Что такое Смерть? Значение слова «Смерть» в популярных словарях и энциклопедиях, примеры употребления термина в повседневной жизни.
Смерть В Колыбели, Синдром Внезапной Детской Смерти (sudden Infant Death Syndrome, Sids) – Медицинский словарь
внезапная неожиданная смерть младенца в возрасте до двух лет (чаще всего наблюдается в возрасте от двух до шести месяцев) от неустановленной причины. Смерть может быть вызвана многими факторами, однако самым важным из них является положение, в котором спит ребенок: у детей, которые спят на животе, риск возникновения неожиданной смерти значительно выше. К другим факторам риска относятся: курение родителей, перегревание ребенка в кроватке, недоношенность, а также ранее случавшаяся в данной семье внезапная смерть младенцев. Примерно у половины младенцев, умерших таким образом, в течение 48 часов до наступления смерти наблюдались проявления вирусной инфекции верхних дыхательных путей; у многих из них смерть наступила благодаря действию респираторно-синцитиального вируса. См. также Апноэ-мониторинг.
Смерть В Местах Содержания Под Стражей – Юридический словарь
Может наступить в тюрьме либо в другом месте лишения свободы, как официальном, так и неофициальном, а также в больницах или других местах, где задержанные находятся в ведении правоохранительных либо военных органов. В определенных случаях смерть в местах содержания под стражей попадает под определение внесудебной казни. Она может наступить в результате пыток или жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Примерами такого бесчеловечного обращения являются недостаточное питание, антисанитарные условия заключения либо врачебная халатность . МА призывает к проведению безотлагательного, эффективного, беспристрастного и независимого расследования случаев смертей в местах содержания под стражей, если имеются свидетельства недопустимого обращения, возможной внесудебной казни либо других форм нарушения прав человека. МА призывает к принятию ограничительных мер, направленных на предотвращение нарушений прав человека в заключении. Такими мерами могут быть: обязательное представление всех задержанных суду вскоре после задержания; запрет лишения свободы без права переписки и сообщения, предоставление заключенным возможности общаться с семьями и адвокатами, а также обеспечения доступа к врачебной помощи; предоставление заключенным возможности подать жалобу на администрацию; недопущение к рассмотрению в суде показаний, полученных с помощью пыток.
Смерть Внезапная – Бизнес словарь
Смерть Внезапная – Экономический словарь
смерть, наступающая внезапно без видимых причин от патологических изменений в организме, протекавших скрыто. Для выяснения причин В.с. проводится патолого-анатомическая экспертиза.
Смерть И Умирание – Социологический словарь
(death and dying) - прекращение жизни, которая на сегодняшний день определяется медициной как "смерть мозга". Социологи с интересом изучали данное явление, особенно его социокультурные различия, социальные условия, социально управляемые процессы, предполагающие прекращение принадлежности к социальным группам, форму "статусного перехода" (см. также Обряды перехода). В Великобритании и некоторых других западных обществах, в отличие от предыдущих эпох, смерть считается объектом табу с вытекающими отсюда трудностями для скорбящих родственников. Поэтому создаются приюты (хосписы) для неизлечимо больных и проводятся психологические консультации по поводу тяжелой утраты.
Смерть Клиническая – Юридический словарь
Смерть Мозга – Психологический словарь
Фраза, относящаяся к ситуации, когда стандартные электроэнцефалографические (ЭЭГ) данные указывают на то, что основные компоненты мозга больше не функционируют. Этот критерий в последние годы был признан лучшим для определения наступления смерти в значительной степени потому, что сложные системы жизнеобеспечения могут поддерживать функции других органов (сердца, легких, почек). Следовательно, использовавшиеся ранее критерии, такие как отсутствие дыхания, необнаруживаемый пульс и т.д., не могут больше служить надежными показателями наступления смерти.
Смерть Мозга – Экономический словарь
В страховании жизни: прекращение жизнедеятельности организма человека в соответствии с медицинским заключением, основанном на факте необратимости повреждений головного мозга или отсутствия мозговой деятельности при сохраняющемся сердцебиении. Среди учитываемых факторов: отсутствие реакции на внешние раздражители, отсутствие дыхания или самопроизвольных движений, показания электроэнцефалограммы в течение 24 часов.
Смерть Мозга – Психологическая энциклопедия
Фраза , относящаяся к ситуации, когда стандартные электроэнцефалографические (ЭЭГ) данные указывают на то, что основные компоненты мозга больше не функционируют. Этот критерий в последние годы был признан лучшим для определения наступления смерти в значительной степени потому, что сложные системы жизнеобеспечения могут поддерживать функции других органов (сердца, легких, почек). Следовательно, использовавшиеся ранее критерии , такие как отсутствие дыхания, необнаруживаемый пульс и т.д., не могут больше служить надежными показателями наступления смерти.
Смерть Мозга (brain Death) – Медицинский словарь
См. Смерть.
Смерть Неестественная – Юридический словарь
Смерть Субъекта – Философский словарь
Метафорический термин для обозначения одного из двух полюсов амбивалентной тенденции размывания определенности субъект-объектной оппозиции в рамках постмодернистской программы преодоления традиции бинаризма (см.), фиксирующий отказ постмодернистского типа философствования от презумпции субъекта в любых версиях его артикуляции (ино-, поли- и, наконец, бес-субъектность "непознаваемого субъекта" эпохи постмодерна). Оформление презумпции "С.С." в современной культуре подготовлено эволюцией неклассической философии, во многом деформировавшей традиционно-классическое понимание субъекта как носителя чистой когнитивной рациональности (начиная с философии жизни). Монолитность субъекта расшатывается в неклассической философии процессуальностью противостояния "Оно" и "Сверх-Я" в классическом фрейдизме, перманентным марксистским трансцензусом к абстракции общества, фокусировкой феноменологией внимания на интенциональности сознания, структуралистским переносом центра тяжести с личного субъекта на безличный текст и др. Термин "С.С." вошел в философский оборот после работ Фуко "археологического периода" (начиная с работы "Слова и вещи: Археология гуманитарных наук", 1966) и был специфицирован Р.Бартом как "смерть автора" (одноименная работа, 1968). Парадигматическая фигура "С.С." в постмодернистской философии означает, прежде всего, гибель традиционного (стабильного, однозначно центрированного и линейно детерминированного со стороны общего социального порядка) субъекта дюркгеймовского типа. Если классическая культура задает образец экстремального объективизма, то максимальный субъективистский акцент падает на традицию художественного модернизма с его пафосом личного начала: от экспрессионистской программы выражения в художественном произведении внутреннего состояния автора - до эстетики так называемого "ультра-язычества": "Я сам, Ты сам, Он сам. Так, отринув множественное число, станем читать молитву Ячества. Единственные. Невписанные. Неповторимые. А главное - упорно держащиеся за свое Я, которому нет и не будет равных... Я Сам себе причина. Сам себе критик. Сам себе предел... Я утверждаю высоту и незаменимость Ячества, которое было и будет первой из духовных добродетелей новатора и бунтаря" ("Ультраманифесты" Где Toppe). В противоположность этому, в рамках постмодернистской философской парадигмы феномен субъекта артикулируется в качестве проблематичного: Кристева полагает допустимым говорить лишь о "проблематичном процессуальном субъекте языка". Фуко в "Герменевтике субъекта" формулирует два основополагающих вопроса соответствующего проблемного поля постмодернистской философии: "вопрос об истинности субъекта" и "вопрос о структуре истинности субъекта", подвергая проблематизации и самый тот способ, посредством которого данные вопросы "встали на повестку дня". По оценке А.Турена, если модернизм провозглашал идею ценности "Я", то постмодернизм - идею его расщепления. Согласно эксплицитно сформулированной позиции постмодернистской философии, сам феномен Я оценивается как культурно артикулированный, связанный с определенной традицией и потому исторически преходящий. Согласно выводам Фуко, "взяв сравнительно короткий хронологический отрезок и узкий географический горизонт - европейскую культуру с XVI в., можно сказать с уверенностью, что человек - это изобретение недавнее. ...Лишь один период, который явился полтора века назад и, быть может, уже скоро закончится, явил образ человека. И это не было избавлением от давнего непокойства, переходом от тысячелетней заботы к ослепительной ясности... - это просто было следствием изменений основных установок знания... Если эти установки исчезнут так же, как они возникли, если какое-нибудь событие (возможность которого мы можем лишь предвидеть, не зная пока ни его формы, ни облика) разрушит их, как разрушилась на исходе XVII в. почва классического мышления, тогда - в этом можно поручиться - человек изгладится, как лицо, нарисованное на прибрежном песке". Что же касается собственной версии артикуляции субъекта философией постмодернизма, то для нее характерна радикальная децентрация индивидуального (равно как и любых форм коллективного) Я. Оперативные правила эпистемы, выступая регулятором по отношению к активности сознания, но не осознаваемые последним рефлексивно, выступают фактором децентрации и деперсонификации субъекта. С точки зрения постмодернизма, само использование термина "субъект" - не более чем дань классической философской традиции: как пишет Фуко, так называемый анализ субъекта на деле есть анализ "условий, при которых возможно выполнение неким индивидом функции субъекта. И следовало бы еще уточнить, в каком поле субъект является субъектом и субъектом чего: дискурса, желания, экономического процесса и так далее. Абсолютного субъекта не существует". Критика концепции "трансцендентального субъекта" (А.Ронелл) становится фундаментом формулировки основополагающей для философской парадигмы постмодерна программной презумпции "смерти человека". В контексте структурного психоанализа Лаканом была выявлена языковая форма бытия бессознательного как "речи Другого". Именно "Другой" и является, с точки зрения Лакана, тем культурным механизмом, посредством которого находят свое разрешение "приключения индивидуальных желаний", ибо он выступает, с одной стороны, как объект желания, а с другой - как внешний закон и порядок, персонифицированные в Отце как изначальном "Другом". В процессе психоанализа устами пациента "говорит желание" ("речь того Другого", голос вожделения), но, будучи вербально артикулированным, желание оказывается не автохтонным, но подчиненным внешним требованиям языкового строя и речевой практики ("речь Другого" как не-себя). "Я" (в терминологии Лакана "воображаемое") детерминируется не столько импульсами бессознательного (хаотического "реального", не подлежащего вербализации), сколько его вписанностью в общий символический порядок, подключенностью к "означающему", т.е. языковым структурам, задающим артикуляционные правила. Оценка диктата логико-грамматического строя языка как насилия над творческой свободой и мышлением была высказана еще в начале 20 в. в рамках эстетики дадаизма: "я разрушаю выдвижные ящички мозга" (Т. Тцара). Структурный психоанализ наполняет эту установку новым смыслом. Выдвинутая в классическом психоанализе презумпция подчиненности бессознательных желаний культурным нормативам "Супер-Эго" переформулирована Лаканом в тезис о заданности желания материальными формами языка. Субъект как связующее звено между "реальным", "воображаемым" и "символическим" (объективирующемся в "означающем"), характеризуется Лаканом как "децентрированный" (см. Ацентризм), ибо его мысль и существование оказываются нетождественными друг другу, будучи опосредованы чуждой им реальностью языка. Бессознательное, таким образом, предстает как язык, а желание - как текст. Рациональный субъект декартовского типа, равно как и вожделеющий субъект типа фрейдистского, сменяются "децентрированным" инструментом презентации культурных смыслов ("означающих") языка: "говорящий субъект" как "субъект в процессе" (Кристева) и, как следствие - "смерть человека", растворенного в детерминационном воздействии структур языка и дискурсивных практик на индивидуальное сознание. В рамках тенденции деперсонификации текста оформляется и более радикальная версия "смерти субъекта", а именно - парадигматическая фигура "смерти героя", т.е. центрального персонажа, фокусировавшего бы на себе семантическое пространство нарратива (К.Брук-Роуз). По оценке А.Роб-Грийе, "смерть" такого "устаревшего понятия", как "персонаж", "констатировалось много раз серьезнейшими публицистами", - и "ныне он превратился в мумию". Однако если "смертью Автора" оплачена возможность плюральности означивания и бесконечная верификация текстовой семантики, т.е. то, что Р.Барт назвал "рождением читателя", то, перенося акцент в интерпретации смыслопорождения с фигуры Автора на фигуру Читателя, философия постмодернизма отнюдь не конституирует последнего в качестве автономного субъекта классического типа. По формулировке Р.Барта, фигура читателя может быть рассмотрена в качестве "личного адреса" ничуть не более, нежели фигура Автора, ибо "читатель - это человек без истории, без биографии, без психологии, он всего лишь некто, сводящий воедино все те штрихи, что образуют письменный текст". Собственно, по видению Деррида, "интерпретирующее Я" само по себе есть не более чем текст, сотканный из культурных универсалий и дискурсивных матриц, культурных кодов и интерпретационных конвенций. Подобно автору, читатель растворяется в процессуальности собственных дискурсивных практик, обусловленных внешними и не автохтонными по отношению к субъекту правилами, - по выражению М.Грессе, читатель уловлен "сетью культуры", т.е. той системой фундаментальных конвенций, которые диктуются универсалиями данной культурной традиции. Иными словами, читатель, как и автор, оказывается даже не "гостем", но "порождением текста". Если философский модернизм в лице Ницше оценивал "Я" в качестве "rendez-vous опытов", то для постмодернизма, напротив, характерен тезис о непреодолимом разрыве опыта как такового, с одной стороны, и носителя дискурса, в котором этот опыт может быть выражен, - с другой. Р.Барт, например, показывает во "Фрагментах любовного дискурса", что опыт, который декларируется в качестве имманентного, на самом деле выступает принципиально спекулятивным, - в качестве примера он приводит ситуацию так называемой "безумной любви": "Безумие. ("Я схожу с ума"). Это значит, что я безумен для того, чтобы пребывать в любви, но я отнюдь не безумен для того, чтобы сказать об этом, я раздваиваю свой образ". Таким образом, постмодернизм приходит к признанию того, что, по словам Бланшо, "никогда "я" не было субъектом опыта", а уж трансгрессивный опыт (см. Трансгрессия) тем более оценивается как "то, чего ни одно существующее не может достигнуть в первом лице". Таким образом, "субъект высказывания", - в системе отсчета постмодернизма, - "ни в коем случае не может совпадать с "субъектом совершившихся вчера поступков": по оценке Р.Барта, "содержащееся в дискурсе "я" более не является местом, где восстанавливается человеческая личность в непорочной цельности предварительно накопленного опыта". Это означает, что какова бы ни была цель дискурсивной процедуры, всегда - и в рамках письма, и в рамках чтения - "субъект... не бывает экстерриториальным по отношению к своему дискурсу" (Р.Барт). Более того, фактически "ни в филогенетическом, ни в онтогенетическом плане человек не существует до языка", - в когнитивной плоскости это значит, что "язык учит нас понимать человека, а не наоборот" (Р.Барт). И, в конечном итоге, вербальная сфера, по Р.Барту, - это "та область неопределенности, неоднородности и уклончивости, где теряются следы нашей субъективности". Очерчивая границы постмодернистского типа философствования, Фуко в качестве одного из важнейших признаков постмодернизма выделяет финальное "крушение философской субъективности, ее рассеивание внутри языка, который лишает ее господства, но множит ее лики в пространстве пробелов..." Следует отметить, что, порывая с модернистским пафосом программной субъективности, постмодернизм преемственно развивает идеи, высказанные Хайдеггером и Сартром относительно вербальной артикуляции человеческого бытия. Так, ссылаясь на хайдеггеровский тезис о языке как "господине" человека, Сартр пишет: "язык действительно является господином человека, ... он формирует его личность и судьбу, ... законы языка, вместо того, чтобы быть всего лишь практическими рецептами коммуникации..., проявляются - подобно физическим законам - как необходимые условия, предшествующие человеку и формирующие его". Однако растворение субъекта в процессуальности дискурсивных практик - далеко не единственный регистр, в котором реализуется парадигмальная установка на "С.С.". Децентрация последнего характерна для всех проблемных областей философии постмодернизма. Так, анализируя феномен аффекта, столь значимый в ряду предметных ориентации постмодерна, Ф.Джеймисон констатирует, что чувственная сфера в целом перестает быть центрированной и персонифицированной субъектом. Отказ от концепта "субъект" во многом связан с признанием в философии постмодернизма случайности феномена "Я". Как пишет Батай, "возможность моего "я" - в конечном счете, безумная недостоверность". Аналогично, анализируя предложенную Клоссовски модель индивидуальности как "непредвиденного случая", Делез полагает, что "индивидуальность должна осознать себя как событие, а осуществляющееся в себе событие - как другую индивидуальность", в силу чего "самотождественность индивидуальности" не может быть понята иначе, нежели случайная. Ссылаясь на Лиотара, Джеймисон постулирует в связи с этим так называемый эффект "угасания аффекта": "в настоящем не существует более Я, чтобы чувствовать... Скорее, эти чувства - что, по Лиотару может быть лучше и точнее названо "интенсивностями" - сейчас текучи и имперсональны и имеют тенденцию к подчинению особого рода эйфории". Как гносеологически, так и социально ориентированные методологии, предлагаемые постмодернизмом, фундированы идеей отказа от самого концепта "субъект". Так, например, в генеалогии Фуко когнитивная программа в качестве условия своей реализации предполагает "принесение в жертву субъекта познания". Что же касается так называемых социальных ролей, предполагающих определенность их субъекта-исполнителя, то эти версии самоидентификации (как правило, вербально артикулированные да и не выходящие, собственно, за границы нарративных практик) есть не что иное, как маски, наличие которых отнюдь не гарантирует наличия скрытого за ними "Я", претендующего на статус идентичности, "поскольку эта идентичность, впрочем, довольно слабая, которую мы пытаемся застраховать и спрятать под маской, сама по себе лишь пародия: ее населяет множественность, в ней спорят несметные души; пересекаются и повелевают друг другом системы... И в каждой из этих душ история откроет не забытую и всегда готовую возродиться идентичность, но сложную систему элементов, многочисленных, в свою очередь, различных, над которыми не властна никакая сила синтеза" (Фуко). В этом отношении постмодернизм осмысливает себя как постулирующий "смерть самого субъекта" финальный "конец автономной... монады, или Эго, или индивидуума", подвергшегося фундаментальной "децентрации" (Ф.Джеймисон). Следует, наконец, упомянуть развитую философией постмодернизма идею "смерти сверхчеловека" (Делез) и идею "смерти Бога" как окончательный финал философской презумпции конституированной субъективности. Таким образом, заявленная постмодернизмом идея "С.С." реализуется в полном объеме. Место субъекта занимает в постмодернизме то, что Делез определяет как "безличное... поле, не имеющее формы синтетического сознания личности или субъективной самотождественности", а место "Я" - то, что постмодернизм (от Батая до Клоссовски) обозначает как "вакацию "я" - того "я", чья вакация испытывается в сознании, которое, уже не будучи ни в коей мере "я", само по себе есть его вакация". В этом отношении рефлексивно эксплицируемую Фуко попытку постмодернизма "выйти из философии субъекта" можно считать более чем успешной. Что касается современной версии артикуляции проблемы субъекта в постмодернистской философии, то для нее характерна программная ориентация на "воскрешение субъекта", т.е. возвращение в фокус исследовательской аналитики проблемных полей, центрированных вокруг феноменов индивидуальности (коммуникационная программа в контексте такого направления развития современной философиии, как after-postmodernism). (См. также Анти-психологизм, "Смерть Автора", Скриптор, Бинаризм, After-postmodernism, "Воскрешение субъекта", Другой, Я.)
Смерть Субъекта – Философский словарь
Постмодернистский метафорический термин для обозначения одного из двух полюсов амбивалентной тенденции размывания определенности субъект-объектной оппозиции в рамках современного типа философствования. Термин "С. С." вошел в философский оборот после статьи Барта "Смерть автора" (1968). Интенция современной культуры на С.С. подготовлена эволюцией неклассической философии, во многом деформировавшей традиционно-классическое понимание субъекта как носителя чистой когнитивной рациональности (начиная с философии жизни). Монолитность субъекта расшатывается в неклассической философии процессуальностью противостояния "Оно" и "Сверх-Я" в классическом фрейдизме, перманентным марксистским трансцензусом к абстракции общества, фокусировкой феноменологией внимания на интенциональности сознания, структуралистским переносом центра тяжести с личного субъекта на безличный текст и др. Однако, неклассическая философия, подготовившая оформление постмодернистской парадигмы, сама по себе еще не размыкает субъект-объектной оппозиции: в психоанализе субъект - в норме - адаптирован к объективному миру; объект, понимаемый в форме практики, противостоит в марксизме действующему и познающему субъекту; сознание трактуется феноменологией как сознание "об объекте". Идея мира, артикулированного для человека как текст, доминировала в европейской культуре уже в период средневековья, видевшего мироздание как книгу Божественных смыслов, - концентрированная семиотичность средневековой культуры сквозь внешние события тварного мира прозревала знаки бытия Божьего. Но европейская классика всегда видела за текстом - объект, в тексте - внетекстовое содержание; субъект-объектная оппозиция выступала фундаментальным гештальтом, семантическим стержнем классической ментальности. Культура постмодернизма задает ряд семантико-аксиологических векторов философствования, находясь внутри которых практически невозможно задать жесткую дихотомию субъекта и объекта. К направлениям такого рода относятся, прежде всего, парадигма структурного психоанализа, парадигма "заката больших нарраций" и парадигма деконструктивизма. В контексте структурного психоанализа Лаканом была выявлена языковая форма бытия бессознательного как "речи Другого". Именно "Другой" и является, с точки зрения Лакана, тем культурным механизмом, посредством которого находят свое разрешение "приключения индивидуальных желаний", ибо он выступает, с одной стороны, как объект желания, а с другой - как внешний закон и порядок, персонифицированные в Отце как изначальном "Другом". В процессе психоанализа устами пациента "говорит желание" ("речь того Другого", голос вожделения), но, будучи вербально артикулированным, желание оказывается не автохтонным, но подчиненным внешним требованиям языкового строя и речевой практики ("речь другого" как не-себя). "Я" (в терминологии Лакана "воображаемое") детерминируется не столько импульсами бессознательного (хаотического "реального", не подлежащего вербализации), сколько его вписанностью в общий символический порядок, подключенностью к "означающему", т.е. языковым структурам, задающим артикуляционные правила. Оценка диктата логико-грамматического строя языка как насилия над творческой свободой и мышлением была высказана еще в начале 20 в. Т. Тцара в рамках эстетики дадаизма: "я разрушаю выдвижные ящички мозга" (см. Дадаизм). Структурный психоанализ наполняет эту установку новым смыслом. Выдвинутая в классическом психоанализе презумпция подчиненности бессознательных желаний культурным нормативам "Супер-Эго" переформулирована Лаканом в тезис о заданности желания материальными формами языка. Субъект как связующее звено между "реальным", "воображаемым" и "символическим" (объективирующемся в "означающем"), характеризуется Лаканом как "децентрированный", ибо его мысль и существование оказываются нетождественными друг другу, будучи опосредованы чуждой им реальностью языка. Бессознательное, таким образом, предстает как язык, а желание - как текст. Рациональный субъект декартовского типа, равно как и вожделеющий субъект типа фрейдистского, сменяются "децентрированным" инструментом презентации культурных смыслов ("означающих") языка: "говорящий субъект" как "субъект в процессе" (Кристева) и, как следствие - "смерть человека", растворенного в детерминационном воздействии структур языка и дискурсивных практик на индивидуальное сознание, т.е. "С.С." (Фуко), - стоит изменить классические основоположения культуры, и "человек изгладится, как лицо, нарисованное на прибрежном песке" (Фуко). Очевидно, что в силу замкнутости субъект-объектной оппозиции параллельно "деwентрации" субъекта не может не осуществляться и деформация интерпретации объекта. Выступая одним из двух полюсов амбивалентного процесса, С.С. зеркально предполагает историческую исчерпанность понятия "объект" и - соответственно - философии объекта ("украденный объект" у П. Ван ден Хевеля). Онтология как структурно организованная категориальная матрица для описания "объективного объекта" невозможна в ситуации постмодерна, видящего мир через призму его принципиальной культурной аранжированности. На смену классическому требованию определенности значения, жесткой соотнесенности его с конкретным денотатом приходит принципиальная открытость значения, детерминированная неисчерпаемостью множества его культурных интерпретаций. Шекспировскому "Что имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет..." противостоит в современной культуре причудливый арабеск наложенных друг на друга значений: роза как радость, жизнь, тайна, тишина, любовь, смерть, воскресение, красота, слава, гордость, молитва, победа, мученичество, пышность, солнце, мужество, женственность, Венера, дева Мария, число 5, Христос, святой Георгий, творческий порыв, чувственная страсть, христианская церковь, человеческая жизнь и гармония мироздания. Принятие тех или иных значений задает принадлежность человека к определенной культурной традиции и делает соответствующий объект значимым для него, - знание всех возможных значений в рамках культуры постмодерна растворяет определенность значения в его вариативности - вплоть до возможность означать все, что угодно (что, например, позволяет Эко назвать свой роман "Именем розы"). Как показано Лиотаром, постмодернизм занимает в этом отношении особое место в культурной традиции. Если классика задает поступательное развертывание серии исторически заданных и впоследствии сосуществующих в культурном пространстве нарраций (см. Нарратив) как возможных типов дискурса, то модерн демонстрирует тяготение к так называемой "метанаррации", т.е. тому или иному типу дискурса, претендующего на статус единственно правильного ("большая наррация") и единственно допустимого ("дискурс легитимации"). В этом плане постмодернизм возвращает культуру к классической парадигме, фиксируя невозможность возведения в ранг канона одной формы рациональности, одного типа дискурса, одного строя языка. Эпоха постмодерна характеризуется Лиотаром как эпоха "заката больших нарраций", предлагающая культуре взамен универсальной рациональности и универсального языка легитимацию всех видов языка и рациональности, а взамен "дискурса Всеобщего" - множество возможных языковых (культурных) игр. В силу открытости значений и плюрализма дискурсивных практик в культуре постмодернизма становится возможной принципиально новая стратегия по отношению к тексту." "закат больших нарраций" дезавуирует его якобы изоморфную адекватность дескрибируемому событию и фундаментальную отнесенность к бытию. Такой стратегией в постмодернизме выступает сформулированная Дерридой стратегия "деконструкции". Поскольку человек не существует вне текста, постольку невозможна интерпретация текста в классическом ее понимании: как взгляд извне. Сознание может лишь "центрировать" текст, организовав его вокруг тех или иных внутритекстовых семантических узлов. Возможность такой "центрации" должна быть предварена "деструкцией" текста, восприятием его в контексте "метафизики отсутствия" бытия: самотождественность и семантическое единство текста не гарантируются якобы выраженным в нем бытием, - текст принципиально гетерогенен и должен характеризоваться "метафизикой отсутствия" единства своего основания. "Деконструкция" текста как его реконструкция ("центрация") после деструкции выявляет отсутствие внутри него "полноты смысла", наличие множества возможных полюсов центрации и следы многочисленных его взаимодействий с другими текстами ("прививки"). "Деконструкция" предполагает, таким образом, разрушение его логоцентристской псевдоцелостности, якобы продиктованной неким "трансцендентным означаемым". Текстовой смысл оказывается, стало быть, как не автохтонным, так и не автономным. Как видим, если классическая парадигма предполагала наличие онтологически заданного смысла в культурных дериватах текста и самотождественность субъекта как носителя культурно заданных эпистемологических программ, то постмодернизм растворяет субъект и объект друг в друге в культурном пространстве текста, который, в свою очередь, оказывается несамотождественным. В этом контексте и конституируется принципиально "не cубъект-объектный" тип философствования, обозначаемый экспрессивно-эпатирующей метафорой "С.С": "мышление интенсивностей" Лиотара, "игра сингулярностей" Батая, "телесность текста" Барта и т.п. Эта общая установка постмодернистской культуры проявляет себя в конкретных "жанровых" версиях, как, например, концепция "смерти Бога" в протестантской теологии или концепция "смерти автора" в философии искусства. Так, в теологии смерти Бога "Бог как рабочая гипотеза" (Д. Бонхеф-фер) объявляется исчерпавшим себя. На современной стадии перехода к технополису, - функциональной стадии истории в противоположность прежней, онтологической, стадии - важна не семантическая самотождественность понятия "Бог", но формы его функционирования в ткани современной истории (Г. Кокс). Растворенность Бога в миру, пронизанность бытия его любовью задает радикальный поворот теологии "от проблемы веры к реальности любви" (У. Гамильтон). - Смерть Бога наступила в силу того, что "история стала плотью Божьей" (Т.Дж. Альтицер). Предложенная П.Ван Буреном программа "реинтерпретации Бога" является фактически программой деконструкции библейских текстов: Ван Бурен основывается на отказе от иллюзии соотнесенности языка теологии с некой якобы описываемой им объективной реальностью, разрушая на базе этого прежнюю версию Бога, подчиненную универсальному трансцендентному означаемому. Бог должен быть выражен "в языке суждений о человеке", а именно - новозаветное содержание Библии должно быть артикулировано в языке не теологии, а христологии. На базе концепции "смерти Бога" в теологии оформляется концепция "смерти теологии", которая констатирует уход из человеческой жизни "трансцендентного измерения", перманентного проецирования событий человеческой жизни на Бога, что выступает как "конец теологии" (К. Рашке). Аналогично, эстетическая концепция "смерти автора" строится на отказе от иллюзии оригинальности, т.е. онтологической соотнесенности первозданного авторства и первозданной событийности: любой художественный материал уже так или иначе освоен, а сам художник - культурно "задан". Для европейской традиции с ее базисной интенцией на новизну и авторский вклад в культуру это означает финально трагическую констатацию "все уже было": все уже было, бывало в событийном смысле ("ничто не ново под луной", - недаром О. Догерти обозначал постмодернизм как Katzenjammer: нем. "кошачья жалоба" в смысле утреннего похмелья post-factum), все уже было, состоялось в смысле культурной презентированности ("Песни спеты, перепеты - // Сердце бедное, молчи: // Все отысканы ответы, // Все подделаны ключи..." у Вл. Полякова), все уже было даже в смысле жанрово-стилевом, ибо после апробации в рамках модернизма всевозможных стратегий художественного осмысления мира можно констатировать, что не просто все уже было и обо всем все сказано, но и сказано уже всеми возможными способами). По оценке Г. Гросса, "у неоклассиков есть только "Три яблока" Сезанна, которыми - видит Бог - уже питались все предшествующие поколения". Такая постановка проблемы новизны ставит под вопрос самую возможность художественного творчества, ибо в заданной системе отсчета невозможно произведение как оригинальный продукт творчества, - оно неизбежно будет являться лишь мозаичным набором узнаваемых парафраз, цитат и иллюзий. Коллаж превращается в постмодернизме из частного приема художественной техники в универсальный принцип построения культуры. Место произведения в постмодернистской теории творчества занимает конструкция как система цитат и проекций, порождающая многочисленные ассоциации у читателя, готового к восприятию текста не как одномерного "словаря", а как нелинейной "энциклопедии" (Эко), статьи которой перекликаются друг с другом, выводя далеко за пределы явленного текста. Избежать банальности при этом можно лишь введя в обиход такие приемы, как ирония и игра, в контексте использования которых только и возможно говорить об отпечатке личности автора на его творении. В целом, в аксиологической системе постмодерна "Автор - отнюдь не тот субъект, по отношению к которому текст мог бы быть предикатом" (Барт). "Произведение индивида представляет собой своего рода узелок, который образуется внутри культурной ткани... Это всегда коллективное произведение (М. Бютор). Классическими примерами произведений постмодерна могут служить роман Ж. Ривэ "Барышня из А.", представляющий собой конструкцию из 750 цитат, почерпнутых из 408 источников, или роман Р. Федермана "На Ваше усмотрение", представляющий собой не сброшюрованные и не нумерованные страницы, текст на которых разделен крестом из многократно набранной фамилии "Деррида". Концепция смерти автора имеет в постмодернизме также и вторую размерность, проецируясь на сферу интерпретации: на смену парадигме понимания текста приходит парадигма его "означивания" (Кристева), - семантический акцент смещается с фигуры Автора на фигуру Читателя, мыслимого в качестве "источника смысла" (Дж.Х. Миллер). Фигура читателя конституируется как фигура "не потребителя, а производителя текста" (Барт). Если конструкция представляет собою коллаж явных или скрытых цитат, мозаику из принципиально неатомарных элементов, то возможны различные варианты ее прочтения - в зависимости от глубины представленности содержания каждой цитаты (звена коллажа) в восприятии читателя, слушателя, зрителя. По оценке Эко, коллажи Ж. Брака, составленные из фрагментов старинных гравюр, могут быть восприняты и как простой пейзаж (прочтение: не узнавание цитаты и непредставленность в восприятии возможных в связи с ней аналогий и ассоциаций), и как рассказ о гравюре, и как рассказ о коллаже. Концепция смерти автора, таким образом, означает также самодвижение художественного произведения в поле культурных смыслов. М.А. Можейко – Юридический словарь
Смерть, Отношение К Смерти – Философский словарь
Должно быть, во все времена человек чувствовал, что существует нечто действительно важное, ради чего он живет, и что его смерть или смерть его жены или ребенка не означает конец всего, что вызывает его интерес в этом мире. Для того, чтобы это отношение было подлинным и глубоким во взрослой жизни, нужно зажечь огонь благородного энтузиазма в юноше, огонь, вокруг которого он построит свою жизнь и свое дело.
уНЕТФЙ С ОЕ УФТБЫХУШ, ОБ УХДШВХ ОЕ ТПРЭХ,хФЕЫЕОШС Ч ОБДЕЦДЕ ОБ ТБК ОЕ ЙЭХ,
дХЫХ ЧЕЮОХА, ДБООХА НОЕ ОЕОБДПМЗП,
с ВЕЪ ЦБМПВ Ч РПМПЦЕООЩК УТПЛ ЧПЪЧТБЭХ.
пНБТ иБКСН
ьФПФ НЙТ У ДБЧОЙИ РПТ УЮЙФБМУС ЧТЕНЕООЩН, РТЕИПДСЭЙН. фЩУСЮЙ ВПЗПУМПЧПЧ Й ЖЙМПУПЖПЧ РТПРПЧЕДПЧБМЙ, ЮФП ЧЕЮОХА ЦЙЪОШ Й ВМБЦЕОУФЧП НПЦОП ОБКФЙ ФПМШЛП РПУМЕ УНЕТФЙ. оП ПДОП ХРПНЙОБОЙЕ П УНЕТФЙ ПФЪЩЧБЕФУС Ч ОБУ ВМБЗПЗПЧЕКОЩН ХЦБУПН. юФП ЦЕ ФБЛПЕ УНЕТФШ - РТПУФП РТЕЛТБЭЕОЙЕ ЦЙЪОЕДЕСФЕМШОПУФЙ? чПЪНПЦОП, НЩ ЮБУФЙЮОП ОЕУРТБЧЕДМЙЧЩ Л УНЕТФЙ Й УНПФТЙН ОБ ОЕЕ РТЕДЧЪСФП. уНЕТФШ - ЬФП ФБЛБС ЦЕ ФБКОБ Й ЮХДП, ЛБЛ Й ЦЙЪОШ.
рПРТПВХЕН ЦЕ ПФТЕЫЙФШУС ПФ УФЕТЕПФЙРПЧ Й РПВЕУЕДПЧБФШ УП УНЕТФША - ЧРТПЮЕН, ОЕ РЕТЕИПДС ОБ "ФЩ". уХЭЕУФЧХЕФ ГЕМБС ОБХЛБ, ЙЪХЮБАЭБС УНЕТФШ - ФБОБФПМПЗЙС. оП ФБОБФПМПЗЙ ТБУУНБФТЙЧБАФ УНЕТФШ Ч ПУОПЧОПН У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС ВЙПМПЗЙЙ Й НЕДЙГЙОЩ. ч ФП ЧТЕНС ЛБЛ УНЕТФШ СЧМСЕФУС ВПМЕЕ РПМОЩН Й УЙУФЕНОЩН СЧМЕОЙЕН.
уФБФЙУФЙЛБ.
лБЦДЩК ЗПД Ч НЙТЕ ХНЙТБЕФ ПФ 50 ДП 55 НЙММЙПОПЧ ЮЕМПЧЕЛ. рП ДБООЩН ппо, Ч ТБЪЧЙФЩИ УФТБОБИ ЕЦЕЗПДОП ХНЙТБАФ ОБУЙМШУФЧЕООПК УНЕТФША 750 ФЩУСЮ ЮЕМПЧЕЛ (ЧЛМАЮБС ДПТПЦОП-ФТБОУРПТФОЩЕ РТПЙУЫЕУФЧЙС), 130 ФЩУСЮ ЛПОЮБАФ ЦЙЪОШ УБНПХВЙКУФЧПН, Й ЕЭЕ ПЛПМП 10 НЙММЙПОПЧ УФБОПЧСФУС ЦЕТФЧБНЙ ТБЪМЙЮОЩИ ЪБВПМЕЧБОЙК. фБ ЦЕ ппо ПРТЕДЕМСЕФ УНЕТФШ ЛБЛ "РПМОПЕ РТЕЛТБЭЕОЙЕ ЧУЕИ ЦЙЪОЕООЩИ ЖХОЛГЙК ПТЗБОЙЪНБ".
юФП ФБЛПЕ УНЕТФШ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС вЙПМПЗЙЙ.
жПТНХМЙТПЧЛБ ВЙПМПЗПЧ ДБМЕЛБ ПФ РПЬЪЙЙ: "...РТЕЛТБЭЕОЙЕ ЦЙЪОЕДЕСФЕМШОПУФЙ ПТЗБОЙЪНБ Й ЗЙВЕМШ ЙОДЙЧЙДХХНБ ЛБЛ ПВПУПВМЕООПК ЦЙЧПК УЙУФЕНЩ, УПРТПЧПЦДБАЭБСУС ТБЪМПЦЕОЙЕН ВЕМЛПЧ..." Й Ф.Д. уНЕТФШ ПУПВЙ ПВЩЮОП УПРТПЧПЦДБЕФУС ПВТБЪПЧБОЙЕН ФТХРБ. уНЕТФШ ВЩЧБЕФ ЕУФЕУФЧЕООБС (Ч ТЕЪХМШФБФЕ РПУМЕДПЧБФЕМШОП ТБЪЧЙЧБАЭЕЗПУС ХЗБУБОЙС ЦЙЪОЕООЩИ УЙМ) Й РТЕЦДЕЧТЕНЕООБС (ЧЩЪЧБООБС ВПМЕЪОЕООЩНЙ УПУФПСОЙСНЙ ЙМЙ РПТБЦЕОЙЕН ЦЙЪОЕООП ЧБЦОЩИ ПТЗБОПЧ). еУМЙ БРРЕФЙФ ЕЭЕ ОЕ ЙУРПТЮЕО, РПРТПВХЕН ЧЩСУОЙФШ:
юФП ЪОБЮЙФ УМПЧП "уНЕТФШ"?
пЛУЖПТДУЛЙК БЛБДЕНЙЮЕУЛЙК УМПЧБТШ МБЛПОЙЮОП ПРТЕДЕМСЕФ: "уНЕТФШ - ЬФП ЛПОЕГ ЦЙЪОЙ".
б Ч "фПМЛПЧПН УМПЧБТЕ ЦЙЧБЗП ЧЕМЙЛПТХУУЛПЗП СЪЩЛБ" чМБДЙНЙТБ дБМС (1882 З.) НЩ ОБИПДЙН ФБЛПЕ ПРТЕДЕМЕОЙЕ УНЕТФЙ: "уНЕТФШ Ц. (НЕТЕФШ), УНЕТФХЫЛБ, УНЕТЕДХЫЛБ... ЛПОЕГ ЪЕНОПК ЦЙЪОЙ, ЛПОЮЙОБ, ТБЪМХЮЕОЙЕ ДХЫЙ У ФЕМПН, ХНЙТБОЙЕ, УПУФПСОЙЕ ПФЦЙЧЫЕЗП. уНЕТФШ ЮЕМПЧЕЛБ, ЛПОЕГ РМПФУЛПК ЦЙЪОЙ, ЧПУЛТЕУЕОШЕ, РЕТЕИПД Л ЧЕЮОПК, Л ДХИПЧОПК ЦЙЪОЙ...".
хФПЮОЙЧ ПРТЕДЕМЕОЙЕ, РПУНПФТЙН ОБ УНЕТФШ ЗМБЪБНЙ ОЕЛПФПТЩИ НЙТПЧЩИ ТЕМЙЗЙК:
уНЕТФШ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС иТЙУФЙБОУФЧБ.
рЕТЧПК УНЕТФША ЮЕМПЧЕЛБ ОБ ЪЕНМЕ, РП вЙВМЙЙ, УФБМБ ЗЙВЕМШ бЧЕМС, ХВЙФПЗП ТПДОЩН ВТБФПН лБЙОПН. лБЛ ЦЕ РПСЧЙМБУШ ОБ ЪЕНМЕ УНЕТФШ?
"вПЗ УПФЧПТЙМ ЮЕМПЧЕЛБ ОЕФМЕООЩН; ПО УПФЧПТЙМ ЕЗП РП ПВТБЪХ УЧПЕК УПВУФЧЕООПК РТЙТПДЩ" (рТЕН.2,23), ОП "ЮЕТЕЪ ЪБЧЙУФШ ДШСЧПМБ УНЕТФШ ЧПЫМБ Ч НЙТ: Й ЙУРЩФЩЧБАФ ЕЕ РТЙОБДМЕЦБЭЙЕ ХДЕМХ ЕЗП" (рТЕН. 2,24). дП УПЧЕТЫЕОЙС ЗТЕИПРБДЕОЙС бДБН Й еЧБ ВЩМЙ ВЕУУНЕТФОЩ. вПЗ, РТЕДПУФЕТЕЗБС ЙИ ПФ ЧЛХЫЕОЙС РМПДПЧ У ПДОПЗП ЙЪ ДЕТЕЧШЕЧ, УЛБЪБМ: "оЕ ЕЫШФЕ ЙИ Й ОЕ РТЙЛБУБКФЕУШ Л ОЙН, ЮФПВЩ ЧБН ОЕ ХНЕТЕФШ". пДОБЛП ЪБРТЕФ ВЩМ ОБТХЫЕО, вПЗ РТПЛМСМ МАДЕК Й ЪБЧЕТЫЙМ УЧПК НПОПМПЗ ФБЛЙНЙ УМПЧБНЙ: "...Ч РПФЕ МЙГБ УЧПЕЗП ВХДЕЫШ ЕУФШ ИМЕВ, ДПЛПМЕ ОЕ ЧПЪЧТБФЙЫШУС Ч ЪЕНМА, ЙЪ ЛПФПТПК ФЩ ЧЪСФ, ЙВП РТБИ ФЩ Й Ч РТБИ ЧПЪЧТБФЙЫШУС" (вЩФЙЕ,3, 3-19).
ч РТБЧПУМБЧОПК ВПЗПУМПЧУЛПК ЬОГЙЛМПРЕДЙЙ БТИЙНБОДТЙФБ оЙЛЙЖПТБ (1891 З.) ЗПЧПТЙФУС: "уНЕТФШ ВЩЧБЕФ ФЕМЕУОБС Й ДХИПЧОБС. фЕМЕУОБС УНЕТФШ УПУФПЙФ Ч ФПН, ЮФП ФЕМП МЙЫБЕФУС ДХЫЙ, Б ДХИПЧОБС Ч ФПН, ЮФП ДХЫБ МЙЫБЕФУС ВМБЗПДБФЙ вПЦЙЕК..."
"лТПНЕ НХЮЕОЙК Й ЧМБУФЙ БДБ, ЕЭЕ ОЕЮФП УНХЭБЕФ ОБУ Ч УНЕТФЙ: ЬФП ОЕЧЩСУОЕООПУФШ ФПК ОБЫЕК ЦЙЪОЙ. у НПНЕОФПН ФЕМЕУОПК УНЕТФЙ ДМС ДХЫЙ РЕТЕТЩЧБ ОЕ ВХДЕФ: ДХЫБ, ЛБЛ ЦЙМБ ДП РПУМЕДОЕК НЙОХФЩ ЪЕНОПК ЦЙЪОЙ, ФБЛ Й ВХДЕФ РТПДПМЦБФШ ЦЙФШ ДП УФТБЫОПЗП УХДБ. ...ч рТБЧПУМБЧЙЙ ОЕФ УНЕТФЙ, ЙВП УНЕТФШ МЙЫШ ХЪЛБС НЕЦБ НЕЦДХ ЦЙЪОША ЪДЕУШ Й УНЕТФША Ч ВХДХЭЕН ЧЕЛЕ, УНЕТФШ ЕУФШ МЙЫШ ЧТЕНЕООПЕ ТБЪМХЮЕОЙЕ ДХЫЙ Й ФЕМБ. оЕФ УНЕТФЙ ОЙ ДМС ЛПЗП, ЙВП иТЙУФПУ ЧПУЛТЕУ ДМС ЧУЕИ" - РЙУБМ Ч "нПМЙФЧЕ ЪБ ХУПРЫЙИ" БТИЙНБОДТЙФ лЙРТЙБО.
уНЕТФШ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС вХДДЙЪНБ.
вХДДБ, ЗМБЧОПК ГЕМША ХЮЕОЙС ЛПФПТПЗП СЧМСЕФУС ПУЧПВПЦДЕОЙЕ ПФ УФТБДБОЙК, ТБУУНБФТЙЧБЕФ УНЕТФШ ЛБЛ ПРФЙНБМШОЩК ЖЙОБМ ЦЙЪОЙ:
нЗОПЧЕООП, НЗОПЧЕООП ЧУЕ УПУФБЧМЕООПЕ;
цЙЪОШ Ч ОЕН РПЧЙФБ УНЕТФША;
чУЕ ТБЪТХЫБЕФУС, УПЪЙДБСУШ;
вМБЦЕООЩ РТЙФЕЛЫЙЕ Л НЕУФХ РПЛПС...
уНЕТФШ ОЕ РТПУФП ЕУФЕУФЧЕООБ, ПОБ ЦЕМБООБ. рПЪОБАЭЙК ЙУФЙОХ ДПМЦЕО, РП ХЮЕОЙА вХДДЩ, РПДБЧМСФШ Ч УЕВЕ МАВЩЕ ЮХЧУФЧЕООЩЕ ПЭХЭЕОЙС. чПФ РПЮЕНХ УНЕТФШ - ОЕПВИПДЙНБС УФХРЕОШ Л ЙДЕБМХ.
пДОБЛП УНЕТФШ ЕЭЕ ОЕ ЗБТБОФЙТХЕФ ДПУФЙЦЕОЙС бВУПМАФБ. рПУМЕ УНЕТФЙ ЮЕМПЧЕЛБ НПЗХФ ПЦЙДБФШ ФТЙ ЧБТЙБОФБ УХДШВЩ: ТЕЙОЛБТОБГЙС (ЙМЙ РЕТЕУЕМЕОЙЕ ДХЫЙ), РПРБДБОЙЕ Ч БД (ДП ЧУЕМЕОЙС Ч ОПЧПЕ ФЕМП), Й ХИПД Ч ОЙТЧБОХ. уФТЕНЙФШУС ЦЕ ЮЕМПЧЕЛ ДПМЦЕО Л ФПНХ, ЮФПВЩ РТЕТЧБФШ ГЕРШ РЕТЕУЕМЕОЙК Й ХКФЙ Ч ОЙТЧБОХ, УМЙФШУС У вПЗПН-ФЧПТГПН.
уНЕТФШ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС йУМБНБ.
йУМБН ФБЛЦЕ ХФЧЕТЦДБЕФ, ЮФП ЖЙЪЙЮЕУЛБС ЛПОЮЙОБ ЮЕМПЧЕЛБ ОЕ СЧМСЕФУС ЙФПЗПН ЕЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС. уНЕТФШ МЙЫШ РЕТЕЧПДЙФ ДХЫХ Й ФЕМП Ч ЙОЩЕ ЙРПУФБУЙ. нЕЦДХ УНЕТФША Й уХДОЩН ДОЕН, ЛПЗДБ бММБИ ВХДЕФ ПЛПОЮБФЕМШОП ТЕЫБФШ УХДШВЩ ЧУЕИ МАДЕК, УХЭЕУФЧХЕФ РТПНЕЦХФПЮОПЕ УПУФПСОЙЕ "ВБТЪБИ". ч ЬФПН РТПНЕЦХФЛЕ ФЕМБ ЧУЕ ЕЭЕ ПВМБДБАФ УРПУПВОПУФША ЮХЧУФЧПЧБФШ, Б ДХЫЙ РПРБДБАФ МЙВП ОБ ОЕВЕУБ, МЙВП Ч ЛПМПДЕГ вБТБИХФ (ДХЫЙ ОЕЧЕТОЩИ). лПЗДБ бММБИ ТЕЫЙФ, ЮФП ОБУФБМП ЧТЕНС ДМС РПУМЕДОЕЗП УХДБ, ФП ЧУЕ НЕТФЧЩЕ ВХДХФ ЧПУЛТЕЫЕОЩ. рТБЧЕДОЙЛЙ ПВТЕФХФ ЧЕЮОПЕ ВМБЦЕОУФЧП Ч ТБА. чПЪТБУФ РПРБЧЫЙИ Ч ТБК, УПЗМБУОП РТЕДБОЙА, ВХДЕФ ЕДЙО ДМС ЧУЕИ - 33 ЗПДБ. пФУФХРОЙЛЙ ЦЕ РПРБДХФ Ч БД, Й, ТБЪХНЕЕФУС, ЙИ ЦДЕФ УПЧЕТЫЕООП ЙОБС УХДШВБ. пДОБЛП ОЕ ВХДЕН ПУФБОБЧМЙЧБФШУС ОБ ПРЙУБОЙЙ ОЕЧЕТПСФОЩИ НХЛ ЙУМБНУЛПЗП БДБ, Б РЕТЕКДЕН Л ЧЪЗМСДХ ОБ
уНЕТФШ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС ЖЙМПУПЖЙЙ.
"вПСФШУС УНЕТФЙ - ЬФП ОЕ ЮФП ЙОПЕ, ЛБЛ РТЙРЙУЩЧБФШ УЕВЕ НХДТПУФШ, ЛПФПТПК ОЕ ПВМБДБЕЫШ... чЕДШ ОЙЛФП ОЕ ЪОБЕФ, ЮФП ФБЛПЕ ФБЛПЕ УНЕТФШ, ОЙ ДБЦЕ ФПЗП, ЕУФШ МЙ ПОБ ДМС ЮЕМПЧЕЛБ ЧЕМЙЮБКЫЕЕ ЙЪ ВМБЗ, НЕЦДХ ФЕН ЕЕ ВПСФУС, УМПЧОП ЪОБАФ ОБЧЕТОПЕ, ЮФП ПОБ - ЧЕМЙЮБКЫЕЕ ЙЪ ЪПМ..." ЗПЧПТЙМ рМБФПО.
ьРЙЛХТ ТБУУХЦДБМ П УНЕТФЙ ФБЛ: "рТЙХЮБК УЕВС Л НЩУМЙ, ЮФП УНЕТФШ ОЕ ЙНЕЕФ Л ОБН ОЙЛБЛПЗП ПФОПЫЕОЙС... чУЕ ИПТПЫЕЕ Й ДХТОПЕ ЪБЛМАЮБЕФУС Ч ПЭХЭЕОЙЙ, Б УНЕТФШ ЕУФШ МЙЫЕОЙЕ ПЭХЭЕОЙС. рПЬФПНХ, РТБЧЙМШОПЕ ЪОБОЙЕ ФПЗП, ЮФП УНЕТФШ ОЕ ЙНЕЕФ Л ОБН ОЙЛБЛПЗП ПФОПЫЕОЙС, ДЕМБЕФ УНЕТФОПУФШ ЦЙЪОЙ ХУМБДЙФЕМШОПК. ...лПЗДБ НЩ УХЭЕУФЧХЕН, УНЕТФШ ЕЭЕ ОЕ РТЙУХФУФЧХЕФ, Б ЛПЗДБ УНЕТФШ РТЙУХФУФЧХЕФ, ФПЗДБ НЩ ОЕ УХЭЕУФЧХЕН. фБЛЙН ПВТБЪПН, УНЕТФШ ОЕ ЙНЕЕФ ПФОПЫЕОЙС ОЙ Л ЦЙЧХЭЙН, ОЙ Л ХНЕТЫЙН, ФБЛ ЛБЛ ДМС ПДОЙИ ПОБ ОЕ УХЭЕУФЧХЕФ, Б ДТХЗЙЕ ХЦЕ ОЕ УХЭЕУФЧХАФ".
мХЛТЕГЙК ЧПРТПЫБЕФ: "рПЮЕНХ ФЩ ОЕ ХИПДЙЫШ ЙЪ ЦЙЪОЙ, ЛБЛ РТЕУЩЭЕООЩК УПФТБРЕЪОЙЛ? рПЮЕНХ ФЩ УФТЕНЙЫШУС РТПДМЙФШ ФП, ЮФП РПЗЙВОЕФ?.."
"лФП УЛБЪБМ, ЮФП ХНЙТБФШ УФТБЫОП? тБЪЧЕ ЛФП-ФП ЧПЪЧТБФЙМУС ПФФХДБ? рПЮЕНХ ЦЕ ФЩ ВПЙЫШУС ФПЗП, П ЮЕН ОЕ ЪОБЕЫШ? оЕ МХЮЫЕ МЙ РПОСФШ ОБНЕЛЙ оЕВБ? ъБНЕФШ: Ч ЬФПК ЦЙЪОЙ НЩ ЧУЕ ЧТЕНС ВПМЕЕН - ФП ЬФПК ВПМЕЪОША, ФП ДТХЗПК... фБЛ ВЩЧБЕФ МЙЫШ У ФЕНЙ, ЛФП ЦЙЧЕФ ОЕ Х УЕВС. рПЮЕНХ ЦЕ ФЕВЕ УФТБЫОП ЧПЪЧТБЭБФШУС ЙЪ ЗПУФЕК ДПНПК?" - ЬФП уЕОЕЛБ.
б.с.зХТЕЧЙЮ ПФНЕЮБЕФ: "уНЕТФШ, РП РТЕДУФБЧМЕОЙСН УТЕДОЕЧЕЛПЧЩИ МАДЕК, ОЕ ВЩМБ ЪБЧЕТЫЕОЙЕН, РПМОЩН ЛПОГПН ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС... чБЦОП ЙОПЕ: УЧСЪШ НЕЦДХ МАДШНЙ УНЕТФША ОЕ РТЕТЩЧБЕФУС. нЕТФЧЩЕ УПИТБОСАФ ЪБЙОФЕТЕУПЧБООПУФШ Ч НЙТЕ ЦЙЧЩИ, РПУЕЭБАФ ЕЗП У ФЕН, ЮФПВЩ ХМБДЙФШ УЧПЙ ДЕМБ ЙМЙ ХМХЮЫЙФШ УЧПЕ РПМПЦЕОЙЕ ОБ ФПН УЧЕФЕ".
рП УХФЙ ДЕМБ, ЮЕМПЧЕЛ УНЕТФЕО ОЕ ДМС УЕВС, Б ДМС РПУФПТПООЕЗП ОБВМАДБФЕМС. й ЪДЕУШ РТБЧЙМШОЕЕ ВХДЕФ ТБУУНПФТЕФШ
уНЕТФШ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС РУЙИПМПЗЙЙ.
у ТБЪЧЙФЙЕН ВПМШЫПЗП ЛПМЙЮЕУФЧБ ЫЛПМ Й ФЕЮЕОЙК Ч РУЙИПМПЗЙЙ ПУМПЦОСМБУШ ЕДЙОБС ФТБЛФПЧЛБ РПОСФЙС УНЕТФЙ. л ФПНХ ЦЕ, ПЛБЪБМПУШ, ЮФП УНЕТФШ ОЕ ФБЛ УМПЦОБ, ЛБЛ П ОЕК ЗПЧПТЙМЙ, - ПОБ ЗПТБЪДП УМПЦОЕЕ.
ъЙЗНХОД жТЕКД, РЩФБСУШ ТБЪПВТБФШУС У ЧМЕЮЕОЙСНЙ ЮЕМПЧЕЛБ, ТБЪДЕМЙМ ЙИ ОБ "МЙВЙДП", ЙМЙ "ЧМЕЮЕОЙЕ Л ЦЙЪОЙ" Й "НПТФЙДП", ЙМЙ "ЧМЕЮЕОЙЕ Л УНЕТФЙ". рП жТЕКДХ, ЧМЕЮЕОЙЕ Л УНЕТФЙ - ЬФП РТЙУХЭЙЕ ЙОДЙЧЙДХ ВЕУУПЪОБФЕМШОЩЕ ФЕОДЕОГЙЙ Л УБНПТБЪТХЫЕОЙА Й ЧПЪЧТБЭЕОЙА Ч ОЕПТЗБОЙЮЕУЛПЕ УПУФПСОЙЕ. пДОБЛП ОБЫЕ РПДУПЪОБОЙЕ ОЕ УРПУПВОП ЧППВТБЪЙФШ ТЕБМШОЩК ЛПОЕГ УПВУФЧЕООПК ЦЙЪОЙ, Й, ЕУМЙ ЬФБ ЦЙЪОШ ДПМЦОБ ПЛПОЮЙФШУС, ФП ЛПОЕГ ЕЕ УЧСЪЩЧБЕФУС У ЧНЕЫБФЕМШУФЧПН ЪМЩИ УЙМ ЙЪЧОЕ. дТХЗЙНЙ УМПЧБНЙ, ОЕНЩУМЙНБ УНЕТФШ ПФ ЕУФЕУФЧЕООЩИ РТЙЮЙО ЙМЙ ПФ УФБТПУФЙ, НЩ НПЦЕН ПЛБЪБФШУС ФПМШЛП ХВЙФЩНЙ. рПЬФПНХ УНЕТФШ ЮБУФП БУУПГЙЙТХЕФУС У РХЗБАЭЙН ДЕКУФЧЙЕН, ЮШЙН-ФП ЪМЩН ЧМЙСОЙЕН.
рП НОЕОЙА ЙЪЧЕУФОПЗП РУЙИПБОБМЙФЙЛБ ь.жТПННБ, ЙЪВБЧМЕОЙЕ ПФ УФТБИБ РЕТЕД УНЕТФША ТБЧОПУЙМШОП ЙЪВБЧМЕОЙА ПФ УПВУФЧЕООПЗП ТБЪХНБ. л ФПНХ ЦЕ ЮЕМПЧЕЛ УРПУПВЕО ЧПУРТЙОЙНБФШ ОЕ ФПМШЛП РТСНХА ХЗТПЪХ ЦЙЪОЙ, ОП Й ЛПУЧЕООХА, ЧЩТБЦЕООХА Ч МАВПК ДПУФХРОПК ЖПТНЕ. хУМЩЫБЧ УМПЧБ "ъДЕУШ РПЧЩЫЕОБ ТБДЙБГЙС" ЙМЙ "х НЕОС ВПНВБ", ЮЕМПЧЕЛ ЙУРЩФЩЧБЕФ РБОЙЮЕУЛЙК ХЦБУ, ИПФС ЕЗП УЕОУПТОБС УЙУФЕНБ ОЕ УЙЗОБМЙЪЙТХЕФ ПВ ПРБУОПУФЙ.
бНЕТЙЛБОУЛЙК ЧТБЮ т.нПХДЙ, ЙУУМЕДПЧБЧЫЙК УПУФПСОЙЕ ЛМЙОЙЮЕУЛПК УНЕТФЙ, ХЛБЪЩЧБЕФ ОБ ХНЙТПФЧПТСАЭЕЕ ЧПЪДЕКУФЧЙЕ ПРЩФБ ХНЙТБОЙС. "нОПЗЙЕ ЗПЧПТЙМЙ, ЮФП РПУМЕ ФПЗП, ЮФП РТПЙЪПЫМП, ПОЙ ЮХЧУФЧХАФ, ЮФП ЙИ ЦЙЪОШ УФБМБ ЗМХВЦЕ Й УПДЕТЦБФЕМШОЕЕ..."
уТЕДЙ РТПЮЙИ РУЙИПМПЗЙЮЕУЛЙИ БУРЕЛФПЧ ЧПУРТЙСФЙС УНЕТФЙ ОЕМШЪС ОЕ ПФНЕФЙФШ Й ФБЛПК: УЧЙДЕФЕМЙ УНЕТФЕМШОЩИ РТПЙУЫЕУФЧЙК ЮБУФП ВЩЧБАФ РПФТСУЕОЩ ЗПТБЪДП ВПМШЫЕ, ЮЕН УБНЙ РПДЧЕТЗЫЙЕУС УНЕТФЕМШОПК ПРБУОПУФЙ.
чПЪНПЦОП МЙ ВЕУУНЕТФЙЕ ЮЕМПЧЕЛБ?
зЕТПК ТЕЛМБНОПК УМХЦВЩ тХУУЛПЗП тБДЙП УНЕМП ЪБСЧМСЕФ: "с УПВЙТБАУШ ЦЙФШ ЧЕЮОП. рПЛБ ЧУЕ ЙДЕФ ОПТНБМШОП". б ЧПФ ГБТШ уПМПНПО, РП РТЕДБОЙА, ПФЛБЪБМУС РТЙОСФШ ЬМЙЛУЙТ ВЕУУНЕТФЙС, ОЕ ЦЕМБС ЦЙФШ ДПМШЫЕ, ЮЕН ВМЙЪЛЙЕ ЕНХ МАДЙ.
йЪПВТЕФЕОЙЕН РПДПВОПЗП ЬМЙЛУЙТБ ЪБОЙНБМЙУШ ЧП ЧУЕ ЧТЕНЕОБ ЮЕМПЧЕЮЕУФЧБ. уМХЮБМПУШ, ЮФП РПРЩФЛЙ ДПУФЙЮШ ВЕУУНЕТФЙС РПДПВОЩН УРПУПВПН РТЙЧПДЙМЙ Л РТПФЙЧПРПМПЦОПНХ ТЕЪХМШФБФХ. фБЛ ХНЕТ ЛЙФБКУЛЙК ЙНРЕТБФПТ уАБОШГЪХО Ч VIII ЧЕЛЕ. ч ЬРПИХ ЧПЪТПЦДЕОЙС УФБТЙЛЙ РЕТЕМЙЧБМЙ УЕВЕ ЛТПЧШ АОПЫЕК - ПФДЕМШОЩЕ ИТПОЙЛЙ ДПОПУСФ ДП ОБУ УЧЕДЕОЙС Й ПВ ХДБЮОЩИ ПРЩФБИ. зПЧПТСФ, ЗТЕЮЕУЛПНХ ЦТЕГХ ьРЙНЕОЙДХ ХДБМПУШ РТПЦЙФШ ДП 300 МЕФ. вПМШЫЙОУФЧП ЗЕТПОФПМПЗПЧ УЛМПОСАФУС УЕЗПДОС Л ФПНХ, ЮФП РТЕДЕМ ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК ЦЙЪОЙ УПУФБЧМСЕФ 120 МЕФ. рТПВМЕНПК ДПМЗПМЕФЙС УЕКЮБУ ЪБОЙНБАФУС ГЕМЩЕ ЙОУФЙФХФЩ. дПУФБФПЮОП РТБЧДПРПДПВОПК Ч ОЕДБМЕЛПН ВХДХЭЕН ХЮЕОЩН РТЕДУФБЧМСЕФУС ГЙЖТБ Ч 300-500 МЕФ.
нПЦЕФ МЙ ЮЕМПЧЕЛ ЙЪВЕЦБФШ ЖЙЪЙПМПЗЙЮЕУЛПК УНЕТФЙ? бНЕТЙЛБОУЛЙК ВЙПМПЗ мЕПОБТД иБКЖМЙЛ ПВОБТХЦЙМ РТЕДЕМ ДЕМЕОЙС ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙИ ЛМЕФПЛ - 50 (РМАУ-НЙОХУ 10) ТБЪ. рТЙЮЕН, ЮЙУМП ДЕМЕОЙК ЪБРЙУБОП Ч СДТЕ ЛМЕФЛЙ, УПДЕТЦБЭЕК дол. рТПДМЕОЙЕ УТПЛБ ЦЙЪОЙ ОБ 5, 10, 50 МЕФ МЙЫШ ПФФСЗЙЧБЕФ НПНЕОФ УНЕТФЙ. дБМШОЕКЫБС ЗЙВЕМШ ЛМЕФЛЙ ОЕПФЧТБФЙНБ. рП УХФЙ ДЕМБ РТЙЮЙОБ УНЕТФЙ СЧМСЕФУС ЪБРТПЗТБННЙТПЧБООПК Ч ЗЕОБИ. лЕН Й ЪБЮЕН? вПЗПН? рТЙТПДПК? ъДЕУШ НЩ ЧОПЧШ ЧЩИПДЙН ОБ ФПЮЛХ УПРТЙЛПУОПЧЕОЙС НЙУФЙЮЕУЛПЗП Й ОБХЮОПЗП РПЪОБОЙС НЙТБ, ПФЛТЩЧБАЭХА ОБН ЧПЪНПЦОЩЕ НПДЕМЙ ЪБЗТПВОПЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС.
уНЕТФШ - ЬФП ДБООПУФШ. й ОБДП ЧПУРТЙОЙНБФШ ЕЕ ЛБЛ ФБЛПЧХА. б ЧУЕ РТПЮЕЕ - ПФ МХЛБЧПЗП.
д.жЕДСОЙО.
уФПР-ЛБДТ.
1. нПЦОП МЙ РТЕДУЛБЪБФШ УТПЛ УНЕТФЙ ЮЕМПЧЕЛБ?
2. лБЦДЩК ЗПД Ч НЙТЕ ХНЙТБЕФ ПФ 50 ДП 55 НЙММЙПОПЧ ЮЕМПЧЕЛ.
3. жЙЪЙЮЕУЛБС ЛПОЮЙОБ ЮЕМПЧЕЛБ ОЕ СЧМСЕФУС ЙФПЗПН ЕЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС.
4. уНЕТФШ ОЕ ЙНЕЕФ Л ОБН ОЙЛБЛПЗП ПФОПЫЕОЙС...
5. нЕТФЧЩЕ УПИТБОСАФ ЪБЙОФЕТЕУПЧБООПУФШ Ч НЙТЕ ЦЙЧЩИ.
рПУМБОЙЕ ЪЕФНМСОБН.
ч УНЕТФЙ ОЕФ ЪОБЮЕОЙС ФПЗП, ЮФП ЧЛМБДЩЧБЕФ ЮЕМПЧЕЛ РТЙ ЦЙЪОЙ ОБ ъЕНМЕ. рТЙОСФШ ЬОЕТЗЙЙ МАВЧЙ МЙЫШ УНПЦЕФ ФПФ, ЛФП НЙТ РПЪОБМ. б НЙТ ЧЕДШ ОЕ ЛПОЮБЕФУС ъЕНМЕК. чЕУШ НЙТ - ФЧПТЕОШЕ. б ЮФП ЕУФШ УНЕТФШ? чУЕМЕООБС - ВЕЪ ЛТБС. уНЕТФШ ОБ ъЕНМЕ ДБЕФУС Ч УНЩУМЕ ПЛПОЮБОШС. мАВПЕ ПЛПОЮБОШЕ - ЪОБЮЙФ, ЕУФШ РТЕДЕМ. юФП вЙВМЙС ЧБН ЗПЧПТЙФ? юФП ЮЕМПЧЕЛ - РПДПВШЕ вПЗБ. оП ЕУМЙ УНЕТФШ ЪБФТПОЕФ, ПЗТБОЙЮЙФ, ФП ЪОБЮЙФ вПЗ, ЧУЕМЕООБС ЗТБОЙГХ ЙНЕАФ ФПЦЕ. й ЪОБЮЙФ ЕУФШ ЗТБОЙГБ НЙТПЪДБОШС. оП ЧУЕ ЪБРПМОЕОП ЧЕДШ! оЕ УЕЛТЕФ. рТПФЙЧПТЕЮЙЕ УЙЕ МЕЗЛП ХЛБЦЕФ РХФШ ПЫЙВЛЙ. вПЙФУС УНЕТФЙ НПЪЗ, ЕЗП ТПЦДЕОЙЕ УЕК УФТБИ. чЕДШ ФПОЛЙИ ФЕМ УПЕДЙОЕОШЕ ХКДЕФ Ч РТПУФТБОУФЧП ВЩФЙС. б ВЙПМПЗЙС Х ЛМЕФЛЙ - НЕОСФШ УФТХЛФХТХ, ЮФПВ УПЧЕТЫЕОУФЧПЧБФШ УЙЕ ВЙПМПЗЙЮОПЕ ТПЦДЕОШЕ. й ЛПД НЕОСФШ Х дол, ЛПЗДБ ОБВТБМУС ПРЩФ. ч ЛПДЕ ЬФПН ЪБРЙУБОБ "УХДШВБ" Х ФЕМБ. б ДХЫБ ЧЕДШ дХИБ ЮБУФШ Й вПЗБ, Й ЛПТТЕЛФЙЧЩ НПЦЕФ ОБЧЕУФЙ. рТЕТЧЕФУС ГЕРШ УПЕДЙОЕОЙК, ЗДЕ ФЕМП УХД ЧБН УЧПК ОЕУЕФ. рПМХЮЙФЕ ЧПЪНПЦОПУФШ ЧЩ ВЕЪ ВПМЙ УХЭЕУФЧПЧБФШ Ч НЙТБИ. йЭЙФЕ ЧУЕ Ч УЕВЕ! б НЙТ, ЮФП ЧЙДЙФЕ, ФП ЧБЫЕ ПФТБЦЕОШЕ.
лПОФБЛФЕТ?385
уНЕТФШ - ЬФП ЧУЕЗДБ РЕТЕИПД ОБ ВПМЕЕ ЧЩУПЛЙК ХТПЧЕОШ. лБЛЙН ВЩ ОЕ ВЩМ ХНЙТБАЭЙК ЮЕМПЧЕЛ Ч ЗМБЪБИ ПЛТХЦБАЭЙИ, ЕУМЙ ПО ХИПДЙФ, ЪОБЮЙФ ЮФП-ФП ДБЕФ ЕНХ ЧПЪНПЦОПУФШ РПДОСФШУС. рТЙ ХВЙКУФЧБИ РЕТЕИПД УПЧЕТЫБЕФУС РТЙ РПНПЭЙ РПУТЕДОЙЛБ. оБУЙМЙЕ ЙУЛХРБЕФ ОБУЙМЙЕ, УПЧЕТЫЕООПЕ ЮЕМПЧЕЛПН РТЙ ЦЙЪОЙ. уБНПХВЙКУФЧП - ЬФП ДПВТПЧПМШОЩК ОЕПУПЪОБООЩК РЕТЕИПД Ч ВПМЕЕ ФСЦЕМЩЕ ХУМПЧЙС ТБЪЧПРМПЭЕООПК ПФТБВПФЛЙ. рПФПН ЬФЙ МАДЙ ЮБУФП ХНЙТБАФ ЧОХФТЙХФТПВОП, РТЙ ТПДБИ ЙМЙ ЧП НМБДЕОЮОУЛПН ЧПЪТБУФЕ.
лБЦДЩК ЮЕМПЧЕЛ ПУФБЧМСЕФ ОБ ъЕНМЕ УЧПА ЬОЕТЗЕФЙЛХ. оБЙВПМЕЕ УЙМШОЩЕ ЬОЕТЗЕФЙЮЕУЛЙЕ ЙЪМХЮЕОЙС ЧЩИПДСФ ЙЪ РБМШГЕЧ ТХЛ Й ОПЗ, Б ЧПМОЩ НБФЕТЙБМЙЪПЧБООП ЖЙЛУЙТХАФУС Ч ПФРЕЮБФЛБИ РБМШГЕЧ. пФУАДБ - ВЕУЛПОЕЮОПЕ НБФЕТЙБМШОПЕ ОБУМПЕОЙЕ ЬОЕТЗЙК.
юЕТЕЪ ЦЙЪОШ РТПЙЪЧПДЙФУС ПФТБВПФЛБ ПРТЕДЕМЕООПЗП ЬНПГЙПОБМШОПЗП РМБУФБ. лБЦДЩК РМБУФ НПЪБЙЮЕО Й СЧМСЕФУС РТПЗТБННПК ЧПРМПЭЕОЙС. ьМЕНЕОФЩ НПЪБЙЛЙ РПТПЦДЕОЩ РТЕДЩДХЭЙНЙ ОБТБВПФЛБНЙ. рПМОБС ПФТБВПФЛБ ДБЕФ БВУПМАФОП ЙОХА ЦЙЪОШ. ьФПНХ ДБОП ПРТЕДЕМЕОЙЕ "ВЕУУНЕТФЙЕ".
лПОФБЛФЕТ?273
йУФПЮОЙЛ:http://www.esoteric.lv/rusmertj.htm
мбфчйкулбс буупгйбгйс хжпмпзйй й ьоетзпйожптнбгйпоопзп пвнеоб -
Мбфчйкулбс буупгйбгйс рбтбруйипмпзйй -
Хюевощк геофт "GUDRIBA" -
СМЕРТЬ
СМЕРТЬ
естеств. конец всякого живого существа.Человек, в отличие от всех др. живых существ. сознаёт свою смертность; с т. зр. осознания смысла С. как завершающего момента человеч. жизни С. и рассматривалась философией.
Отношение к С. во многом определяет формы религ. культов, что особенно заметно при рассмотрении культур древнего мира. Напр., для древних египтян земное человека выступает как подготовка к загробному бытию - отсюда важный для всего строя егип. жизни мёртвых, построение и украшение гробниц, необычайно развитое бальзамирования и т. д. Характерен также культ предков: древние японцы, напр. , верили в то, что после С. продолжает существовать в своих живущих потомках и только при отсутствии таковых умирает окончательно. По мере ослабления родств. и общинных связей С. всё более переживается не столько как С. предка, сколько как собств. С., и культ предков держится уже не на непосредств. живом чувстве, а скорее на . Однако даже в время возникали попытки преодолеть трагизм С. с помощью возрождённого культа предков (ср., напр. , идею воскрешения мёртвых отцов средствами науки у?. ?. Фёдорова) .
В большинстве древних культур к С. носит эпич. (важное исключение составляет аккадский эпос о Гильгамеше) ; , трагич. отношение к С. возникает позднее и характерно для новых религий - буддизма в Индии, зороастризма в Иране, иудаизма (особенно у др.-евр. пророков) , даосизма в Китае, религ.-филос. движения в Греции 7-4 вв. до н. э. Эти духовные явления свидетельствовали об обострившемся чувстве личного бытия. В античности одной из попыток преодолеть С. и дать ей разумное истолкование было учение Сократа, который, согласно Платону, считал, что «те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним - умиранием и смертью» («Федон» 64 а) . Платон развил осн. тезис Сократа, но которому С. есть отделение души от тела, освобождение её из «темницы», где она пребывала в своей земной жизни. Это о С. как освобождении «божественной, бессмертной, умопостигаемой, единообразной, неразложимой, постоянной и неизменной в самой себе...» души от «...человеческого, смертного, непостижимого для ума, многообразного, разложимого и тленного, непостоянного и неверного самому себе...» тела («Федон» 80 Ь) восходит к орфикам и пифагореизму. Учение Сократа, Платона и Аристотеля о бессмертии души смягчает трагизм С., впоследствии , хотя и в преобразованной форме, воспринимается христианством и на мн. века становится определяющей традицией в европ. духовной жизни. Другое С. складывается в философии стоицизма и особенно Эпикура. Цель их размышлений та же, что и у Сократа: освободить человека от страха С. Стоики указывают на и естественность С., Эпикур приводит простой довод: С. для человека реально не существует, он с нею «не встречается», а потому ему нечего её страшиться. Несмотря на то, что по своему содержанию сократов-ско-платоновское и эпикуровское учения противоположны, их объединяет специфически греч. рационализм в самом подходе к факту С.: опору для человека в час С. греч. философия ищет или в вечности (учение о бессмертии души и её переселении) , или же в сознании роковой неизбежности самого круговорота бытия, его неотменимости.
Жизнь и смерть - вечные темы духовной культуры человечества во всех ее подразделениях. О них размышляли пророки и основоположники религий, философы и моралисты, деятели искусства и литературы, педагоги и медики. Вряд ли найдется взрослый человек, который рано или поздно не задумался бы о смысле своего существования, предстоящей смерти и достижении бессмертия. Эти мысли приходят в голову детям и совсем юным людям, о чем говорят стихи и проза, драмы и трагедии, письма и дневники. Только раннее детство или старческий маразм избавляют человека от необходимости решения этих проблем. А. Л. Чехов в одном из писем написал: “Зафилософствуй - ум вскружится”, имея в виду тот или иной способ решения проблем жизни и смерти. Однако подлинное философствование невозможно без обращения к этим вечным темам. Во всех философских системах так или иначе решался этот вопрос, а Шопенгауэр считал, что “смерть – подлинный гений, вдохновитель или Мусагет философии, отчего Сократ и определил жизнь как “подготовку к смерти”.
По сути дела, речь идет о триаде: жизнь -- смерть -- бессмертие, поскольку все духовные системы человечества исходили из идеи противоречивого единства этих феноменов. Наибольшее внимание здесь уделялось смерти и обретению бессмертия в жизни иной, а сама человеческая жизнь трактовалась как миг, отпущенный человеку для того, что бы он мог достойно подготовиться к смерти и бессмертию.
За небольшими исключениями у всех времен и народов люди высказывались о жизни достаточно негативно. Жизнь - страдание (Будда, Шопенгауэр и др.); жизнь - сон (Веды, Платон, Лабрюйер, Паскаль); жизнь - бездна зла (древнеегипетский текст “Разговор человека со своим духом”). “И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем, ибо все - суета и томление духа” (Экклезиаст); “Человеческая жизнь жалка” (Сенека); “Жизнь - борьба и странствие по чужбине” (Марк Аврелий); “Все пепел, призрак, тень и дым” (Иоанн Дамаскин); “Жизнь однозвучна, зрелище уныло” (Петрарка); “Жизнь - это повесть глупца, рассказанная идиотом, полная шума и ярости, но лишенная смысла” (Шекспир); “Жизнь человеческая не что иное, как постоянная иллюзия” (Паскаль); “Вся жизнь - лишь цена обманчивых надежд” (Дидро); “Моя жизнь - вечная ночь... что такое жизнь, как не безумие?” (Кьеркегор); “Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду” (Ницше).
Об этом же говорят пословицы и поговорки разных народов типа “Жизнь - копейка”. Ортега-и-Гассет определил человека не как тело и не как дух, а как специфическую человеческую драму. Действительно, в этом смысле жизнь каждого человека драматична и трагична: как бы удачно не складывалась жизнь, как бы она не была длительна - конец ее неизбежен. Автор Экклезиаста так сказал об этом: “Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву”. Столетия спустя греческий мудрец Эпикур пытался решить этот вопрос вопросов так: “Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем”.
Смерть и потенциальное бессмертие - самая сильная приманка для философствующего ума, ибо все наши жизненные дела должны так или иначе соизмеряться с вечным. Человек обречен на размышления о смерти и в этом его отличие от животного, которое смертно, но не знает об этом. Правда, животные чуют приближение смерти, особенно домашние, и их предсмертное поведение чаще всего напоминает мучительные поиски уединения и успокоения. Смерть вообще - расплата за усложнение биологической системы. Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле счастливое существо. Когда организм становится многоклеточным, в него как бы встраивается механизм самоуничтожения на определенном этапе развития, связанный с генокодом.
Столетиями лучшие умы человечества пытаются хотя бы теоретически опровергнуть, этот тезис, доказать, а затем и воплотить в жизнь реальное бессмертие. Однако идеалом такого бессмертия является не существование амебы и не ангельская жизнь в лучшем мире. С этой точки зрения человек должен жить вечно, находясь в постоянном расцвете сил, напоминая гетеского Фауста. “Остановись мгновенье”,- это девиз такого бессмертия, импульсом которого является по словам Ортега-и-Гассета “биологическая витальность”, “жизненная сила”, родственная той, “что колышет море, оплодотворяет зверя, покрывает дерево цветами, зажигает и гасит звезды”. Человек не может смириться с тем, что именно ему придется уйти из этого великолепного мира, где кипит жизнь. Быть вечным зрителем этой грандиозной картины Вселенной, не испытывать “насыщения днями” как библейские пророки - может ли что-то быть более заманчивым?
Но, размышляя об этом, начинаешь понимать, что смерть - пожалуй, единственное, перед чем все равны: бедные и богатые, грязные и чистые, любимые и нелюбимые. Хотя и в древности, и в наши дни постоянно делались и делаются попытки убедить мир, что есть люди, побывавшие “там” и вернувшиеся назад, но здравый рассудок отказывается этому верить. Требуется вера, необходимо чудо, какое совершил евангельский Христос, “смертью смерть поправ”. Замечено, что мудрость человека часто выражается в спокойном отношении к жизни и смерти. Как сказал Махатма Ганди: “Мы не знаем, что лучше - жить или умереть. Поэтому нам не следует ни чрезмерно восхищаться жизнью, не трепетать при мысли о смерти. Мы должны одинаково относиться к ним обоим. Это идеальный вариант”. А еще задолго до этого в “Бхагавадгите” сказано: “Воистину, смерть предназначена для рожденного, а рождение неизбежно для умершего. О неизбежном - не скорби!”
Вместе с тем, немало великих людей осознавали эту проблему в трагических тонах. Выдающийся отечественный биолог И. И. Мечников, размышлявший о возможности “воспитания инстинкта естественной смерти”, писал о Л. Н. Толстом: “Когда Толстой, терзаемый невозможностью решить эту задачу и преследуемый страхом смерти, спросил себя, не может ли семейная любовь успокоить его душу, он тотчас увидел, что это - напрасная надежда. К чему, спрашивал он себя, воспитывать детей, которые вскоре очутятся в таком же критическом состоянии, как и их отец? Зачем же им жить? Зачем мне любить их, растить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупоумия? Любя их, я не могу скрывать от них истины, всякий шаг ведет их к познанию этой истины. А истина - смерть”.
Вопрос о смысле жизни на всех этапах развития философии был в центре внимания и был тесно переплетен с системой другими этическими вопросами – о жизни и смерти, добре и зле, совести и вере, свободе воли и предопределенности etc.
В философии древней Греции наблюдаются различные решения данного вопроса. Сократ смысл жизни видел в счастье, достижение которого связано с добродетельной жизнью, трепетным отношением к законам, принятым государством, знанием нравственных понятий; Платон - в заботах о душе; Аристотель и его последователи - в доблестной жизни, стремлении стать ответственным гражданином государства; Эпикур и киренаики - в избежании неприятностей, достижении покоя и блаженства; Диоген Синопский - во внутренней свободе, презрении к богатству; Стоики - в является жизни, согласной с человеческой природой и покорности судьбе; Пифагор в научном знании совершенного числа души; Метродор в крепости тела и в твердой надежде, что на него можно положиться и т.д.
До XVII века европейская философская мысль базировалась на теологической базе, заложенной Блаженным Августиноми Фомой Аквинским. В Учении Августина конечную цель человеческих устремлений составляет блаженство. Оно заключается в познании Бога. Отсюда смысл человеческой жизни «во Христе» в единении с Богом в «царстве Божьем».
XVII-XVIII век кроме расцвета науки принес ослабление влияния церкви и христианской этики. Постепенно как и в античной философии, вновь появиляется разнообразие в воззрениях на смысл жизни в различных философских системах. Кант видел смысл жизни в следовании принципам нравственного долга, Фейербах - в стремлении к счастью на основе всеобщей любви людей друг к другу, Маркс и Энгельс - в борьбе за коммунистические идеалы, Ницше - в «воле к власти», английский философ XIX века Милль - в достижении выгоды, пользы, успеха.
Идеалистические и особенно христианские религиозные учения, позволяют сделать достаточно логичные построения для нахождения смысла человеческого существования. В работах русских философов начала XX века Бердяева, Франка,Соловьева, Трубецкого и др. вопрос о вере в бога становится главным условиям наличия смысла жизни. В то же время в материалистической философии, где человеческая жизнь конечна и за ее порогом ничего нет, само существование условия для решения этого вопроса становится затруднительным и в полный рост встают сложно разрешимые этические проблемы.
Особо следует отметить роль экзистенциальной философии, которая берет начало в творчестве Сьерена Кьеркегора. В XX веке Сартр, Камю, Хайдеггер, Ясперс и др. рассматривают «жизнь как бытие к смерти». Перед лицом смерти человек способен обрести понимание смысла жизни, освободившись от ложных целей и ненужных мелочей. Он начинает иначе смотреть на себя и окружающий мир. Таким образом, в экзистенциальной философии анализ проблемы смерти приобретает важное значение для постижения тайн жизни человека, определения ее смысла. Другим важным постулатом экзистенциализма является отрицание универсального смысла, смысл жизни может быть только уникальным, как уникальна человеческая индивидуальность.
Цель жизни
Цель в жизни - самая большая задача, которую хочется в жизни реализовать. У человека может быть много больших жизненных целей - получить достойное образование, жить в своем особняке на берегу такого-то моря, вырастить таких-то детей, но цель в жизни - это самое главное из всех других жизненных целей.
У многих ли людей есть цель в жизни? - Нет, у единиц. Почему? Потому что, в отличие от мечтаний, цель в жизни предполагает большой труд, ежедневную работу для движения к твоей цели. Если ты каждый день думаешь о том, что тебе важно, и делаешь для этого что-то - у тебя цель в жизни есть. Если ты не знаешь, что тебе на самом деле важно, или в разные дни ты думаешь об этом по-разному, либо много думаешь, но мало что делаешь - у тебя цели в жизни пока нет.
Цель «задает» целостность деятельности. Если это цель жизни, то она определяет целостность жизни. У человека, не имеющего цели жизни, и жизнь не реализуется как органическое целое в биосоциальном, т. е. человеческом смысле. «Жизнь без цели - человек без головы» - гласит народная мудрость.
Не всякий человек ставит перед собой цель жизни, но если ставит, то этим человек полагает ее как целенаправленную деятельность.
Вообще в реальной жизни существует целое дерево целей . Цель жизни - это главная или общая цель жизни. Помимо нее существуют либо подчиненные, промежуточные, либо побочные цели. Подчиненные и промежуточные цели - это цели, осуществление которых открывает путь к главной цели жизни, приближает к ней. Побочные или параллельные цели - это цели, которые формируют всю "кухню" жизни, обусловливают полноценное гармоническое развитие человека. В своей сумме они не менее важны, чем главная цель жизни (например, цель укрепить здоровье средствами физической культуры, построить дом, различные увлечения, хобби). В некоторых ситуациях возникает конфликт между главной целью жизни и побочными целями. Этот конфликт может завершиться либо победой главной цели жизни, либо победой побочных целей.
Главная цель жизни - это цель, осуществление которой оправдывает жизнь человека в целом, как личности, субъекта, стоящего где-то наравне с обществом, осознающего свои цели как цели человека вообще или цели того или иного сообщества людей. В главной цели жизни по логике вещей сливаются воедино стремления человека как индивидуума и цели общества.
Проблема определения цели жизни сродни проблеме выбора профессии. Более того, первая является, как правило, продолжением второй. В формировании цели жизни «участвуют» и случайность, и необходимость, и внешние обстоятельства, стимулы, и внутренние побуждения, мотивы.
В некоторых случаях бывает и так, что человек не останавливается на выборе какой-то одной цели жизни (яркий пример: две жизни А.П. Бородина как композитора и химика).
Если цель поставлена, то она становится законом деятельности, категорическим императивом, необходимостью, которой человек подчиняет свою волю.
Таким образом, можно видеть две стороны сознательной жизнедеятельности: целеполагание (поиски цели, выбор цели) и целенаправленность (целеустремленность, движение к цели, вернее, от цели к результату). Обе стороны важны для человека в равной степени.
Отдавая отчет в важности цели и связанных с ней целеполагания и целеустремленности, не следует, однако, абсолютизировать ее. Жизнь в некотором смысле есть единство цели и бесцельности , т. е. единство организованности и неорганизованности, труда и отдыха, напряжения и расслабления. Бесцельность реализуется, прежде всего, в том, что наряду с главной целью жизни существует множество побочных целей. Поиск и реализацию побочной цели (и вместе с тем отвлечение от главной цели) можно интерпретировать как бесцельность. Говорят же, что нельзя все время работать, думать об одном, что нужно отвлечься, развлечься, отдохнуть, снять напряжение, переключиться на другой род деятельности. Не случайно современный человек все больше внимания уделяет побочным занятиям, хобби, интуитивно сознавая, что напряжение труда, главной цели, главного дела жизни может просто уничтожить его.
Нужно также иметь в виду, что жизнь человека не всегда протекает на уровне целеполагания и реализации целей. Человек может совершать целесообразные действия, минуя стадию целеполагания, чисто инстинктивно, безотчетно. Например, потребность в отдыхе, сне может "реализоваться" в виде цели (поисков ночлега и т. п.) или непосредственно - человек незаметно для себя уснул в метро. Или такой пример: когда человек случайно касается рукой горячего предмета, то он отдергивает ее - здесь совершено целесообразное действие, но нет целеполагания и сознательного стремления к цели.
Когда возникает необходимость целеполагания? Вероятно тогда, когда между потребностью и ее удовлетворением имеется какое-то препятствие (не очень большое, но и не очень маленькое) или для удовлетворения потребности нужно совершить сложные ориентировочные действия.
Глава II. Что такое смерть? Понятие смерти с точки зрения философии
Что такое смерть? Смерть, прекращение жизнедеятельности организма, гибель его. У одноклеточных организмов смерть особи проявляется в форме деления, приводящего к прекращению существования данной особи и возникновению вместо нее двух новых. Смерть теплокровных животных и человека связана с прекращением, прежде всего дыхания и кровообращения. Различают 2 основных этапа смерти: клиническую смерть и следующую за ней биологическую, или истинную, - необратимое прекращение физиологических процессов в клетках и тканях.
Осознавая неизбежность смерти люди не уставали искать способы противостоять ей. Человек приходит в этот мир, чтобы жить, а не для того, чтобы умереть. Жизнь человеческая – это наивысшая ценность, это наше бытие. Это все, что у нас есть. Поэтому не может быть сегодня задачи наиболее важной, чем сохранить ее, продлить ее на максимально достигаемый срок.
Но Человек вместе со всем животным миром вынужден подчиняться ее законам, обуславливающим неизбежность смерти. Смерть есть необходимый момент жизни. Но почему человек должен подчинятся ей. Мы нарушили столько мыслимых и немыслимых законов природы, мы берем от нее на много больше, чем она может нам дать. Размышляя о смерти, начинаешь понимать, что смерть, пожалуй, единственное, перед чем все равны: бедные и богатые, грязные и чистые, любимые и нелюбимые. Хотя и в древности, и в наши дни делаются попытки убедить мир, что есть люди, побывавшие «там» и вернувшиеся назад, но здравый рассудок отказывается этому
верить. Требуется вера, необходимо чудо, какое совершил евангельский Христос, «смертию смерть поправ». Замечено, что мудрость человека часто выражается в спокойном отношении к жизни и смерти. Как сказала Махатма Ганди: «Мы не знаем, что лучше – жить или умереть. Поэтому нам не следует ни чрезмерно восхищаться жизнью, не трепетать перед мыслью о смерти. Мы должны одинаково относиться к ним обоим. Это идеальный вариант.» А еще задолго до этого в «Бхагавадгите» сказано: «Воистину, смерть предназначена для рожденного, а рождение неизбежно для умершего. О неизбежном – не скорби!» Вместе с тем, немало великих людей осознавали эту проблему в трагических тонах
Смерть - это не отсутствие жизни, а её окончание, завершение. Поэтому смерти противостоит не жизнь, а рождение. Это вполне естественный процесс перехода из живого состояния в неживое. Живое и неживое, выживание и не выживание - это две стороны единой окружающей нас природы. Нам на Земле известен только один вариант жизни - жизнь белковых макромолекул. С другими вариантами мы сталкиваемся только при чтении фантастической литературы, где можно встретить жизнь на основе кремнийорганических соединений, энергетических полей и тому подобное. Попытки учёных, верящих в возможность однозначного отражения феномена реальности в каком-либо языке, определить принципиальные различия живого и неживого делаются уже достаточно давно. В XIX веке француз Танглю определял смерть как общее свойство всех живых. Один из основоположников танатологии М. Ф. К. Биша говорил, что «жизнь - это совокупность явлений, противящихся смерти». Классики диалектического материализма подвергли эти представления критике за их метафизический подход к решению сложной проблемы. Так, Ф. Энгельс написал, что «жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования заключается по своему существу в постоянном обновлении их химических составных частей путем питания и выделения» и далее сформулировал следующий тезис: «Жить значит умирать». Но если сопоставить представления Энгельса и его оппонентов, которых он критиковал, то окажется, что принципиальных различий между ними не существует. Более того, все они подходили к трактовке жизни только с позиций единственной известной им белковой формы. Все они считали свой субъективный язык единственно возможным инструментом описания реальности.
Совершенно иной взгляд на смерть имел философ Артур Шопенгауэр , который создал теорию палингенезии, представляющую собой философскую альтернативу религиозной реинкарнации.
С другой стороны некоторые философии и религии рассматривают смерть не как противоположность рождению, а как неотъемлемую часть воскрешения. Это имеет отношение ко всем авраамическим религиям, к религии Древнего Египта. Поэт конца XIX - начала XX века Максимилиан Волошин в стихотворении «Мятеж» писал:
Чтобы не дать материи изникнуть,
В нее впился? сплавляющий огонь.
Он тлеет в «я», и вещество не может
Его объять собой и задушить.
Огонь есть жизнь.
И в каждой точке мира
Дыхание, биенье и горенье.
Не жизнь и смерть, но смерть и воскресенье -
Творящий ритм мятежного огня.
Глава III. Проблемы жизни и смерти в духовном осмыслении человека.
Смерть и потенциальное бессмертие самая сильная приманка для философствующего ума, ибо все наши жизненные дела должны так или иначе соизмеряться с вечным. Человек обречен на размышления о смерти и в этом его отличие от животного, которое смертно, но не знает об этом.
По сути дела, речь идет о триаде: жизнь – смерть – бессмертие, поскольку все духовные системы человечества исходили из идеи противоречивого единства этих феноменов. Наибольшее внимание здесь уделялось смерти и обретению бессмертия в иной жизни, а сама человеческая жизнь трактовалась как миг, отпущенный человеку для того, чтобы он мог достойно подготовиться к смерти и бессмертию.
3.1 Жизнь – в философском аспекте времен и народов.
За небольшим исключением у всех времен и народов высказывания о жизни носили негативный характер. Жизнь – страдание (Будда, Шопенгауэр и др.); жизнь – сон (Веды, Платон, Лабрюйер, Паскаль); жизнь – бездна зла (древнеегипетский текст «Разговор человека со своим духом). «И возненавидел я жизнь, ибо противным мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо все – суета и томление духа» (Экклезиаст); «Человеческая жизнь жалка» (Сенека); «Жизнь – борьба и странствие по чужбине» (Марк Аврелий); «все пепел, призрак, тень и дым» (Иоанн Дамасский); «Жизнь однозвучна, зрелище уныло» (Петрарка); «Жизнь – это повесть глупца, рассказанная идиотом, полная шума и ярости, но лишенная смысла» (Шекспир); «Жизнь человеческая не что иное, как постоянная иллюзия» (Паскаль); «Вся жизнь – лишь цена обманчивых надежд» (Дидро); «Моя жизнь – вечная ночь, что такое жизнь, как не безумие?» (Кьеркегор); «Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду» (Ницше). Об этом же говоря пословицы и поговорки разных народов – «Жизнь – копейка». Ортега-и-Гассет определили человека не как тело и как дух, а как специфическую человеческую драму. Действительно, в этом смысле жизнь каждого человека драматична и трагична: как бы удачно не складывалась жизнь, как бы она не была длительна – конец ее неизбежен. «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву» (Экклезиаст). Столетие спустя, после Экклезиаста, греческий мудрец Эпикур пытался решить этот вопрос вопросов так: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем».
Глава IV. Взгляды мировых религий на вопросы жизни и смерти.