Родилась в 1986 году в Москве. Окончила Московский художественно-графический факультет Московского педагогического государственного университета (2008), Институт проблем современного искусства, Москва (2009). Персональные выставки: «ЧТОНИЧТО» (2011, Московский музей современного искусства), «Раздвоение личности» (2011, галерея «Риджина», Москва). Живет и работает в Москве.
«Очищение»
В течение 9 дней, по 5 часов в день я повторяла один и тот же перформанс. Мне хотелось лучше понять, что такое очищение, память. Я стояла перед входом в галерею в белом одеянии, босая и с ведром воды в руках. Когда ктото заходил, я, выбрав интуитивно, следовала за этим человеком. Как только он останавливался перед какимто произведением - садилась на колени, опускала волосы в воду и начинала ими мыть пол возле этого человека, таким образом вбирая в себя всю негативную память, очищая кармическое пространство, как губка впитывая всю боль, страдания, обиды, злость и т. п. Для меня это было очень важно - контакт с человеком, бессловесный и очень интимный. При этом я не смотрела в глаза посетителям и тем более не говорила с ними. Неожиданно это превратилось в некое исследование - и самой себя, и окружающих. Опускаясь на колени перед кемто и, более того, как будто прислуживая, я преодолевала многие комплексы, а главное - стыд. Каждый раз - как первый, каждый новый посетитель - совсем другие ощущения. Казалось, что я вторгаюсь в кармическое пространство человека, он же в своем восприятии происходящего обычно проходил несколько стадий. Сначала ничего не понимает, боится и первые десять минут чуть ли не бежит по галерее. Вторая стадия - привыкание: посетитель осознает, что ему ничто не грозит, начинает пытаться понять, что же происходит и почему. И третья - когда он уже не может без тебя существовать, подолгу не выходя из галереи, возвращаясь снова, желая, чтобы это больше не заканчивалось.
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в книжном шкафу. Сегодня о любимых книгах рассказывает художник Оля Кройтор.
ИНТЕРВЬЮ: Алиса Таёжная
ФОТОГРАФИИ: Александр Карнюхин
МАКИЯЖ: Анастасия Прядкова
Оля Кройтор
художник
Я сидела
за учебниками,
но при этом совершенно их не читала. Учительница даже написала замечание
в моём дневнике: «Витает в облаках»
Как и у всех, чьё детство пришлось на 90-е, читать в моей семье было принято. Мы много переезжали, но в каждой квартире всегда было много книг, это казалось мне естественным. Помню, как сильно удивилась, когда бабушка рассказала о переезде с Дальнего Востока: ей надо было выбирать, что брать с собой, и она выбрала книги - вместо стиральной машинки, которую потом не могла купить несколько лет.
В детстве я не очень любила читать, мне больше нравилось рассматривать иллюстрации - а ещё я совершенно не понимала книги без картинок. Помню нас с братом на Камчатке: папа читал нам вслух «Незнайку на Луне» - и я всё не понимала, как в такой интересной книге может быть так мало рисунков. Помню и свой первый осознанный выбор книги: наша семья жила в Риге, бабушка отправила нас с братом в библиотеку. Я вернулась с «Лошадью Пржевальского». Конечно, выбрала её исключительно из-за названия: мне казалось, что это будет история о какой-то волшебной лошади. Одной из первых литературных влюблённостей был «Джельсомино в стране лжецов» Джанни Родари. Это история о мальчике с очень громким голосом, который попадает в страну, где все обязаны лгать. Даже не знаю, что меня больше поразило в книге - сам текст или волшебные лаконичные иллюстрации Льва Токмакова.
В школе у меня сформировалась привычка, из-за которой мне до сих пор бывает сложно читать. Уроки давались тяжело - я ничего не могла запомнить, мне было скучно. Но надо понимать, что пока уроки ты не сделаешь, никто не разрешит тебе идти гулять. Понимая, что я могу и за весь день не сделать уроки, я предпочитала приключения у себя в голове. Я сидела за учебниками, но при этом совершенно их не читала и придумывала истории - это было намного интереснее. Учительница даже написала замечание в моём дневнике: «Витает в облаках».
Самое важное в моей жизни - программа «Модель для сборки». Она стала выходить в 1995 году на станции 106,8: там в ночь с четверга на пятницу крутили фантастические рассказы в сопровождении электронной музыки. Если честно, сейчас я думаю, что не будь этой передачи, могло бы не быть и меня. Это было непростое время: жизнь была вертикальной, понятной, перспективы предсказуемы. А в этих рассказах я видела, что реальность неоднозначна и события могут развиваться по-разному - что в конечном счёте возможно всё. Если честно, я до сих пор в периоды депрессии возвращаюсь к этой программе и, пользуясь возможностью, хотела бы сказать за неё огромное спасибо создателям, в частности, Владу Коппу.
У меня есть особенность восприятия - я могу вообще не запомнить, что прочитала. Я как будто всё время читаю между строк, сквожу между слоёв. Я не запоминаю ни имён авторов, ни главных героев, но могу помнить странные детали - это, кстати, касается и фильмов. Думаю, это связано с тем, что если меня на самом деле что-то захватывает, то погружаюсь в книгу так, будто нахожусь там. Знаете, как когда происходит что-то удивительное и ты потом с трудом вспоминаешь последовательность событий. На самом деле хорошие книги, как и хорошие фильмы, сродни чувству влюблённости - их очень сложно описывать.
Хорошие книги,
как и хорошие фильмы, сродни чувству влюблённости -
их очень сложно описывать
Михаэль Энде
«Бесконечная книга»
Впервые я прочитала «Бесконечную книгу» где-то лет в девять - это было первое произведение, от которого меня буквально шарахнуло. Тогда же я пообещала себе, что спустя пару лет обязательно к нему вернусь. Вновь наткнулась на него только спустя лет двадцать, когда перевозила вещи из маминой квартиры. Я как раз готовила выставку «Координаты исчезновения» - и тут всё совпало. В книге детским языком очень точно и тонко описаны взрослые вещи. Главному герою предстоит победить «Ничто», которое создали человеческая ложь и потерянное умение фантазировать. Оказываясь рядом с этим «Ничто», всё становится серым, а потом исчезает в нём.
Андрей Тарковский
«Мартиролог»
Книга, к которой я часто возвращаюсь, при чтении создаётся ощущение прямого диалога. Если я её перечитываю, то уже обязательно с карандашом в руках, но так как книга не моя, а подруги, режиссёра и художника Кати Кестен, приходится довольствоваться закладками. То, что меня с самого начало поразило, - это естественное сочетание реальной жизни и творчества: постоянно пересекаются размышления о будущих фильмах и бытовые записи, мысли о взаимодействии с другими людьми и строительстве дома, о болезни - и там же философские идеи. Для меня «Мартиролог» - это ответ на вопрос, как сочетать искусство и реальную жизнь.
Станислав Лем
«Футурологический конгресс»
Ставлю в списке специально после «Мартиролога», так как Лему в своё время не понравилась экранизация «Соляриса» Тарковского. «Футурологический конгресс» - прекрасная антиутопия с примесью политической сатиры. Очень ценная книга, так как заставляет сомневаться в реальности настоящего. Вообще, во всех произведениях мне важна многослойность, и здесь её предостаточно.
Андрей Монастырский
«Эстетические исследования»
Ещё одна книга, которую я периодически перечитываю с любого места - и тоже взяла у друга, художника Андрея Кузькина. Вообще вся серия «Библиотека московского концептуализма» крутейшая. Я выделю повесть «Каширское шоссе», написанную Монастырским в год моего рождения. Здесь главный герой подробно описывает опыт пребывания в психиатрической клинике, постоянное наблюдение за самим собой, то, как он оценивает происходящее, и совпадения. Мне кажется, что это в принципе состояние, на грани которого многие зачастую находятся - как минимум художники, мне сложно тут отстраниться. Именно поэтому мне проще думать в троллейбусах или среди людей, потому что иногда очень страшно, что может унести. Очень «осязаемое» произведение: ты видишь и чувствуешь всё, что там происходит.
Джордж Оруэлл
Страшная книга и одна из лучших антиутопий. Если ещё пару лет назад я могла подумать, что это о прошлом, то сейчас кажется, что описано ближайшее будущее. Большой брат, контроль над сознанием, новояз, одна партия, переписывание истории - и вот уже двухминутки ненависти почти стали реальностью. Жуткий мир, в котором у людей исчезло желание быть свободными.
Селим Хан-Магомедов
«Супрематизм»
Немного странный для рубрики выбор - но на то есть причина. В книге помимо прекрасного исследования супрематизма очень много иллюстраций. Постоянно возвращаюсь к ней - как будто именно там, в огромном количестве изображений, я чувствую настоящее спокойствие и гармонию, упорядоченность внешнего мира. К этой книге у меня нежные чувства, связанные с визуальным и тактильным.
Роберт Шекли
«Обмен разумов»
Роман-насмешка над рациональномыслием. Шекли описывает мир, в котором отсутствует логика, и делает это невероятно смешно. Он вообще удивительным образом выворачивает наизнанку реальность. И, конечно, здесь мой любимый вопрос: насколько реальна реальность сама по себе?
Айзек Азимов
«Конец Вечности»
У Азимова сложно выделить что-то одно. В произведениях он как будто плетёт паутину, выстраивает систему мира, в рамках которой всё логично и постоянно развивается. Я всегда восхищалась умением Азимова создавать сложные миры и детально их прорабатывать, не забывая о лирическом. Вопрос «Конца Вечности» - может ли кто-то за нас решать, как нам жить, и можно ли делить мир на чёрное и белое (нет, невозможно).
Екатерина Андреева
«Все и Ничто. Символические фигуры
в искусстве второй половины XX века»
Несколько лет назад мне дали почитать эту книгу художники «МишМаш», за что я им безумно благодарна. Самым сложным была невозможность исчёркать чужую книгу вдоль и поперёк карандашом, так что пришлось ограничиться множеством закладок. Книга - отличная азбука истории искусства второй половины XX века. Я люблю точность в подобной литературе - и тут есть и чёткая структура, и очень точный анализ. Я бы посоветовала её всем: и тем, кто любит современное искусство, и особенно тем, кто нет.
Леонид Каганов
«Гастарбайтер»
В завершение хочется упомянуть короткий рассказ, на который я наткнулась совсем недавно. Его я особенно советую тем, кто переживает депрессию и не может найти мотивацию.
- Художник недели Ольга Кройтор
- Об академическом и актуальном
- О коллажах и перфомансах
- О музеях и кураторах
- О кризисах и прорывах
- Визуальная анкета
- Другой взгляд
- Бонус
Ольга
Кройтор
Заниматься искусством для Оли Кройтор - значит непрерывно самоотверженно работать. За последние пару лет она приняла участие в таком количестве проектов и выставок, что, по собственному признанию, не может вспомнить их все, хотя сам процесс сравнивает с учебой в школе: групповые выставки - это самостоятельные работы, персональные - контрольные. На счету художницы сольная экспозиция в Московском музее современного искусства, в следующем сентябре ее коллажи увидят в Варшаве, в октябре планируется еще одна персональная выставка в галерее Regina. Оля работает в двух направлениях - с коллажем и перформансом. Ее коллажи - иллюстрации из газет брежневской эпохи, куски обоев, композиционно дополненные конструктивистскими чертежными линиями, как в некоторых работах Александра Дейнеки, или города из комиксов, среди которых иногда появляются одинокие и испуганные серые фигуры людей. Перформансы Оли - элегическое жертвоприношение зрителю. На выставке «ЧТОНИЧТО» она лежит обнаженной в стеклянном гробу, вмонтированном в пол. В другом перформансе - стоит коленями на соли, в третьем - не смея поднять глаз, вытирает своими волосами пол за посетителями галереи.
Об академическом и актуальном
Начало моего пути как художника было каким-то абсолютно неправильным. Я все еще мыслила академическими категориями.
Я закончила художественно-графический факультет Педагогического университета, затем поступила в ИПСИ и проучилась там год. Первое образование выработало во мне очень много комплексов, в этой среде предел мечтаний - достижение абсолютного сходства c изображаемым объектом (по крайней мере мне так казалось). Это хорошо, но возникает вопрос: не является ли такой подход ремесленничеством? ИПСИ подвынес мне мозг, но изменил восприятие. Пришло понимание, что главное - не передать картинку один в один. Главное - чтобы зритель понял и разделил чувство, идею, переживание художника.
О коллажах и перфомансах
Мои коллажи можно разделить на комиксные и газетные. Начинала с . Так появились работы в архитектурном стиле, дома и города из комиксных героев. Потом для одного проекта стала просить у знакомых старые советские газеты, дома скопилась огромная гора: в основном «Труд», иногда «Комсомольская правда». В основном 70-х и 80-х, мне их визуальный язык кажется наиболее выразительным. Иногда даже жалко резать: сидишь, листаешь, как хорошую книгу. Вообще я всегда старалась отходить от использования текста в коллажах, но в последнее время все чаще к нему обращаюсь. С классическим образованием сложно перестроиться, принять то, что произведение визуального искусства может быть значительно легче, чем тебя учили. Однажды приходишь к тому, что простота формы - пусть это будет надпись - порой лучше и выразительнее детально проработанной картинки.
Перформансы сейчас для меня - главная возможность развития. Когда работаешь над картиной, перед тобой и зрителем все еще сохраняется невидимая граница, словно некая плоскость. Перформанс - всегда комплекс переживаний. Происходит своего рода перерождение. Это переосмысление и преодоление страхов. Такого хотелось бы делать больше.
Как раз сейчас идет монтаж видео с группового перформанса, который проходил прошлой осенью в Галерее на Солянке. Девять художников повторяли свой перформанс изо дня в день по четыре часа. Я вытирала за зрителями пол собственными волосами, провожала их от входа до выхода, не говорила с ними и не смотрела им в глаза.
Я не смогла бы отказаться ни от коллажей, ни от объектов, ни от перформансов. Это как глаза и уши, они существуют параллельно, но принадлежат одному организму.
О музеях и кураторах
С музеями, мне кажется, работать сложнее всего. Как раз когда я делала выставку в музее, так вышло, что куратор была беременна, поэтому у нее не было сил и времени на проект. Я за время той выставки постарела лет на 20, наверное, потому что пришлось организовать работу множества людей, и, если бы это были только картины, было бы значительно проще. Но тут и перформанс с настроенными конструкциями, и инсталляция, и видео... Тогда же поняла, что рассчитывать можно только на себя.
В то время мне очень помогла Наташа Самкова - куратор и человек, по-настоящему любящий искусство. Я всегда боюсь, и нужен кто-то, кто скажет, что это не ерунда, что все хорошо, что ты на правильном пути.
О кризисах и прорывах
Кажется, я нахожусь в постоянном кризисе. Накапливаются идеи, но все время думаешь: что ты делаешь, для чего, нужно ли это, художник ли ты вообще... Начинаешь копать, копать... В итоге, окончательно запутавшись, просто выпадаешь отовсюду.
А иногда - так редко бывает - отпускает. Тогда все становится намного легче. Но, наверное, это случается, только когда находятся незримые ответы.
ВИЗУАЛЬНАЯ АНКЕТА
Другой взгляд
В 1964-м закончилась оттепель, и текст, порождаемый Советским Союзом, окончательно разделился на дозволенный цензурой и самиздат. Диссиденты засели на кухнях, их выпихнули из медиа. Об актуальных проблемах нельзя было говорить даже иносказательно. К тому моменту вроде как уже избавились от культа личности, и фигуру Сталина постигла та же судьба, что и диссидентов: он просто исчез.
Предметом нового культа стал сверхчеловек-работник, совершенный телом и духом, которому вот-вот, в 1980 году, предстоит из развитого социализма войти в коммунистический рай. На первых полосах газет «Труд» и «Правда» ученые изобретают машины будущего, а спортсмены радостно бегут отжиматься. Иногда ветераны труда присылали в газеты свой личный фотоархив - «Я за станком», «Я получаю орден», etc., и тогда про них могли написать даже серию материалов.
Поскольку листать это все было невыносимо скучно, иногда появлялась критика. Она ни в коем случае не была направлена на государственное устройство. Но как только в газетах говорили о какой-то локальной проблеме, например халатности работниц прядильного цеха № 4, не выполнивших план, она тут же выносилась на всесоюзные пресс-конференции и партийные съезды, публичное порицание могло достигать ненормальных масштабов. Хотя к тому моменту стали постепенно утихать показательные процессы над врагами народа, и даже стиляги остались далеко в прошлом, поэтому основные мощности злоязычия журналистов направлялись на западный образ жизни.
На протяжении 20 лет застоя копилась фрустрация оттого, что воспаленные язвы социума нельзя было даже тронуть, не то что обнажить. Поэтому в 1986 году скопившаяся гниль зафонтанировала и в прессе СССР предстал царством фарцовщиков, волосатых рокеров и шлюх.