Лазарева суббота - приметы и обычаи, что можно и что нельзя делать в Лазареву субботу? Толкование Евангелия. Лазарева суббота Лазарева суббота – что можно есть

31 марта 2018 года, в Лазареву субботу, настоятель Храма митрополит Волоколамский Иларион совершил Божественную литургию в храме в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке в Москве. Архипастырю сослужили клирики храма.

После сугубой ектении владыка вознес молитву о мире на Украине.

В архипастырском слове после богослужения митрополит Иларион сказал:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

«Я есмь воскресение и жизнь» (Ин. 11. 25). Эти слова Господь Иисус Христос произнес, когда пришел в Вифанию. И Марфа, сестра умершего Лазаря, встретившая Спасителя, в ответ на Его слова о том, что брат ее воскреснет, сказала: «Знаю, что он воскреснет в воскресение». То есть тогда, когда и все воскреснут, потому что во времена Иисуса Христа люди верили, что история человечества закончится всеобщим воскресением. Только никто не знал, впрочем, как и мы сейчас не знаем, когда и как это произойдет, что это будет за воскресение, в каких телах воскреснут люди и где они будут обитать.

Господь сказал нам о том, что всеобщее воскресение ожидает всякого человека, и что люди, которые в своей жизни служили Богу, исполняли Его заповеди, наследуют Царство Небесное. А те, которые избрали путь зла, не помогали ближним, жили своими эгоистическими интересами, наследуют муку вечную. То есть воскреснут и те, и другие, – и добрые, и злые, и праведные, и неправедные, но не все воскресшие наследуют жизнь вечную. Не все воскресшие удостоятся Царствия Небесного. Именно поэтому Господь, в ответ на недоумение Марфы, сказал: «Я есмь воскресение и жизнь», – потому что воскресение и жизнь не одно и то же. Можно воскреснуть, но при этом не жить. А можно воскреснуть и начать новую жизнь, которую праведники проводят в непрестанном созерцании Бога и в непрестанном приобщении к Нему.

Именно эту жизнь Господь Иисус Христос не просто нам обещал, но и даровал. Он дарует ее нам, прежде всего, в Церкви, ибо сюда мы приходим за духовным утешением, за духовной поддержкой и для того, чтобы в Таинстве Причащения Тела и Крови Христовых соединиться с Самим Господом, и через это соединение получить жизнь, которая избавит нас от духовной смерти.

Господь пришел ко гробу Лазаря, чтобы вернуть его к жизни. Почему Он это сделал? Потому что Он любил Лазаря не просто той любовью, которой Он как Бог любит всякого человека, но еще и человеческой любовью, какой люди любят своих близких, друзей, ближайших родственников. Христос пришел для того, чтобы вернуть к жизни Своего друга, но вернуть не навсегда, а на какое-то время, ибо как мы знаем из церковного предания, Лазарь после своего возвращения к жизни, жил еще некоторое время, стал епископом на острове Крит, но потом все же умер физической смертью. Но Лазарь умер не для того, чтобы исчезнуть, а чтобы перейти в иную жизнь, которую Господь уготовал всем любящим Его.

Именно об этой жизни говорит Христос, когда отвечает Марфе: «Я есмь воскресение и жизнь». Об этом же Он говорил Своим ученикам на Тайной вечере: «Я есть путь, и истина, и жизнь». Вновь и вновь Он говорит о Себе как о жизни, как об Источнике жизни, а также и о том, что нужно вкушать Его Тело и пить Его Кровь, ведь именно через это Он вселяется в нас и дарует вечную жизнь.

Мы знаем, что каждый человек живет до тех пор, пока в нем действуют жизненные силы, которые представляют собой совокупность всех функций его организма. Если одна из важных функций организма откажет, человек умирает. И в наше время, когда человечество изобрело различные способы продления жизни, существует много споров о том, что такое смерть и когда можно считать человека умершим.

Иногда бывает так, что человека подключают к искусственной почке или сердцу, или к аппарату искусственного дыхания. И он вроде бы живет, но в то же время никаких естественных и самостоятельных признаков жизни в нем уже нет. И каждый раз в таких случаях перед врачами и родственниками пациента встает дилемма: что же делать, если физически его тело продолжает существовать за счет искусственных способов поддержания жизни, но собственные силы в его организме уже иссякли, мозг не воспринимает окружающий мир, сознание не действует. И стоит только отключить его от этого аппарата, как жизнь в нем сразу угаснет. И в какой-то момент родственникам или врачам приходится принять это решение, если возвращение к жизни уже невозможно.

Но ведь мы знаем, что Господь Иисус Христос воскресил Лазаря именно к этой земной жизни. И бывают иной раз случаи, когда вопреки всякой медицинской и врачебной очевидности люди возвращаются к жизни после того, как они, например, несколько лет провели в коме. Я это говорю к тому, чтобы подчеркнуть, что граница между жизнью и смертью не всегда очевидна. Бывают случаи, когда человек в течение долгого времени пребывает на грани жизни и смерти.

В Греции есть один священнослужитель, известный в свое время духовник, к которому стекались многие люди, чтобы послушать его замечательные беседы. В какой-то момент своей жизни он стал страдать забывчивостью, потом начал путаться, а затем и вовсе стал вести себя, как сейчас говорят, неадекватно. И однажды его мозг отключился. Теперь он просто лежит, его кормят через капельницу, жизнь его поддерживается, и это продолжается уже более 20 лет. Но реальной жизни в этом человеке уже нет, живет только его тело. Где находится его дух? Где находится его душа? Мы не знаем. Это тайна Божия. Но те люди, которые его любят, в том числе сестры основанного им монастыря, заботятся и будут заботиться о нем до тех пор, пока не иссякнут его физические силы, пока в его организме не останется никаких признаков жизни.

Есть жизнь телесная, а есть жизнь духовная. И между духовной жизнью и духовной смертью тоже не всегда можно явно установить границу. Иной раз случается, что человек, как ему кажется, живет вполне полноценной жизнью, а на самом деле духовно он уже давно умер, ибо он потерял Бога, не заботится о ближних, и вся его жизнь сводится лишь к эгоистическому времяпрепровождению. Духовная смерть может подкрасться к человеку неожиданно и незаметно для него же самого. Она может быть незаметной и для окружающих, точно так же как и жизнь, которую Господь нам обещал, и которую Он назвал жизнью с избытком, тоже необязательно должна быть заметна нашим ближним. Но человек все равно знает, есть внутри него Бог или нет, живет в нем Христос или нет, ощущает он свою близость с Богом или нет.

Господь призывает нас не к тому, чтобы мы пытались до бесконечности продлить свое земное бытие (рано или поздно земная жизнь закончится), но чтобы за время, отведенное нам на этой земле, мы приобщились к Богу и соединились с Ним. Есть люди, которые уходят из этой жизни в очень раннем возрасте, как, например, те дети, которые погибли в пожаре в Кемерове. Всю пошедшую неделю мы молились о погибших и о пострадавших – и о детях, и о взрослых. И многие задавались вопросом: как же так? Куда смотрел Бог? Почему Он не защитил этих детей? На этот вопрос есть только один ответ: ответственность за жизнь наших ближних возложена Богом на нас самих. Люди ответственны за то, чтобы их жизнь была безопасной, чтобы не возникали пожары, а если они возникают, то чтобы не возникало риска для жизни людей. Все это по-человечески можно продумать. И существуют правила, которые если соблюдать, то ничего подобного больше не произойдет.

Но в течение всей недели мы все же больше думали о том, что для каждого человека Господь уготовал жизнь вечную. И чья-то земная жизнь может быть очень короткой, а кому-то Господь дал достаточно долгую жизнь, но смерть все равно неизбежна, и те, и другие все равно физически умирают. Но при этом и тем, и другим Господь дарует жизнь вечную. Только очень важно, чтобы человек приобщался к жизни вечной в течение своей земной жизни, ведь именно для этого она ему и дана – чтобы приобщиться к Богу.

Можно прожить очень короткую жизнь, ведь неслучайно мы крестим наших детей вскоре после их рождения. И неслучайно мы приносим их к святой Чаше тогда, когда они еще ничего рационально не воспринимают. Мы приносим их к святой Чаше для того, чтобы они соединились с Богом, и чтобы смерть была для них не страшна, вне зависимости от того, проживут ли они долгую жизнь или нет: нам важно, чтобы тот отрезок жизни здесь, на земле, они провели с Богом.

Именно поэтому мы все ответственны друг за друга – не только за нашу физическую безопасность, но, прежде всего, за безопасность духовную, за то, чтобы не только мы, но и окружающие нас люди пришли к Богу. И эту ответственность не только за себя, но и за других людей, в том числе и за наших детей, Господь возлагает на каждого из нас.

Сегодня, когда мы вспоминаем воскрешение Господом Лазаря и готовимся и к празднику Входа Господня в Иерусалим, а также к Страстной седмице, мы вновь слышим слова Господа Иисуса Христа: «Я есть воскресение и жизнь». Мы также слышим слова церковного песнопения: «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже». Мы веруем в общее воскресение, о котором свидетельствуем в Символе веры: «Чаю воскресение мертвых и жизни будущаго века». Но мы неизменно должны помнить и том, что жизнь будущего века станет для нас доступна в том случае, если к этой жизни мы приобщимся уже здесь, на земле.

Всех вас поздравляю с праздником и да хранит вас всех Господь!»

• 

Рука дрожит, сильно дрожит, даже трясётся. Но чтоб ни на кого не думали, когда меня обнаружат, надо записать.

Я умираю. Стал выволакивать старое бревно, чтоб сжечь, перенапрягся и упал. В глазах потемнело, голову обволокло. И сколько лежал, не знаю. Когда очнулся, может, от холода, то всего меня колотила дрожь. Я икал и не мог встать. Костёр, на котором сжигал мусор, еле-еле дымился. Пламя могло и ко мне подобраться. Господь пожалел - не доходя меня, оно загасло.

Приполз, именно приполз в свою избушку. Шарил какие-то лекарства, ничего нет. Попил оттаявшей воды из фляги. И сильно замутило. Стало рвать. Все жилы на шее вытягивало.

Темнеет быстро. Спички не нашёл. Но печь все равно не истопить. Свечек бы побольше зажечь для нагрева воздуха, но спичек нет. Наверное, у костра выронил. Но уже туда не доползти, падаю. Ложусь. Тошнит. Рвать нечем. Лягу одетым. Одеяла ледяные. Сердце останавливается, так что могу и не успеть простудой поболеть.

Если не проснусь, простите меня, родные, простите. Ой, слава Богу, умираю на родине.

Ночью замёрз окончательно. Но в темноте увидел, что огонёк в лампаде живой. Ноги не держат, хватался за спинку кровати, за стол. Еле вспомнил, где свечи. Страшно боялся загасить огонёк. Стал читать «Отче наш», губы сводит, зубы стучат. «Господи, умираю!» А всегда просил умереть после покаяния, исповеди, причастия, и вот... Господи, умираю. По грехам моим не осуди меня, дай свечку зажечь. И зажёг! И согрел ею, попеременно держа в руках, и левую ладонь, и правую. Потом вставил в подсвечник. Дальше легче. По стенке дошёл до кухонного стола, взял тарелки, в них натыкал свечей, которые зажигал от первой. В избушке посветлело, вскоре показалось, что потеплело. Воду пить боялся, несвежая. Даст Бог до утра дожить, закипячу.

«В руце Твои, Господи Боже мой, предаю дух мой...» Ложусь.

Нет, сразу встал. Что-то с головой. Умираю. Обносит слабостью. Стоять - ноги не держат, лежать - тошнит, голова падает в тёмное, с искорками, пространство. Сижу. К печке привалился - от неё могильный холод: зиму не топили.

Надо завещание написать. Надо.

Какое завещание, не смеши людей. Ничего ты не нажил. А что есть какое наследство, на то есть умная жена и хорошие дети.

Уснуть бы. Но лежать тяжело, мысли рвутся, всё время только дети и внуки в сознании. Какими-то наплывами.

Вот, оказывается, как умирают. А столько читал о смертях. Так читал же о монахах, молитвенниках. А наш брат, серый народ, умирает простенько. Вот остановится сердце, и всё. Господи, спаси и помилуй!

Попробую сидя дремать. Да, уже опять ночь. Что это? Или ещё первая не прошла, или новая наступила? Сколько же я тут? Сутки или больше? Какое-то безсознание.

Свечи освещают иконы. Очков нет. На память читаю молитвы, какие помню. Рвётся и память. Тысячи раз читал Покаянный канон, а сбиваюсь.

Очнулся. Утро. А утро ли?.. Вроде опять темнеет? Значит, опять вечер? Значит, день проспал? Или пять минут дремал? Нет, не пять: все свечи в тарелках догорели до корешка. Одна, толстая, мерцает. Какое-то тупое безразличие. Перечитал написанное. Завещание хотел писать, смешно. Небо как свиток совьётся, земля и всё, что на ней, сгорит, всякое железо сгорит, а ты туда же с клочком бумажки.

А ведь вправду вечер. Хорошо, свечей много. Есть и толстые. Но холодина в доме. Термометр есть, но нет очков. Может, градусов восемь-десять.

Свечка эта толстая спасла, лампада-то догорела. Где масло, не помню. Место мне среди десяти уродивых дев.

Свечи зажёг. Опять всё осветилось. Дров у печки нет, дрова на улице, да и все из-под снега. Не разгорятся. Печка страшно холодная, ещё и от неё леденит.

Деточки милые, ничего я не нажил, только на одно надеюсь, что будете хоть иногда вспоминать. Я вас очень любил, больше жизни любил. Но почему любил, люблю, с любовью к вам умираю.

Сидел и силился вспомнить число и день недели. Какой год, неважно, да и число тоже, а вот что сегодня? Вторник? Среда? Нельзя мне, если доживу, пропустить Лазареву субботу, Вербное Воскресение и начать жить в Страстной седмице. Но это всё за такими горами, на которые нет сил подняться.

Конечно, надорвался от тяжести. Дурак, он и умирает по-дурацки, нельзя же было после стольких операций хвататься за сырое бревно. Тебе говорили: не больше трёх килограммов. Мало ли что - батюшка благословил сжечь этот огромный холм отходов от строительства часовни, дома, мусор, говорил же: «Ты потихоньку, сколько успеешь, столько и ладно». Мне же всегда надо больше всех.

Нет, тут не бревно, тут жизнь грешная. Господь вразумил, вот всё объяснение. Болезнь - милость Божия. «Страдающий плотью перестаёт грешить».

Дрожь бьёт. Рука, видно по кривой строке, косым буквам, трясётся. Озяб. Ногам в ботинках холодно. Вчера промочил.

Так сколько же я здесь? Ночь, две? День, два? Три? Нет, это слишком.

Какое-то тупое состояние. Надо оживать, молиться надо, ведь пропадаю. Есть надо. Но даже мысль о еде вызывает тошноту.

Господи, помоги затопить печку. Ну, уж это стыдно просить: самому надо. Ну-ка соберись, не будь нюней. А то скажут внукам: ваш дедушка и печку не сумел истопить, умер в холодной избе. Никаких сил. Прямо беда.

Видимо, сегодня среда всё-таки. Батюшка обещал приехать за мной утром рано в субботу.

слабость, которая всё сильнее. Наша сила в нашей слабости? Так это о женщинах. А вот если бы тут была жена, и ради неё надо было согреть избу, то как? Ведь истопил бы. Да, ради любимых нашёл бы силы. Ну и для себя найди! Ты же любимый у Господа.

Сидел, голова падала, с трудом поднимал. Увидел вдруг в красном углу, на полу, бутылку с лампадным маслом. Начнём оживание с лампады.

Зажёг! Вроде и руки не трясутся. Нет, опять вибрируют. В окне на улице день. Всё-таки день. По солнцу понимаю, что идёт к обеду. Да, солнышко. С ним повеселей.

Ищу телефон. Взмолился, нашёл. Но что толку, здесь прочно вне зоны связи. Лес же. В те приезды ходил далеко, к трассе, там соединяло. Сейчас и до часовни не дойти. На телефоне должны быть год, месяц, день и час, и минуты. Но я же без очков. Шарил их, шарил, обезсилел совсем, опять сидел и только дышал.

А как бы дойти до моей берёзы, поившей меня раньше? Тут на полочке даже сохранился маленький лоточек из нержавейки, который аккуратно вколачивал в ствол. И капало. Днём побыстрее, к вечеру замирало. Да, вот сок земли, выкачанный корнями берёзы, меня бы оживил.

Мысль о берёзе, память вкуса о берёзовом соке меня как-то оживляют. А что? Вставай и иди к природе за лекарством.

Нет, слаб. Ноги не держат. Вот бы костылики.

А ведь и хорошо, что ни часов, ни радио, ни связи нет. Зачем? Светлеет окно - скоро утро, просветлело - день. И пошёл день, и идёт, и идёт, не останавливается. Но какие же долгие ночи!

Так хотелось справиться с этой безобразящей вид грудой мусора, убрать и у домика, и у часовни. Убирать и всё время поглядывать на разливающуюся реку. А в домике нет окна на реку, не вижу этот океан воды. Да, океан жизни. Я на берегу океана. Выброшен умирать. Разбился корабль жизни.

Не говори красиво, топи печь обломками.

Господи, до чего же тяжело писать. Сейчас опять налетало забвение и какое-то бездумие. Выветривается голова, так, что ли?

Не могу понять, лучше мне становится или хуже? Есть совсем не хочу. Да и Великий пост. Но для сил нужно питание.

Пожевал кусочек ржаного хлеба. Сухо, слюны нет, не проглотить. Птицам отдам. Они всегда здесь меня ждут. Зимовали. Да, и зимой сюда приезжал. На лыжах продирался.

Пульс слабый. То изредка частит, то еле-еле напрягается жилка, пульсирует. Да, прижало меня. Так мне и надо. Даже и сейчас собой занимаюсь, стыдно.

Что, братишечка, страшно помирать? Не страшись: всё равно же придётся.

Но дети, дети мои милые, внуки, как же вы без меня? Дети мои, кровные и крёстные! Внуки! Вот ваш дедушка среди весеннего леса один-одинёшенек. Как я хотел дожить до того, чтобы видеть вас взрослыми. Видимо, увижу, но уже из другого мира. Если ещё заслужу такой чести.

Смею просить: молитесь за меня, обо мне. Боюсь даже не смерти, а ответа за грешную жизнь. Грешник «биен будет много». Особенно тот, кто знал, что надо будет ответить не только за дела, даже за каждое слово. Не только бранное, просто праздное. Которое можно было не произносить. А я-то сколько их рассорил! Сколько словесного мусора оставляю. Как бы его сгрести в кучу и сжечь?

Солнышко рассиялось. Дай мне сил, светило, Богом созданное.

Нет, пока на улицу не осмелюсь. Сижу, валюсь на правый бок, на левый боюсь: сразу тяжелеет сердце.

Потеплело от свечей в моём пристанище. Пальцами ног шевелю. Слушаю себя, везде пусто. Вот оно, великое изречение: в чём только душа держится. Цепляться же ей за что-то надо. Надо что-то съесть. И без воды нельзя. И пить воду из фляги боюсь.

О, и тут батюшка спасает! Оказывается, он привёз и поставил у стола пятилитровую бутыль с водой. Не давал мне тащить. А солнышко её высветило. Прямо на колени перед ней встал, накренил, налил в кружку. Боялся пить: затошнит, но всё хорошо. Попил глоточками. Ещё попил. Желудок благодарно отозвался. То есть я почувствовал, как вода оживляет меня.

Полежу. Плохо, что вода холодная, внутри холодно. Лежи, в могиле ещё холоднее.

Полежал. Думал: как понять, что вот именно моя душа пришла в этот мир? Господи, за что мне такая милость и благодать? Я ли должен был видеть эти облака, этот весенний широкий разлив, эти сухие, умирающие травы и эти стрелки-иголочки новых зелёных травинок, я ли?

Господи, как мне всегда легко и привольно дышалось под небесами Твоими. И какая краткая оказалась жизнь, как мало успел, успел только понять: какая у нас краткая жизнь.

Мгновенная. Росчерк пера.

И в эти мгновения, составляя опись сотворённого Богом мира, в который Он поместил меня, думал, что надо в неё вставить и залетевшего в домик шмеля, который упрямо таранит воздух в избушке, сердится, значит. Откуда я вдруг взялся в его привычном мире? Или просит выпустить? Ничего, мы с ним подружимся. А как изобразить в словах полёт умирающего в полёте, догорающего сухого листочка? Вчера же удалось немного разжечь костёрик.

Да! Вот где сухие дрова, в костерке. Он загас, но всякие ветки в нём и щепки высохли.

Надо за ними. Не истоплю печь, окачурюсь. Уже и кашель налетает. Тяжёлый, сухой. Надрывный. Знаю, под утро будет ещё сильнее мучить.

И вот - первая победа. Сходил, еле-еле дотащился до груды мусора, около которой разжигал костёр, постоял, отдышался. Запах костра, такой родной с детства, тоже воскрешает. Река ещё и ещё размахнулась в размерах, подпирает мой высокий берег, а низкий весь затоплен. Островки деревьев.

Притащил дровишек. Мало. Но начать топку - великое дело. Открыл отдушину, вьюшку. Скомкал сухую газету, поджёг свечкой. Горит, но дым идёт не в трубу, в избу. Это или снегом забило, или ворона гнездо в трубе свила. Плохо дело. Избушка полна дыма, ещё и от него кашляю и плачу. Беда, беда. Пришлось дверь открыть, чтоб дым вытягивало. Снова рвал газетки, уже и лучинки к ним добавлял и сухие веточки. Нашел даже за печкой свиток бересты, это материал зажигательный. Трещит, свивается. Дым ахает из дверцы, сквозит из плиты, я в дымовой завесе, дышать нечем. Как ты, мой шмель, жив ли?

Выполз на крыльцо, дверь оставил открытой. Отдышался, пошагал опять за дровами. Надеялся, что дымоход протянет. От костра оглянулся на избу, на трубу и возликовал - тонюсенькая струйка дыма шла из неё. Победа!

Даже сил прибавилось. Себя урезонивал: набирай дров поменьше. Приковылял с дровишками в избу. В ней, конечно, холодно, но не дымно уже, уже «весёлым треском трещит затопленная печь». Вроде и сам повеселел. Пушкин пришёлся к месту.

Тяга хорошая. Плита вскоре тёплая, теперь горячая уже.

И ещё ходил за дровами, и ещё. И перестарался. Опять прижало, да так, что думал: всё. Стало даже безразлично дальнейшее. Умирать-то, что в тёплой, что в холодной избе, разница невелика, не я тут решаю.

Воду пил из бутыли. Но что вода организму, да ещё холодная. Рвало опять. Крепко меня прополаскивает.

Сознание опять терял. Всё же ненадолго, так как дрова не успели прогореть. Поставил чайник, насовал в печку дровишек, бывших досок, реек, веток.

Стемнело. Ночи страшусь: дрожь опять вернулась. Страшусь, значит, грешен. Умирать страшно именно грешникам.

Печь всё ещё холодная.

Ещё победа - чайник согрелся, заговорил со мной трясущейся крышкой. А чай, уж чего-чего, чай у меня хороший. Заварил в кружке. Вначале её ошпарил, прогрел тоже. Вылил из чайника кипяток в умывальник - пар идёт, тоже греет воздух. Снова налил чайник, снова на плиту поставил.

Пока он закипал, читал молитвы. Да я всё время их читаю. Прошу ангела-хранителя гнать от меня плохие мысли, только молитвы. Вот, милый ангел, где мы с тобой. Прости, тебе со мной всегда было несладко.

Воздух в избушке всё теплее. Но пол ледяной. Поднял повыше одеяла и подушки. Кашляю до стона.

Понимаю, что меня так за грехи треплет. Хоть бы только не умереть. А и умру. Недавно же, перед поездкой, причащался.

Слава Богу.

Постоянная судорога мыслей, лица, мелькающие в сознании, вина перед всеми, как понять?

А так и понять, что вина перед всеми, то есть перед Богом.

Господи, Твоя воля, пока живу: лампада горит, иконы со мною, в окне часовня, под обрывом растущая мощь прибывающей воды.

Ещё и ещё натолкал в топку дров, уже кончились. Больше не пойду за ними: темно. Да и хватит, уже плита раскалилась. Пойдут после зимы трещины в стенках печи, неудобно перед батюшкой.

В избе всё теплее, а мне всё холоднее.

Молитва перед едой. Чай дымится в кружке, подсластил. Размочил хлебушек, потихоньку съел немного. Больше пока не буду, пусть приживётся.

Не буду и гадать, какой день, какое число на дворе. Батюшка сказал, что приедет в Лазареву субботу утром. Может, она завтра и есть.

Хотя бы уснуть.

А как уснуть, когда я, как последний салага, налопался крепкого чаю. Прямо, как зэк, чифирил. Но хотя бы ощутимо согрелось внутри. А кашель наваливается с новой силой. До помутнения сознания. Передышки редкие. Будто кто у меня внутри поднимает к горлу волны удушья, которые надо выкашлять. Нос заложило.

Так мне и надо. Может, от этих страданий грехи изглаживаются? Чего захотел! Какие это страдания, кожу с тебя, что ли, сдирают?

А слабость, слабость, да, она для усиления молитвы.

Вспомнил, что когда шёл за дровами, сочинилась такая фраза: «И упадает закатный луч на прошлогодние травы». И ещё: «В завершение дня солнце озаряет окрестность, и особенно роскошную берёзу, любоваться ею можно в любом состоянии». Немножко искусственно. Такой гриппозный писака. Кашляй, выкашливай дуь.Но уж больно берёза была хороша. И любому состоянию помогала.

Но эта берёза не для сока, для красоты. Царствует над обрывом.

А интересно, почему «моя поилица» берёза не рядом с домиком? Не знаю. Когда выбирал, шёл с топориком по берегу, и всё берёзы жалел. Но сок-то нужен. Выбрал. Недалеко от часовни. Аккуратно прорубил на стволе две канавки уголком книзу, в уголок вколотил лоточек, подставил ведёрко. Такое небольшое изъятие сока для дерева не страшно. Например, сосны, добывание из них ценнейшей живицы, смолы, называется подсочка. Такие сосны даже иногда лучше тех, которые росли без изъятия живицы.

Перед дорогой к берёзе полежу.

Боже мой, какой полежу: потолок чёрный. Думал, что это закоптил дымом, нет, это ожили мошки. Потолок прямо весь шевелится. На окнах они же, стадами пасутся на стёклах. Что делать? Когда были с братом, они так же ожили от тепла, я стоял внизу, подняв над собой таз с водой, а брат, вставши на стол, сметал мошек в еником. Вода в тазу становилась чёрной. Сейчас я один. Куда денешься, хай живут и пасутся. Меня уж точно переживут.

Да, опять что-то плоховато. Давно молитвы не читал. Вишь, профессия проснулась, фразы ей подавай.

Пока день, надо идти за соком. Побреду. Святителю отче Николае, помоги!

Да, сходил. Тихохонько брёл, добрёл. Надрезы мои прошлогодние промокли, на них черным-черно муравьёв. Сок берёзовый, их можно понять. Освежил бороздки, заколотил лоточек, подставил банку. Приду часа через два. Нет, так нельзя, надо: «Если, даст Бог дожить, приду через два часа».

Из опыта многолетней жизни знаю, что оживить может только молитва. Но так плохо мне ещё не бывало, и когда-то и молитва не оживит. Читай, брат, читай. За Богом молитва не пропадёт.

Снял даже куртку. Сверху, с проволоки, спустил одеяла и подушки, нагрелись. Но и они все в мошках. Кашель.

А вот на улице не кашлял. Даже голова отдохнула. А то такое надрывающее напряжение. Сейчас опять приступ был.

Спустил ноги с кровати. Еле-еле душа в теле. Как это точно! Но чем хороша русская изба, она залёживаться не даст. Когда лежать? Надо печку топить, дров запасти. И к берёзе сходить.

Ну, крестись на Красный угол, молись, и в долгий путь на долгие минуты.

Молодец я, надо же когда-то и себя похвалить, натаскал и дров и за соком сходил. Там присел у берёзы, прислушался. Всегда любил слушать, как тенькают капли сока в ведро, в кастрюлю. Слушаю, не слышу. А капли одна за другой. Что такое? Прислушался. Да я же глухой, не слышу ничего. Знаю, что птицы поют, ветви на ветру вверху шумят, не слышу. Ударила простуда по ушам. Впечатление ошеломляющее. Возвращался в полной тишине. Ветка под ногой хрустнула, чувствую, а не слышу звука. Что же, и это за грехи.

Похвалил себя, и сразу наказан: упал прямо лицом. Запнулся за ровное место, полетел. Руки вытянул, а они не держат. Ткнулся в землю. Оцарапал нос. Ощутил кровь. Хорош подарок солнечного дня. Другого не заслужил.

Умылся, лежу. Зеркала нет на себя полюбоваться.

Собрался с силами, затопил. Опять дымит. Слёзы от дыма. Но хоть и от него, а хорошо, что слёзы. Просим же в вечерних молитвах «слёзы, память смертную и умиление». Память смертную мне можно и не просить, она рядом, а слёзы - смыть грехи, прошу.

Гасла лампадка. Видимо, такое масло загустевшее от морозов, что фитиль плохо тянет. Зажигал лампаду и увидел крест. Большой, латунный. Расстегнул рубашку, приложил к груди. Так целительно освежил грудь. Остудил и лоб крестом.

По дороге к берёзе каждый раз прикладывась к большому Поклонному кресту. Метра четыре. На месте бывшего алтаря Преображенской церкви. Батюшкиными заботами. Это уже лет десять назад. Был тогда Крестный ход.

Чистил лук, разрезал луковицы и вдыхал носом запах. Это очень надо, ибо явился «к числу других затей» насморк. Дышать носом не могу, во рту пересыхает.

Покрошил лук и мелко картошку, поставил на плиту рядом с чайником.

После таких подвигов опять лежу. И как-то спокойно думаю о земной кончине своей. Совсем не страшно умереть, хотя ночью очень испугался, когда куда-то проваливалась голова и сердце сдавливало. Всё равно я же не чахлик невмерущий, не вечный жид, всё равно умирать. Страшно одно: как мои родные, милые, любимые люди без меня тут останутся?

Но им же лучше, что я здесь умру, на родине. Не надо будет меня везти в такую даль, сам приехал.

Забулькал мой супик. Посолил. Немножко масла растительного добавил. А вдруг пятница?

Двигаюсь как-то заторможено, но двигаюсь же.

Мошек на окне припекло, перебрались окончательно на потолок. «На кровати я валяюсь и гляжу на потолок: таракашка таракашку на шабашку поволок». И лезет же в голову такое. Или вспомнился совсем вроде ни к чему мальчик лет трёх, в Вятке, на улице. Говорит мне: «Папка на шабашке, а мама красавица».

О, у меня появился заступник и союзник. Это паук. Он питается мошками. Ему за ними бегать не надо, не надо паутину тянуть, сами к нему подползают. Он выедает пространство вокруг себя и перемещается. Только и делов. Ну и пузо у него, ну и аппетит.

Дышал над кастрюлей паром от картофеля и лука. Потом похлебал немного.

Главное желание - больше всего хочется услышать голоса детей и внуков. Пусть ни о чём, только голоса. Милые мои! Уже из школы пришли, уже капризничают: то не хочу, другое не хочу. Небось, ухватили конфет, суп не хотят. Мне бы ваши супы. Но и свой хорош. Жёнушка, родная, молюсь за всех вас, прошу и вас меня вспомнить.

Солнце сияет во всё небушко. А выйдешь - ветер, холодина, несёт с реки влажной сыростью.

Надо попытаться зажечь костёр для сжигания мусора. Зарядился старыми газетами, спички нашёл, они и не терялись, лежали в печурке, оделся. Надо бы переобуться. Обмывать будут, да увидят немытые ноги. Хорошо ли? Стыдно.

Поставил в большой кастрюле греть воду. Вода из фляги. Из бутыли, батюшкину, берегу.

Итак, ходил к костру. И разжёг его, и потихоньку из груды мусора доставал, что помельче и подкладывал. Разгорелось. Вдруг пламя резко и резво пошло по сухой траве, еле-еле успел захлопать его лопатой. Потом чуть отдышался. Потом долго окапывал костёр. Иначе может быть беда. Трава сухая, огонь по ней может уйти к лесу.

Но эти старания стоили полного безсилия, приступов кашля до изнеможения и тошноты. Сплюнул, слюна красная. И как-то спокойно подумал: кровь.

В домике ещё поел своего супа. Через не могу.

Рассмотрел сумки, привезённые сюда. О, у меня всего полным-полно. Матушкины заботы. Лепёшки, блины, помидоры, мандарины. Морковь и свёкла. Тоже надо варить. Но уже, даст Бог, завтра. Да, надеюсь.

Лежал, вспомнил Акутагаву Рюноске, его «Зубчатые колёса». Читаешь, и с ним начинаешь сходить с ума. Вспомнил и Мопассана «На водах». Читаешь, и с ним умираешь. Талант, или в самом деле это переживали? Литература или жизнь? У меня здесь записи начались с написания завещания, а потом пошёл репортаж об умирании. Скорее, желание оставить детям свидетельство о последних днях (да, именно так думал), о том, что именно о них, и почти только о них, думал днями и особенно ночами.

А, собственно, хоть сейчас умру, хоть погодя, всё равно последние дни.

Стараюсь даже не дремать, чтобы ночью уснуть.

Что ж делать, что будет, что Бог даст. Если пора отчаливать, так пора. Всё в Его воле.

Надо мне, как монаху, которого мучили боли, говорить им: мучьте, мучьте, а вот я возьму и помру, кого вы будете мучить? У трупа радикулита не бывает.

Паук мой наелся и дремлет среди своей пищи. Потолок весь шевелится. Мошки перемещаются на окна. Будто живые тёмные занавески.

Надо за банкой к берёзе. Наберусь сил и побреду. По пути к заверну к костру, подброшу, но помельче, чтобы до ночи прогорело. А уже скоро и вечер.

Да, глухой. Читал вслух Девяностый псалом, читал, будто ватой обложенный. И глухоту приемлю как наказание, даже как и милость. Что ещё я могу услышать из звуков мира? Болтовню, враньё политиков? Пошлость артистов? Жаль пения соловьёв, но оно у меня в памяти слуха. Как и многая классика.

У берёзы новость - не один я сладко жить хочу - муравьи натолкались в банку и в ней утонули. Жалко их. Выплескал их щепочкой на траву на пригорке. Отпил глоток, долго держал во рту, согревал. Проглотил. Очень всё внутри откликается. Это же с детства, это же навсегда.

Сок уже не каплет, утром, если доживу, надо принести какую-то ёмкость побольше. К приезду батюшки дары природы.

Вернулся в дом. Перед выходом на улицу в нём согрелся, потом у костра. А у берёзы просквозило. Соединился с кашлем насморк, дружное единение. Носом не могу дышать, во рту сохнет. То ли кружится, то ли просто изнемогает голова.

«Господи, на всякий день, на всякий час дня наставь и поддержи меня».

Слабость повалила. Лежал, и вдруг пригрезилось, что меня пришли убивать. «Дайте помолиться. И за вас тоже буду молиться». И молился, и они встали рядом на колени. И мы обнялись. Но у них задание. Вот такой сейчас у меня юмор..

Интересно, что перед отъездом виделся с другом. Он болеет, но всё равно шутит: «А если б к утру умереть, то лучше было бы ещё». Как он там? И другого почему-то спросил по телефону: «Тебе хотелось умереть? В ответ прозвучало: «Ещё бы! Непрерывно!». Так что я не одинок.

Нет, одинок. Умирают в одиночку. Даже в толпе. Даже при расстреле. И на Страшный суд идут не в коллективе.

Ой, надо же печку топить. Надо. Хорошо, уже дрова есть. Выгреб золу, высыпал в ведро. Подумал, надо было золу сохранить, под посаженные осенью дубочки высыпать. Смешно, этой золы от костра будут мешки.

Топится печь. А треска не слышу. А ведь в первый раз, когда затопил, слышал. Глохну, глохну. И принимаю как будто так и надо. Течёт струйка из рукомойника в тишине. А ведь звонко барабанила по металлу раковины.

Ещё новость - ступня правая немеет. И пальцы левой. Хорошее дело, как же ходить?

Перестрадал ночь. Задыхался. Боялся закрыть печку, угара боялся (в скобках: значит, жить хочу). Тепло высвистало в трубу. Встать и среди ночи опять затопить не смог. Да и не мечтал. Какое-то равнодушие, хриплое дыхание, кашель. Пил много слабого, тёплого чая, вроде помогает.

Утром разбирал свою сумку. Привёз из Москвы лоскутную скатёрочку. Очень искусна. С блёстками в лоскутках.Расстелил. Положил на неё Евангелие и Псалтирь. Красиво. Сколько же ещё будут глаза мои отдыхать? Очки мои, за что покинули меня?

Топил печку, разогрел картофельно-луковый суп, дышал опять над ним. Вроде нос оживает. Чувствую, что и сам оживаю. Это молитвы, и сок берёзовый, и картофельная похлёбка.

Может, в Лазареву субботу можно и рыбу? Не помню. В Вербное-то воскресенье можно.

Такое счастье - солнце и сегодня.

Постоянная вина перед теми, кто дорог, кто близок.

Возвёл очи горе. Ого! Мошки, как окаянные приватизатоы, обсевшие Русь, зачернили потолок.

Встал утром - брюки сползли. Подтянул, а дырки на ремне кончились. «Брюки спали, брюки спали, потихоньку съехали. Все колхозники на тракторе сбирать поехали». Открыто такие частушки пели. И ещё будут нам демократы долдонить о запуганном русском народе. Сами пугались, дело ваше, а русские тут ни при чём. Да, крепко я исхудал. Но это очень хорошо, гроб легче нести. Ладно, не искушай судьбу, не шути так.

Долго занимался ремнём, делал две новые дырки. Это называется: живот подтянуть, а чего подтягивать - живота-то нет.

Солнце. Одевался потеплее, вышел, стоял на солнце, очень надеясь на его помощь. Оживил костёр, подвалил в него мусора. Дымило, потом занялось. Пламя костра и солнце.

И вот, продолжаю репортаж об умирании - слепну. Не вижу, что пишу. Думаю, это от того, что нагляделся на солнце и на пламя. Нахватался зайчиков, как говорят о тех, кто глядел на пламя электросварки. Я солнышка нахватался.

Глухой, слепой, больной, как хорошо! Чую, что температурю. А к костру надо. Надо у него дежурить, подкладывать сжигаемый мусор и следить, чтоб огонь не ускочил. Ещё поокапывал вокруг костра. Но опасность и в ветре - подхватит искры, унесёт на сухую траву. Тогда так полыхнёт!

Хожу, как в мутной воде плаваю. Ноги переставляю. К берёзе пора. Собрать сока побольше, рабочим в церкви радость. И матушке с семейством.

Ходил и заменил одно ведро на другое. Первое принести просто не мог, закрыл его крышкой. Это я заранее сообразил о крышке. Да, а моих муравьишек нет на пригорке, значит, ожили. Обсохли на солнышке, разбежались. И на берёзе их безсчётно.

Капли сока падают на пустое дно ведра. Не слышу. Глухая тетеря. Куда денешься - старик.

Этот день, он же не повторится. Как и жизнь. И зачем в такой день покидать этот мир? Да только кто меня спросит, когда мой срок. Будь готов, и всё.

Но вообще, думаю, хорошо не знать ни дня, ни числа. Солнце в зените, вот и всё. Что ещё? Идёт к западу. Успеть бы ещё что-то поделать.

В доме воевал с мошками. Сколько же вас! Даже на блокнот десантируют, пачкают белую страницу.

Лежал. Было состояние какого-то равнодушия. Подумал: разве это плохо - ровная душа?

Повыше сделал подушки, лучше глядеть в окно. Глядел на небо. Облака белые, как стерильная вата. Да, это нормальное сравнение. Медицинская вата, которой собирают кровь с раны. И эти облака, которые кровянятся, будто впитывают на закате кровь с раненой земли. Насыщаются ею и уходят в ночь отстирываться.

Думал: надо встать и эту мысль записать, пусть и простенькая. Ведь пропадёт, если не встать и не записать. И подняла меня профессия с постели и усадила за стол. Вроде получше вижу. А вот уши - похлопал в ладоши - в отпуске.

Мошки дрейфуют с потолка на окно. На потолке уже три паука. Ленивые, ясно, что обожрались. Исаак Сирин даже блох жалел.

Честно записываю: если и есть в мире дурак, то он перед вами. Это я. Доказательство? Я вспомнил, что здесь есть канистра бензина. Отлил из неё в глубокую миску, принёс к костру и... выплеснул. Взрыв был такой, что меня сшибло с ног. И как ни был глух, взрыв услышал.

Зеркала нет, а то бы увидел, в чём уверен, что мне брови и ресницы опалило. Конечно, костру стало повеселей от такой моей гуманитарной помощи. В доме умылся, проморгался, помазался освящённым маслицем. Вижу. И тут моя новая догадка - слепнуть стал от сияния солнца и глядения на огонь костра. А теперь зрение восстанавливается.

Какой-то зверь заскулил за дверью. Услышал! Скребётся кто-то. Взял в руки топорик, открываю. Собачка. Милая, да как ты здесь? Заходи, заходи. У тебя поста нет, накормлю. Рыженькая собачка, такая ласковая. Скулит, у ног трётся. Может, она и вернула мне слух.

Ах ты, красавица!

Всех зверушек моих внуков вспомнил, всяких котов и кошек, Рыжиков и Мусек, и свинок. Ещё же и хомячков держали. Черепахи Тортила и Донателла растут.

А тебя стану звать Ласка. Консервы у меня есть рыбные, как открыть?

А в руках-то топорик. Разворотил им крышку, поставил банку на пол. Собачка кинулась к ней.

Ну, Ласка, мне бы твой аппетит. Не бойся, не выгоню, живи тут. Небось, ищут тебя, такую красивую?

Вот что такое живность, сразу стало мне повеселее. Если не убежит, то и ночевать будет спокойнее. А, с другой стороны, чего бояться. Как говорит батюшка: «Чего нам бояться? Перекрестись и живи!»

Ласка ходила со мной. И к берёзе, и к костру, и к часовне. У часовни тоже прибирался, тоже стаскивал мусор к костру. Совсем оживаю.

Нет, убежала Ласка. Отбежала, остановилась, вильнула хвостом и умчалась. И ладно.

Опять, дурачок, наломался, опять хотелось побольше сделать. Опять сердце прижало. Лежал долго. И вспоминал Иерусалим, Вифанию, Лазареву пещеру. Такое мне выпало счастье, и много раз выпадало, что в святом месте был один-одинёшенек. И на Фаворе, и в Хевроне, и в Вифлееме, в Назарете, на Иордане, везде! В пещере Лазаря глубоко, тихо. И вот, вроде передо мной прошли две или три группы, тоже, конечно, мечтали что-то с собой унести, а этот камешек был ими не замечен, берёгся для меня. Он у меня в Москве. Его хорошо бы со мной в могилу мою положить. Но лучше пусть останется внукам.

Тяжело и прерывисто дышал и, конечно, вспомнил пословицу: перед смертью не надышишься. Её употребляли, например, в том смысле, что за пять минут до экзамена не успеешь к нему приготовиться. А тут всерьёз, экзамен экзаменов.

Напишу для исповеди грехи. Но если кто прочитает, кроме батюшки? Тут беда в том, что приходят, летят в меня будто камни из прошлого, грехи. Они уже были мною исповеданы, а помнятся. Значит, плохо каялся. Нет, не буду писать. Их за меня бесы сто раз записали, да ещё и своего всего присочинили. Ангел мой, защити!

Долго соображал, ел ли что сегодня. Даже по записям пролистал блокнот. Нет, трапезы в нём не значится. Сок пил, хлебушко жевал. Сок грел в ковшике на плите. Внушаю себе, что помогает. И пил весь день только сок.

Но видимо, изнурение организма таково, так глубоко погрузился в болезни, что всплывание или далеко впереди, или... Ладно, не хнычь. Не ты первый дорогу т у д а открываешь, не ты и закроешь. Погружайся на кровать, да вспоминай молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет или еще окаянную душу мою просветиши днем?»

Все же все мы пойдём дорогами отцов.

Тень от креста легла на часовню, будто кто её выжег на брёвнах. Топлю, а холодно. Топлю, поглядел - тень ощутимо сдвинулась и увеличилась. Тень смещается как стрелка на компасе. Не верится, что вся часовня утонет во тьме.

Ветер, такой ветер! Откроешь дверь на крыльцо, её прямо вырывает из рук. А с той стороны идёшь, открываешь, дверь тебя прямо отшвыривает. Костёр, слава Богу, загас. А то бы могло раздуть. Река вся посерела, прямо шкура первобытных зверей. Стоял у берёзы, вспомнил вдруг про клещей, их время настаёт. Бывало, впивались они в меня. Весёлого мало.

Тень от домика дотянулась до лиственниц. Указует на восток, откуда, даст Бог дожить, завтра придёт солнце. Интересно, кто ночью движет тенью? Ей же надо столько пройти, чтоб утром начать указывать на запад. Вопрос для внуков.

Радость! Открыл свою Псалтырь, а там, как раз на 17-й кафизме, как закладка, мои плосконькие очки. Это такое счастье! Читал и Псалтирь, и имена тех, кого тут поминал о здравии и об упокоении. Надо уже несколько имён из живых переместить в усопших.

Ну, с очками чего не жить!

А ещё событие - луна! Весёленькая, чистенькая. Хорошо ей тут, в вятском небе. Оживаю, оживаю! Надеюсь, что оживаю.

Прочти мои записи врач терапевт, скажет: это же примитивный грипп. Надо принимать то-то и то-то, и всё. Но ни этого, ни тово-то нет.

Варил свой фирменный суп: картофель и луковицы. Уже и крупы сыпанул. Тут их много, круп: гречка, пшено, овсянка. Морковь вымыл и мелко покрошил. Как у меня всё изысканно. Ладно, не хвались, бойся.

Ведь старик я. Давно бы дотлевать, а живу. И ветер слышу в ветвях берёз.

Прикрыл печку. Осмелюсь пойти искать место, откуда есть связь.

Закат. Красиво.

Красиво, а связи нет. Да и батарея садится. Всего-навсего две малюсенькие палочки.

В сотовом есть и год, и число, и время, а дня недели нет. А его только мне и надо. Сколько до Лазаревой субботы?

Да, думаю, не одно и не два сердца замирало при понимании невозможности описать Божий мир. Солнце розоватит лес, особенно берёзы. Вдаль леса и леса. Река широченная, подтопила всё заречье...

Уже ходил не по сухой траве, а по зелёным травинкам. Цветочки пошли! Голубенькие лепестки и жёлтенькие, как солнышки. Всегда приносил домой такую первую весеннюю радость. Хотел сорвать, нагнулся - голова закружилась.

Река прёт неостановимо. Молча прёт. Такая мощь откуда берётся? От таяния снега, из лесов. Не видят этого мои милые деточки.

Ну, не последний же для меня был этот закат?

Раннее, раннее, дорассветное утро. Помираю. Еле живой. Зря вчера надеялся, что оживаю. Ночь эта могла быть последней. Как же меня схватило. Опять же сам дурак, чего ради вчера так много работал, перед кем хвалился? Тем более такой ветер. У костра нагреешься, а ветер продувает.

Ночью было на меня нашествие. Оно началось изнутри. Это волны. Начиналась дрожь внутри, в груди, в сердце, потом всё больше, било всего, руки тряслись, икры ног схватывало, мышцы тянуло. Потом отпускало. Дрожь и раньше была, но такая впервые.

Конечно, молился, конечно, говорил: «Так мне и надо», но страшился следующей волны телесной дрожи. Ещё так будет, вряд ли выживу. Не передать. Колотун. Колотило, сотрясало всего. Как щенка за шиворот. Тело тряслось, сознание отключалось. Видимо, из сострадания, чтобы переждать боль. И страх был, конечно, был. Это я так хорохорился, что легко умирать. Оно, может, и легко, да перейди-ка этот рубеж.

Вроде как кто пытал меня. Издевательски, напуская приступы крупной дрожи. Будто током. Всё сильнее прибавляя трясучку. Даже не стеснялся, стонал. Кого стесняться, Господа? Он знает, что я мал и безсилен, и безпомощен.

Трясло, как будто что из меня вытряхивало. Именно так. Душу вытряхивало на свободу. Цеплялась, бедная, за сердце, за разум, меня жалела. Хотя и сердце и голова под давлением боли сдавались. Уже иногда казалось - всё. Силился заглянуть за час, за два вперёд. Темно.

Молился. Просил родных и за меня молиться, и уверен, что молились. Тем более батюшка, который очень рано встаёт.

Дожил до утра. Еле сел на кровати. Печь тёплая. «Вечером водворится плач, а заутра радость».

Да, где бы сейчас был, если б не дожил? Глядел бы со стороны, как входит в домик батюшка, ахает, едет за подмогой, как вытаскивают?

Лазарь Четверодневный выйдет из пещеры сегодня? Или завтра? Может, он уже вчера вышел? Просто батюшка не смог за мной приехать, и решил вывезти меня уже к Пасхе?

Опять трясёт. Опять перележал приступ крупной дрожи. Понял, что такое обречённость.

Это всё мне за мои грехи. И слава Богу, что так карает, легче будет потом.

Не верится даже, что дожил до утра.

Осмелился встать. Вроде живу. Вроде, отпустило. Душа, душа моя, и сама со мной осталась, и меня тут оставила. А чувствовал, что душе хочется покинуть тело, чувствовал. Но по молитвам моим и за меня ей приказано ещё побыть с моим телом. Значит, нужен.

О, она уже тут! Конечно, Ласка. Не она бы, может, и не смог бы дойти до дверей. Но просится, скребётся, надо впустить.

Что ж ты меня бросала? Была б тут ночью, как бы легче было.

Хвостом крутит, но видно, что не только из-за еды пришла, рада тому, что загривок треплю. Собрал чего, приспособил треснувшую

тарелку со следами воска от свечки. Она и воск выгрызла. Соскрёб и с остальных. И вообще пора мне в домике прибрать, не умирать же среди неряшества.

Ну, ночка была. Ещё одну такую, может, и не пережить. Господи, спаси и помилуй! Как представить кончины великих старцев, которые говорили в свои последние земные дни, что ещё не начинали каяться.

Спасает меня и ангел мой хранитель. Почему мне вдруг сильно захотелось выйти на крыльцо? Ангел позвал.

Журавли! С юга на север. Где же они, миленькие, отдохнут, где приземлятся? Как же любо-дорого смотреть на них. Летят именно к нам. «Не нужен им берег турецкий и Африка им не нужна», только Россия.

Милые, родные деточки, жена, братья во Христе, крестники, батюшка! Мысли о вас спасали меня. Я тут мог умереть, и умер бы, если бы не чувствовал, что нужен ещё на земле. «Я умер бы, одна печаль - тебя оставить в этом мире жаль».

Больше ничего не буду записывать, главное запишу: всё в руках Божиих. Сами мы - «пар приходящий на время и исчезающий».

М ир Вам, дорогие посетители православного сайта «Семья и Вера»!

Л азарева суббота предваряет собой великое Евангельское событие — Вход Господень Иерусалим. Именно воскрешение четырехдневного Лазаря возбудило еврейский народ торжественно встретить восседавшего на осле Господа Иисуса Христа.

К назидательному прочтению прилагаем отрывок из книги “Великий пост: чтение на каждый день”, посвященный Лазаревой субботе.

Евангелие от Иоанна, глава 11, стихи с 11 по 45

“Б ыл болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ее. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими. Сестры послали сказать Ему: Господи! вот, кого Ты любишь, болен. Иисус, услышав то, сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий. Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился. После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею. Ученики сказали Ему: Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?
Иисус отвечал: не двенадцать ли часов во дне? кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним. Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему. Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с Ним.

Иисус, придя, нашел, что он уже четыре дня в гробе. Вифания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати; и многие из Иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате их. Марфа, услышав, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог. Иисус говорит ей: воскреснет брат твой. Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Сказав это, пошла и позвала тайно Марию, сестру свою, говоря: Учитель здесь и зовет тебя. Она, как скоро услышала, поспешно встала и пошла к Нему. Иисус еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа.

Иудеи, которые были с нею в доме и утешали ее, видя, что Мария поспешно встала и вышла, пошли за нею, полагая, что она пошла на гроб – плакать там. Мария же, придя туда, где был Иисус, и увидев Его, пала к ногам Его и сказала Ему: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился и сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него. А некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус.

Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его. Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями, а пошел оттуда в страну близ пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался с учениками Своими.

Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны пришли в Иерусалим перед Пасхою, чтобы очиститься. Тогда искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? не придет ли Он на праздник? Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его.”

Эксапостиларий Лазаревой субботы

Л азарем тя Христос уже разрушает, Смерте, и где твоя, аде, победа? Вифании плач ныне на тебе преставляется, вси ветви победы Тому принесем.

[Лазаря у тебя Христос уже отнимает, смерть, и где, ад, твоя победа? Плач Вифани на тебе ныне прекращается. Будем все ветвями в честь Его победы потрясать].

Великий пост
Протопресвитер Александр Шмеман

<…>П риродная память есть, прежде всего, «присутствие отсутствия», ибо, чем более тот, кого мы вспоминаем, «присутствует», тем острее боль его отсутствия. Но во Христе память вновь получила силу исцелять время, разорванное грехом, смертью, ненавистью и забывчивостью. И сердцем этого богослужебного празднования, этого богослужебного «сегодня» является именно эта новая память, имеющая власть над временем, и она стоит в центре богослужебного празднования литургического «днесь». О, конечно, святая Дева не рождает Младенца сегодня, никто «фактически» не стоит перед Пилатом; и, как «факт», события эти принадлежат прошлому. Но сегодня мы творим память этих фактов, Церковь и есть, прежде всего, дар и сила этого воспоминания, которое претворяет факты прошлого в вечно знаменательные события. Богослужебное празднование, таким образом, вновь вводит Церковь в событие, и это значит – не только в «идею» события, но в его радость и печаль, в его живую, конкретную реальность. Одно – знать, что, когда распятый Христос возгласил: «Боже мой, Боже мой, для чего (вскую) Ты Меня оставил?» – Он проявил Свой «kenosis», свое смирение. Но совсем другое, когда мы ежегодно, в единственную из всех Пятниц вспоминаем эти слова, и не умствуя, с полной уверенностью знаем, что, произнесенные однажды, они вечно остаются действенными, так что никакая победа и слава, никакой «синтезис» никогда не изгладят их. Одно – объяснять, что воскресение Лазаря было «уверением», т. е. удостоверением общего воскресения. Но совсем другое – творить память день за днем, на протяжении целой недели, этого постепенного приближения встречи жизни и смерти, становиться частью его, видеть собственными глазами, чувствовать всем своим существом то, что передают нам слова апостола Иоанна: «Иисус… восскорбел духом и… прослезился» (Ин.11:33-35). Для нас все это случается сегодня. Мы не были тогда в Вифании, у гроба, вместе с плачущими сестрами. Мы только знаем об этом из Евангелия. Но сегодня в церковном богослужении этот исторический факт стал событием для нас, для меня, силой в моей жизни, памятью, радостью. Богословие не может идти дальше «идеи», мысли. И, с точки зрения «идеи», смысла, зачем нужны эти долгие пять дней, когда так просто сказать только: «чтобы подтвердить общее воскресение»? Но в том-то и дело, что сама по себе эта фраза ничего не подтверждает. Действительное подтверждение исходит из богослужения этих пяти дней, когда мы, как свидетели, присутствуем при смертельной схватке жизни и смерти и начинаем не столько понимать, сколько соучаствовать и видеть, как Христос побеждает смерть.

Воскрешение Лазаря, изумительное празднование этой единственной субботы, уже вне Великого Поста. В пятницу, накануне, мы поем: «Душеполезную совершив четыредесятницу…» («закончив полезный для души сорокадневный пост…»). В богослужебных терминах Лазарева Суббота и Вербное Воскресенье суть уже «предначинание Креста». Последняя неделя Великого Поста есть, в сущности, непрерывное предпразднество этих дней, и потому последнее откровение значения Великого Поста. <…>Каждому, кто приобщился подлинному опыту богослужения, – пускай хоть раз в жизни, пускай несовершенно, – становится ясно, что с того момента, когда мы слышим: «Веселися Вифания, дом Лазаря…» и затем… «Заутра Христос приходит…», внешний мир становится как бы нереальным, и нам почти боль причиняет соприкосновение, неизбежное, с его суетой. Реальность – там, в церкви, где с каждым днем мы все больше осознаем, что означает ждать и почему христианская вера есть, прежде и больше всего, ожидание и приготовление. Так, когда в пятницу за вечерней мы поем: «душеполезную совершив четыредесятницу», – мы не только исполнили ежегодную христианскую «обязанность», мы восприняли всей душой слова, которые мы будем петь на следующий день.

В 2019 году Лазарева суббота наступит 20 апреля, и уже сейчас многие интересуются тем, что нельзя делать в этот день, а что – можно. Подробные ответы на эти вопросы представлены ниже.

Этот праздник является переходящим, поскольку все время меняет дату. Но он выпадает ровно на ту субботу, после которой наступает воскресенье, а еще через неделю – Пасха.

То есть по сути это предпоследняя суббота перед Светлым Воскресением. И традиция отмечать праздник основана на одной интересной истории, случившейся со Христом незадолго до его земной смерти.

Спаситель, как известно, был распят в Иерусалиме. Туда он и отправился за несколько месяцев до гибели. Сначала Иисус решил остановиться в местечке Вифания. Там жили его хорошие приятельницы, с которыми он был знаком очень давно – сестры Мария и Марфа. С ними долгое время дружил и Лазарь. Вот только за несколько дней до посещения Вифании Спасителю еще в пути стало известно, что его старый друг тяжело болен.

В такой ситуации каждый человек испытает чувство скорби, да и Христос сильно опечалился и устремился навстречу Лазарю, чтобы как можно скорее встретиться с ним. И в этот момент к нему навстречу выходят те самые сестры и говорят, что приятель их скончался 4 дня тому назад. Спаситель прослезился, однако сказал опешившим ученикам, которые сопровождали его: «Не умер, но уснул». Конечно, никто и представить себе не мог, что произойдет потом.

Христос направился к гробнице, велел убрать камень от входа. Его пытались отговорить, ведь к чему тревожить покойного? Да и что приятного можно увидеть по ту сторону входа? Но просьбу его выполнили. После чего Господь велел Лазарю просто выйти из гробницы – и в тот же момент воскресший человек, обмотанный погребальными пеленами, как ни в чем не бывало, стоял перед шокированной толпой (11 глава Евангелия от Иоанна).

С тех пор на протяжении многих веков верующие соблюдают интересную традицию: в 6 день 6 недели Великого поста они отмечают Лазареву (Лазаревскую) субботу. День также называют Лазаревым воскресением, подчеркивая тем самым, что практически через неделю наступит Воскресение Господне – т.е. праздник Светлой Пасхи. А самого воскресшего нередко именуют Лазарь Четверодневный, ведь по преданию он пролежал в могиле ровно 4 дня, и только потом Господь оживил своего друга.

Что можно делать в Лазареву субботу

Если говорить напрямую о том, что такое Лазарева суббота в православии, да и вообще в христианской традиции, то можно сказать, что это весьма памятная дата. Она служит предпосылкой великого события – Воскресения Христа. В тропаре (главном песнопении дня) есть слова:

Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря.

Это означает, что воскрешение Лазаря было сотворено ради уверения людей во всеобщем воскресении из мертвых.

Поэтому считается особенно важным помолиться о своем здоровье, исцелении родных и близких от каких-либо недугов. Верующие люди всегда стремятся отправиться в церковь – в такой особой обстановке гораздо легче прочувствовать светлые волны и настроиться на встречу Пасхи, которая состоится совсем скоро – через неделю.

Что можно кушать в Лазареву субботу

А еще не надо забывать о том, что значит Лазарева суббота с точки зрения Великого поста, который продолжается и в этот день. Традиционные ограничения, связанные с приемом мясной пищи (нельзя вкушать скоромное), сохраняются.

Однако в Лазареву субботу разрешено кушать рыбную икру (до 100 г), растительное масло и вино. Допускается и горячая пища, прошедшая тепловую обработку (вареная, печеная и т.п.), с растительным маслом и вином (одна чаша 200 г) два раза в день. Вино — чистое виноградное, без спирта и сахара, преимущественно разведенное горячей водой. Вместе с тем, весьма похвально будет воздержание от вина.

В Лазаревскую субботу можно насладиться гречневыми блинами и кашей, а также блюдами из гороха. Считается, что если эти продукты будут на столе, то урожай гречихи и бобовых культур будет богатым.

Как известно, на следующий день после Лазаревской субботы наступит Вербное воскресенье. А ведь подготовка к торжеству не менее приятна, чем сам светлый день праздника. Вот и на Руси именно в день субботы Лазаря делали брагу, пекли блины, варили каши (гречневую, манну, тыквенную).

Обряды Лазаревской субботы

Православными считают себя не только многие россияне, но и народы других стран. И они также считают долгом знать о том, что означает Лазарева суббота, и как правильно провести этот необычный день. Вот несколько интересных традиций, которые дошли и до наших дней:

1. У болгар, а также гагаузов (народ, проживающий на территории современной Молдавии), принято проводить лазарование. Это очень красивый и по-своему милый обряд: маленькие девочки (7-12 лет) красиво наряжаются и ходят по соседям, напевая лазарские песни. Они берут с собой корзину, в которую хозяев дома щедро кладут еду. Во многом это напоминает наши традиционные колядки.
2. А вот на Кипре, где почти всегда светит солнце, можно найти много пальмовых ветвей (вместо них мы используем вербы). Их срывают и несут по всему городу. Причем жители организуют целую процессию, возглавляет которую маленький мальчик – он олицетворяет Лазаря. В богослужениях в храмах обязательно принимает участие множество детей – в эту субботу они работают почти на равных со священнослужителями.
3. В Греции же до сих пор выпекают специальное печенье, которое называют лазарчики. Оно изготавливается из сдобного пряного теста и напоминает маленьких человечков, завернутых в пелены – т.е. олицетворяет воскресшего Лазаря. Аромат пряной выпечки наполняет дома, что, несомненно, создает интересную атмосферу такого светлого праздника, как Лазарева суббота.

Приметы Лазаревой субботы

В Лазареву субботу издавна существуют и проверенные временем народные приметы:

• Так, жители деревень и сел традиционно наблюдают за поведением змей и ящериц. Считается, что если в этот день гадюки и прочие холоднокровные массово покидают свои норы и гнезда, то пришло настоящее тепло и весна. А поэтому — скоро можно сеять зерно и выходить на огород.
• Некоторые считают, что именно в Лазареву субботу хорошо посеять горох, и тогда урожай будет на славу.
• А если в этот день держать в левой руке вербовую веточку, прочитать «Отче наш», а правой рукой перекреститься и попросить у Бога финансового благополучия, то совсем скоро в семье появятся деньги и улучшится материальное положение.

Что нельзя делать в Лазареву субботу

В связи с праздником Лазаревой субботы часто задают вопросы, что нельзя делать в этот день, можно ли работать, что можно выполнять по дому и т.п.

Церковь не описывает какие-то конкретные ограничения в повседневных делах. Исключение — только требования к посту, который продолжается и в этот день.

Однако в народных традициях существует представление о том, что крайне нежелательно и нельзя делать в Лазареву субботу:

• убираться по дому, делать генеральную уборку, наводить порядок;
• заниматься рукоделием, стирать, гладить;
• мыться;
• предаваться веселью, петь и танцевать, ходить на вечеринки;
• заниматься тяжелым физическим трудом, работой в огороде, строительством и ремонтом;
• вообще отвлекаться на что-то мирское, что можно и оставить на потом (например, ходить по магазинам, салонам красоты и т.п.).
• и конечно, не деритесь, не ссорьтесь и не отказывайте людям в их просьбе;
• также не принято праздновать торжество, в том числе свадьбу и дни рождения, заниматься сексом.

Конечно, интуитивно понятно, что чем ближе Пасха, тем сильнее ощущение того, что и правда мы приближаемся к необыкновенному дню. А точнее – к чудесным дням. Ведь Пасха представляет собой не только основное торжество, проходящее в воскресенье, но и целую череду памятных дат. К ним относится и воспоминание о том великом чуде, что сотворил Господь.

Его поступок имеет символическое значение: прежде всего, Христос явил народу свою силу. И к тому же он показал всем нам, что смерть побеждена. А значит, любая наша проблема гораздо слабее светлых небесных сил.

Понятно, что в такой день хорошо побывать в церкви – для этого почти всегда можно найти время. А также вспомнить об описанной истории, прочитав Библию. Можно и нужно помолиться о своем здоровье, а также о здравии близких людей.

Конечно, жизнь порой меняет наши планы. Каждый человек может поступать по своей совести и исходя из реально сложившейся ситуации. Однако забывать о великом чуде Господа в день Лазаревой субботы тоже не стоит. Тем более в преддверии пасхальных торжеств.

Время смерти близкого человека обычно наполняет скорбью сердца знавших его людей. Скорбь разлуки с почившим может быть утолена лишь молитвой о нем. Христиане веруют, что жизнь со смертью не кончается, что смерть тела не есть смерть души, что душа бессмертна .

Трогательные обряды, совершаемые Православной Церковью над умершим христианином, - не просто торжественные церемонии, зачастую изобретаемые человеческим тщеславием и ничего не говорящие ни уму, ни сердцу. Напротив, они имеют глубокий смысл и значение , поскольку основаны на откровениях святой веры, которые завещаны Самим Господом, известных еще от апостолов - учеников и последователей Иисуса Христа.

Погребальные обряды не просто несут утешение, но служат символами, в которых выражается мысль о всеобщем воскресении и будущей бессмертной жизни . Суть православного обряда погребения заключается в воззрении Церкви на тело как на освященный благодатью храм души , на жизнь настоящую - как на время приготовления к жизни будущей и на смерть - как на сон, по пробуждении от которого настанет жизнь вечная.

В период до Страшного суда – так как окончательная участь души еще не определена , за нее возможна молитва Господу . И нам дана власть просить Господа о том, что не противоречит Его воле: «О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам» (Евангелие от Иоанна, глава 16, стих 23). Молитва за умерших существовала еще в Ветхом Завете, за них приносились жертвы (2-я Книга Маккавеев, глава 12, стих 42-45).

Польза от молитвы за умерших – в том. что если человек при жизни и грешил, но все же пытался бороться со страстями, и умерев, попал в ад, молитва может ему помочь, так как «Бог же не есть [Бог] мертвых, но живых, ибо у Него все живы» (Евангелие от Луки, глава 20, стих 38). После смерти душа человека уже не может ничего изменить, все ее надежды на оставшихся на земле . Есть благочестивое предание о том, что в родительские субботы души даже самых закоренелых грешников получают утешение и радость.

Молитву о собратиях живых и усопших Святая Церковь считает необходимой, неотделимой частью как общественного богослужения, так и келейного, домашнего правила. Она сама дает соответствующие молитвословия и устанавливает чины их.

Поэтому молитва за усопшего - священная обязанность каждого христианина . Большая награда и большое утешение ожидает того, кто своими молитвами поможет усопшему ближнему получить прощение грехов. Ибо Всеблагой Господь это деяние вменяет в праведность и потому, в первую очередь, возлагает милость на тех, кто творит милость, а потом и на души, по отношению которых эта милость была проявлена. Тех, кто поминает усопших, помянет и Господь, помянут и люди по отходе из мира.

Еще во время исхода души от тела – если такая возможность есть нужно прочитать Канон на разлучение души от тела . Как пишет святитель Афанасий (Сахаров), «Церковь, имевшая попечение о каждом православном с момента его рождения не может оставить его и в этот последний страшный час… от лица человека, с душою разлучающегося и не могущего глаголати, глаголем Канон молебный ко Господу Богу нашему Иисусу Христу и пречистой Богородице, Матери Господней. Уста умирающего молчат и язык не глаголет, но сердце вещает».

После того как человек умирает (еще до отпевания) – сразу читается Канон по отшествии души от тела .

Перед положением во гроб тело усопшего омывается водой из чувства любви и уважения к нему, а также в знак в знак духовной чистоты и непрочности жизни умершего и из желания, чтобы он чистым предстал пред Богом после воскресения. Основанием для этого обычая служит пример Иисуса Христа, тело Которого после снятия с Креста было омыто. По традиции омовение совершается под пение Трисвятого .

По омовении тело усопшего одевается в новые чистые одежды , которые указывают на обновление тела по воскресении, что усопший приготовился предстать на суд Божий и желает остаться на этом суде чистым.

Гроб, перед положением в него тела, окропляется святой водой – как дом, где тело усопшего будет обитать до Второго пришествия Христова и воскресения. «И как при освящении нового дома окропляется не только дом, но и имевшие обитать в нем, так и здесь окропляется и самый гроб совне и изнутри, и влагаемое в него тело усопшего» — пишет святитель Афанасий (Сахаров).

Омытый и облаченный умерший полагается в гроб лицом вверх, с закрытыми глазами, как спящий, с сомкнутыми устами, как умолкший, и руками, сложенными на груди крестообразно (правая поверх левой) в знак того, что усопший верит в Христа распятого, воскресшего и вознесшегося на небеса и могущего воскресить умершего. На усопшем обязательно должен быть нательный крестик .

На тело и гроб возлагается светлый церковный покров в знамение того, что «усопший верен, свят, и находится под покровом Христовым» — по слову св. Симеона Солунского.

На сложенные на груди руки усопшего поверх покрова кладется крест или икона Спасителя так, чтобы изображение было повернуто к лицу покойного.

На лоб умершего кладется бумажный венчик с изображением Господа Иисуса Христа, Богородицы и св. Иоанна Предтечи со словами Трисвятого в знак принадлежности усопшего к числу сынов Церкви Христовой и верности ей до конца. Усопший символически украшается венцом, как человек, боровшийся с плотью, миром и диаволом и с честью оставивший поле подвига.

По положении тела во гроб над усопшим следует начать читать Псалтирь с соответствующими заупокойными молитвами. Чтение Псалтири над гробом усопшего – обычай очень древний, пришедший их первых веков христианства.

Именно Псалтирь отображает все многообразие движений души, живо сочувствует и нашей радости, и нашей скорби, приносит утешение и ободрение. Чтение Псалтири над гробом – приносит душам усопших великое утешение как чтение Слова Божия и как свидетельство памяти о них близких. Это чтение и принимается Богом как приятная жертва для очищения грехов поминаемых.

Чтение Псалтири над гробом усопшего продолжается плоть до погребения на 3-й день по кончине (с перерывами на время служения панихид, если таковые служатся при гробе), — все то время, пока усопший находится дома.

В 3-й день , перед погребением совершается отпевание . Отпевание приято совершать обязательно в храме . Домашнее отпевание допустимо лишь в крайних ситуациях, при полном отсутствии возможности совершить его в храме.

Перед выносом гроба с телом покойного из дома – по обычаю принято петь Трисвятое . Трисвтое также поется во время внесения гроба в храм для отпевания.

Если похороны проводятся по православным обычаям, то следуя им не нужно использовать венки из мертвых цветов и тем более музыку . Вместо музыки душа должна слышать только: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй нас!».

Цветы же и венки у гроба – должны быть только из живых цветов, как символа жизни.

В храме гроб с телом покойного устанавливают с открытым лицом, обращенным к востоку (ногами в сторону алтаря). Вокруг гроба с 4-х сторон зажигаются свечи в ознаменование того, что усопший, окончив земную жизнь, переходит в страну невечернего света, где сияет Солнце Правды – Иисус Христос, и где праведники «просветятся, как солнце».

Вокруг гроба встают родственники и близкие покойного – тоже со свечами, в знак светлости нашей веры, пламенной молитвы о усопшем ко Господу, во свидетельство пожелания душе усопшего пребывать в вечности с Богом.

По преданиям святых отцов и по духовной практике Св. Церкви, душа усопшего без отпевания не имеет упокоения. Поэтому совершение чина отпевания является очень важным для нее. Вся Церковь, в лице священников и молящихся, просит Господа по Его великой милости простить все прегрешения усопшего и дать ему место упокоения в обителях райских .

«Совершая последнее богослужение у гроба скончавшегося православного христианина, Святая Церковь не только имеет в виду вознести моление о прощении грехов его, но и почтить усопшего собрата в этот исключительный для него день , когда он становится центром внимания всего Церковного собрания, как бы своего рода юбиляр или именинник , в последний раз усладить отходящего торжественною и умилительною службою в храме, где преждемногажды вкупе свидохомся… и вкупе пояхом» — пишет об отпевании святитель Афанасий (Сахаров).

В конце отпевания священником читается разрешительная молитва . В этой молитве священник не только просит о прощении души усопшего, но и молит Господа о снятии любого проклятия, тяготеющего над душой предаваемого земле человека. Произносится последнее слово прощения и совершенного примирения.

После прочтения разрешительная молитва в виде свитка вкладывается в руку усопшего в ознаменование того, что он с этим рукописанием предстанет на Страшный суд Христов и заявит о своем Православии, о союзе с Церковью, о прощении ему всех вольных и невольных прегрешений. Влагать молитву в руку покойного – обычай чисто русский, но он освящен более чем 900-летним преданием.

Заканчивается отпевание прощанием с усопшим , иначе называемым «последним целованием », совершаемым под пение заупокойных стихир «Приидите, братие, последнее целование дадим умершему…». «Это такие трогательные и умилительные стихиры, что если даже их прочитать со вниманием один раз, трудно будет с легким сердцем опустить их в другой» — пишет святитель Афанасий (Сахаров).

Целование усопшему дается как знак любви и почтения к телу, как истинному храму Божию, в котором усопшему должно будет предстать вновь после воскресения, а также в знак единения живых и мертвых. При прощании принято целовать венчик, положенный на лоб покойного и прикладываться к иконе в его руках. Крестятся при этом на икону.

После прощания икону из рук умершего можно взять домой, а можно оставить в храме. В гробу икону не оставляют.

Затем тело усопшего уже окончательно полностью закрывается покрывалом.

Перед закрытием гроба священник крестообразно посыпает землю на закрытое покрывалом тело со словами: «Господня земля, и исполнение ея вселенная и вси жувущии в ней», как бы возвращая земле то, что она уступила нам, когда Господь из земли создавал праотца нашего Адама.

Если прощание совершается не в храме, а у могилы перед погребением, то землю берут родственники покойного и посыпают ею тело усопшего после прощания уже у могилы.

После посыпания землей лицо усопшего уже не открывается (однако если это случилось – то не произошло ничего страшного).

Вынос гроба из храма после отпевания и перенесение его к могиле также сопровождается пением Трисвятого .

Погребается усопший лицом, смотрящим к востоку (т. е. головой к западу) – туда, куда он всю жизнь обращался с молитвой.

Засыпать могилу землей принято под пение тропарей «Со духи праведных …».

Еще из глубокой дохристианской древности идет обычай отмечать место погребения устройством над ним холма , большого или малого.

После погребения на западе могилы в ногах усопшего ставится крест – символ победы над смертью, в знак того, что по всеобщем воскресении, восстав, усопший будет готов взять с собой крест в доказательство своего звания христианина, которое он носил на земле.

Крест может быть самый простой – деревянный или металлический. Шикарные памятники на могилах совсем не обязательны и ничего не приносят покойному.

По Уставу Церкви нельзя совершать православные обряды погребения и церковного поминовения людей некрещеных , так как некрещеные не получили прощения грехов у Бога в Таинстве Крещения: «Кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Евангелие от Иоанна, глава 3, стих 5).

Так же – не принято молиться о крещеных, но отрекшихся от веры (еретиков), которые при жизни относились к Церкви с насмешкой, враждой, или, считаясь православными, увлеклись восточными религиями . Раньше таких людей отлучали от Церкви (провозглашали анафему) - ныне такое делается очень редко, но эти людиотлучили себя от Церкви сами . Церковь молится лишь за тех, кто признает Православную Церковь за Церковь истинную.

Не совершается церковное отпевание самоубийц (за исключением случаев невменяемости).

Если человек не соединился с Церковью при жизни – молитва Церкви о нем после смерти, даже если будет таковая совершена – будет просто безполезна . Бог не может насильно привлечь к Себе человеческую душу.

Поминовение тех, кого нельзя поминать на церковном богослужении по благословению отца духовного может совершаться родственниками усопшего дома, на домашней молитве . Например, св. Феодор Студит, не допуская открытого поминовения на литургии усопших еретиков-иконоборцев, находил возможным для близких их поминовение тайное: “разве только каждый в душе своей молится за таких и творит за них милостыню”.

Православные верующие не забывают своих усопших близких и после похорон. Поминовение усопших – это хранение памяти о них. Причем это – не просто память, но память, соединенная с молитвой, то есть – молитвенная память .

Поминовение бывает двух видов – церковное (в храме) , совершаемое на проскомидии во время Божественной Литургии и на панихидах, и домашнее (келейное) , при чтении утренних молитв, при чтении Псалтири и Евангелия. Поминовение должно быть, по возможности, ежедневным.

Конечно, наиболее предпочтительным является – церковное поминовение . И при этом главным является – именно поминовение усопшего за Божественной Литургией , на проскомидии, поскольку выше Литургии ничего на земле нет.

Заказываемые за усопшего сорокоусты – это то же самое поминовение за Божественной Литургией, — в течении 40 дней подряд (или полугода, или 1 года – в зависимости от того, на какой срок сделан заказ)

Также в храме служатся панихиды и литии (сокращенный чин панихиды).

В некоторых монастырях существует еще один вид поминовения усопших – при чтении неусыпаемой Псалтири , которая читается круглосуточно с поминовением имен.

Кроме этого существуют и особые, установленные Церковью, дни поминовения усопших .

Особые дни молитвы о усопших – это 3-й , 9-й и 40-й дни по кончине. Особое значение именно этих дней в жизни души следующее:

3-й день – это день, когда душа возносится ангелами для первого поклонения Богу . В этот же день душа проходит и мытарства на пути к Престолу Божию.

По преданию апостольскому поминовение в 3-й день совершается еще и потому, что скончавшийся крещен был во имя Отца и Сына и Святого Духа, Бога, единого в Троице .

Также – в подтверждение того, что усопший сохранил три богословских (евангельских) добродетели, являющиеся основанием нашего спасения – веру, надежду и любовь .

И – потому что существо его имело тройственную природу – дух, душу и тело , которые согрешают вместе и потому при переходе человека в загробный мир – все три требуют очищения от грехов.

9-й день – это день, когда по рассмотрении в продолжение шести дней всех радостей праведных в раю, душа опять возносится ангелами на поклонение Богу .

По преданию апостольскому, молитвы в этот день совершаются и ради того, чтобы душа усопшего удостоилась быть причтенной к лику святых молитвами и предстательством девяти Ангельских чинов .

40-й день имеет для души усопшего человека важнейшее значение . В этот день после обозрения мучений грешных в аду душа опять возносится и приводится напоклонение к Богу , Который и совершает здесь над ней Частный суд . На этом Частном суде определяется участь души в загробном мире вплоть до всеобщего воскресения по плоти, после которого произойдет уже окончательный – Страшный суд.

Поминать усопших в 40-й день – обычай очень древний. Еще в Ветхозаветной Церкви оплакивать усопших полагалось 40 дней. Святой Симеон Солунский пишет: «Сорокоусты совершаются в воспоминание Вознесения Господня , случившегося на сороковой день после Воскресения, и с той целью, чтобы умерший, востав от гроба, вознесся в сретение Господу, был восхищен на облацех, и тако был всегда с Господом».

Прочие поминовения – 1 год , и последующие со дня смерти – совершаются в память того, что день смерти христианина – не конец его жизни, но – это есть День рождения его для Новой, Лучшей жизни. Празднуя второе рождение христианина для Неба, мы умоляем милосердие Божие, чтобы Он воздал им вожделенное отечество в вечное наследие и сотворил их жителями Рая.

Кроме этих дней Церковь издревле включила в состав общего богослужения дни общего поминовения всех усопших христиан, называемые родительскими . К ним относятся:

Вселенская мясопустная родительская суббота – суббота перед началом масленицы;

Субботы 2-й, 3-й, 4-й седмиц (недель) Великого поста ;

Радоница – вторник второй седмины (недели) после Пасхи (10-й день после Пасхи);

Троицкая вселенская родительская суббота – суббота перед праздником Святой Троицы (Пятидесятницы);

Димитриевская родительская суббота – суббота перед днем памяти св. великомученика Димитрия Солунского 8 ноября/26 октября.

Наиболее важные из них – 2 Вселенские родительские субботы (Мясопустная и Троицкая ) были установлена с первых веков христианства. В эти дни Церковь поминает всех усопших, начиная от Адама и до ныне умерших.

С эти субботы непременно совершается вся служба заупокой, весьма умилительная и трогательная, исключительная по своему содержанию, нарочито только для этих двух дней составленная.

Мясопустная суббота совершается в память того, что следующее за ней воскресенье посвящено воспоминанию Страшного суда Христова , и Церковь молится о всех усопших, чтобы Господь явил им милость на этом всемирном испытании.

Троицкая суббота совершается перед Пятидесятницей, когда на Апостолов сошел Дух Святой. И Церковь молится в этот день, чтобы спасительная благодать Святого Духа омыла согрешения прежде отшедших отец и братий наших.

Три субботы в Великом посте совершаются ради молитвенного соединения в любви и мире живых с умершими в период поста – времени духовного подвига, покаяния и молитвы.

Кроме того эти субботы выделены для молитвы о усопших по той причине, что в течении всех седмиц (недель) Великого поста полная Литургия не совершается и поминовения усопших за Литургией не бывает (кроме суббот и воскресений). И в дни совершения полной Литургии Иоанна Златоуста – в субботы принято молиться для пользы усопших и для утешения скорбящих. Это – как бы возмещение не могущего быть в будничные дни поста литургического поминовения.

Радоница – это первый день, когда после Пасхи по уставу разрешается обычное ежедневное поминовение усопших. В этот день верующие как бы поздравляют своих усопших близких с праздником Воскресения Христова, делясь с ними этой радостной вестью – отсюда и название этого дня.

И как дни особого поминовения усопших воинов – выделены 9 мая (воины, погибшие в Великую Отечественную войну), и Димитриевская суббота (воины, погибшие на Куликовом поле; впоследствии в этот день соединилось и поминовение всех воинов вообще, а еще позднее – и вообще всех усопших Православных христиан).

Поминовение всех пострадавших в годину гонений за веру Христову – совершается в день празднования памяти Собора Новомучеников и исповедников Российских – 7 февраля/25 января или в ближайшее воскресение после него.

Кроме того, каждая вообще суббота , среди остальных дней седмицы является по преимуществу днем поминовения усопших. «Субботу, день покоя, «седьмый день… егоже древле Господь благословил… упокоение от дел, в онь же почи… и Единородный Сын Божий… плотию субботствовав», избрала Святая Церковь преимущественно для воспоминания всех Ее чад, почивших от земных трудов, как тех, кого Она имеет в числе своих святых молитвенников, так и всех остальных, хотя и грешных, но в вере поживших и в надежде воскресения скончавшихся» — пишет святитель Афанасий (Сахаров).

Следует также знать, что в определенные дни поминовение усопших не совершается , и в Церкви отлагаются все заупокойные поминовения (заупокойные ектинии и панихиды), а в некоторые дни (в Великий Пост) – отменяется и литургическое поминовение усопших.

Всегда, когда совершается полная Литургия, на проскомидии в алтаре совершается и поминовение усопших. Но гласное поминовение (на ектениях) и служение панихид в некоторые дни отменяется . Это:

Двунадесятые и великие праздники;

суббота Лазарева,

Страстная седмица (особо – Великий Четверток и Великая Суббота);

День Святой Пасхи;

дни от Святой Пасхи до Радоницы;

среда Преполовения Пятидесятницы;

отдание Пасхи;

понедельник Святого Духа;

Особый порядок поминовения усопших установлен в течении Великого поста .

В это время с понедельника по пятницу – или Литургия вообще не служится, или – служится Литургия Преждеосвященных Даров без проскомидии и заупокойной ектинии. Следовательно – литургического поминовения усопших (как и живых) – нет .

В течении этого времени поминовение усопших осуществляется лишь на утренней литии после окончания богослужения.

Панихиды в эти дни также не совершаются .

Полная Литургия в Великий пост с поминовением усопших на проскомидии совершается только два раза в неделю – в субботу и в воскресенье .

Но в воскресные дни Великого поста служится Литургия св. Василия Великого, на которой отсутствует заупокойная ектения, гласное поминовение усопших и панихиды также не совершаются .

Таким образом, единственные дни , когда в Великий пост совершается полное поминовение усопших – Литургическое на проскомидии, заупокойная ектения и служатся панихиды – это 1-я, 2-я, 3, и 4-я субботы Великого поста .

При этом 2-я, 3-я и 4-я субботы, как уже сказано выше – являются днями сугубого поминовения усопших.

Отпевание в Великий пост совершается в любой день .

Панихиды в Великий пост совершаются лишь вечером в пятницу накануне 1-й, 2-й, 3-й и 4-й суббот Великого поста и в сами эти субботы.

Исходя их всего этого, поминовение человека, скончавшегося в Великий пост, ни на 3-й, ни на 9-й день (если они приходятся на седмицу – с понедельника по пятницу), не бывает , но должно совершаться в две субботы, ближайшие ко дню кончины, независимо от того, будут ли эти субботы третьими или девятыми днями.

В одну из этих суббот может быть совершено поминовение и 40-го дня скончавшихся до начала поста.

Например, если человек умер в понедельник, то панихиду 3-го дня совершают не в среду, а в следующую на этой неделе субботу, а панихиду 9-го дня – не во вторник грядущей недели, но опять – в следующую субботу. В эти же дни собирают и поминальную трапезу.

Если человек умер во время Страстной седмицы , то новопреставленного можно отпевать и на Страстной, но кроме Великого Пятка.

Все же поминовения (и Литургическое, и панихида, и поминальная трапеза) 3-го, 9-го и 40-го дня, случившиеся начиная с Лазаревой субботы, и на Страстной седмице, переносятся на Радоницу .

Если человек умер на Светлой седмице (от дня Святой Пасхи до субботы Светлой седмицы включительно), то вместо Канона на исход души от тела – читают Пасхальный канон .

Вместо Псалтири над гробом усопшего на Светлой седмице читают Деяния святых апостолов .

Существует также и особый чин Пасхального отпевания .

Пение Трисвятого при перенесении тела усопшего заменяется пением «Христос воскресе… » или Пасхальных стихир .

Поминовения 9-го и 40-го дня, случившиеся на Светлой седмице, переносятся на Радоницу .

К сожалению, от советского времени, когда встретить Пасху в храме было затруднительно из-за гонений и отсутствия храмов, и люди ради молитвы в этот праздник собирались хотя бы на кладбище, до наших дней дошел совершенно неправильный обычай посещения кладбищ на Пасху . Пасха – день исключительной духовной радости, и именно поэтому в этот день Церковь отменяет все заупокойные молитвословия. И посещать кладбища в этот день – это традиция, противоречащая Православной духовности.

Первое посещение кладбищ после Великого поста Церковью благословляется совершать только на Радоницу.

Следует знать, что в дни поминовения усопших надо прежде всего посетить храм , заказать заупокойные поминовения (проскомидию и панихиду), самому вознести молитву Богу о упокоении близкого нам человека – и дома и в храме (не ограничившись лишь заказом поминовений), по возможности – посетить кладбище и лишь потом садиться за поминальный стол .

Добавим, что стол этот должен быть – без спиртного , ибо в наше время почти повсеместно поминают усопших водкой, что является в корне не правильным и не принося им никакой пользы, наоборот – огорчает их и усиливает их страдания.

Если же (как это очень стало встречается), оставив церковное поминовение, ограничиться лишь поминальным столом, потратив все свои силы только на устройство этого стола, то никакой пользы душе усопшего принесено не будет.

Присутствующие, вкушая на трапезе, поминают усопших сродников, для которых и готовится эта трапеза. Сама трапеза является милостыней , творимой за усопших родственников, потому что те расходы, пошедшие на нее, это и есть жертва.

Перед трапезой следует совершить литию - краткий чин панихиды, который может быть совершен и мирянином. В крайнем случае нужно хотя бы прочитать 90-й псалом и молитву «Отче наш». Первым блюдом, которое вкушается на поминках, является кутья (коливо). Это отваренные зерна крупы (пшеницы или риса) с медом и изюмом. Зерна служат символом воскресения, а мед - сладости, которой наслаждаются праведники в Царстве Божием. По уставу, кутья должна освящаться особым чином во время панихиды; если нет такой возможности, то надо окропить ее святой водой.

Кроме молитвы за усопших – церковной и домашней – еще один действенный способ поминовения их и облегчения загробной участи составляет милостыня , совершаемая нами в их память или от их имени.

«Молитва, милостыня принадлежат к делам милосердия, к делам благотворительности… Молитва за усопшего с милостынею, от имени его творимая умилостивляет Господа Иисуса Христа, который радуется делам милости, творимым как бы от лица самого умершего .

Милостыня принадлежит почившему. Обычай раздавать милостыню бедным при погребении умершего ведет начало из глубокой древности , значение милостыни было известно еще в Ветхом Завете» — пишет монах Митрофан в книге «Загробная жизнь».

Бывают случаи трагической смерти, когда невозможно найти тело погибшего или когда человек пропадает без вести и родные узнают о его смерти через много лет. Тело человека, утонувшего при кораблекрушении, погибшего на войне или в результате авиакатастрофы, при террористическом акте, далеко не всегда может быть найдено и опознано. В XX веке в России часто бывало невозможно совершить последование отпевания над телом умершего по причине отсутствия храмов и священников или по причине бывших гонений на Церковь и преследования верующих.

В таких случаях появилась традиция совершать так называемое заочное отпевание . Но допустимо оно только в случае крайней нужды и действительной необходимости, а не по лености и нерадению родственников умершего и не потому, что «так проще». Это противоречило бы нашему благочестию, послушанию Святой Церкви и нашей любви к почившему.

К сожалению, с погребением усопших связано у нас очень много распространенных даже в Православной среде суеверий и языческих и магических обрядов .

Наиболее распространенное суеверие – завешивание зеркал в доме во время нахождения там усопшего (якобы кто увидит себя в этом зеркале – скоро умрет, или душа, увидев себя, испугается, или чтобы в зеркале не явилась душа, напугав родственников, или еще какие-то до смешного странные объяснения) – абсолютно абсурдный обычай, получивший, увы, повсеместное распространение.

Омовение усопшего иногда вместо пения Трисвятого – иногда сопровождается разными языческими репликами типа «Давай, помогай», и проч.

Рядом с гробом ставится стакан с водой (а то иногда и водкой!) с ломтем хлеба – «перекусить» душе!…

В гроб иногда кладут совершенно лишние вещи – например, носовой платок, хлеб, деньги, и т.п. (вспоминается египетский фараон в пирамиде со своими колесницами и рабами…).

Бывает, что бросают деньги в могилу , чтобы «выкупить усопшего».

Создали абсолютно ни с чем не связанный запрет родственникам нести гроб усопшего, хотя по церковным правилам гроб должны нести именно родственники и друзья.

Существует также поверье, что до сорокового дня нельзя ничего отдавать из вещей умершего , хотя именно в это время он наоборот, нуждается в обильной молитве и милостыне.

В дремучее суеверие превратилось и отношение к той земле , которую принято крестообразно посыпать на тело усопшего. Ради этой «земельки» иногда только и приходят в храм, если человек не был почему-либо отпет ранее, и забывая об отпевании говорят одно – «Дайте земельку»…

Вместо заупокойных молитв и пожелания «Царство ему Небесное » или «Вечной памяти » — родные и близкие часто желают умершему, чтобы «земля ему была пухом », — и это начиная от кладбища и до поминок…

Все эти обряды и суеверия, конечно же, абсолютно неприемлемы при погребении Православного человека. И надо стараться всеми силами не допускать их как нам самим, так и если видим, что это делают наши сродники и близкие люди – говорить им и убеждать отказаться от всего этого язычества.

Особо нужно сказать и о поминках . Часто к сожалению, они превращаются в наиболее тягостное и ужасное для усопшего действо, больше напоминающее языческие тризны. Начинается все с бутылок водки на столе. Количество спиртного на поминках может соперничать с количеством его на свадебных пиршествах. Этот постыдный для христиан и греховный обычай – поминания усопшего спиртным распространился до того, что даже православные на поминках берутся за рюмку… Все это приноситневыразимую скорбь новопреставленной душе, которой в эти дни выносится решение Божьего Суда, и которая жаждет особенно усердной молитвы к Богу.

Существует также суеверный обычай на запрет употребления ножей и вилок за поминальным столом – на столе остаются только ложки. Почему? Не понятно…

Часто на все 40 дней в красном углу ставят фотографию усопшего, а рядом с ней – опять та же самая рюмка с водкой , накрытая куском хлеба…

Не хочется об этом говорить, но – как часто можно видеть на кладбищах , что в дни поминовения усопших их родственники устраивают прямо на могилах или рядом с ними застолья , которые иначе как языческими тризнами не назовешь. Да еще – какое кощунство! – остатки водки или вина выливают прямо на могилы родных или оставляют на могилах покойников рюмки с водкой, еду…

«Что у нас творится на кладбищах! – восклицает наш современник, известный старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин). – На могилах, где стоят кресты!» «День поминовения усопших, — продолжает отец Иоанн, — это воистину черный день для наших усопших! Вместо молитвы, вместо свечей и курения ладана справляются на могилах в этот день настоящие языческие тризны. А наши усопшие на том свете горят огнем горести и жалости, как евангельский богач, который просил Господа сказать братьям, еще живым, что их ожидает по смерти. Если кто из вас справлял эти тризны и собирал на могиле застолицу, пойдите на кладбище и попросите прощения у своих усопших родных за ужасные страдания, которые вы принесли им своим неразумением, и никогда больше не делайте этого в святой день, когда Церковь по вашим запискам молится о упокоении наших усопших близких, не делайте этот день мучительнейшим для них. И просите у Господа прощения за неразумие свое». (Из книги архимандрита Иоанна (Крестьянкина) «Опыт построения исповеди»).