Книга посвящена идейно-художественным проблемам архитектуры, их значению в комплексе задач общего повышения качества и социальной эффективности строительства. Выразительность и художественная образность показана в связи с назначением сооружений и средствами их осуществления и вместе с тем как часть социальных и идейно-воспитательных функций зодчества. Анализируются используемые современной архитектурой средства композиции и их связь с решением идеологических задач. Особое внимание уделено экспериментам зарубежного постмодернизма н поискам, развернувшимся в советской архитектуре 70-80-х годов.
Для архитекторов и искусствоведов.
Печатается по решению секции литературы по архитектуре жилых, гражданских зданий и градостроительству редакционного совета Стройиздата.
Рецензент - канд. филос. наук В. Л. Глазычев.
ВВЕДЕНИЕ... 5
ФУНКЦИЯ И ФОРМА.. 10
АРХИТЕКТУРНАЯ ФОРМА И ТЕХНИКА... 58
ОБРАЗ И ФОРМА. 98
ПРОИЗВЕДЕНИЕ АРХИТЕКТУРЫ (СРЕДСТВА КОМПОЗИЦИИ И ИХ РАЗВИТИЕ В СОВРЕМЕННОЙ АРХИТЕКТУРЕ)... 142
АРХИТЕКТУРА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ ЗАПАДА 70-х ГОДОВ (ПОСТМОДЕРНИЗМ)...208
РАЗВИТИЕ СРЕДСТВ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ В СОВЕТСКОЙ АРХИТЕКТУРЕ 70-х - НАЧАЛА 80-х ГОДОВ. 242
ПРИМЕЧАНИЯ...282
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ. Составитель Т. А. Гатова.. 284
Андрей Владимирович Иконников - доктор архитектуры, профессор. В 1960 г. закончил архитектурный факультет Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, затем совмещал преподавание в этом институте с творческой работой в проектных организациях Ленинграда. В 1966 г. защитил докторскую диссертацию „Основные эстетические проблемы города“. С 1966 г. живет и работает в Москве, занимаясь проблемами теории и истории архитектуры и дизайна. В 1979 г. удостоен звания лауреата Государственной премии СССР за участие в работе над 12-томным изданием „Всеобщей истории архитектуры“. Автор ряда книг, среди которых „Эстетические проблемы массового жилищного строительства“ (Стройиздат, 1966), „Основы архитектурной композиции“ (Искусство, 1971), „Современная архитектура Швеции“ (Стройиздат, 1978), „Каменная летопись Москвы“ (Московский рабочий, 1978), „Архитектура США“ (Искусство, 1979), „Зарубежная архитектура: от „новой архитектуры“ до постмодернизма“ (Стройиздат, 1982).
Луис Салливен публикует книгу: Беседы о детском саде / Kindergarten Chats, позже переизданную в 1947 году, где продолжает рассказывать о связи функции и формы.
Приводим характерные фрагменты из главы «Функция и форма» по изданию 1947 года:
«…любая вещь выглядит тем, чем она является, как и наоборот, что она является тем, чем выглядят. Прежде чем продолжать, я должен сделать исключение для тех садовых червячков коричневого цвета, которых я снимаю с розовых кустов. На первый взгляд их можно принять за кусочки сухих веток. Но если говорить обобщенно, то внешний вид вещей сходен с их внутренним назначением.
Приведу примеры: форма дуба сходна с назначением или выражает функцию дуба; форма сосны походит и указывает на функцию сосны; форма лошади обладает сходством и является логическим продуктом функции лошади; форма паука напоминает и ощутимо подтверждает функцию паука. Так же как форма волны выглядит, как функция волны; форма облака говорит нам о функции облака; форма дождя указывает на функцию дождя; форма птицы раскрывает нам функцию птицы; форма орла зримо воплощает функцию орла; форма орлиного клюва говорит о функции этого клюва. Так же как и форма розового куста подтверждает функцию розового куста; форма розовой ветви повествует о функции розовой ветви; форма бутона розы рассказывает о функции бутона розы; в форме расцветшей розы читается поэма расцветшей розы. Так же и форма человека символизирует функцию человека; форма Джона Доу означает функцию Джона Доу; форма улыбки дает нам понять функцию улыбки; поэтому в моей фразе «человек по имени Джон Доу улыбается» имеется несколько нераздельно взаимосвязанных функций и форм, которые, однако, кажутся нам весьма случайными. Если я скажу, что Джон Доу говорит и, улыбаясь, протягивает руку, я тем самым несколько увеличу количество функций и форм, но не нарушу ни их реальности, ни последовательности. Если я скажу, что он говорит неграмотно и шепелявит, я лишь слегка изменю ту форму, в которую облекаются ваши впечатления, по мере того как вы меня слушаете; если я скажу, что когда он улыбнулся, протянул руку и заговорил неграмотно и шепеляво, у него задрожала нижняя губа и на глаза навернулись слезы, - то разве эта функции и формы не приобретают своего ритма движения, разве не движетесь в своем ритме вы, слушая меня, и разве не движусь в своем ритме я, когда говорю? Если я добавлю, что, разговаривая, он бессильно опустился на стул, шляпа выпала из его расслабленных пальцев, лицо побледнело, веки закрылись, голова слегка повернулась набок, я всего лишь дополню ваше впечатление о нем и глубже раскрою моё сочувствие.
А ведь я ничего реально не добавил и не убавил; я не создал и не разрушил; я говорю, вы слушаете - Джон Доу жил. Он ничего не знал, да и не хотел знать ни о форме, ни о функции; но он жил и тем и другим; он расплачивался и тем и другим, идя по своему жизненному пути. Он жил и умер. Вы и я живём и умрём. Но Джон Доу жил жизнью Джона Доу, а не Джона Смита: такова была его функция, таковы были его формы.
Итак, форма римской архитектуры выражает, если она вообще что-либо выражает, функцию - жизнь Рима, форма американской архитектуры будет выражать, если ей вообще когда-либо удастся что-либо выразить, - американскую жизнь; форма - архитектура Джона Доу, если бы такая существовала, не означала бы ничего иного, кроме Джона Доу. Я не лгу, когда говорю вам, что Джон Доу шепелявил, вы не лжёте, когда слушаете мои слова, он не лгал, когда шепелявил; так отчего же вся эта лживая архитектура? Почему архитектура Джона Доу выдаётся за архитектуру Джона Смита? Разве мы нация лжецов? Думаю, что нет. Другое дело, что мы, архитекторы, - это секта криводушных людей, исповедующих культ лукавства. Итак, в творениях человека музыка есть функция музыки; форма ножа - функция ножа; форма топора - функция топора; форма мотора - функция мотора. Так же как в природе форма воды есть функция воды; форма ручья - функция ручья; форма реки - функция реки: форма озера - функция озера; форма тростника - функция тростника, фирмы летают над водой и кишат под водой - это соответствующие им функции; соответствует своей функции и рыбак в лодке и так далее, далее и далее - непрерывно, бесконечно, постоянно, вечно - через сферу физического мира, визуального, микроскопического и наблюдаемого через телескопы, к миру чувств, миру разума, миру сердца, миру души: физический мир человека, который мы как будто знаем, и пограничная зона мира, которую мы не знаем, - того мира молчащего, неизмеримого, созидательного духа, чья неограниченная функция разнообразно проявляется в форме всех этих вещей, в форме более или менее ощутимой, более или менее неуловимой; пограничная зона - нежная, как заря жизни, мрачная, как рок, человечная, как улыбка друга, мир, в котором всё функция, всё форма; страшный призрак, ввергающий в отчаяние разум, или, когда есть на то наша воля, великолепное откровение той силы, что держит пас невидимой, милостивой, безжалостной, чудотворной рукой. [...]
Форма есть во всём, везде и в каждом мгновении. В соответствии со всей природой и функцией некоторые формы определенны, иные неопределенны; одни расплывчаты, другие конкретны и чётко очерчены; у одних есть симметрия, у других только ритм. Одни абстрактны, другие материальны. Одни привлекают зрение, другие слух, одни осязание, другие обоняние, некоторые только одно из этих чувств, другие все или любое их сочетание. Но все формы безошибочно символизируют связи между нематериальным и материальным, между субъективным и объективным - между безграничным духом и ограниченным разумом. С помощью чувств мы знаем, в сущности, всё, что нам дано знать. Воображение, интуиция, рассудок являются лишь возвышенными формами того, что мы называем физическими чувствами. Для Человека не существует ничего, кроме физической реальности; то, что он называет своей духовной жизнью, - всего лишь предельный взлёт его животной природы. Мало-помалу Человек своими чувствами познает Безграничность. Его самые возвышенные мысли, его самые деликатные желания появляются, незаметно зародившись и вырастая из материального чувства осязания. Из чувства голода возникло томление его души. Из грубых страстей - нежнейшие привязанности его сердца. Из первобытных инстинктов пришла к нему сила и мощь его разума.
Всё растет, всё гибнет. Функции рождают функции, и те в свою очередь дают жизнь или несут смерть другим. Формы возникают из форм и сами растят или губят другие. Все они соотнесены, сплетены, сцеплены, связаны и скрещены между собой. Они в непрерывном процессе эндосмоса и экзосмоса (взаимопросачивания). Они вертятся, кружатся, перемешиваются и вечно перемещаются. Они формируются, преобразуются, рассеиваются. Они реагируют, сообщаются, притягиваются и отталкиваются, срастаются, исчезают, появляются вновь, тонут и всплывают: медленно или быстро, легко или с сокрушительной силой - из хаоса в хаос, из смерти в жизнь, из мрака в свет, из света в мрак, от горя к радости, от радости к горю, из чистоты в грязь, из грязи и чистоту, от роста к распаду, от распада к росту.
Всё - форма, всё - функция, непрестанно разворачивающиеся и сворачивающиеся, и с ними разворачивается и сворачивается сердце Человека. Человек - единственный зритель, перед глазами которого проходит эта драма все потрясающей вдохновительной гармонии движения и великолепия, когда колокола отзванивают столетия времени, парящего из вечности в вечность: а пока что букашка высасывает соки лепестка, муравей усердно носится туда и обратно, певчая птичка щебечет на ветке, фиалка в своем простодушии расточает нежное благоухание.
Всё функция, всё форма, но аромат их в ритме, их язык ритм: ибо ритм этот - свадебный марш и церемониал, что ускоряют рождение песни, когда форма и функция находятся в полном согласии, или та прощальная панихида, что звучит, когда они расходятся врозь и канут в Лету, позабытые в том, что у нас называется «прошлым». Так движется история споим бесконечным путем».
Цитируется по книге: Иконникова А.В., Мастера архитектуры об архитектуре, М., «Искусство», 1971 г., с. 46-49.
Функционализм - направление в архитектуре XX века, требующее строгого соответствия зданий и сооружений протекающим в них производственным и бытовым процессам (функциям). Функционализм возник в Германии (школа «Баухауз») и Нидерландах (Якобс Йоханнес Ауд)в началеXX века как один из основных элементов более общего понятия " модернизм " , иначе – "современная архитектура" , ставшей наиболее радикальным и принципиальным поворотом на путях развития не только искусства, но и материального мира. Используя достижения строительной техники, функционализм дал обоснованные приёмы и нормы планировки жилых комплексов (стандартные секции и квартиры, «строчная» застройка кварталов торцами зданий к улице).
Первые формулировки функционального подхода к архитектуре появились в США в конце 19 века, когда архитектор Луис Саллива н реализовал отчетливую зависимость формы и функции. Его новаторские многоэтажные конторские здания (Гаранти-билдинг в Буффало, 1894) стали первенцами функционального подхода к архитектуре.
Ле Корбюзье вывел пять признаков функционализма (от которых, однако, некоторые ответвления могли отступать) :
● Использование чистых геометрических форм, обычно прямоугольных.
● Использование крупных нерасчленённых плоскостей одного материала, как правило, монолитного и сборного железобетона, стекла, реже - кирпича. Отсюда и преобладающая цветовая гамма - серый (цвет неоштукатуренного бетона), жёлтый (любимый цвет Ле Корбюзье) и белый.
● Отсутствие орнаментации и выступающих деталей, лишённых функционального назначения. Плоские, по возможности, эксплуатируемые кровли. От этой идеи Ле Корбюзье нередко отказывались «северные» функционалисты, строившие здания, способные противостоять сложным погодным условиям (см., например, Центральная больница Северной Карелии).
● Для промышленных и частично жилых и общественных зданий характерно расположение окон на фасаде в виде сплошных горизонтальных полос (так называемое «ленточное остекление»).
● Широкое использование образа «дома на ножках», заключающегося в полном или частичном освобождении нижних этажей от стен и использовании пространства под зданием для общественных функций.
Идеология и критика функционализма.
Сжатая философия стиля - «форма определяется функцией» (Луис Салливан). В области жилой архитектуры заключена в знаменитом постулате Ле Корбюзье: «Дом - машина для жилья».
Критики концепции функционализма обычно говорят о «безликости», «серийности», «бездуховности», серости и искусственности бетона, угловатости параллелепипедов, грубости и минимализме внешней отделки, стерильности и бесчеловечной холодности кафельной плитки. Контраст между циклопизмом внешних размеров и микроскопическими внутренними помещениями и окнами часто делает дома этого стиля похожими на ульи.
Наиболее значительны достижения функционализма в Западной Европе и России. Основной идеологический и практический центр функционализма, творческий центр «Баухауз» в Германии, начиная с 30 годов ведет теоретические исследования и прикладное проектирование. Создатель и руководитель Баухауза , крупнейшая фигура функционализма В.Гропиус был автором многочисленных памятников этого революционного стиля. Иконой функционализма является здание Баухауза в Дессау, Германия, построенное по проекту В.Гропиуса в 1928 году. Лаконичное и ясное сооружение, сплав современных конструкций и научно-производственного предприятия («Баухауз» - проектно-исследовательский центр дизайна) демонстрирует форму, определенную функцией и характерный для функционализма формальный ряд – плоские кровли, крупные плоскости стекла, полное отсутствие всего, что не нужно для конструкций.
Французский архитектор Ле Корбюзье , наиболее известный творец функционализма, внес решающий вклад в теорию и практику этого стиля. Его идеи в градостроительстве, в теории массового индустриального жилья, во многом реализованные постройками и проектами, и по сей день актуальны. Этот поистине величайший архитектор современности насытил теорию функционализма идеологически и практически, его знаменитые принципы построения массового индустриального жилого дома (дом на опорах, плоская крыша-сад, ленточное остекление итд) используются и сегодня.
Для обеспечения взаимодействия между подсистемами в ряде случаев не требуется создавать какие-либо дополнительные программные компоненты (помимо реализации внешних функций) - для этого может быть достаточно заранее фиксированных соглашений и стандартных возможностей базового программного обеспечения (операционной системы). Так в комплексе автономно выполняемых программ для обеспечения взаимодействия достаточно описания (спецификации) общей внешней информационной среды и возможностей операционной системы для запуска программ. В слоистой программной системе может оказаться достаточным спецификации выделенных программных слоёв и обычный аппарат обращения к процедурам. В программном конвейере взаимодействие между программами также может обеспечивать операционная система (как это имеет место в операционной системе UNIX ).
Однако в ряде случаев для обеспечения взаимодействия между программными подсистемами может потребоваться создание дополнительных программных компонент. Так для управления работой комплекса автономно выполняемых программ часто создают специализированный командный интерпретатор, более удобный в данной предметной области для подготовки требуемой внешней информационной среды и запуска требуемой программы, чем базовый командный интерпретатор используемой операционной системы. В слоистых программных системах может быть создан особый аппарат обращения к процедурам слоя (например, обеспечивающий параллельное выполнение этих процедур). В коллективе параллельно действующих программ для управления портами сообщений требуется специальная программная подсистема. Такие программные компоненты никаких внешних функций не выполняют - они реализуют функции, возникшие в результате разработки архитектуры программного средства. В связи с этим такие функции мы будем называть архитектурными.
Контроль архитектуры программных средств
Для контроля архитектуры ПС используется смежный контроль и ручная имитация.
Смежный контроль архитектуры ПС сверху - это её контроль разработчиками внешнего описания: разработчиками спецификации качества и разработчиками функциональной спецификации. Смежный контроль архитектуры ПС снизу - это её контроль потенциальными разработчиками программных подсистем, входящих в состав ПС в соответствии с разработанной архитектурой.
Ручная имитация архитектуры ПС производится аналогично ручной имитации функциональной спецификации, только целью этого контроля является проверка взаимодействия между программными подсистемами. Так же как и в случае ручной имитации функциональной спецификации ПС должны быть сначала подготовлены тесты. Затем группа разработчиков должна для каждого такого теста имитировать работу каждой программной подсистемы, входящей в состав ПС. При этом работу каждой подсистемы имитирует один какой-либо разработчик (не автор архитектуры), тщательно выполняя все взаимодействия этой подсистемы с другими подсистемами (точнее, с разработчиками, их имитирующими) в соответствии с разработанной архитектурой ПС. Тем самым обеспечивается имитационное функционирование ПС в целом в рамках проверяемой архитектуры.
Рассмотрение архитектуры в качестве системы знаков предполагает наличие "значения», то есть семантического измерения архитектуры. Это противоречит рассмотрению архитектуры исключительно с точки зрения функциональности или формальной эстетики.
Для Эко (1968) архитектура базируется на конвенциональных правилах, или кодах, так как архитектурные элементы есть "сообщение возможной функции" и в том случае, когда эта функция не реализуется. Даже явно ориентированные на выполнение определенной функции архитектурные элементы, согласно Эко, представляют в первую очередь культурное образование.
Наряду с историко-архитектурной позицией, согласно которой значение архитектурных элементов выводится из исторических кодов, существует подход к семантике архитектурного знака, состоящий в анализе вербальных описаний, исходящих от "реципиентов" архитектурного сообщения. Так, Крамлен (1979) с помощью метода семантического дифференциала определяет значения, которые связывают с архитектурными объектами потребители, а Эко (1972) выводит из описании "колонны" семантические компоненты этого архитектурного элемента. Подробно о семантике архитектуры пишет Бродбент (1980).
Бихевиористская модель Морриса. Модель архитектурного знака в категориях биохевиористской семиотики Морриса формулирует Кениг (1964, 1970). С этих позиций архитектурный знак - это подготовительный стимул, который имеет следствием реакцию - определенный тип поведения. В качестве денотата этого знака Кениг описывает (1964) способ поведения потребителей.
Диалектическая модель Соссюра. В противоположность этой позиции Скальвини (1971) ссылается на соссюровскую модель знака как единства означающего и означаемого. Де Фуско (1971) связывает обе стороны этой знаковой модели с категориями "внешнее и внутреннее пространство". Эко (1968) критикует триадическую модель архитектурного знака Пирса, Огдена и Ричардса, поскольку, по его мнению, в архитектуре невозможно провести различие между материальными носителями (символом, по Огдену и Ричардсу, или означающим, по Соссюру) и знаковым объектом (референтом, согласно Огдену и Ричардсу), так как оба единства соотносятся с одной и той же физической реальностью. Эко (1972) развивает свою концепцию знака, используя введенные Елъмслевом различия между планом содержания и планом выражения субстанции и формы и вводя дифференцированное различие между денотацией и коннотацией. Архитектурные морфемы, единства плана выражения соподчинены архитектурным семемам - единицам плана содержания. Семемы этих морфем составляются из более мелких семантических компонентов, которые Эко описывает как архитектурные функции (денотативные - физические функции, коннотативные - социо-антропологические). Единства плана выражения также могут члениться на более мелкие морфологические компоненты.
Триадическая модель Пирса. Триадическая знаковая модель и типология знаков Пирса послужили основой дальнейших разработок архитектурной семиотики (Кифер, 1970; Арин, 1981) и семиотической архитектурной эстетики (Дрейер, 1979) в рамках штутгартской школы (Бензе, Вальтер). В архитектурной семиотике также находит применение тезис Пирса о неограниченном семиозисе (Эко 1972) и близкий ему тезис Барта (1967) об отсутствии окончательных сигнификатов (означаемых). Если денотацию обозначить как имеющий границы первичный сигнификат (означаемое) (Эко, 1968), то из постулата о неограниченном семиозисе следует принципиальная безграничность коннотации архитектурного знака (Эко 1972). В дискуссии о денотации и коннотации архитектурного знака (Дорфлес 1969, Эко 1968, Зелигман 1982, Скальвини, 1971, 1979), которые эти понятия сводят к дихотомии тектонического и архитектонического, ставится, прежде всего, проблема разграничения коннотативного и денотативного значения в архитектуре. У Эко (1972) это разграничение соответствует различию между архитектурными первичными и вторичными функциями: например, хилое здание денотирует первичную функцию "использование" (Эко, 1968) и коннотиру-ет через вторичные функции (исторические, эстетические и антропологические) "идеологию" жилища (Эко, 1968). Проблему "архитектура как идеология" обсуждают также Агрест и Гандельсонас (1977).
Функции архитектуры. Функциональный анализ архитектуры в семиотическом аспекте одним из первых предпринял Мукаржовский (1957), который описывает четыре функциональных горизонта постройки:
1) непосредственная функция (использование),
2) историческая,
3) социоэкономическая и
4) индивидуальная, которая содержит всевозможные отклонения от других функций.
Этим специфически архитектурным функциям противопоставляется функция эстетическая, так как эта функция, согласно Мукаржовскому, состоит в превращении архитектуры в самоцель, что диалектически отрицает остальные функции (см. у Мукаржовского тезис об автономии эстетического знака). В продолжение соображений Мукарковского и в связи с традициями семиотического функционального анализа Шиви (1975) и Прециози С1979) применяют к архитектурному анализу модель Якобсона, состоящую из шести семиотических функций. При этом Прециози постулирует следующие архитектурные корреляты к функциональной модели Якобсона (1979)
1).референциальная функция (архитектурный контекст), по Якобсену, это должно быть внеархитектурное отношение;
2) эстетическая функция (архитектурное формообразование);
3) метаархитектурная функция (архитектурные аллюзии, "цитаты", Уиттик, 1979);
4) фетическая функция (территориальный аспект здания);
5) экспрессиивнял функция (самовыражение владельца в постройке) и
6) эмотивная функция, определяемая в процессе использования.
Архитектура как знаковая система . Первые попытки описания архитектуры как знаковой системы были предприняты на основе аналогии с языковой системой. Несмотря на критику этого направления (Дорфлес 1969, Прециози 1979), которая; особенно справедлива там, где эта аналогия связана с ложным пониманием семиотических категорий (Агрест и Гандельсонас, I973}, эти попытки представляют интерес для прикладной семиотики.
В подробной дискуссии Бродбент, Бейрд и Дорфлес (1969) обсуждают вопрос, состоит ли знаковая системе архитектуры из заранее данного языка (langue) , правила которого реализуются в творчестве отдельных архитекторов в качестве речи parole). Шиви (1973) идет в этой аналогии так далеко, что вычленяет архитектуные идиолекты, диалекты, социолекты и даже "языковые барьеры". К общим свойствам системы, описываемой по аналогии с языковой системой, относят синтагматические и парадигматические отношения между архитектурными элементами (Бродбент, 1969; Кениг, 1971), а также иерархическую структуру архитектуры как знаковой системы. Как аналог языка исследуется процесс создания архитектурного проекта, что приводит к попыткам создания "генеративной грамматики архитектуры" (по модели Хомского (Крампен, 1979; Гиока, 1983).
Структуры и уровни кодов . Вопрос о вычленении минимальных значимых единиц и более крупных сегментов в структуре семиотического кода является основным для лингвистических и семиотических концепций. Исходной моделью для множества интерпретаций послужила модель языковых уровней лингвиста Мартине. Попытка переноса этой модели на неязыковые коды приводит к нескольким модификациям.
Для Мартине (1949, I960) принцип двойного членения (кодирования) является отличительным признаком естественных языков, отличающим их от языков животных. Этот принцип состоит в том, что всякий язык состоит из двух различных типов минимальных единиц.
На первом уровне это единицы, несущие значение (монемы), на втором - единицы, с помощью которых различаются значения - фонемы. Два уровня далее членимы. Так, комбинации монем объединяются в предложения, а комбинации фонем - в монемы с помощью определеных правил. Комбинация монем в лексемы, предложения и текст, гласно Мартине, не означает перехода на второй уровень. Более того, в первом уровне членения он видит всего лишь комбинации однородных элементов, так как "качественный прыжок" от монемы к фонеме невозможен в пределах одного уровня.
Двойное членение языка объясняет введенный Мартине принцип экономии языковые системы: если бы не было второго уровня, то каждой новой монемы должен быть создан совершенно новый языковый знак. Язык был бы неэкономным. Благодаря же наличию второго уровня возможно в результате комбинации или замены фонем давать тысячи монем или лексем.
В широкой дискуссии о возможности переноса модели Мартине на неязыковые системы приняли участие многие лингвисты и искусствоведы. По отношению к архитектуре эти идеи были развиты Прието (1966) и Эко (1968). Прието предлагает в невербальных системах вычленять три семиотических единства: фигуры, знаки и семы. Фигуры не обладают фиксированным значением, соответствуют фонемам естественного языка или знаковым элементам в теории информации и образуют второй уровень членения. На первом уровне знаки соответствуют монемам, а семы - полноценному высказыванию или предложению. Эко перенёс ее модель Мартине на архитектуру, в сочетании с моделью знака Соссюра, создав теорию первичных и вторичных функций. В целом модель двойного кодирования выглядит следующим образом:
Возможность двойного членения архитектурной знаковой системы обосновывают наряду с Эко (1968) Кениг (1970, 1971) и Прециози (I979). Последний постулирует иерархическое строение архитектуры как знаковой системы по аналогии со всеми уровнями языковой системы. Как смыслоразличительные единства эта модель охватывает дистинктивные различительные признаки, формы (по аналогии с фонемой) и шаблоны (по аналогии со слогом). Смыслонесущие единства Прециози называет (I979) фигурами (по аналогии с морфемой) и клетками, или элементами (по аналогии со словом). "Матрица" рассматривается как аналог к фразе, структурные связи - как грамматика.
Город как текст . Аналогию между городом и знаковой системой языка Соссюр провел еще в 1916 г. Барт (1967), Шоае (1972), Трабант (1976) и другие исследовали системные отношения и семантические структуры, которые допускают описание города как языка или текста. В дискуссии о семиотике города Шоае прослеживает процесс семантической редукции городского пространства от средневековья до модерна, в то время как Ледру (1973) утверждает отличие современной городской коммуникации от коммуникации прошлых эпох. Фоке (1973) выводит структурную семантику города из суждений жителей о своем городе.
Исследование урбанистической семиотики путем анализа вторичных функций архитектуры (нечто вроде "архитектуры общения") осуществляется под руководством Бензе (1968), Кифера (1970).
Архитектурная семиотика и практика . Не все результаты архитектурной семиотики допускают применение на практике. Архитекторы видят практическую пользу семиотики в "преодолении кризиса методологии проектирования" (Шнейдер, 1977), или "выходе из наивного функционализма" (Зипек, 1981). Вопрос о том, что семиотика архитектуры развивающаяся и перспективная область знания, не дискутируется.
Проксемика: семиотика пространства
Создатель проксемики - английский антрополог Эдвард Холл (I9G3). Введенное им понятие предусматривает научную программу проксемики, исследование специфических культурных систем и стереотипов осознания пространства и поведения в пространстве. В качестве науки о поведении проксемика связана с обширной областью исследований невербальных коммуникаций, а сама, в свою очередь, важна для архитектуры, поскольку занимается культурными стереотипами восприятия пространства.
Э. Холл изложил свою научную программу в двух, популярных, однако оказавших существенное влияние на развитие семиотики пространства, книгах: "Язык молчания" (1959) и "Скрытое измерение" (1966, 1969, 1976), а также в "Справочнике по проксемике" (1974).
В работах Холла содержится множество определений проксемики.
Проксемика исследует:
1) неосознанное структурирование человеческого микропространства - дистанцию между человеком в его повседневной деятельности и организацией пространства в домах, зданиях и городе (1963);
2) возможности изучения человека, оценивая образцы его поведения, зависящие от различной степени межперсональной близости;
3) человеческое использование пространства как специфической культурной манифестации;
4) человеческое восприятие и использование пространства;
5) прежде всего неосознанные конфигурации дистанции.
На основе проведенного анализа Холл предлагает классификацию категорий пространства и дистанции, а также измерение восприятия пространства.
1. Жесткие конфигурации материально детерминированы, в особенности архитектурными и градостроительными данными. Это анализ из области семиотики архитектуры.
2. Полужесткие состоят из потенциально подвижных единиц человеческого окружения (например, мебель и предметы интерьера). Они выступают изолированно или стимулируют какую-либо деятельность.
3. Неформальные, или динамические, конфигурации пространства касаются дистанции между двумя участниками социальной коммуникации. Анализ межличностной дистанции требует ее разбивки на отдельные области. Предлагается различать четыре области дистанции.
1. Интимная дистанция –
от 15 см до 40 см
от 0 до 15 см - I фаза
от 15 до 40 см - П фаза
2. Личная дистанция
от 45-75 см - ближняя дистанция
от 75-120 см - дальняя дистанция
3. Социальная дистанция
от 1.20 м до 2.00 м - I фаза
от 2.00 м до 3.50 м – П фаза
4. Официальная (общественная) дистанция
от 3.50 - до 7.50 м- Ш фаза
свыше 7.50 м - 1У фаза
В новейших исследованиях разрабатываются новые эмпирические методы анализа дистанций коммуникации (Форстон, Шерер).
1. Положение тела в пространстве и пол (женщина, стоит)
2. Положение в пространстве относительно друг друга (лицо к лицу)
3. Потенциальная возможность взаимодействия, досягаемость ("дистанция контакта", "вне досягаемости»)
4. Тактильные коды: форма и интенсивность прикосновения
5. Визуальные коды; обмен взглядами
6. Термические коды: восприятие температуры
7. Коды обоняния: восприятие запахов
Эмпирическую существенность этих категорий доказал Уотсон (1970) в исследовании социальных различий в международных студенческих группах.
Сам Холл не имел в виду приложение своих идей в семиотике, однако его опыт переноса лингвистических моделей на системы невербальных коммуникаций обнаруживает целый ряд семиотических аспектов. В рамках семиотики идеи Холла развили У.Эко (1968) и Уотсон (1974).
Если говорить о функциональном анализе, то целью проксемики является исследование различных культурных кодов пространственного поведения. Единицами этой семиотической системы являются проксемические знаки, а их составляющими - проксемы. Наряду с областями дистанции и категориями восприятия пространства (обмен взглядами или модус соприкосновения) существуют потенциальные проксемы, которые могут изменить означаемое. Как система знаков и значимых единств проксемический код обладает двойным членением.
Семантика проксемического знака исследована очень слабо.
Как правило, культурное значение проксемических норм не осознается человеком, однако осознается их нарушение. Поэтому основным методом анализа является исследование прагматических ситуаций с позиций вычленения проксемических знаков, значение же этих знаков должно описываться в ценностных категориях, которые неопределенны и трудно установимы. Для архитектуры проксемика может дать полезные данные относительно функционального поведения человека в пространстве.
Наряду с двойным членением системы проксемики обнаруживают и другие аналогии с языковыми системами (продуктивность, произвольность, замещение, культурная традиция и т.п.). Программа исследования пространства, предложенная Холлом, предполагает анализ коммуникативных функций пространства, которые в известной степени предопределяют невербальное поведение человека, а также исследует проблему репрезентации пространства в языках искусства.
Исследования коммуникативных функций пространства, проводимые Холлом (1966) и Уотсоном (1970), находятся прежде всего в области сравнительной антропологии. Так, доказанным является тот факт, что существует различия в осознании и восприятии пространства у немцев, англичан, японцев, северных и южных американцев, арабов. Далькейшие исследования (Халер, 1978) показали что на восприятие пространства влияют такие факторы, как возраст, пол, психические особенности личности. Эти исследования дали толчок развитию такой научной дисциплины, как психология среды и, что особенно интересно для архитектуры, территориального поведения человека, животного (которые, кстати, обнаруживают гораздо больше сходных моментов, чем можно было предположить).
Территориальное поведение человека выражается в форме личных пространств, маркированных невидимыми признаками поля, существующего вокруг человеческого тела, а также в виде мест и территорий, которые личность воспринимает временно или постоянно как "собственные"" и к защите которых она готова. В широком смысле территориальное поведение определяется положением человека в социальной группе, где его статус или лидирующее положение может быть представлено в материальной форме. Например, нахождение за столом президиума свидетельствует о руководящей роли личности в социальной группе (Зоммер, 1968; Хэнли, IS77).
Лиман и Скот (1967) различают 4 типа человеческих территорий:
· общественные (улицы, площади, парки),
· связанные с местом жительства (рестораны, школы, административные здания),
· территории общения (места собраний),
· личные - личное пространство индивида, связанное с местонахождением в пространстве.
Неофициальные территории подразделяются на первичные и вторичные. Первые принадлежат владельцу и тщательно огораживаются, вычленяются. Вторые - доступны для других.
Владелец территории маркирует ее различными знаками. Индексальное маркирование - стены, заборы, вывески, наименования; для вторичных территорий - места заседаний, столы, одежда, жесты, способ общения с соседом. Эти знаки означают также предостережение против нарушения территории. Для самого владельца его территория - достаточно сложный знак, имеющий множество индивидуальных значений: престиж, власть (дом, автомобиль, бюро), эмоциональные связи с личным пространством (любимая комната, кресло), неосознанные значения, исследуемые психоаналитическими методами. При нарушении личной территории владелец применяет различные способы защиты, вплоть до изгнания нарушителя.
Эта интересная и малоисследованная область невербальные коммуникацкй (включая также анализ географических пространств) имеет к архитектуре гораздо больше отношения, чем к живописи или литературе.