Без фундамента, заложенного Грецией и Римом, не было бы и современной Европы. И у греков, и у римлян было свое историческое призвание -- они дополняли друг друга, и фундамент современной Европы -- их общее дело.
Художественное наследие Рима значило очень много в культурном фундаменте Европы. Более того, это наследие явилось едва ли не решающим для европейского искусства.
В завоеванной Греции римляне вели себя вначале как варвары. В одной из своих сатир Ювенал показывает нам грубого римского воина тех времен, «ценить не умевшего художества греков», который «в доле обычной» разбивал «кубки работы художников славных» на мелкие куски, чтобы украсить ими свой щит или панцирь.
А когда римляне прослышали о ценности произведений искусства, уничтожение сменилось грабежом -- повальным, по-видимому, без всякого отбора. Из Эпира в Греции римляне вывезли пятьсот статуй, а сломив еще до этого этрусков, -- две тысячи из Вей. Вряд ли все это были одни шедевры.
Принято считать, что падением Коринфа в 146 г. до н.э. заканчивается собственно греческий период античной истории. Этот цветущий город на берегу Ионического моря, один из главных центров греческой культуры, был стерт с лица земли солдатами римского консула Муммия. Из сожженных дворцов и храмов консульские суда вывезли несметные художественные сокровища, так что, как пишет Плиний, буквально весь Рим наполнился статуями.
Римляне не только навезли великое множество греческих статуй (кроме того, они привозили и египетские обелиски), но в самых широких масштабах копировали греческие оригиналы. И уже за одно это мы должны им быть признательны. В чем же, однако, заключался собственно римский вклад в искусство ваяния? Вокруг ствола колонны Траяна, воздвигнутой в начале II в. до н. э. на форуме Траяна, над самой могилой этого императора, вьется широкой лентой рельеф, прославляющий его победы над даками, царство которых (нынешняя Румыния) было, наконец, завоевано римлянами. Художники, выполнившие этот рельеф, были, несомненно, не только талантливы, но и хорошо знакомы с приемами эллинистических мастеров. И все же это -- типичное римское произведение.
Перед нами подробнейшее и добросовестное повествование . Именно повествование, а не обобщенное изображение. В греческом рельефе рассказ о реальных событиях подавался аллегорически, обычно переплетался с мифологией. В римском же рельефе еще со времен республики ясно видно стремление как можно точнее, конкретнее передать ход событий в его логической последовательности вместе с характерными чертами участвовавших в них лиц. В рельефе колонны Траяна мы видим римские и варварские лагеря, приготовления к походу, штурмы крепостей, переправы, беспощадные бои. Все как будто действительно очень точно: типы римских воинов и даков, оружие их и одежда, вид укреплений -- так что этот рельеф может служить как бы скульптурной энциклопедией тогдашнего военного быта. Общим своим замыслом вся композиция, скорее, напоминает уже известные нам рельефные повествования бранных подвигов ассирийских царей, однако с меньшей изобразительной мощью, хотя и с лучшим знанием анатомии и от греков идущим умением свободнее располагать фигуры в пространстве. Низкий рельеф, без пластического выявления фигур, возможно, навеян несохранившимися живописными образцами. Изображения самого Траяна повторяются не менее девяноста раз, лица воинов чрезвычайно выразительны.
Вот эти же конкретность и выразительность составляют отличительную черту всей римской портретной скульптуры, в которой, пожалуй, сильнее всего проявилось своеобразие римского художественного гения.
Чисто римская доля, внесенная в сокровищницу мировой культуры, прекрасно определена (как раз в связи с римским портретом) крупнейшим знатоком античного искусства О.Ф. Вальдгауэром: «...Рим есть как индивидуальность; Рим есть в тех строгих формах, в которых возродились под его владычеством древние образы; Рим есть в том великом организме, который разнес семена античной культуры, давая им возможность оплодотворить новые, еще варварские народы, и, наконец, Рим есть в создании цивилизованного мира на основании культурных эллинских элементов и, видоизменяя их, сообразно с новыми задачами, только Рим и мог создать... великую эпоху портретной скульптуры...».
Римский портрет имеет сложную предысторию. Его связь с этрусским портретом очевидна, равно как и с эллинистическим. Римский корень тоже вполне ясен: первые римские портретные изображения в мраморе или бронзе были, всего лишь, точным воспроизведением восковой маски, снятой с лица умершего. Это еще не искусство в обычном смысле.
В последующие времена точность сохранилась в основе римского художественного портрета. Точность, окрыленная творческим вдохновением и замечательным мастерством. Наследие греческого искусства тут, конечно, сыграло свою роль. Но можно сказать без преувеличения: доведенное до совершенства искусство ярко индивидуализированного портрета, полностью обнажающего внутренний мир данного человека, -- это, по существу, римское достижение. Во всяком случае, по размаху творчества, по силе и глубине психологического проникновения.
В римском портрете раскрывается перед нами дух Древнего Рима во всех его аспектах и противоречиях. Римский портрет -- это как бы сама история Рима, рассказанная в лицах, история его небывалого возвышения и трагической гибели: «Вся история римского падения выражена тут бровями, лбами, губами» (Герцен).
Среди римских императоров были благородные личности, крупнейшие государственные деятели, были и алчные честолюбцы, были изверги, деспоты,
обезумевшие от безграничной власти, и в сознании, что им все дозволено, пролившие море крови, были сумрачные тираны, убийством предшественника достигшие высшего сана и потому уничтожавшие каждого, кто внушал им малейшее подозрение. Как мы видели, нравы, рожденные обожествляемым единодержавием, подчас толкали даже наиболее просвещенных на самые жестокие деяния.
В период наибольшего могущества империи крепко организованный рабовладельческий строй, при котором жизнь невольника ставилась в ничто и с ним обращались, как с рабочей скотиной, накладывал свой отпечаток на мораль и на быт не только императоров и вельмож, но и рядовых граждан. И вместе с тем поощряемое пафосом государственности возрастало стремление к упорядочению на римский лад социальной жизни во всей империи, с полной уверенностью, что более прочного и благотворного строя быть не может. Но эта уверенность оказалась несостоятельной.
Непрерывные войны, междоусобные распри, восстания провинций, бегство рабов, сознание бесправия с каждым веком все более подтачивали фундамент«римского мира». Покоренные провинции все решительнее проявляли свою волю. И в конце концов они подорвали объединяющую власть Рима. Провинции уничтожили Рим; Рим же сам превратился в провинциальный город, подобный другим, привилегированный, но уже не господствующий более, переставший быть центром мировой империи... Римское государство превратилось в гигантскую сложную машину исключительно для высасывания соков из подданных.
Идущие с Востока новые веяния, новые идеалы, поиски новой правды рождали новые верования. Наступал закат Рима, закат античного мира с его идеологией и социальным укладом.
Все это нашло свое отражение в римской портретной скульптуре.
Во времена республики, когда нравы были суровее и проще, документальная точность изображения, так называемый «веризм» (от слова verus -- истинный), не уравновешивалась еще греческим облагораживающим влиянием. Это влияние проявилось в век Августа, подчас даже с ущербом для правдивости.
Знаменитая статуя Августа во весь рост, где он показан во всей пышности императорской власти и воинской славы (статуя из Прима-Порта, Рим, Ватикан), равно как и его изображение в виде самого Юпитера (Эрмитаж), конечно, идеализированные парадные портреты, приравнивающие земного владыку к небожителям. И все же в них выступают индивидуальные черты Августа, относительная уравновешенность и несомненная значительность его личности.
Идеализированы и многочисленные портреты преемника его -- Тиберия.
Посмотрим на скульптурный портрет Тиберия в молодые годы (Копенгаген, Глиптотека). Облагороженный образ. И в то же время, безусловно, индивидуальный. Что-то несимпатичное, брюзгливо замкнутое проглядывает в его чертах. Быть может, поставленный в иные условия, этот человек внешне вполне пристойно прожил бы свою жизнь. Но вечный страх и ничем не ограниченная власть. И кажется нам, что художник запечатлел в образе его нечто такое, чего не распознал даже проницательный Август, назначая Тиберия своим преемником.
Но уже полностью разоблачителен при всей своей благородной сдержанности портрет преемника Тиберия -- Калигулы (Копенгаген, Глиптотека), убийцы и истязателя, в конце концов заколотого своим приближенным. Жуток его пристальный взгляд, и чувствуешь, что не может быть пощады от этого совсем молодого властителя (он закончил двадцати девяти лет свою страшную жизнь) с наглухо сжатыми губами, любившего напоминать, что он может сделать все, что угодно: и с кем угодно. Верим мы, глядя на портрет Калигулы, всем рассказам о его бесчисленных злодеяниях. «Отцов он заставлял присутствовать при казни сыновей, -- пишет Светоний, -- за одним из них он послал носилки, когда тот попробовал уклониться по нездоровью; другого он тотчас после зрелища казни пригласил к столу и всяческими любезностями принуждал шутить и веселиться». А другой римский историк, Дион, добавляет, что, когда отец одного из казнимых «спросил, можно ли ему хотя бы закрыть глаза, он приказал умертвить и отца». И еще у Светония: «Когда вздорожал скот, которым откармливали диких зверей для зрелищ, он велел бросить им на растерзание преступников; и, обходя для этого тюрьмы, он не смотрел, кто в чем виноват, а прямо приказывал, стоя в дверях, забирать всех...». Зловеще в своей жестокости низколобое лицо Нерона, самого знаменитого из венценосных извергов Древнего Рима (мрамор, Рим, Национальный музей).
Стиль римского скульптурного портрета менялся вместе с общим мироощущением эпохи. Документальная правдивость, парадность, доходящая до обожествления, самый острый реализм, глубина психологического проникновения поочередно преобладали в нем, а то и дополняли друг друга. Но пока была жива римская идея, в нем не иссякала изобразительная мощь.
Император Адриан заслужил славу мудрого правителя; известно, что он был просвещенным ценителем искусства, ревностным почитателем классического наследия Эллады. Черты его, высеченные в мраморе, вдумчивый взгляд вместе с легким налетом печали дополняют наше представление о нем, как дополняют наше представление о Каракалле портреты его, подлинно запечатляющие квинтэссенцию звериной жестокости, самой необузданной, насильнической власти. Зато истинным «философом на престоле», мыслителем, исполненным душевного благородства, предстает Марк Аврелий, проповедовавщий в своих писаниях стоицизм, отрешение от земных благ.
Подлинно незабываемые по своей выразительности образы!
Но римский портрет воскрешает перед нами не только образы императоров.
Остановимся в Эрмитаже перед портретом неизвестного римлянина, исполненным, вероятно, в самом конце I в. Это несомненный шедевр, в котором римская точность изображения сочетается с традиционным эллинским мастерством, документальность образа -- с внутренней одухотворенностью. Мы не знаем, кто автор портрета -- грек ли, отдавший Риму с его мироощущением и вкусами свое дарование, римлянин или иной художник, императорский подданный, вдохновившийся греческими образцами, но крепко вросший в римскую землю, -- как неведомы авторы (в большинстве, вероятно, рабы) и других замечательных изваяний, созданных в римскую эру.
В этом образе запечатлен уже пожилой человек, много видевший на своем веку и много переживший, в котором угадываешь какое-то щемящее страдание, быть может, от глубоких раздумий. Образ настолько реален, правдив, выхвачен так цепко из гущи людской и так искусно выявлен в своей сущности, что кажется нам, мы встречали этого римлянина, знакомы с ним, вот именно почти так -- пусть и неожиданно наше сравнение, -- как знаем мы, например, героев толстовских романов.
И та же убедительность в другом известном шедевре из Эрмитажа, мраморном портрете молодой женщины, условно названной по типу лица «Сириянкой».
Это уже вторая половина II в.: изображенная женщина -- современница императора Марка Аврелия.
Мы знаем, что то была эпоха переоценки ценностей, усилившихся восточных влияний, новых романтических настроений, зреющего мистицизма, предвещавших кризис римской великодержавной гордыни. «Время человеческой жизни -- миг, -- писал Марк Аврелий, -- ее сущность -- вечное течение; ощущение смутно; строение всего тела -- бренно; душа -- неустойчива; судьба -- загадочна; слава -- недостоверна».
Меланхолической созерцательностью, характерной для многих портретов этого времени, дышит образ «Сириянки». Но ее задумчивая мечтательность -- мы чувствуем это -- глубоко индивидуальна, и опять-таки она сама кажется нам давно знакомой, чуть ли даже не родной, так жизненно резец ваятеля изощренной работой извлек из белого мрамора с нежным голубоватым отливом ее чарующие и одухотворенные черты.
А вот опять император, но император особый: Филипп Араб, выдвинувшийся в разгар кризиса III в. -- кровавой «императорской чехарды» -- из рядов провинциального легиона. Это его официальный портрет. Тем более знаменательна солдатская суровость образа: то было время, когда во всеобщем брожении войско стало оплотом императорской власти.
Нахмуренные брови. Грозный, настороженный взгляд. Тяжелый, мясистый нос. Глубокие морщины щек, образующие как бы треугольник с резкой горизонталью толстых губ. Могучая шея, а на груди -- широкая поперечная складка тоги, окончательно придающая всему мраморному бюсту подлинно гранитную массивность, лаконичную крепость и цельность.
Вот что пишет Вальдгауэр об этом замечательном портрете, тоже хранящемся в нашем Эрмитаже: «Техника упрощена до крайности... Черты лица выработаны глубокими, почти грубыми линиями с полным отказом от детальной моделировки поверхности. Личность, как таковая, охарактеризована беспощадно с выделением самых важных черт».
Новый стиль, по-новому достигаемая монументальная выразительность. Не есть ли это влияние так называемой варварской периферии империи, все сильнее проникающее через провинции, ставшие соперницами Рима?
В общем стиле бюста Филиппа Араба Вальдгауэр распознает черты, которые получат полное развитие в средневековых скульптурных портретах французских и германских соборов.
Громкими делами, свершениями, удивившими мир, прославился Древний Рим, но мрачным и мучительным был его закат.
Заканчивалась целая историческая эпоха. Отжившему строю предстояло уступить место новому, более передовому; рабовладельческому обществу -- переродиться в феодальное.
В 313 г. долго гонимое христианство было признано в Римской империи государственной религией, которая в конце IV в. стала господствующей во всей Римской империи.
Христианство с его проповедью смирения, аскетизма, с его мечтой о рае не на земле, а на небесах, создало новую мифологию, герои которой, подвижники новой веры, принявшие за нее мученический венец, заняли место, некогда принадлежавшее богам и богиням, олицетворявшим жизнеутверждающее начало, земную любовь и земную радость. Оно распространилось постепенно, и потому еще до своего узаконенного торжества христианское учение и те общественные настроения, которые его подготовили, в корне подорвали идеал красоты, засиявший некогда полным светом на Афинском Акрополе и который был воспринят и утвержден Римом во всем ему подвластном мире.
Христианская церковь постаралась облечь в конкретную форму незыблемых религиозных верований новое мироощущение, в котором Восток со своими страхами перед неразгаданными силами природы, вечной борьбой со Зверем находил отклик у обездоленных всего античного мира. И хотя правящая верхушка этого мира вознадеялась новой всеобщей религией спаять дряхлеющую римскую державу, мироощущение, рожденное необходимостью социального преобразования, расшатывало единство империи вместе с той древней культурой, из которой возникла римская государственность.
Сумерки античного мира, сумерки великого античного искусства. Во всей империи еще строятся, по старым канонам, величественные дворцы, форумы, термы и триумфальные арки, но это уже лишь повторения достигнутого в предыдущие века.
Колоссальная голова -- около полутора метров -- от статуи императора Константина, перенесшего в 330 г. столицу империи в Византию, ставшую Константинополем -- «Вторым Римом» (Рим, Палаццо консерваторов). Лицо построено правильно, гармонично, согласно греческим образцам. Но в этом лице главное -- глаза: кажется, что закрой их, не было бы самого лица... То, что в фаюмских портретах или помпеянском портрете молодой женщины придавало образу вдохновенное выражение, здесь доведено до крайности, исчерпало весь образ. Античное равновесие между духом и телом явно нарушено в пользу первого. Не живое человеческое лицо, а символ. Символ власти, запечатленной во взгляде, власти, подчиняющей себе все земное, бесстрастной, непреклонной и недоступно высокой. Нет, даже если в образе императора сохранились портретные черты, это уже не портретная скульптура.
Внушительна триумфальная арка императора Константина в Риме. Архитектурная ее композиция строго выдержана в классическом римском стиле. Но в рельефном повествовании, прославляющем императора, стиль этот исчезает почти бесследно. Рельеф настолько низкий, что маленькие фигуры кажутся плоскими, не изваянными, а выцарапанными. Они монотонно выстраиваются в ряд, лепятся друг к другу. Мы глядим на них с изумлением: это мир, вовсе отличный от мира Эллады и Рима. Никакого оживления -- и воскресает, казалось бы, навечно преодоленная фронтальность!
Порфирное изваяние императорских соправителей -- тетрархов, властвовавших в ту пору над отдельными частями империи. Эта скульптурная группа знаменует и конец, и начало.
Конец -- ибо решительно покончено в ней с эллинским идеалом красоты, плавной округлостью форм, стройностью человеческой фигуры, изяществом композиции, мягкостью моделировки. Та грубость и упрощенность, которые придавали особую выразительность эрмитажному портрету Филиппа Араба, стали здесь как бы самоцелью. Почти кубические, топорно высеченные головы. На портретность нет и намека, словно человеческая индивидуальность уже недостойна изображения.
В 395 г. Римская империя распалась на Западную -- латинскую и Восточную -- греческую. В 476 г. Западная Римская империя пала под ударами германцев. Наступила новая историческая эпоха, именуемая Средневековьем.
Новая страница открылась в истории искусства.
ВВЕДЕНИЕ
Проблемы истории римской культуры привлекали и привлекают пристальное внимание как широких кругов читателей, так и специалистов различных областей науки. Интерес этот во многом определяется огромным значением культурного наследия, которое Рим оставил последующим поколениям.
Накопление нового материала позволяет по-новому взглянуть на ряд устоявшихся, традиционных представлений о римской культуре. Общекультурные изменения отразились и на искусстве, соответственно затронув и скульптуру.
Скульптура древнего Рима, как и древней Греции, развивалась в рамках рабовладельческого общества. Причем придерживаются последовательности – сначала Греция, потом Рима. Римская скульптура продолжала традиции эллинских мастеров.
Римская скульптура прошла четыре этапа своего развития:
1. Истоки римской скульптуры
2. Становление римской скульптуры (VIII – I вв. до н.э.)
3. Расцвет римской скульптуры (I – II вв.)
4. Кризис римской скульптуры (III – IV вв.)
И на каждом из этих этапов римская скульптура претерпевала изменения, связанные с культурным развитием страны. Каждый этап отражает время своей эпохи с ее особенностями в стиле, жанре и направлении в скульптурном искусстве, которые проявляются в произведениях скульпторов.
ИСТОКИ РИМСКОЙ СКУЛЬПТУРЫ
1.1 Скульптура италиков
«В древнем Риме скульптура ограничивалась преимущественно историческим рельефом и портретом. Пластические формы греческих атлетов всегда представлены открыто. Образы, подобные молящемуся римлянину, набросившему на голову край одеяния, большей частью заключены в себе, сосредоточены. Если греческие мастера сознательно порывали с конкретной неповторимостью черт ради передачи широко понимаемой сущности портретируемого - поэта, оратора или полководца, то римские мастера в скульптурных портретах концентрировали внимание на личных, индивидуальных особенностях человека.»
Искусству пластики римляне уделяли меньше внимания, нежели греки той поры. Как и у других италийских племен Апеннинского полуострова, собственная монументальная скульптура (эллинских статуй они привозили себе много) была у них редка; преобладали небольшие бронзовые статуэтки богов, гениев, жрецов и жриц, хранившиеся в домашних святилищах и приносившиеся в храмы; зато портрет становился основным видом пластики.
1.2 Скульптура этрусков
Немалую роль играла в повседневной и религиозной жизни этрусков пластика: статуями украшались храмы, в гробницах устанавливались скульптурные и рельефные изваяния, возник интерес к портрету, также характерен декор. Профессия скульптора в Этрурии, однако, вряд ли высоко ценилась. Имена ваятелей почти не дошли до наших дней; известен лишь упомянутый Плинием работавший в конце VI – V в. мастер Вулка.
СТАНОВЛЕНИЕ РИМСКОЙ СКУЛЬПТУРЫ (VIII – I ВВ. ДО Н.Э.)
«В годы зрелой и Поздней республики формировались различные типы портретов: статуи римлян, закутанных в тогу и совершающих жертвоприношение (лучший образец - в Ватиканском музее), полководцев в героизированном облике с изображением рядом военных доспехов (статуя из Тиволи Римского Национального музея), знатных нобилей, демонстрирующих древность своего рода бюстами предков, которые они держат в руках (повторение I в. н. э. в Палаццо Консерваторов), ораторов, выступающих с речами перед народом (бронзовая статуя Авла Метелла, исполненная этрусским мастером). В статуарной портретной пластике еще были сильны неримские влияния, в надгробных же портретных изваяниях, куда, очевидно, меньше допускалось все чужеродное, их оставалось немного. И хотя нужно думать, что и надгробия исполнялись вначале под руководством эллинских и этрусских мастеров, по-видимому, заказчики сильнее диктовали в них свои желания и вкусы. Надгробия Республики, представлявшие собой горизонтальные плиты с нишами, в которых помещались портретные изваяния, предельно просты. В четкой последовательности изображались два, три, а иногда и пять человек. Только на первый взгляд они кажутся - из-за однообразия поз, расположения складок, движения рук - похожими друг на друга. Нет ни одного лица, подобного другому, и роднит их свойственная всем подкупающая сдержанность чувств, возвышенное стоическое состояние перед лицом смерти.»
Мастера, однако, не только передавали в скульптурных изображения индивидуальные особенности, но давали возможность ощутить напряжение суровой эпохи завоевательных войн, гражданских смут, беспрерывных тревог и волнений. В портретах внимание скульптора обращено, прежде всего, на красоту объемов, крепость остова, костяк пластического образа.
РАСЦВЕТ РИМСКОЙ СКУЛЬПТУРЫ (I – II ВВ.)
3.1 Время принципата Августа
В годы Августа портретисты меньше внимания обращали на неповторимые черты лица, сглаживали индивидуальное своеобразие, подчеркивали в нем нечто общее, свойственное всем, уподобляя одного подданного другому, по типу, угодному императору. Создавались как бы типичные эталоны.
«Особенно ярко это влияние проявляется в героизированных статуях Августа. Наибольшей известностью пользуется его мраморная статуя из Прима Порта. Император изображен спокойным, величественным, рука поднята в призывном жесте; в одежде римского полководца он как будто появился перед своими легионами. Его панцирь украшен аллегорическими рельефами, плащ перекинут через руку, державшую копье или жезл. Август изображен с непокрытой головой и с обнаженными ногами, что, как известно, является традицией греческого искусства, условно представляющего богов и героев обнаженными или полуобнаженными. В постановке фигуры используются мотивы эллинистических мужских фигур школы знаменитого греческого мастера Лисиппа.
Лицо Августа носит портретные черты, но, тем не менее, несколько идеализовано, что опять-таки исходит из греческой портретной скульптуры. Подобные портреты императоров, предназначенные для украшенияфорумов, базилик, театров и терм, должны были воплощать в себе идею величия и мощи Римской империи и незыблемости императорской власти. Эпоха Августа открывает новую страницу в истории римского портрета».
В портретной скульптуре ваятели любили теперь оперировать крупными, мало моделированными плоскостями щек, лба, подбородка. Это предпочтение плоскостности и отказ от объемности, особенно ярко проявившиеся в декоративной живописи, сказывались в то время и в скульптурных портретах.
Во времена Августа больше, чем раньше, создавалось женских портретов и детских, весьма до этого редких. Чаще всего это были изображения жены и дочери принцепса, в мраморных и бронзовых бюстах и статуях мальчиков представали наследники престола. Официальный характер таких произведений сознавался всеми: многие состоятельные римляне устанавливали в своих домах такие изваяния, чтобы подчеркнуть расположение к правящему роду.
3.2 Время Юлиев – Клавдиев и Флавиев
Сущность искусства в целом и скульптуры, в частности, Римской империи в полную меру начала выражать себя в произведениях этого времени.
Монументальная скульптура принимала формы, отличные от эллинских. Стремление к конкретности приводило к тому, что мастера даже божествам придавали индивидуальные черты императора. Рим украшало немало статуй богов: Юпитера, Ромы, Минервы, Виктории, Марса. Римляне, ценившие шедевры эллинской пластики, порой относились к ним с фетишизмом.
«Во времена расцвета Империи создавались в честь побед монументы-трофеи. Два громадных мраморных домициановских трофея украшают и ныне балюстраду площади Капитолия в Риме. Величественны также огромные статуи Диоскуров в Риме, на Квиринале. Вставшие на дыбы кони, могучие юноши, держащие поводья, показаны в решительном бурном движении.»
Ваятели тех лет стремились, прежде всего, поразить человека. Широкое распространение в первый период расцвета искусства Империи получила,
однако, и камерная скульптура - украшавшие интерьеры мраморные статуэтки, довольно часто находимые во время раскопок Помпеи, Геркуланума и Стабии.
Скульптурный портрет того периода развивался в нескольких художественных руслах. В годы Тиберия ваятели придерживались классицистической манеры, господствовавшей при Августе и сохранявшейся наряду с новыми приемами. При Калигуле, Клавдии и особенно Флавиях идеализирующую трактовку облика стала вытеснять более точная передача черт лица и характера человека. Она была поддержана не исчезавшей вовсе, но приглушенной в годы Августа республиканской манерой с ее резкой выразительностью.
«В памятниках, принадлежавших этим различным течениям, можно заметить развитие пространственного понимания объемов и усиление эксцентрической трактовки композиции. Сравнение трех изваяний сидящих императоров: Августа из Кум (Санкт-Петербург, Эрмитаж), Тиберия из Привернуса (Рим. Ватикан) и Нервы (Рим. Ватикан), убеждает, что уже в статуе Тиберия, сохраняющей классицистическую трактовку лица, изменилось пластическое понимание форм. Сдержанность и официальность позы кумского Августа сменило свободное, непринужденное положения тела, мягкая трактовка объемов, не противопоставленных пространству, но уже слитых с ним. Дальнейшее развитие пластически-пространственной композиции сидящей фигуры видно в статуе Нервы с его подавшимся назад торсом, высоко поднятой правой рукой, решительным поворотом головы.
Изменения происходили и в пластике прямостоящих статуй. В изваяния же Клавдия много общего с Августом из Прима Порта, но эксцентрические тенденции дают о себе знать и здесь. Примечательно, что некоторые скульпторы пытались противопоставить этим эффектным пластическим композициям портретные статуи, решенные в духе сдержанной республиканской манеры: постановка фигуры в огромном портрете Тита из Ватикана подчеркнуто проста, ноги покоятся на полных ступнях, руки прижаты к телу, лишь правая слегка выставлена.»
«Если в классицизирующем портретном искусстве времени Августа преобладало графическое начало, то теперь ваятели воссоздавали индивидуальный облик и характер натуры объемной лепкой форм. Кожный покров становился плотнее, рельефнее, скрывал отчетливую в республиканских портретах структуру головы. Пластика скульптурных образов оказывалась сочнее и выразительнее. Это проявилось даже в провинциальных и возникавших на далекой периферии портретах римских правителей» .
Стилю императорских портретов подражали и частные. Полководцы, богатые вольноотпущенники, ростовщики старались всем - позами, движениями, манерой держаться походить на правителей; скульпторы придавали посадке голов горделивость, а поворотам решительность, не смягчая, однако, резкие, далеко не всегда привлекательные особенности индивидуального облика; после суровых норм августовского классицизма в искусстве начали ценить неповторимость и сложность физиономической выразительности. Заметный отход от греческих норм, преобладавших в годы Августа, объясняется не только общей эволюцией, но и стремлением мастеров освободиться от чужеземных принципов и методов, выявить свои римские особенности.
В мраморных портретах, как и раньше, краской тонировались зрачки, губы, возможно волосы.
В те годы чаще, чем раньше, создавались женские скульптурные портреты. В изображениях жен и дочерей императоров, а также знатных римлянок мастера
вначале следовали классицистическим принципам, господствовавшим при Августе. Затем в женских портретах все большую роль стали играть сложные прически, и сильнее, чем в мужских, проявлялось значение пластического декора. Портретисты Домиции Лонгины, используя высокие прически, в трактовке лиц, однако, часто придерживались классицистической манеры, идеализируя черты, заглаживая поверхность мрамора, смягчая, насколько возможно, резкость индивидуального облика. «Великолепный памятник времени поздних Флавиев - бюст молодой римлянки из Капитолийского музея. В изображении ее вьющихся локонов скульптор отошел от плоскостности, заметной в портретах Домиции Лонгины. В портретах пожилых римлянок оппозиция классицистической манере выступала сильнее. Женщина в ватиканском портрете изображена флавиевским скульптором со всей нелицеприятностью. Моделировка отечного лица с мешками под глазами, глубокими морщинами на провалившихся щеках, прищур, будто слезящихся глаз, редеющие волосы - все обнажает устрашающие признаки старости» .
3.3 Время Трояна и Адриана
В годы второго периода расцвета римского искусства – во времена ранних Антонинов – Траяна (98-117) и Адриана (117-138) – империя оставалась сильной в военном отношении и процветала экономически.
«Круглая скульптура в годы адриановского классицизма во многом подражала эллинской. Возможно, что громадные, восходящие к греческим оригиналам статуи Диоскуров, фланкирующие вход на римский Капитолий, возникли в первой половине II века. В них нет динамичности Диоскуров с Квиринала; они спокойны, сдержанны и уверенно ведут за поводья смирных и послушных коней. Некоторое однообразие, вялость форм заставляют думать,
что они – создание адриановского классицизма. Величина изваяний (5,50м – 5,80м) также свойственно искусству этого времени, стремившемуся к монументализации» .
В портретах этого периода можно выделить два этапа: траяновский, характеризующийся тяготением к республиканским принципам, и адриановский, в пластике которого больше следования греческим образцам. Императоры выступали в облике закованных в латы полководцев, в позе совершающих жертвоприношение жрецов, в виде обнаженных богов, героев или воинов.
«В бюстах Траяна, узнать которого можно по спускающимся на лоб параллельным прядям волос и волевой складке губ, всегда преобладают спокойные плоскости щек и некоторая резкость черт, особенно заметные как в московском, так и в ватиканском памятниках. Энергия, сконцентрированная в человеке, ярко выражена петербургских бюстах: горбоносого римлянина – Саллюстия, молодого человека с решительным взглядом, и ликтора» . Поверхность лиц в мраморных портретах времени Траяна передает спокойствие и непреклонность людей; кажется, они отлиты в металле, а не изваяны в камне. Тонко воспринимая физиономические оттенки, римские портретисты создавали далеко не однозначные образы. На лица накладывала отпечаток и бюрократизация всей системы Римской империи. Усталые, равнодушные глаза и высохшие, плотно сжатые губы мужчины в портрете из Национального музея
Неаполя характеризуют человека сложной эпохи, подчинявшего свои эмоции жестокой воле императора. Женские образы исполнены того же чувства сдержанности, волевого напряжения, лишь изредка смягченного легкой иронией, задумчивостью или сосредоточенностью.
Обращение при Адриане к греческой эстетической системе - явление немаловажное, но по сути своей эта вторая после августовского волна классицизма носила еще более внешний характер, чем первая. Классицизм и при Адриане был лишь маской, под которой не умирало, но развивалось собственно римское отношение к форме. Своеобразие развития римского искусства с его пульсировавшими проявлениями то классицизма, то собственно римской сущности с ее пространственностью форм и достоверностью, именуемой веризмом,- свидетельство весьма противоречивого характера художественного мышления поздней античности.
3.4 Время последних Антонинов
Поздний период расцвета римского искусства, начавшийся в последние годы правления Адриана и при Антонине Пие и продолжавшийся до конца II в., характеризовался угасанием патетики и помпезности в художественных формах. Этот период отмечен усилием в сфере культуры индивидуалистических тенденций.
«Большие изменения претерпевал в то время скульптурный портрет. Монументальная круглая пластика поздних Антонинов, сохраняя адриановские традиции, еще свидетельствовала о слиянии идеальных героических образов с конкретными персонажами, чаще всего императором или его приближенными, о прославлении или обожествлении отдельной личности. Ликам божеств в огромных статуях придавались черты императоров, отливались монументальные конные изваяния, образцом которых является статуя Марка Аврелия, великолепие конного памятника усиливалось позолотой. Однако и в монументальных портретных образах даже самого императора начинали чувствоваться усталость, философское раздумье» . Искусство портрета, испытавшее в годы раннего Адриана своего рода кризис в связи с сильными классицистическими веяниями времени, вступило при поздних Антонинах в период расцвета, какого оно не знало даже в годы Республики и Флавиев.
В статуарной портретной пластике продолжали еще создаваться героические идеализированные образы, определявшие искусство времени Траяна и Адриана.
«С тридцатых годов III в. н. э. в портретном искусстве вырабатываются новые художественные формы. Глубина психологической характеристики достигается не детализацией пластической формы, а, наоборот, лаконичностью, скупостью отбора наиболее важных определяющих черт личности. Таков, например, портрет Филиппа Аравитянина (Петербург, Эрмитаж). Шероховатая поверхность камня хорошо передает обветренную кожу «солдатских» императоров: обобщенная ленка, резкие, асимметрично расположенные складки на лбу и щеках, обработка волос и короткой бороды только маленькими резкими насечками сосредоточивает внимание зрителя на глазах, на выразительной линии рта» .
«Портретисты по-новому стали трактовать глаза: зрачки, которые изображали пластически, врезываясь в мрамор, теперь придавали взгляду живость и естественность. Чуть прикрытые широкими верхними веками, они смотрели меланхолично и печально. Взгляд казался рассеянным и мечтательным, господствовало покорное подчинение высшим, не вполне осознанным таинственным силам» . Намеки на глубинную одухотворенность мраморной массы отзывались на поверхности в задумчивости взглядов, подвижности прядей волос, трепетности легких изгибов бороды и усов. Портретисты, исполняя курчавые волосы, сильно врезались буравом в мрамор и высверливали иногда глубокие внутренние полости. Освещавшиеся солнечными лучами, такие прически казались массой живых волос.
Художественный образ уподоблялся реальному, все ближе оказывались
скульпторы и к тому, что им особенно хотелось изобразить,- к неуловимым движениям человеческих чувств и настроений.
Мастера той эпохи использовали для портретов различные, нередко дорогостоящие материалы: золото и серебряно, горный хрусталь, а также получившее распространение стекле. Скульпторы оценили этот материал - нежный, прозрачный, создающий красивые блики. Даже мрамор под руками мастеров терял порой прочность камня, и поверхность его казалась подобной человеческой коже. Нюансированное ощущение реальности делало в таких портретах волосы пышными и подвижными, кожу шелковистой, ткани одежд мягкими. Мрамор женского лица они полировали тщательнее, чем мужского; юношеское отличали фактурой от старческого.
КРИЗИС РИМСКОЙ СКУЛЬПТУРЫ (III – IV ВВ.)
4.1 Конец эпохи принципата
В развитии искусства Позднего Рима можно более или менее отчетливо различить две стадии. Первая – искусство конца принципата (III в.) и вторая – искусство эпохи домината (от начала правления Диоклетиана до падения римской империи). «В художественных памятниках, особенно второго периода, заметно угасание античных языческих идей и все большее выражение новых, христианских» .
Скульптурный портрет в III в. Претерпевал особенно заметные изменения. В статуях и бюстах еще сохранялись технические приемы поздних Антонинов, но
смысл образов стал уже иной. Настороженность и подозрительность сменили философскую задумчивость персонажей второй половины II в. Напряженность давала о себе знать даже в женских лицах того времени. В портретах во второй
четверти III в. Уплотнились объемы, мастера отказывались от буравчика, исполняли волосы насечками, добивались особенно экспрессивной выразительности широко раскрытых глаз.
Стремление скульпторов-новаторов такими средствами повысить художественное воздействие своих произведений вызвало в годы Галлиена (середина III в.) реакцию и возврат к старым методам. Два десятилетия портретисты снова изображали римлян со вьющимися волосами и курчавыми бородами, стараясь хотя бы в художественных формах возродить старые манеры и этим напомнить о былом величии пластики. Однако после этого кратковременного и искусственного возврата к антониновским формам уже в конце третьей четверти III в. Снова выявилось стремление скульпторов передавать предельно лаконичными средствами эмоциональную напряженность внутреннего мира человека. В годы кровавых междоусобиц и частой смены боровшихся за трон императоров портретисты воплощали оттенки сложных духовных переживаний в новых, родившихся тогда формах. Постепенно их все больше интересовали не индивидуальные черты, но те порой неуловимые настроения, которые уже трудно было выразить в камне, мраморе, бронзе.
4.2 Эпоха домината
В произведениях скульптуры IV в. сосуществовали сюжеты языческие и христианские; художники обращались к изображению и воспеванию не только мифологических, но и христианских героев; продолжив начавшееся еще в III в. восхваление императоров и членов их семей, они подготавливали атмосферу безудержных панегириков и культа поклонения, свойственную византийскому придворному церемониалу.
Моделировка лица постепенно переставала занимать портретистов. Духовным силам человека, особенно остро ощущавшимся в век, когда христианство завоевывало сердца язычников, казалось тесно в жестких формах мрамора и бронзы. Сознание этого глубокого конфликта эпохи, невозможность выразить чувства в материалах пластики придавали художественным памятникам IV в. нечто трагическое.
Широко раскрытые в портретах IV в. глаза, смотрящие то печально и властно, то вопрошающе и тревожно, согревали человеческими чувствами холодные, костеневшие массы камня и бронзы. Материалом портретистов все реже становился теплый и просвечивавший с поверхности мрамор, все чаще выбирали они для изображения лиц менее сходные с качествами человеческого тела базальт или порфир.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Из всего рассмотренного видно, что скульптура развивалась в рамках своего времени, т.е. она очень сильно опиралась на своих предшественников, а также на греческую. Во время же расцвета Римской Империи каждый император привносил в искусство что-то новое, что-то свое, а вместе с искусством изменялась соответственно и скульптура.
На смену античной скульптуре приходит христианская; на смену более или менее унифицированной греко – римской скульптуре, распространенной в пределах Римской державы, скульптуры провинциальные, с возрожденными местными традициями, уже близкие к идущим им на смену “варварскими”. Начинается новая эпоха истории мировой культуры, в которую римская и греко – римская скульптура входит лишь как один из компонентов.
В европейском искусстве древнеримские произведения часто служили своеобразными эталонами, которым подражали архитекторы, скульпторы, стеклодувы и керамисты. Бесценное художественное наследие древнего Рима продолжает жить как школа классического мастерства для искусства современности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Власов В. Портрет Антонина Пия.- Искусство, 1968, № 6
2. Вощина А.И. Античное искусство, М.,1962г.
3. Вощинина А. И. Римский портрет. Л., 1974
4. Доброклонский М.В., Чубова А.П., История искусства зарубежных стран, М.,1981
5. Соколов Г. И. Античное Причерноморье. Л., 1973
6. Соколов Г. И. Искусство древнего Рима, М.,1985г.
7. Соколов Г. И. Искусство Востока и античности. М., 1977
8. Штаерман Е.М. Кризис III в. в Римской империи –Вопр. Истории, 1977, №5
В эпоху империи получают дальнейшее развитие рельеф и круглая пластика. На римском Форуме возводится Алтарь Мира, верхняя часть которого завершается многоплановым рельефом, изображающим торжественное шествие строгих, закаленных в борьбе римских патрициев, наделенных острыми портретными характеристиками. Исторические рельефы, прославляющие подвиги римского оружия, мудрость правителей, украшают триумфальные арки. Двухсотметровая лента рельефов триумфальной колонны Траяна подробно и бесстрастно повествует о походе римских войск против даков
.Однако по-прежнему ведущее место в римской скульптуре занимает портрет. В век Августа резко меняется характер образа - в нем проступает идеал классической красоты и тип нового человека, которого не знал республиканский Рим. Появляются парадные портреты в рост, исполненные спокойной сдержанности и величия. Мраморная скульптура Августа из Прима Порта (начало 1 в. н. э., Рим, Ватикан) изображает императора в виде полководца в панцире и с жезлом в руке. Поза атлетически сложенного Августа проста. Постановка фигуры с опорой на одну ногу напоминает стиль Поликлета. Но призывный жест поднятой правой руки, обращенной к легионам, властен и лаконичен - он изменяет основной ритм фигуры, подчеркивая решительное движение вверх и вперед. Голова построена строго, черты лица обобщены, объем вылеплен тонко моделированными крупными плоскостями, связанными плавным ритмом и мягкой светотенью. В нахмуренном лице с резко выступающими скулами и подбородком, в остром взгляде, в сжатых губах выражены напряжение воли, умственная энергия, самообладание, внутренняя дисциплина.
Строгий стиль Августа при Флавиях (69-96 гг. н. э.) сменяется более эффектным и помпезным портретом в рост; в это же время вновь возрождается резкий реализм, безжалостно воспроизводящий человека со всеми его уродливыми чертами - Люций Цецилий Юкунд (вторая половина 1 в. н. э., Неаполь, Музей). В отличие от веризма республиканской поры художники достигают многогранности, обобщенности характеристики, обогащают художественный язык новыми средствами. В портрете Нерона (Рим, Национальный музей), с низким лбом, тяжелым подозрительным взглядом, раскрывается холодная жестокость деспота, произвол низменных, необузданных страстей, самомнение. Отяжеленные формы лица, пряди густой шевелюры переданы совокупностью крупных живописных масс. Художники отказываются от традиционных фронтальных композиций и более свободно располагают скульптуру в пространстве, разрушая тем замкнутость образа республиканского портрета. Эти черты можно наблюдать в «Портрете римлянки» (Рим, Капитолийский музей), где образ оживлен едва заметным движением, наклоном головы. Непринужденная осанка горделива, лицо исполнено самоуверенности. Пышная прическа из живописных масс локонов венчает короной надменные черты молодой женщины. После сдержанности и скупости образов эпохи Траяна в пору кризиса античного мировоззрения при Антонинах (2 в.) в римском портрете появляются черты одухотворенности, самоуглубления и вместе с тем отпечаток утонченности, усталости, характеризующих умирающую эпоху. Люди предстают гуманными, но исполненными тревоги, с грустными взорами, устремленными вдаль. Созерцательное настроение подчеркивается трактовкой глаз с резко врезанными зрачками, полуприкрытыми мягкими тяжелыми веками. Тончайшая светотень и блестящая полировка лица заставляют светиться мрамор изнутри, уничтожают резкость линий;
живописные массы волос оттеняют прозрачность черт. Черты «Сириянки» (вторая половина 2 в., Ленинград, Эрмитаж) облагорожены тончайшими переживаниями, отражающими мир печальных и затаенных мыслей. В изменяющемся от освещения выражении лица сквозит оттенок тонкой иронии.
К этой эпохе относится конная скульптура Марка Аврелия (ок. 170 г.), установленная вновь в 16 в. по проекту Микеланджело на площади: Капитолия в Риме. Чуждый воинской славы, Марк Аврелий изображен в тоге, восседающим на медленно идущем коне. Образ императора трактован как воплощение гражданственного идеала и гуманности. Сосредоточенное лицо стоика исполнено неомраченного спокойствия духа, широким умиротворяющим жестом обращается он к народу. Это образ задумчивого философа, автора «Размышлений наедине с собой». Фигура коня как бы вторит движениям всадника, не только несет его, но и дополняет его образ. «Прекраснее и умнее головы коня Марка Аврелия,- писал немецкий историк искусств Винкельман,- нельзя найти в природе». Третий век- эпоха расцвета римского портрета, все более освобождающегося от традиций прошлого. Этот расцвет совершается в условиях упадка, разложения Римского государства и его культуры, но вместе с тем и зарождения в ее недрах новых творческих тенденций. Приток варваров, часто стоящих во главе империи, вливает новые, свежие силы в увядающее римское искусство. В нем намечаются черты, получившие развитие в средневековье на Западе и Востоке, в портрете эпохи Возрождения. Возникают исполненные чрезвычайной энергии, властолюбия, грубой силы, образы людей, рожденных жестокой борьбой, захватившей в то время общество. В бюсте императора Каракаллы (начало 3 в., Неаполь, Национальный музей) римский реализм достигает вершины. Индивидуальный образ Каракаллы вырастает до типического воплощения деспота.
Беспощадный реализм обогащен психологическим проникновением во внутренний мир, исполненный драматического напряжения и конфликтов с окружающей средой. Композиция построена на резком противопоставлении плеч и внезапно гневного поворота головы. Энергично высеченное лицо искажено конвульсиями злобы; экспрессивный образ драматизирован контрастами света и тени. Портретные образы этого периода контрастны. Они различны по характеристикам и художественным приемам. Скульптор обнажает не только жестокую борьбу грубых и сильных страстей человека, но становится чутким к тонким нюансам настроений. Душевной хрупкостью отмечен «Портрет мальчика» (первая половина 3 в., Москва, ГМИИ) с большими печальными глазами, в которых сквозит затаенный укор. Скульптор подмечает в трогательной нежности и беззащитности ребенка оттенок безвольности, что проступает в линии слегка открытого рта. Художник отказывается в этом портрете от работы буравом, который применялся обычно для дробления скульптурной массы, вызывающей динамичную игру света и тени, как это наблюдалось в портрете Каракаллы. Психологическая насыщенность в портрете мальчика достигнута крайней сдержанностью пластических средств, монолитностью компактных объемов, и вместе с тем необычайно тонкой разработкой пластики лица. Прозрачность мрамора усиливает впечатление болезненности лица, а легкие тени, свет и воздух, вибрирующие на его поверхности, одухотворяют его.
Поздний период развития портрета отмечен внешним огрублением облика и повышенной духовной экспрессией, проступающей в горящем взоре. Филипп Аравитянин (244-249 гг., Ленинград, Эрмитаж) - суровый солдат, сын разбойника, воплощение образа «варварского» Рима; скульптор выделяет в его лице самое важное, лишь несколькими линиями и насечками намечает волосы, строит композицию крупными массами, достигая этим почти архитектурной монументальности. В портрете Максимина Дазы (4 в., Каир, Музей) побеждает схематизм, внутреннее напряжение приобретает нечеловеческую силу. В «Женском портрете» (4 в., Ленинград, Эрмитаж) в застывшем взоре, устремленном вдаль, духовный порыв предвосхищает иконные лики ранневизантийского искусства. Человек как бы обращается к внешнему миру, который воспринимается им воплощением неведомых сверхъестественных сил. Воля к жизни исчезает, начинает доминировать покорность судьбе - человек сознает себя слабым существом. В пределах римского искусства рождается спиритуализм, характерный для возникающего средневекового искусства. В образе человека, утратившего этический идеал в самой жизни, разрушается гармония физического и духовного начала, характерная для античного идеала личности.
Город Рим был создан, согласно легенде, близнецами Ромом и Ремом на семи холмах еще в 8 в. до н.э.. В нём находится большое количество памятников периода поздней республики и императорской эпохи. Не зря древняя поговорка гласит, что "все дороги ведут в Рим". Название города символизировало его величие и славу, могущество и великолепие, богатство культуры.
Изначально римские скульпторы полностью подражали грекам, Но в отличие от них, которые изображали богов и мифологических героев, римляне понемногу начинают работать над скульптурными портретами конкретных людей. Считается, что римский скульптурный является выдающимся достижением скульптуры древнего Рима.
Но проходит время, и древний скульптурный портрет начинает меняться. Со времени Адриана (2 век нашей эры), римские скульпторы уже не раскрашивают мрамор. Вместе с развитием архитектуры Рима развивается и скульптурный портрет. Если сравнить его с портретами греческих скульпторов, то можно наблюдать некоторые отличия. В скульптуре древней Греции, изображая образ великих полководцев, литераторов, политических деятелей, греческие мастера стремились создать образ идеальной, прекрасной, гармонически развитой личности, которая была бы образцом для всех граждан. А в скульптуре древнего Рима мастера, когда создавали скульптурный портрет, акцентировали внимание на индивидуальном образе человека.
Проанализируем одну скульптуру древнего Рима, это известный портрет знаменитого полководца Помпея, созданный в 1-м веке до нашей эры. Он находится в Копенгагене в Ню-Карлсбергской глиптотеке. Это образ немолодого человека с нестандартным лицом. В нём скульптор попытался показать индивидуальность облика полководца и раскрыть разные стороны его характера, а именно человека с лживой душой и честного в словах. Как правило, портреты того времени изображают только мужчин очень пожилого возраста. А что касается портретов женщин, молодых людей или детей, то их можно было встретить только на надгробных стелах. Характерная особенность скульптуры древнего Рима чётко прослеживается в женском образе. Её не идеализируют, а точно передают изображаемый типаж. В самой скульптуре Рима формируются предпосылки для точного изображения человека. Это чётко прослеживается в бронзовой статуе оратора, изготовленной в честь Авла Метелла. Его изобразили в обычной и естественной позе. При изображении в скульптурах, римских императоров, их часто идеализировали.
Древняя Октавиана Августа, который был первым римским императором, славит его как полководца и правителя государства (Ватикан, Рим). Его образ символизирует силу и мощь державы, который, как считали, был предназначен руководить другими народами. Именно поэтому скульпторы, изображая императоров, не совсем старались сохранить портретное сходство, а использовали сознательную идеализацию. Для создания древних скульптур римляне, как образец использовали скульптуры древней Греции 5-4 веков до нашей эры, в которых им нравились простота, изгибы линий и красота пропорций.
Величавая поза императора, выразительные руки и устремленный взгляд, придают древней скульптуре монументальный характер. Одеяние его эффектно переброшено через руку, жезл является символом власти полководца. Мужественная фигура с мускулистым телом и обнаженными красивыми ногами напоминает скульптуры богов и героев древней Греции. У ног Августа расположился Амур, сын богини Венеры, от которой, по приданию, вел свое происхождение род Августа. Его лицо передано с большой точностью, но его облик выражает мужественность, прямоту и честность, в нем подчеркнуты идеал человека, хотя, по свидетельствам историков, Август был аккуратным и жестким политиком.
Древняя скульптура императора Веспасиана поражает своим реализмом. Эту манеру римские скульпторы переняли у эллинских. Бывало так, что стремление к индивидуализации портрета доходило до гротеска, как, к примеру, в портрете представителя среднего класса, богатого, хитрого ростовщика Помпеи Люция Цецилия Юкунда. Позже в скульптурах древнего Рима, в частности в портретах второй половины 2 века, чётче прослеживается индивидуализм. Образ становится более одухотворенным и утонченным, глаза как бы созерцают зрителя. Это скульптор добился, подчеркнув глаза резко обозначенными зрачками.
Среди скульптур древнего Рима одним из лучших творений этой эпохи признана известная конная статуя Марка Аврелия. Её вылили из бронзы примерно в 170 году. В 16 веке великий Микеланджело поместил свою работу на Капитолийском холме в Древнем Риме. Она послужила образцом для создания различных конных памятников во многих странах Европы. Творец изобразил Марка Аврелия в простых одеждах, в плаще, без признака императорского величия. Марк Аврелий был императором, он всю свою жизнь провёл в походах, и его изобразил Микеланджело в одежде простого римлянина. Император был образцом идеала и гуманности. Рассматривая эту древнюю скульптуру, каждый может отметить, что император обладает высокой интеллектуальной культурой.
Изображая Марка Аврелия, скульптор передал настроение человека, он чувствует разногласия и борьбу в окружающей действительности и пытается удалиться от них в мир мечтаний и личных эмоций. В этой древней скульптуре обобщаются черты мировоззрения, которые были характерны для всей эпохи, когда в сознании жителей Рима преобладает разочарование в жизненных ценностях. В своих шедеврах отражается своеобразный конфликт между отдельным человеком и обществом, который был спровоцирован глубоким социально-политическим кризисом, преследовавший Римскую империю в ту историческую эпоху. Мощь государства постоянно подрывалась частой сменой императоров. Середина 3 века для Римской империи была очень тяжелым кризисным периодом, она почти была на грани между развалом и гибелью. Все эти суровые события отражаются в рельефах, которые украшали римские саркофаги в 3 веке. На них мы можем видеть картины битвы римлян и варваров.
В эту историческую эпоху важную роль в Риме играет армия, которая является самой главной опорой власти императора. В результате этих событий, скульптуры древнего Рима видоизменяются, правителям придают более грубые и жестокие формы лица, пропадает идеализация персоны.
Древняя мраморная скульптура императора Каракаллы лишена сдержанности. Его брови смыкаются в гневе, пронзительный, подозрительный взгляд исподлобья, нервно сжатые губы заставляют задуматься о беспощадной жестокости, нервозности и раздражительности императора Каракаллы. Древняя скульптура изображает мрачного тирана.
Большой популярности во 2 веке достигает рельеф. Им украшали форум Траяна и известную мемориальную колонну. Колонна располагается на цоколе с ионической базой, украшенной лавровым венком. На вершине колонны находилась бронзовая позолоченная статуя. В цоколе колонны был помещён его прах в урне из золота. Рельефы на колонне формируют двадцать три витка и достигают двести метров в длину. Древняя скульптура принадлежит одному мастеру, но у него было много помощников, которые изучали эллинистическое искусство различных направлений. Эта несхожесть нашла своё отражение в изображении тел и голов даков.
Многофигурная композиция, состоящая из более двухсот фигур, подчинена единой идее. Она отображала мощь, организованность, выдержку и дисциплину римского войска - победителя. Траяна изображали девяносто раз. Даки предстают перед нами смелыми, храбрыми, но не организованными варварами. Их образы являлись очень выразительными. Эмоции даков открыто выступают наружу. Эта скульптура древнего Рима в образе рельефа была ярко разукрашена, с позолоченными деталями. Если абстрагироваться, то можно было предположить, что всё это яркая ткань. В конце столетия чётко просматриваются черты изменения стиля. Этот процесс интенсивно развивается в 3-4 веках. Древние скульптуры, созданные в 3 веке, впитали в себя идеи, мысли людей того времени.
Римское искусство закончило огромный период античной культуры. В 395 г. Римская империя разделилась на Западную и Восточную. Но все это не подорвало мощь и существование римского искусства, его традиции продолжали жить и дальше. Художественные образы скульптур древнего Рима вдохновляли творцов периода Возрождения. Самые знаменитые мастера 17-19 веков брали пример с героического и сурового искусства Рима.
Древние римляне любили украшать скульптурами свои города. В Риме к началу 4 в. н.э. было около 4 тысяч бронзовых статуй, в том числе 22 больших конных памятника, из которых сохранилась только конная статуя Марка Аврелия (римского императора, правившего с 161 по 180 г.). (Копия статуи стоит на Капитолии, а оригинал хранится в Капитолийском музее.) Мраморных же статуй было огромное множество. Скульптуры и статуи устанавливали на надгробных памятниках, они украшали частные дома римских граждан, улицы, площади и храмы Вечного города. На Римском Форуме стояли статуи императоров, полководцев, прославленных ораторов и др. знатных граждан. В одном только Колизее в 240 его арках было установлено 160 статуй императоров и римских богой!
Одна из древнеримских статуй 1 века, установленна на Капитолии в основании лестницы Микеланджело перед Дворцом Сенаторов (нынешней резиденцией мэра Рима).
01.
Римская скульптура - это не только изображение богов и императоров во весь рост. Большого мастерства достигли древние римляне в портретном искусстве, развитию реализма которого способствовало то, что древние римляне снимали восковые маски с лиц усопших. Этот обычай существует уже более двух тысяч лет. У древних же римлян изготовление посмертных масок было связано с погребальной церемонией, когда в похоронной процессии наёмные артисты надевали маски умерших предков знатного и богатого покойного, подчёркивая таким образом знатность аристократического рода, провожая таким образом его в последний путь. Маски хранили у домашнего алтаря. Корни подобного погребального культа были восприняты римлянами у этрусков, где портрет также был чрезвычайно развит.
02.
Большого искусства достигли древние римляне и в барельефах, большая часть которых была на саркофагах, на которых реалистически изображались не только сцены воинских сражений, но и обыденная жизнь, например, свадьбы.
03.
Ватикан. Бельвердерский дворик.
Барельеф на триумфальной арке Константина.
04.
Колонна Траяна
.
В 106 году император Траян одержал победу над Дакией (современной Румынией, превратив её в римскую провинцию. В ознаменование этой победы в 112 году был построен Форум Траяна, посреди которого около двух тысяч лет возвышается Колонна Траяна, высотой в 30 метров.
Всю колонну спиралью обвивает скульптурный барельеф с эпизодами войны с даками. Длина развёрнутого рельефа около 200 метров. Это настоящее реалистическое повествование о войне римлян с дакийцами и сарматами. На барельефе изображено около 2.500 фигур!
05.
Колонна Марка Аврелия (Colonna di Marco Aurelio)
Колонна воздвигнута в 193 году в память о Маркоманской войне Марка Аврелия (121 — 180 гг. н.э.), прототипом колонны послужила колонна Траяна.
Высота колонны составляет 29,6 м, её пьедестала — 10 м. Общая высота монумента составляла 41,95 м, однако 3 метра её основания после реставрации 1589 года оказались ниже поверхности земли. Ствол колонны состоит по разным данным из 27 или 28 блоков карарского мрамора 3,7-метрового диаметра.
Рельеф колонны Марка Аврелия заметно отличается от рельефа колонны Траяна большей экспрессивностью. На нём гораздо сильнее выражена игра света и тени, поскольку резьба по камню более глубокая, несколько увеличены головы фигур, чтоб можно было точнее передать выражение лиц. В то же время отмечается снижение уровня проработки деталей оружия и одежды.
06.
Как и колонна Траяна, эта колонна полая, внутри находится винтовая лестница с 190—200 ступенями, ведущими к вершине, где в древности была установлена скульптура Марка Аврелия. Лестничная клетка освещается через небольшие прорези, которые хорошо видны на снимках здесь.
В Средние века восхождение по лестнице на вершину колонны было столь популярным, что право взимать входную плату ежегодно выставлялось на аукцион.
07.