День добрый.
Моё поколение выросло на воспоминаниях о ВОв, на книгах о пионерах и комсомольцах героях, фильмах о подвиге людей и множестве встреч с участниками войны, которые в те далёкие 80- е были ещё в самом расцвете сил. Естественно я очень любила(и люблю) фильмы о войне (мой любимый стал "4 танкиста и собака"), я знала поимённо всех пионеров героев и очень любила читать книги о войне. Это были не только книги о битвах, но и о жизни в оккупации, холокосте, фашистской неволе, юных партизанах. Я благодарна редакциям, которые сейчас переиздают книги из моего детства, в том числе и о войне.
Одна из книг, которая оставила в моей жизни неизгладимый след, стала книга "Никогда не забудем" (рассказы белорусских детей о войне). Я до сих пор помню ее- потертая переплетенная обложка, потрепанные зачитанные странички-сколько детей её прочитало! Им же было интересно, раз она пользовалась таким спросом. Её переиздали в Беларуси в наше время и это хорошо, потому как люди должны помнить и знать правду. А не такие, как эта , из- за которой люди будут думать о той войне совсем по другому.
"Никогда не забудем" - это не авторская книга. Точнее, авторов у неё великое множество. В конце 40 - х годов в журнале "Пионер Белоруссии" была статья с просьбой прислать в редакцию свои воспоминания о войне. На этот призыв откликнулись более 400 человек - детей из Белоруссии, переживших годы оккупации или жизнь в концлагере. Из этих писем и был составлен сборник. Каждая глава книги - это личная история, воспоминания, как правило, трагическое. В них боль и слезы, страдание детей, порой ещё очень маленьких (годы рождения подписаны под каждой главой, как имя и место рождения). Кто-то из них единственный уцелевший из сгоревшей деревни, кто-то - узник концлагеря, кто-то - юный партизан. Большинство из них сироты, потерявшие всех родных, с болью вспоминающие потерю мамы, сестренок и братишек. В книге, в своих сочинениях(а главы больше похожи на детские сочинения, поэтому красивых литературных изысков в них вы не найдёте) они пишут "Мамочка, милая, родная", скорбят о смерти родных, не скрывают ненависти к фашистам. Читать сложно, на глаза наворачиваются 😭 слезы. Но прочесть эту книгу ребенку(школьнику) или чисто для себя, наверное, необходимо. Мы должны помнить, потому что это история, наша история, пусть горькая и страшная.
Книга есть в свободном доступе на интернет ресурсах без сокращения.
Это была мама. Она держала в одной руке малюсенький кусочек черного хлеба, в другой – солдатский котелок с чем-то теплым: от него шел пар.
– Тихо, Манечка, не надо плакать. Есть вам принесла, – сказала мама.
Услыхав слово «есть» и увидев хлеб, я захлопала в ладоши и засмеялась. Своим смехом разбудила меньших братьев и сестер. Мама присела возле нас, долго глядела на маленький ломтик хлеба, а потом разломала его на четыре части. Антосю и себе не выделила. Я до самой смерти не забуду того кусочка хлеба
– Трисия, ты не можешь нас покинуть, – прошептала Элизабет Уэйкфилд.
В ее больших зеленовато-голубых глазах стояли слезы. Сердце сжималось, когда она опускала взгляд на хрупкую фигуру на больничной койке.
Никто не ожидал, что все произойдет так быстро и внезапно. Хотя доктора и говорили, что у Трисии нет никакой надежды победить лейкемию, девушка держалась очень мужественно и была исполнена жажды жизни. Элизабет никогда до конца не могла поверить в то, что подруга брата на грани смерти. Однако, войдя в палату несколько минут назад и увидев Стивена, неуклюже примостившегося на стуле возле кровати Трисии, Элизабет поняла, что это конец.
Трисия лежала закрыв глаза. Ее лицо было невероятно бледным. И только рыжеватые волосы выделялись на фоне белоснежных больничных простыней.
– Трисия! – Элизабет наклонилась и осторожно, чтобы не повредить капельницы, взяла ее худую руку.
У Трисии дрогнули веки, она открыла глаза и посмотрела влево от Элизабет.
– Мистер и миссис Уэйкфилд… и Джессика… – Медленно, с большим трудом Трисия повернула лицо к стоявшей у дверей сестре Элизабет, как две капли воды похожей на нее. Трисия слабо улыбнулась.
Джессика напряженно всматривалась в пол, обводя ногой квадраты линолеума. Она всегда с неодобрением отзывалась о семье Трисии. Отец-алкоголик и распущенная, необузданная сестра Бетси. Джессика всеми правдами и неправдами пыталась встать между Трисией и Стивеном. И вот очаровательная, добрая Трисия на пороге смерти. По щеке Джессики прокатилась слеза.
– Эй, не надо плакать, – слабо прошептала Трисия.
– Поверьте, эти последние месяцы были самыми счастливыми в моей жизни.
Трисия заметила, как смотрел на нее Стивен, и от этого его взгляда была готова расплакаться. Его лицо искажено страданием, под глазами круги – следы бессонных ночей. Она быстро отвернулась к Элизабет, Джессике и их родителям.
– Самые счастливые в моей жизни, – повторила Трисия, – благодаря вам. Я чувствовала себя как в родной семье.
При слове «семья» едва заметное выражение боли промелькнуло на ее лице, но Элизабет успела его заметить. Она сначала решила, что Трисии просто тяжело говорить, но, поразмыслив, поняла, что Трисия вспомнила о своей собственной семье. Даже в последние часы жизни она не могла рассчитывать на то, что отец и сестра будут рядом с ней, и это причиняло гораздо большие страдания, чем физическая боль.
Трисия слабо вздохнула. Несколько фраз, которые она произнесла, совсем лишили ее сил, а мысли о семье не облегчали мук. Элизабет видела, что Трисия прилагает все силы, чтобы не закрыть глаза.
Теперь стало понятно, почему мама позвонила Каре Уокер, у которой они отмечали победу своей баскетбольной команды, и срочно вызвала их с Джессикой в больницу. Было видно, что Трисия долго не протянет.
Элис Уэйкфилд подошла ближе к больничной койке.
– Мы все любим тебя, Трисия, – сказала она.
Нед Уэйкфилд встал рядом с женой у изголовья кровати.
– Мы всегда считали, что Стивен сделал прекрасный выбор. – Он изо всех сил пытался говорить немного веселее.
Трисия собрала последние силы, чтобы ответить так же непринужденно:
– Он же берет пример с вас, мистер Уэйкфилд.
Джессика с растущим изумлением наблюдала за происходящим. Откуда у Трисии столько оптимизма? Для Джессики день мог быть легко испорчен даже таким пустяком, как спустившаяся петля на чулке. Трисия же продолжала улыбаться, глядя в лицо смерти, и проявляла мужество, как Люк Скайуолкер . Джессика вспомнила, как давным-давно Элизабет заклинала ее не судить о Трисии по ее семье. Что бы ни рассказывали об ее отце и сестре, Трисия оставалась полна благородства. Что ж, может, Элизабет и права, с легким чувством зависти подумала Джессика.
Трисия снова взглянула на Стивена.
– Кажется, я тоже научилась делать выбор, – тихо произнесла она. – Я с первого взгляда поняла, что он самый лучший…
Элис и Нед Уэйкфилд переглянулись и сделали знак дочерям: пришло время попрощаться с Трисией и оставить ее наедине со Стивеном.
Элизабет нежно пожала руку Трисии.
– Пока, Триш, – прошептала она, сдерживая слезы, но как только отошла от кровати, они полились рекой по се красивому лицу.
Вперед выступила Джессика:
– Трисия… мне… мне правда жаль… Я имею в виду, что… – Впервые в жизни Джессика не находила слов.
– Джессика, не надо просить прощения, – великодушно сказала Трисия.
Мысленно Джессика взяла назад все мерзкие слова, которые когда-либо сказала о подруге своего брата.
– Ну, будь здорова, – неуклюже простилась она.
«А что бы вы сказали человеку, которого вы наверняка никогда больше не увидите?»
Нед Уэйкфилд проглотил комок в горле, прокашлялся и поцеловал Трисию на прощание. Жена последовала его примеру. Выходя из больничной палаты, она обняла сына. Элизабет и Джессика вышли вслед за родителями.
– Помнишь, Стивен, – спросила Трисия, как только они остались наедине, – помнишь, как мы встретились с тобой в первый раз?
Стивен пододвинулся к краю кровати.
– Я никогда этого не забуду, – сказал он и спрятал лицо в ладонях. – Стоит мне закрыть глаза, и я вижу, как ты бегаешь по берегу океана, поднимая фонтаны брызг, и ловишь ртом дождевые капли. А когда все побежали прятаться от дождя, я подошел к тебе…
– Они пропустили лучшее, что было в тот день, – радостно вспоминала Трисия, но голос ее был едва слышен.
– Ты была тогда такая прекрасная. – Стивен наклонился и поцеловал ее в лоб. – Как и сейчас. – Вдруг он нахмурился и приглушенно зарыдал: – Трисия, не уходи… Пожалуйста, останься со мной.
Трисия коснулась его пальцами, потом, собрав последние силы, подняла руку и положила ему на колено. Его рыдания смолкли.
– Пора, Стив, – прошептала она грустно. – Я больше не могу выносить эту боль. Я хочу, чтобы это наконец прекратилось. Ты должен мне позволить, Стив. Пожалуйста, ради меня.
Стивен поднял лицо и вытер ладонью слезы:
– Для тебя, Триш, я сделаю все, что угодно.
Никогда не забуду, как я впервые пошла в первый класс
Помню, за две недели до первого сентября мы с родителями поехали по магазинам покупать мне школьную форму, учебники и канцелярские принадлежности. Выбирать тетради, ручки и дневник мне доставляло особое удовольствие. Я часами стояла около витрин и высматривала лучшие товары. Мне казалось, что дневник - это особенно важный предмет, ведь на него я буду любоваться весь год, так что он должен бы быть непременно с котятами на обложке. Мы проходили по магазинам весь день и, когда миссия была выполнена, с радостью отправились домой.
Зайдя в комнату, я начала жадно листать новенькие учебники с глянцевыми обложками и рассматривать остальные покупки. В тот вечер не обошлось, конечно, и без модного показа, который я устроила родителям, демонстрируя свою чудесную школьную форму. В общем, к первому сентября я была полностью готова, оставалось только дождаться этого знаменательного события.
В ночь перед праздником я не могла сомкнуть глаз: думала о том, как я познакомлюсь с ребятами, сразу ли мы сможем подружиться, мне было интересно поскорее увидеть нашего классного руководителя и приступить к занятиям.
Первого сентября я встала в шесть утра, потому что все надо было непременно успеть. Я надела свою форму, которая две недели висела в шкафу и ждала своего часа, мама мне завязала два хвоста огромными белыми бантами, вручила букет розовых гладиолусов, и мы с родителями пошли в школу. Подойдя к школьному крыльцу, я не могла сдержать волнение: казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. К нам с родителями подошла очень милая и приветливая женщина, оказалось, что это и была моя классная руководительница. Она взяла меня за руку и отвела к ребятам, столпившимся в тени под березой, растущей напротив входа в школу. Только я успела познакомиться со своими одноклассниками, как директор начал свою речь. После линейки одиннадцатиклассники отвели весь наш 1-й «А» в кабинет, где прошел классный час.
Когда первое сентября в школе закончилось, папа предложил всей семьей отправиться в парк, поесть мороженое и покататься на аттракционах, и мы с мамой с огромным восторгом поддержали эту идею.
Вечером, когда уже все учебники были сложены в рюкзак, а форма была аккуратно сложена на стуле, я легла в постель и снова не могла уснуть, потому что думала обо всех моментах, которые произошли со мной за день, пыталась вспомнить каждую деталь и сохранить ее в памяти. Мне казалось, что с завтрашнего дня начнется совершенно иная, взрослая школьная жизнь.
5, 6, 11 класс
`Популярные сочинения
- Сочинение по роману Они сражались за Родину Шолохова
В своем романе «Они сражались за Родину» Михаил Шолохов описал жизнь и настоящий героизм простого советского народа в период Отечественной войны
- Сочинение-описание картины Снегурочка Васнецова (3, 5 класс)
Очень часто в прошлом люди объясняли любое явление природы как чудесные силы каких-либо существ, покровительствующих данному явление.
Мой папа лучший! Он очень меня любит и всегда приходит на помощь. У папы сложная работа, поэтому мы проводим совместно не так много времени, как хотелось бы. Я люблю, когда у него отпуск, потому что отдыхаем мы всегда вместе.
Я никогда не забуду её запах. Запах ванили. Я не забуду её талант к стихам. Она умела сочинять красивые стихи. Я никогда не забуду её улыбку. Её улыбка теплее, чем солнце. Я не забуду её глаза словно бирюза. Её ярко-голубые глаза. Она навсегда в моём сердце. Раньше мы думали, что будет счастливы, но ты ушла. Отправилась в другой мир. Иногда я просыпаюсь от твоего родного мне голоса, но потом кажется, что я схожу с ума без тебя. Я помню день, когда ты сидела в парке и плакала. Я подошёл к тебе, и рассказала мне страшную новость. Ты сказала, что у тебя рак груди. Ты плакала и говорила, что не хочешь умирать. Надеюсь ты помнишь, что я тебе сказал? Я сказал, что ты не умрёшь. Мы будем счастливы. Ты обещала, что больше не будешь плакать и грустить. В итоге ты каждый день сидела в ванной и спрашивала Бога за, что тебе достался это рак. Утром ты выглядишь счастлива. Ты признавалась мне в любви, читала стихи. Помнишь?
Прошёл месяц и мои мысли как в тумане. Я не знал, что делать. Я просто страдал внутри и снаружи.
***
Яркие лучи солнца падали на нашу постель. Небо было нежно-голубое. Я всегда любил нежно-голубой цвет, потому что это цвет твоих глаз. Ты поднялась с кровати и посмотрела на меня.
- Хазза,- простонала Т/И.
- Ещё пять минут, зайка,- сказал Гарри, закрывая своё лицо руками от лучей солнца.
Девушка посмотрела ещё раз на парня и пошла готовить омлет.
- Ты знаешь как меня разбудить,- сказал парень.
Девушка мило хихикнула и отдала тарелку парню.
- Вкусно,- сказал парень.
Девушка мило улыбнулась парню и села за стол.
- Я поеду сегодня в книжный магазин.
- А когда вернешься?
- Я хотела ещё к Элли заехать, поэтому где-то через часок.
Через несколько минут девушка была уже готова.
***
Уже вечер, а тебя нет. Ты не отвечаешь на мои сообщения, звонки. Я звонил Элли, но она сказала, что ты к ней не приезжала. Опять звоню тебе, но ты не берешь трубку. А в голову лезли ужасные картины.
Я ходил по комнате и каждую минуту звонил тебе. Я положил свой телефон на стол и старался успокоится. Через несколько минуту мне позвонили из больницы. Слова врачей сделали мне ещё хуже.
Ты умерла. Умерла от рака. В этот момент я чувствовал только боль.
Я приехали в больницу и врачи передали мне записку, которую ты сжимала перед своей смертью в руках. Ты написала" Я люблю тебя, Гарри."
Я никогда не забуду этот ужасный день, но запомню нашу любовь навсегда.
Примечания:
Итак, как вы уже могли понять, я решила продолжить тему: " Я никогда не..."
Надеюсь вам понравилась моя идея. И как всегда пишите свои комментарии и обязательно голосуйте!
НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕМ!
Сборник рассказов белорусских детей
Рассказы собраны и записаны
под руководством Янка Мавра
Перевод с белорусского П. Кобзаревского
Обработка для детей Л. Раковского
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Никогда не забудем» - книга, составленная из рассказов белорусских детей, переживших все ужасы немецкой оккупации и помогавших своим отцам и братьям громить врагов Родины в дни Великой Отечественной войны.
Немецкие фашисты, временно захватившие советскую Белоруссию, превращали в груды развалин города, разоряли колхозы, грабили и убивали советских людей.
За время оккупации немцы убили и угнали в рабство в Германию сотни тысяч белоруссов.
И все же фашисты не могли поставить на колени советский народ Белоруссии.
На защиту Родины со всех концов республики поднялись партизаны. В их отрядах были и дети.
О зверствах немецких фашистов, о пережитых страданиях в немецкой неволе и о своем участии в героической борьбе народа за свободу и независимость Белоруссии рассказали нам дети - авторы этой книги.
Их воспоминания собраны и записаны под руководством белорусского писателя Янки Мавра.
Записи эти - яркий обличительный документ против фашизма.
Мы никогда не простим фашистских извергов, которые разоряли и уничтожали наши цветущие города и колхозы, мучили и убивали советских людей.
Мы никогда не забудем мужественных советских детей, которые помогали своим отцам и братьям разгромить врагов нашей отчизны.
Они принадлежат к тому поколению советской молодежи, которое будет преданно и умело защищать нашу социалистическую Родину от всех посягательств на ее свободу и независимость.
БУДУ ПОМНИТЬ
Деревню, где мы жили, подожгли немцы. Мама, бабушка, я и брат Толик убежали в лес. Назавтра, когда мы вернулись, деревни уже не было: она вся сгорела. Только торчали печные трубы. Над пожарищем стоял удушливый дым.
Мы всей семьей пошли в соседнюю деревню Воротынь. Там жила моя тетя. Но и тут не пришлось долго пожить. И на эту деревню налетели немцы, подожгли ее, а всех жителей от старого до малого погнали неизвестно куда. Гнали долго по незнакомым местам. Если люди отставали, их били резиновыми палками и прикладами. От ходьбы мои ноги распухли и посинели. Мама несла на руках Толика. Она так устала, что еле двигалась. Ее лицо было страшное - белое-белое, всё мокрое от пота и слез. Мама долго несла Толика и не заметила, что он мертвый… Сначала Толик будто уснул на руках, а потом и умер, наверно от голода. На какой-то станции нас посадили в вагоны и повезли. Всех мучила жажда. Некоторые припадали сухими губами к влажным доскам дверей вагона…
Поезд остановился в каком-то лесу. Людей выгнали на широкую полянку. Здесь стояли бараки. Вокруг них тянулись высокие ряды колючей проволоки и было очень много часовых. Кто-то сказал, что это лагерь для пленных.
В этом проклятом лагере сожгли мою маму, бабушка умерла, а я остался из всей семьи один. Сколько времени пробыл в лагере - не помню.
Однажды утром произошло что-то необыкновенное. Нас не будили резиновыми палками, как всегда, и около дверей не стояли часовые. Когда мы вышли из барака, на дворе были уже наши красноармейцы. Многие из нас плакали от радости. Один солдат взял меня на руки. Я подумал: «Вот какой он сильный, такого большого легко держит на руках».
Солдат держит меня на руках, а у самого слезы…
Аркадий Науменко, 1935 года рождения.
Жлобинский район.
В НЕМЕТЧИНЕ
Это было летним вечером. Мы, ребятишки, играли на улице в «чижика», когда из местечка вернулся колхозный счетовод дядя Степан. Он что-то рассказывал такое, что все мигом обступили его. Мы подбежали к толпе и услышали: «Война», «Сегодня немец напал на нас».
Взрослые расходились по домам озабоченные, помрачневшие. Не до «чижика» стало и нам.
Это была наша последняя беззаботная игра.
Колхоз стоял недалеко от границы, и уже на следующий вечер мы увидали на западе отсветы больших пожаров. Днем и ночью слышалась артиллерийская стрельба. Война катилась всё ближе и ближе. Затем пушки стали слышны уже где-то позади, за лесом. И вот в деревню нагрянули немцы.
В первые дни они, как голодные волки, набрасывались на кур, свиней и коров, а потом стали расправляться с людьми. Однажды ночью немецкие солдаты ворвались к нам в хату.
В нашей семье было семь человек: папа, мама, два брата и три сестры. Нас всех погрузили на машину, обтянутую полотном. Папа с мамой сидели на ящичке, в котором была еда. Мама кормила грудью маленького Антона. Валя сидела у папы на коленях, склонив головку ему на грудь, и дремала. Мы, как старшие, стояли.
Была летняя жара, а нас в машине - как сельдей в бочке. Страшно хотелось пить, сохли губы, а воды на давали. Машина неслась на запад несколько суток. Приехали в какой-то город. Немец приказал вылезать. Мы посыпались из машины, как горох. Подали команду: «Женщины и дети в левую сторону, а мужчины в правую!»
Мы едва успели попрощаться с папой. Немцы кричали во всё горло: «Шнель! Шнель!» . Мужчин куда-то повели, а нас загнали в тесный барак.
Остались мы пятеро с мамой. Плач женщин и детей раздирал душу, но немецкие бандиты только посмеивались.
Когда подошла ночь, мама, собрав наши лохмотья, постлала постель, мы голодные легли спать. Ящичек с едой остался в машине.
Я проснулась рано, в бараке нечем было дышать. Будто камень лежал на груди. Окна и двери открывать не разрешалось. Взрослые спали на нарах. Детей обычно клали на полу.
Так, задыхаясь от духоты, голодные, мы просидели две недели. Раза два маме удалось вылезать через колючую проволоку, чтоб достать нам что-нибудь поесть. Потом немцы натянули электрический провод, к которому нельзя было подходить.
Но недолго мы были вместе. Мама заболела. Пришли санитары и забрали ее в госпиталь. Только унесли маму, как сразу же заболели мой брат и две сестры. Их тоже на носилках куда-то унесли.
Плакала я сколько хотела, - никто меня не утешал.
Надумала я просить у немцев пропуск в госпиталь. Так хотелось увидеть маму! К брату и сестрам я не просилась: немцы, забирая их, сказали, что им сразу же сделают «капут». Маленький Антось в ту пору был как мертвый: не кричал, как бывало раньше, лежал с закрытыми глазами и чуть дышал.
После долгих просьб я добилась пропуска. Я собралась идти, только было больно: я знала, что мама голодная, а у меня ничего нет, чтобы ей принести.
Получив пропуск, я пошла в госпиталь, меня пропустили через ворота. Я увидела высокий белый дом. Это был госпиталь. Там тоже стояли патрули. Они посмотрели документ и сказали:
Второе крыльцо налево.
Иду. С крыльца сразу вход в какую-то комнату. Стучу.
Вхожу. Стоят шесть кроватей. На каждой кровати по две женщины. Спрашиваю:
Нет ли тут, тетеньки, моей мамы?
А как зовут маму? - спросила одна из них.
Манечка, доченька!
Это моя мама! Лежала она с какой-то женщиной. Мамы своей я не узнала: была она желтая, как воск, опухшая, а слова выговаривала с трудом. Она стала спрашивать меня про остальных детей.
Ничего, мамочка, - говорю я, - нам теперь дают три раза есть, и мы начали поправляться.
Правда, Манечка, ты как будто поправилась, - радостно сказала мама и заплакала.