и общежитий может быть построено как минимум 550 тыс. кв. м жилья. В долине разместятся корпуса разного назначения - лаборатории и опытные производства, школа для одаренных детей, музейное пространство, концертные залы, спорткомплекс и т.д. Всего на территории долины будет 2,7 млн кв. м недвижимости, сообщало ранее правительство Москвы.
При участии Яны Милюковой, Анны Дерябиной
Наверное, не меньше 90% наших соотечественников на вопрос о том, кто основал Московский университет, уверенно ответят: «Конечно же, Ломоносов». А между тем, Михайло Васильевич — не единственный отец-основатель МГУ. Инициатором и вдохновителем был другой человек — Иван Иванович Шувалов (1727- 1797), чей 285-й день рождения мы празднуем сегодня.
Вклад Шувалова в создание первого российского вуза сначала преувеличивался. Затем, при советской власти, о нем почти не упоминалось, и лавры единственного основателя надолго перешли к Ломоносову. Но и сегодня, когда роль Шувалова давно уже не замалчивается, его то называют ошибочно графом, то путают с двоюродным братом Петром Ивановичем(который как раз и был графом).
И.И. Шувалов. Портрет кисти Ф.Рокотова. 1760 г.
Какова же истинная роль Ивана Ивановича Шувалова в создании Московского университета? Как известно, Шувалов долгое время был одним из самых приближенных к императрице Елизавете Петровне людей. Он не только оказывал влияние на внутреннюю и внешнюю политику России, но и был меценатом: помогал ученым и писателям, поэтам и художникам, содействовал развитию русской науки и искусства. Активно поддерживал Шувалов и многие инициативы Ломоносова, среди которых — создание в Москве университета.
Формально университет существовал в Петербурге при Академии наук еще с 1725 года, и он подчинялся академической канцелярии, где заправляли недруги Ломоносова. Но фактически это не было учебное заведение, и все попытки Михайлы Васильевича превратить его в реальный университет наталкивались на противодействие многочисленных оппонентов. На каком-то этапе этой борьбы Ломоносов понял, что не добьется в этой борьбе успеха, и решил действовать по-другому: создать университет, который не подчинялся бы Академии наук. В Петербурге это сделать было сложно, и выбор ученого пал на Москву, которая, к тому же, была удобно расположена для потенциальных студентов: не на окраине империи, а в центре, как тогда говорили, «внутренней России».
Ломоносов убедил Ивана Ивановича Шувалова в правоте своей идеи и разработал проект создания Московского университета. В этот проект Шувалов внес незначительные изменения и подал его на подпись императрице Елизавете. Интересно, что имя Михайлы Васильевича как его автора нигде не упоминалось, хотя, полагаю, «дщерь Петрова» хорошо понимала, что разработать подобный проект мог в России лишь один человек — Ломоносов. Шувалов был назначен куратором университета. С тех пор долгое время он считался единственным его основателем. Так, например, в 1805 году, когда праздновался полувековой юбилей Московского университета, имя Ломоносова во время торжественного собрания было упомянуто лишь один раз — и то среди величайших ораторов и стихотворцев XVIIIвека.
«Патриотическим ходатайством пред Великою в кротости ЕЛИСАВЕТОЮ незабвенного друга просвещения, Шувалова, в златый век Ее царствования положено в 1755 году первое основание мирного храма наук», — говорил в торжественной речи профессор Павел Сохацкий. Далее он назвал Шувалова знаменитым любителем наук, а о Ломоносове не сказал ни слова.
И все же «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным». В сентябре 1825 года, когда известность Ломоносова-поэта стала забываться, журнал «Московский телеграф» опубликовал найденное историком Павлом Александровичем Мухановым неизвестное доселе письмо Ломоносова к Шувалову от 19 июля 1754 года. «Полученным от Вашего превосходительства черновым доношением Правительствующему Сенату к великой моей радости я уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно к истинной пользе и славе отечества», — писал Михайло Васильевич своему патрону. И дальше — план создания университета, который в некоторых местах слово в слово совпадал с подписанным императрицей 25 января 1755 года знаменитым указом.
«Тот факт, что до самой революции честь создания Московского университета приписывалась одному И.И. Шувалову, не должен и не может заслонить от нас истинное распределение ролей между ним и Ломоносовым в претворении в жизнь великого начинания, — писал в книге «Ломоносов» его биограф Евгений Николаевич Лебедев. — Продолжая аналогию в театральных терминах, автором действа и главным постановщиком до революции считали И.И. Шувалова, Ломоносова же — собирателем материала и консультантом. На самом же деле автором и постановщиком был именно Ломоносов, а Шувалов — способным актером, который произносил в Сенате и перед императрицей впечатляющие и убедительные монологи, написанные и отрепетированные Ломоносовым».
Именно тогда, осенью 1825 года, стало известно о действительной роли Михайлы Васильевича в основании Московского университета. Знаменитые слова Пушкина «Он создал первый русский университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом» утвердили в народном сознании эту миссию Ломоносова вплоть до нашего времени.
С тех пор основателями университета стали называть трех человек: императрицу Елизавету, Шувалова и Ломоносова. Такое представление продержалось около ста лет. После революции 1917 года официальная советская пропаганда не могла допустить положительную роль дворянства в русской истории. Поэтому о Елизавете Петровне и Иване Шувалове перестали упоминать. Единственным основателем МГУ официально стал классово близкий советской власти сын рыбака Ломоносов. Присвоение его имени университету в 1940 году окончательно закрепило за ним славу первооткрывателя.
И лишь в 1990-е годы имя Ивана Ивановича Шувалова стало возвращаться из небытия. Сегодня в Москве есть улица Шувалова, его памятник стоит у стен Фундаментальной библиотеки МГУ, в честь него назван Шуваловский корпус — одно из новых университетских знаний, а для молодых ученых Московского университета учреждена Шуваловская премия, одним из первых лауреатов которой стала Елена Леонидовна Вартанова — ныне декан факультета журналистики МГУ.
Шуваловский корпус МГУ
Медаль к столетию Московского университета. 1855 г.