ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ГОРОДА МОСКВЫ ЦЕНТР ОБРАЗОВАНИЯ № 1499

СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО АДМИНИСТРАТИВНОГО ОКРУГА

РЕФЕРАТ

ДУЭЛЬ

В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

ученицы 9 класса «В»

Куприяновой Анастасии Андреевны

Научный руководитель

учитель русского языка и литературы

В.А. Голдаевская

Москва – 2011 г.

Введение. Обоснование выбора темы стр. 2 – 3

История дуэльных поединков стр. 4 – 7

Основная часть.

1. Функции дуэли в художественной литературе стр. 8

   Дуэль Гринёва и Швабрина стр. 9 – 12

   Дуэль Онегина и Ленского стр. 13 – 19

   Дуэль Печорина и Грушницкого стр. 20 – 26

Заключение стр. 27 – 32

Список использованной литературы стр. 33

ВВЕДЕНИЕ

Века уходят неотложно,
Дуэль исчезнет до конца.
И это к лучшему, возможно…
Но, Боже мой, как будет сложно,
Ах, Боже мой, как будет сложно
Призвать к ответу наглеца,
Призвать к ответу наглеца!

Песня Арамиса из к/ф

«Д Артаньян и три мушкетёра»

Мне нужно, чтобы моё имя и честь

были неприкосновенны во всех уголках России.

А.С. Пушкин

Тему своего реферата – «Дуэль в русской литературе» – я выбрала неслучайно. Жестокие (дикие, циничные?) нравы нашего времени заставляет обратить внимание на защиту чести и достоинства человека.

Честь... К сожалению, сегодня мы не слишком часто слышим это слово. Говорят, что оно утратило для людей XXI века своё истинное значение, превратившись в набор бессмысленных звуков. И хотя иногда мы произносим его, чаще – чтобы сделать эффектными высокопарные речи и придать им красоту и изысканность, но, увы, слишком редко задумываемся над тем глубоким смыслом, которое это слово обозначает. А ведь раньше, во времена доблестных рыцарей и прекрасных дам, предпочитали расстаться с жизнью, нежели потерять честь. Да что вспоминать о благородном короле Ричарде Львиное Сердце и его верном оруженосце Айвенго! Сто семьдесят лет назад А.С. Пушкин вышел к барьеру, чтобы защитить доброе имя (=достоинство) своей семьи, и погиб, но от своих слов: «И первый клад мой честь была » – не отступился…

Сегодня же в ответ на неприкрытое хамство мы слышим «дельные» советы: «Не связывайся! Себе дороже будет!» Получается, что можно оскорблять человека и не нести при этом справедливого наказания. Выходит, что можно безнаказанно втаптывать в грязь имена тех, кто не может в силу ряда причин постоять за себя и дать сдачи. Вот и наблюдаем мы ежедневно чудовищные картины нравственной деградации: женщинам в общественном транспорте не уступают место, старикам не помогают донести тяжёлые сумки, в ответ на справедливое замечание несётся поток сквернословия…

Когда я вижу подобные унизительные сцены, мне хочется крикнуть: «Вернись, благородное время!» Может быть, кто-то не поверит, но я действительно хочу, чтобы возродились дуэли. Наверное, только так можно «призвать к ответу наглеца »…

Конечно, не для меня одной незапятнанная честь является важнейшим достоинством человеческой души и составляет главную ценность человеческой жизни. Я хочу верить, что таких людей, для которых это слово исполнено глубокого смысла, в тысячу раз больше, чем тех, для кого оно потеряло цену.

Приступая к работе над рефератом, я поставила перед собой ряд задач:

Познакомиться со значением слова «дуэль».

Рассказать о дуэли как единственно возможном способе защиты оскорблённой чести и униженного достоинства.

Определить, опираясь на русскую классическую литературу, место дуэльных поединков в композиции произведений.

Выяснить, оказывает ли влияние дуэль на дальнейшую судьбу литературных героев.

Обозначить причины, по которым один из противников допускал сознательные нарушения в дуэли.

Доказать, что чувство чести не может устареть и не может быть заменено ни какие другие современные понятия.

ИСТОРИЯ ДУЭЛЬНЫХ ПОЕДИНКОВ

Наверняка, никто из нас не сдастся

И до последнего останется стоять,

Пока курок он может нажимать

И танцевать в священном боя танце…

Е.Евтушенко

Дуэль – одно из самых загадочных явлений русской жизни. Подобно французскому балету и итальянской опере она относится к таким заимствованиям, которые очень быстро стали русской национальной особенностью. История русской дуэли XVIII – XIX веков – это история человеческих трагедий, мучительных смертей, высоких порывов и нравственных падений.

Слово «дуэль », согласно В.И. Далю, имеет два значения:

Первое, широкое: «Единоборство, поединок ».

Второе, более узкое: «Условный поединок, с известными уже обрядами по вызову ».

Аналогичную трактовку этого слова мы находим в толковом словаре С.И. Ожегова: «…в дворянском обществе: вооружённая борьба двух противников в присутствии секундантов как способ защиты чести» ; и «борьба, состязание двух сторон» .

В своем изначальном, классическом понимании ДУЭЛЬ – это «происходящий по определённым правилам парный бой, имеющий целью восстановление чести, снятие с обиженного позорного пятна, нанесённого оскорблением…, играющий социально-знаковую роль ».

Известно, что в Россию дуэль как обычай пришла с Запада. Но и там она существовала не вечно. Время зарождения классической дуэли в Западной Европе можно отнести к эпохе позднего средневековья, примерно к XIV веку.

Дуэль имеет свою историю. Её истоки отыскивают в рыцарских турнирах, типичных для европейского средневековья; тогда рыцари затевали поединки ради демонстрации мужества и силы – и, как правило, во имя Прекрасной Дамы. Противники большей частью не испытывали друг к другу никакой вражды, мало того: они могли быть незнакомы между собой и могли выступать инкогнито, т.е. в масках. Победителя увенчивали наградой. Считалось, что победа одерживается не силой оружия, а могуществом правды: сам Бог осуждает виновного и помогает правому. Поражение лишь служило решающим доказательством вины и предполагало дальнейшее наказание в соответствии с тяжестью содеянного. Имя побеждённого покрывалось позором и бесчестьем. С течением времени рыцарство утратило свой авторитет, но обычай открытого поединка сохранился, хотя функция его изменилась.

Считается, что родина дуэли – Италия. Для молодых знатных итальянцев средством отмщения мнимых и настоящих обид всё чаще становился бой с оружием в руках, правила которого были весьма далеки от рыцарских. Итальянцы называли его «поединком в кустарнике» или «схваткой хищников». Первое название указывало на уединенность места, где происходило «выяснение отношений». Второе название отражает суть такого боя: драться до смерти и без пощады. Противники встречались без свидетелей. Никакого защитного снаряжения не предусматривалось: дуэлянты вооружались лишь шпагой и «дагой» (кинжалом для второй руки). Впрочем, не возбранялось и обматывать руку плащом, чтобы защищаться от рубящих ударов.

Особенно широко дуэль распространилась во Франции в период гражданских войн и Фронды. Дуэль быстро вошла в моду как в столице, так и в провинции. Дрались все – от профессиональных солдат-простолюдинов и студентов университетов до дворян и титулованных особ. Участие в поединке стали считать хорошим тоном, для молодых дворян он стал своего рода экстремальным спортом, опасным развлечением, способом обратить на себя внимание. Французы привнесли в поединок новшества, в том числе участие секундантов. Те, с одной стороны, следили за соблюдением правил, но могли и вмешаться в столкновение. Ссора двух заносчивых дворян по пустяковому поводу могла теперь перерасти в настоящее сражение, в котором иногда участвовало по дюжине человек с каждой стороны. Только за 20 лет правления Генриха IV (1589-1610) на дуэлях, по подсчётам современников, погибло от 8 до 12 тысяч французских дворян. За это же время участникам столкновений было выдано 7 тысяч королевских «прощений».

Мотивы и поводы для дуэли

Если дворянин считал, что его чести или чести его близких нанесено оскорбление, то он мог послать обидчику письменный вызов (картель) либо передать его устно: как лично, так и через секунданта. Повод для вызова мог быть также самым незначительным - «уместиться на лапке мухи », как писали современники о дуэли барона Луи де Клермон де Амбуаз де Бюсси. Однажды он дрался, поспорив о форме узора на шторах. А Франсуа де Монморанси-Бутвиль вызвал человека на дуэль только за то, что одна дама назвала того более ловким, чем он. Дрались из-за места в церкви, на балу или королевском приёме, поспорив, чья охотничья собака лучше, чьи земли плодороднее. Честь дамы, например, следовало отстаивать всегда. Формальным поводом для дуэли, как правило, служило обвинение во лжи.

Дуэльные правила

Чётких дуэльных правил не существовало, да и не могло существовать, т.к. дуэли были запрещены законом. Первые дуэльные правила не особо ограничивали противников. Они допускали использование бросков и захватов, удары ногами и руками, – словом, весь арсенал уличной драки. Впрочем, крайне подлым считалось бросать в глаза противнику землю или засыпать ему рот песком.

Постепенно дворянские представления о благородстве проникли и в дуэльный кодекс. Теперь победа могла достигаться только посредством оружия, поскольку удар «голой рукой» бесчестил дворянина. Знати не пристало драться «как каким-то мужланам». Безусловно, запрещался захват чужого оружия. Если картель передавал друг вызывающего на дуэль, то он становился секундантом. Допускалось и его участие в поединке. Одновременно он являлся гарантом чести вызвавшего на дуэль, т.е. ручался, что в указанном месте ждет дуэль, а не засада. Поэтому, если вызов передавался через лакея или слугу, получивший его имел полное право или отказаться от поединка, или самому назначить его место.

Дуэль в России

Предположительно первой дуэлью в России можно считать поединок, состоявшийся в 1666 году в Москве между двумя наёмными иностранными офицерами – шотландцем Патриком Гордоном (впоследствии петровским генералом) и англичанином майором Монтгомери. Но в то время в среду русских этот обычай ещё не проник. Тем не менее, единичные случаи заставили царевну Софью (сестру Петра Первого) в указе от 25 октября 1682 года, разрешившем всем служилым людям Московского государства носить личное оружие, оговорить запрет на поединки. Петр Великий, сторонник европейского образа жизни, резко выступил против дуэлей, запретив их жестокими законами. Но, к сожалению, не смог остановить «дуэльной лавины», захлестнувшей страну.

Представители старшего поколения отнеслись к дуэлям с осуждением. Д. И. Фонвизин в «Чистосердечном признании в делах и моих помышлениях» вспоминал, что его отец считал дуэль «делом противу совести » и поучал его: «Мы живём под законами, и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках или на шпагах, ибо шпаги и кулаки суть одно, и вызов на дуэль есть не что иное, как действие буйной молодости ». Вспомним также, как отчитывал Петра Гринёва, героя пушкинской «Капитанской дочки», за поединок со Швабриным его отец Андрей Петрович Гринёв в своем письме: «...собираюсь до тебя добраться да за проказы твои проучить тебя путем как мальчишку, несмотря на твой офицерский чин: ибо ты доказал, что шпагу носить еще недостоин, которая пожалована тебе на защиту отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами, каков ты сам ».

И, тем не менее, дуэли постепенно все более проникали в среду русской дворянской молодежи. И причиной здесь был не столько «дух буйной молодости », в чём неодобрительно укоряли детей законопослушные отцы, сколько формировавшееся чувство чести и личного достоинства, складывавшееся постепенно, с развитием образования и сословного воспитания, и усиливавшееся с каждым новым поколением. Дворянская молодежь, по-прежнему верная присяге и престолу, не допускала при этом вмешательства государства в дела чести. Позднее эту формулу ёмко и сжато выразил генерал Корнилов в своем жизненном кредо: «Душа - Богу, сердце - женщине, долг - Отечеству, честь - никому ».

Своего апогея (высшей точки) дуэли достигли в первой половине XIX века. Запрещение дуэлей было вновь подтверждено в изданных при Николае I «Своде законов уголовных» 1832 года и «Уставе военно-уголовном» 1839 года, обязывавшем воинских начальников «стараться примирять ссорящихся и оказывать обиженному удовлетворение взысканием с обидчика ». Николай I сам относился к дуэлям с отвращением, известны его слова: «Я ненавижу дуэль. Это - варварство. На мой взгляд, в ней нет ничего рыцарского ». Именно на 20-40-е годы XIX века приходятся громкие дуэли Пушкина с Дантесом, Рылеева с князем Шаховским, Грибоедова с Якубовичем, Лермонтова с поручиком Мартыновым.

И ничто властям в борьбе против дуэлянтов не помогало! Ни перевод в действующую армию на Кавказ (как это было с Лермонтовым за дуэль с де Барантом), ни – в случае смертельного исхода – разжалование из офицеров в рядовые (как это было с Дантесом после дуэли с Пушкиным). Более того, дуэли в России отличались исключительной жесткостью условий:

дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего 15 шагов),

встречались даже дуэли без секундантов и врачей, один на один,

нередко дрались до смертельного исхода,

порой стрелялись, стоя поочередно спиной у края пропасти, чтобы в случае попадания противник не остался в живых (вспомним дуэль Печорина и Грушницкого в «Княжне Мери»).

Парадокс: когда наконец-то количество дуэлей в России пошло на спад благодаря жёстким мерам правительства, 1894 году, в самом конце царствования Александра III, поединки были … официально разрешены! Как следствие, их количество вновь резко возрастает. Для сравнения: с 1876 по 1890 год до суда дошло лишь 14 дел об офицерских дуэлях (в 2 из них противники были оправданы); с 1894 по 1910 год состоялось 322 дуэли. Ежегодно происходило от 4 до 33 поединков в армии (в среднем - 20). По данным генерала Микулина, с 1894 по 1910 год в офицерских дуэлях участвовали в качестве противников: 4 генерала, 14 штаб-офицеров, 187 капитанов и штабс-капитанов, 367 младших офицеров, 72 штатских. Из 99 дуэлей по оскорблению 9 окончились тяжёлым исходом, 17 - лёгким ранением и 73 - бескровно. Из 183 дуэлей по тяжёлому оскорблению 21 окончилась тяжёлым исходом, 31 - лёгким ранением и 131 - бескровно.

Сохранилась дуэль и в начале XX века. Илья Эренбург в своих воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» описывает дуэль между двумя известными поэтами – Николаем Гумилёвым и Максимилианом Волошиным, поводом к которой послужил один из розыгрышей, на которые Волошин был большой мастер; в ходе поединка Волошин выстрелил в воздух, а Гумилёв, считавший себя оскорблённым, промахнулся. Кстати, выстрел в воздух допускался только в случае, если стрелял вызванный на дуэль, а не тот, кто вызвал - в противном случае дуэль не признавалась действительной, а лишь фарсом, поскольку при этом ни один из противников не подверг себя опасности.

Затем наступили иные времена. Лучшие представители русской интеллигенции и офицерства с их щепетильными понятиями о личной чести оказались на чужбине. В пролетарском государстве такие понятия, как честь и долг, поначалу вообще были объявлены пережитками эксплуататорского прошлого. На смену дуэлям пришли доносы, на смену благородству пришли фанатизм одних и расчётливость других.

ФУНКЦИИ ДУЭЛИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Не важно то, что вас нечаянно задели,
Не важно то, что вы совсем не из задир,
А важно то, что в мире есть еще дуэли,
На коих держится непрочный этот мир.

Не важно то, что вы в итоге не убиты,
Не важно то, что ваша злось пропала зря,
А важно то, что в мире есть еще обиды,
Прощать которые обидчику нельзя.

Не важно то, что вас мутит от глупой позы,
Не важно то, что вы стреляться не мастак,
А важно то, что в мире есть ещё вопросы,
Решать которые возможно только так.

Не важно то, что для дуэли нет причины,
Не важно то, что ссора вышла из-за дам,
А важно то, что в мире есть ещё мужчины,
Которым совестно таскаться по судам.

Леонид Филатов

Писатели XIX века воспринимали дуэль как единственный и во многом естественный способ отстоять свою честь, своё дворянское и офицерское достоинство. Однако весьма часто в произведениях этого времени всё же прослеживается мысль о бессмысленности и жестокости дуэли.

С какой же целью писатели и поэты позапрошлого столетия использовали мотив дуэли в своих произведениях? По мнению критиков, в художественной литературе дуэль могла выполнять несколько важных функций:

Во-первых, дуэль как элемент композиции художественного произведения чаще всего определяла кульминацию (высшую точку развития) книги.

Во-вторых, дуэль служила поворотным пунктом в судьбах главных героев произведения.

В трёх произведениях XIX века – романах А.С. Пушкина «Капитанская дочка» и «Евгений Онегин», а также в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» – тема дуэли звучит с особой силой. В этих книгах дуэль выступает своего рода «лакмусовой бумажкой», психологическим тестом на честь и совесть, благородство и порядочность. С её помощью анализируется поведение главных героев в этой экстремальной ситуации, она «ломает» судьбы и характеры персонажей, заставляет их иначе (по-взрослому, что ли?) относиться к окружающим и ценить чужую жизнь. Рассмотрим подробнее три дуэльных поединка, где герои выходят к барьеру, защищая честь Прекрасных Дам.

ДУЭЛЬ ГРИНЁВА И ШВАБРИНА

Береги честь смолоду…

А.С. Пушкин, «Капитанская дочка»

Роман А.С. Пушкина «Капитанская дочка» рассказывает об исторических событиях конца восемнадцатого века. В это время Россия была охвачена Пугачевским восстанием. Но главным для автора было не только стремление рассказать об этом событии, но и – а это самое главное – показать, как ведут себя люди в нестандартных, неординарных ситуациях, в моменты наивысшего напряжения, в том числе – во время дуэли.

Пушкин не случайно выбрал эпиграфом к книге пословицу: «Берегите честь смолоду ». Кто-то из героев всю жизнь следует этому правилу, а кто-то готов пожертвовать принципами, достоинством и честью ради спасения своей жизни. Главными героями произведения являются два офицера, оказавшиеся по воле судьбы в Белогорской крепости. Проследив за их судьбами, мы сможем понять, что значит честь офицера, человеческое достоинство, и выяснить, какие причины послужили поводом к поединку, занимающему не последнее (хотя и не главное, как в «Евгении Онегине») место в этом романе.

В первой части рассказывается о детстве Петруши Гринёва и приезде в Белогорскую крепость, где воспитание мальчика было доверено гувернёру-французу и крепостному Савельичу. «Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками », – рассказывает Гринёв о своём детстве. Ещё совсем юного Петра Андреевича суровый отец отправляет служить Отчизне. Причём служить не так, как это было принято среди дворян того времени – в Петербурге, среди светской знати, балов, бильярда и шампанского, а служить по-настоящему – в богом забытой Белогорской крепости, что находилась на границе киргизских степей.

Покинув родной дом, Гринёв ведёт разгульный образ жизни, не задумываясь о завтрашнем дне, хотя подчас стыдится своего поведения и даже просит иногда прощение у Савельича. Но события, происшедшие в Белогорской крепости, заставили его переосмыслить свой образ жизни, найти для себя новые ценности и цели.

В крепости Гринёв знакомится со Швабриным. О его жизни почти ничего не известно, лишь то, что он попал в крепость из-за дуэли. Швабрин умён, возможно, получил хорошее образование, но у читателей почему-то он сразу вызывает антипатию. Возможно, одна из причин этой нелюбви кроется в том, что Швабрин переведён в Белогорскую крепость за «смертоубийство » (на дуэли в столице заколол поручика). А другая причина в том, что за пять лет службы в крепости Швабрин так и не сумел приобрести настоящих друзей: недаром он сразу пытается наладить приятельские отношения с приехавшим Гринёвым. Швабрин, несомненно, образованнее Гринёва; он был даже знаком с творчеством В.К. Тредиаковского (крупнейшего поэта тех лет). Швабрин язвителен и насмешлив, он пытается осмеять всё и всех вокруг себя. Именно поэтому Гринёву становится все труднее и труднее с ним общаться: «Со Швабриным виделся я каждый день; но час от часу беседа его становилась для меня менее приятною. Всегдашние шутки его насчёт семьи коменданта мне очень не нравились, особенно колкие замечания о Марье Ивановне ».

Гринёв влюбляется в дочку начальника крепости – Машу Миронову, пишет ей стихи. И показывает свои «творения» Швабрину. А хитрый и расчётливый Швабрин критикует эти стихи и смеётся над ними: «Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих, каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом ».

Причина такого язвительного поведения более чем проста. Всё дело в том, что Швабрин тоже влюблён в Машу, некогда сватался к ней, но получил отказ. Поэтому соперник ему ни к чему. Швабрин – подлый человек. За спиной Маши он отзывается о ней как о «совершенной дурочке ». По сути, эти грязные сплетни – месть девушке за отказ. Но как может дворянин, офицер мстить слабой девушке? Это не соответствует дворянскому кодексу чести. По мнению А.С. Пушкина и его героя Петра Гринёва, дворянин, мстящий женщине, не достоин уважения. Поэтому Гринёв, будучи дважды оскорблённым (за себя и за Машу), вызывает Швабрина на дуэль.

Читателю кажется удивительным, что такая простая девушка, как Маша Миронова, могла вызвать к себе интерес у Швабрина. Очевидно, скромное изящество, чуткость и нежность Маши показались Швабрину вполне достойными внимания. Отказ Маши ранит самолюбие Швабрина и делает невозможным продолжение с ней каких-либо отношений. Надо ли говорить, что счастливый влюблённый Петр Гринёв быстро становится врагом Швабрина. И это враждебное чувство неприятия будет заметно буквально до последних страниц романа, в том числе – во время поединка.

Нужно отметить, что сам «процесс» подготовки к поединку изображается в романе несколько иронически, хотя описание самой дуэли лишено какой бы то ни было насмешки и даже намёка на неё (ведь дуэль – это бой за честь дамы, тут не до шуток!). Ирония начинается с эпиграфа к главе «Поединок», взятого из стихотворения Княжнина:

Ин изволь и стань же в позитуру.

Посмотришь, проколю как я твою фигуру!

А.С. Пушкин достаточно подробно описывает события, предшествующие дуэли. В глазах Петра Гринёва подготовка к поединку и поиск секунданта выглядят крайне важными, ибо ему не до смеха – он впервые выходит к барьеру! Но А.С. Пушкин намеренно снижает напряжённость момента с помощью ярких бытовых деталей. Так, кандидат в секунданты изображается в самой «не-боевой», даже домашней обстановке: Иван Игнатьич сидит «с иголкою в руках » и «нанизывает грибы для сушения на зиму »! Каким бы хорошим человеком ни был этот старый офицер, он совершенно не годится на роль секунданта. С этим утверждением трудно поспорить. Ни в одном другом произведении такого «одомашненного», благообразного, миролюбивого секунданта мы больше не встретим. Как тут не вспомнить бретёра Зарецкого, «картёжной шайки атамана », но отнюдь не заготовителя грибов на зиму. Или щепетильного доктора Вернера из романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Этого язвительного Мефистофеля (демона зла, так Вернера за глаза называла молодёжь на водах) невозможно представить с иголкой в руках!

Да и реакция на предложение Гринёва исполнить ответственную роль секунданта вызвала у Ивана Игнатьича более чем странную реакцию: он «вытаращил свой единственный глаз ». Почему? Да потому, что старый офицер – человек другой эпохи, когда дуэльный кодекс ещё в полном объёме не сложился. Для Ивана Игнатьича слово «дуэль» – это синоним слова «драка». Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои. По его мнению, драться нужно только с врагами и на войне.

Иван Игнатьич (и этот факт тоже необходимо отметить) абсолютно не понимает причин, которые привели Гринёва и Швабрина к барьеру. Слово «оскорбление» он меняет на глагол «побранились » и делает логичный для себя (но не для Гринёва!) вывод: «Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье – и разойдитесь; а мы уж вас помирим ». Иван Игнатьич предлагает дворянину Петру Гринёву мужицкий кулачный бой: «…он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое ». Старик искренне считает, что подобное выяснение отношений может закончиться миром: «…а мы уж вас помирим ». Для него ничего нет страшнее убийства человека: «…доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить ?» Хотя, нужно отметить, к Гринёву он намного добрее, чем к Швабрину: «И добро б уж закололи вы его: Бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? » Пришлось Петру Гринёву объяснять старику, зачем нужна эта дуэль: «Я кое-как стал изъяснять ему должность секунданта, но Иван Игнатьич всё никак не мог меня понять ». Старый офицер не может понять смысла дуэли, ибо она не входит в систему его представлений о нормах воинской жизни. Мало того, «благоразумный поручик » (так его иронично называет А.С. Пушкин) чуть не предал Гринёва: он захотел непременно доложить о поединке коменданту: «Воля ваша, - сказал он. - Коли уж мне и вмешаться в это дело, так разве пойти к Ивану Кузмичу да донести ему по долгу службы, что в фортеции умышляется злодействие, противное казённому интересу...» Я испугался и стал просить Ивана Игнатьича ничего не сказывать коменданту; насилу его уговорил; он дал мне слово, и я решился от него отступиться» .

Дуэль всё же состоялась, ибо честь дворянина была задета. Гринёв – человек новой, по сравнению с Иваном Игнатьичем, эпохи – не смог бы удовлетвориться словесной руганью (это было ниже достоинства офицера) и тем более – дракой на кулаках «в рыло и ухо ».

Вечер накануне поединка также изображается А.С. Пушкиным с лёгкой долей мягкой иронии. Мы видим Петра Гринёва в доме у коменданта и понимаем, что этот почти мальчик, совсем недавно произведённый в офицеры, по-человечески боится дуэли: «Я старался казаться весёлым и равнодушным, дабы не подать никакого подозрения и избегнуть докучных вопросов; но, признаюсь, я не имел того хладнокровия , которым хвалятся почти всегда те, которые находились в моём положении ». Но отступить от задуманного Гринёв уже не мог, поскольку это дало бы Швабрину право назвать его трусом.

Как уже было сказано, для Гринёва эта дуэль была первой в жизни, для Швабрина – одна из череды похожих поединков (за один он был отправлен из столицы в Белогорскую крепость). Юный Гринёв, как мне кажется, был не очень хорошо знаком с законами дуэли, иначе он бы сразу понял, что коварный Швабрин сознательно нарушает многие из них:

Предлагает провести поединок без секундантов («Зачем нам секунданты, - сказал он мне сухо, - без них обойдемся» ).

Настаивает на второй дуэли.

Наносит предательский удар шпагой в спину, в то время как Гринёва окликает слуга (такой удар не достоин дворянина, человека чести и достоинства, это подлый удар).

Получается, что для Швабрина важнее не просто получить в ходе дуэли сатисфакцию (т.е. удовлетворение), а именно убить противника. Позже (скажу об этом вскользь) Швабрин напишет тайный донос родителям Гринёва о поединке и так (!!!) расскажет о событиях, что отец Петра запретит сыну даже думать о браке с Марьей Ивановной.

Поединок завершился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринёв, если бы не внезапное появление Савельича. И вот тут отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести подлый удар. Иного выхода, как мне кажется, у Швабрина не было. Он думал, что с лёгкостью расправится с юнцом, в котором «не ожидал найти столь опасного противника ». Однако просчитался: Гринёв оказался не только счастливее своего соперника в любви, молодой офицер «был сильнее и проворнее » Швабрина.

Мне искренне жаль, что эта дуэль окончилась именно так, как-то бесславно и безрезультатно: порок и зло не были наказаны, а добродетель не восторжествовала. Мерзавец Швабрин не получил по заслугам: он лишь искупался в реке и посидел какое-то время «в хлебном магазине под караулом, а шпага его полежала под замком у Василисы Егоровны ».

Тогда зачем же А.С. Пушкин включил этот эпизод в роман? Сцена дуэли выполнила в «Капитанской дочке» важную роль: она помогла автору показать характеры главных героев в экстремальной ситуации, ибо в ту минуту, когда ты дерёшься не на жизнь, а на смерть, лукавить невозможно . В это мгновение с человека срываются все маски, и мы видим его истинное лицо: отважный предстаёт храбрецом, подлец и негодяй – трусом.

Значит, не напрасно эпиграфом к повести «Капитанская дочка» А.С. Пушкин поставил пословицу «Береги честь смолоду ». Именно такой наказ дал отец главного героя своему сыну, Петру Андреевичу Гринёву, отправляя его на военную службу. Несмотря на юношеское легкомыслие и неопытность, Гринёв сумел остаться верным отцовскому завету даже во время дуэли. Достойное поведение главного героя контрастно оттеняет коварные поступки Швабрина, который слишком часто ведёт себя подло и эгоистично, забывая о чести и долге.

Проанализировав сцену дуэли, мы поняли, что Гринёв и Швабрин – это герои-антиподы, это носители двух принципиально разных мировоззрений. Для Швабрина слово «честь» – пустой звук. Он очень боится расстаться с жизнью и готов на всё (даже подлость) ради своего спасения. Впоследствии, как мы увидим, им будет забыта присяга, данная государыне, забыты все идеалы и традиции дворянства. Поединок помог нам убедиться и в том, что Пётр Гринёв – это человек чести, способный совершать во имя любви благородные и безумные поступки. Эти прекрасные качества А.С. Пушкин особенно высоко ценил в старинном русском дворянстве.

ДУЭЛЬ ОНЕГИНА И ЛЕНСКОГО

Дуэль Онегина и Ленского – самый трагичный и самый загадочный эпизод романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Почему? Да потому, что оба дуэлянта не были хладнокровными убийцами ни по характеру, ни по сложившейся ситуации. Онегин – в лучшем случае «учёный малый, но педант », однако он не хладнокровный убийца и бретёр. В романе нет указаний на это. Владимир Ленский – второй участник этого поединка – наивный поэт и мечтатель, также не производит впечатления завзятого стрелка. Но трагичный финал нелепого события, пережитый героем романа как драма личного порядка, а также искреннее сожаление автора о гибели «юного поэта » заставляют более внимательно рассмотреть шестую главу романа. В связи с этим возникает три вопроса:

Во-первых, в чём причина столь необъяснимого поведения Евгения Онегина перед дуэлью и во время её?

Во-вторых, почему Онегин, личность независимая и даже дерзкая, признает навязанное ему Зарецким поведение, теряет волю и становится куклой в руках безликого ритуала дуэли?

В-третьих, что послужило причиной дуэли между двумя – «пусть и от делать нечего !» – друзьями?

Ведь поначалу всё складывалось как нельзя лучше: Ленский познакомил Онегина с семейством Лариных, уговорил Евгения поехать вместе с ним на именины Татьяны (тем более, что он ничего не знал ни о письме Татьяны к Онегину, ни об их объяснении в саду). Ради этого Ленский и уверил Евгения, что будет чисто семейный праздник в узком кругу «своих», что посторонних на именинах не предвидится. Что это? Невинная ложь? Но ведь Ленский прекрасно знал, что Онегин терпеть не может соседей-помещиков с их убогими, нудными разговорами «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне », что, нарушая все приличия, Онегин демонстративно игнорирует их и в открытую уезжает на «донском жеребце», «лишь только вдоль большой дороги заслышит их домашни дроги » (т.е. стук колёс помещичьих экипажей). Но Ленскому так хотелось сделать приятное Лариным, что он от чистого сердца немножко обманывает друга и не придаёт этому обману никакого значения. А между тем с этих случайно брошенных слов: «И, никого, уверен я!» – начнётся конфликт, который приведёт, в конце концов, к гибели Ленского, к трагедии Онегина, к несчастью Татьяны…

Нетрудно представить, каково было Онегину неожиданно попасть «на пир огромный», ощутить всю пошлость и ничтожность собравшегося у Лариных местного «элитного» общества. А А.С. Пушкин, мы помним, не жалеет красок, описывая «достоинства» съехавшихся к ним гостей. Увидеть «тамбовского поэта» мосье Трике (говорящая фамилия – «битый палкой», т.е. отовсюду выгоняемый) и услышать его ничтожные куплеты, списанные из позапрошлогоднего журнала, узнать, что главный герой бала – «ротный командир», доложивший, что музыку послал «сам» полковник, – это было слишком для Онегина! А каково ему было оказаться в кругу таких персон, как «уездный франтик Петушков» или «Гвоздин, хозяин превосходный, владелец нищих мужиков»? О чём мог Онегин разговаривать с четой Скотининых, привёзших на бал целый выводок детей «всех возрастов – от тридцати до двух годов»? Мог ли он подать руку отставному советнику Флянову, человеку с убийственной характеристикой: «Тяжёлый сплетник, старый плут, обжора, взяточник и шут»?

Понятно, что вынужденное общение с ними должно было показаться Онегину оскорбительным. В глазах человека, привыкшего к придворным балам и аристократическим раутам, это был просто сброд. Недаром Евгений тут же «стал чертить в душе своей карикатуры на гостей». Но едва ли не больше всего Онегина вывело из себя то, что его посадили на почётное место – «прямо против Тани». Так соседи-помещики, уже давно поженившие Ленского, пытались сами решить судьбу Онегина, не спросив последнего. На чувства Евгения, как и на чувства именинницы (а она, бедняжка, влюблённая в Онегина, едва не упала в обморок!). Такая «нервическая» сцена показалась Онегину пошлой и провинциальной.

Конечно же, месть Онегина была неоправданно жестокой. «Поклявшись Ленского взбесить», он сделал всё возможное для этого. И, надо сказать, добился успехов: 17-летний жених Ольги, взбешённый до предела, уехал с бала, ни с кем не попрощавшись. Конечно, Онегин понял, что был не прав, когда «над любовью робкой нежной так подшутил вечор небрежно », но было уже поздно, так как реакция Ленского была совершенно неадекватной. Ему, романтику-максималисту, человеку крайностей, вдруг представилось, будто Онегин решил всерьёз обольстить его невесту. Даже убедившись, что его опасения напрасны, Ленский продолжает упорствовать:

Он мыслит: «Буду ей спаситель.

Не потерплю, чтоб развратитель

Огнём и вздохов и похвал

Младое сердце искушал…»

Да, шутка Онегина была слишком злой и жестокой. Но главная беда в том, что Ленский придал этой шутке слишком серьёзное значение. Но как бы то ни было – вслед за неуместной шуткой последовал вызов на дуэль.

Иногда говорят, что Онегин не должен был принимать вызов Ленского, что он испугался осуждения того самого общества, которое столь сильно и глубоко презирал. Я с этим утверждением решительно не могу согласиться. Почему?

Во-первых, прямой отказ от дуэли в начале XIX века расценивался в дворянском обществе, как я уже говорила, как трусость и как грубейшее нарушение кодекса дворянской чести. А к этому унижению Онегин был решительно не готов.

Во-вторых, застигнутый врасплох внезапным приездом секунданта Ленского – г-на Зарецкого – Онегин автоматически дал ответ («всегда готов ») на присланный вызов. Отказаться от дуэли – значило бы подорвать свою репутацию и навсегда лишиться самоуважения. Онегин теперь был вынужден защищать свою честь, чтобы его не назвали трусом.

Наверное, конфликт, возникший между Онегиным и Ленским, мог бы быть улажен, если бы не секундант Владимира. Ленский, посчитав себя униженным, обращается с просьбой стать его посредником в дуэли не к кому-нибудь, а к самому известному (причём, не с лучшей стороны!) человеку в тех краях – к Зарецкому. Только незнание людей и жизни, только молодость и неопытность могли стать причиной такого странного выбора:

Зарецкий, некогда буян,
Картёжной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный…
Бывало, он трунил забавно,
Умел морочить дурака
И умного дурачить славно,
Иль явно, иль исподтишка,
Хоть и ему иные штуки
Не проходили без науки,
Хоть иногда и сам впросак
Он попадался, как простак.
Умел он весело поспорить,
Остро и тупо отвечать,
Порой расчётливо смолчать,
Порой расчётливо повздорить,
Друзей поссорить молодых
И на барьер поставить их ,

Иль помириться их заставить,
Дабы позавтракать втроём,
И после тайно обесславить
Весёлой шуткою, враньём …

И такого крайне непорядочного, подлого человека Ленский захотел видеть своим секундантом! По-моему, это не просто неопытность, это откровенная глупость, не соответствующая возрасту Ленского! О какой дружбе вообще может идти речь, если подумать, на кого Владимир променял Онегина!

В каждом слове А.С. Пушкина о Зарецком звенит ненависть, и мы не можем не разделять её. Уже сама фамилия Зарецкого напоминает о грибоедовском Загорецком и его характеристике: «лгунишка он, картёжник, вор… При нём остерегись: переносить горазд и в карты не садись – продаст! » Поначалу пушкинская характеристика как будто просто продолжает грибоедовскую: «некогда буян, картёжной шайки атаман, глава повес…» - но дальше Пушкин приоткрывает таки глубины мерзости, которые даже герою Грибоедова не снились. Как много можно сказать в двух словах! «Трибун трактирный »! Сколько язвительности и сарказма в этой характеристике! Всё противоестественно, античеловечно в Зарецком, и нас уже не удивляет следующая строфа, в которой выясняется, что и храбрость Зарецкого «злая », что «в туз из пистолета » он умеет попасть, но:

…в сраженье
Раз в настоящем упоенье
Он отличился, смело в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя пьяный, и французам
Достался в плен: драгой залог!

Многочисленный «умения» Зарецкого – «весело поспорить, остро и тупо отвечать, порой расчётливо смолчать, порой расчётливо повздорить » – подлые и гнусные. А Ленский именно Зарецкому поручает отвезти Онегину «приятный, благородный, короткий вызов, иль картель». Поэтому Онегин, «всем сердцем юношу любя », был вынужден принять вызов Ленского.

Замечу, что сам по себе вызов на дуэль или даже принятие вызова вовсе не означали, что поединок должен был непременно состояться. Вот тут и начинаются серьёзные нарушения в дуэли, которые привели к трагедии – смерти юного романтика Владимира Ленского.

В частности, секундант Ленского обязан был сделать всё возможное для примирения противников. Но Зарецкий, «в дуэлях классик и педант », как его иронически называет А.С. Пушкин, этой прямой обязанности не выполнил ни тогда, когда привёз вызов Онегину:

Зарецкий встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел, -

ни потом, на месте поединка. Он предпочёл «друзей поссорить молодых и на барьер поставить их», хотя всем, кроме восемнадцатилетнего Ленского, было ясно, что никакой кровавой обиды не существует. Зарецкий как будто сознательно игнорировал всё, что могло устранить кровавый исход.

Это именно Зарецкий развёл противников на 32 шага, поставив барьеры на «благородном расстоянии », видимо, шагов в десять, а то и меньше, и не оговорил в условиях дуэли остановку противников после первого выстрела. Таким образом, наш «знаток» дуэльной этики ведёт себя не столько как сторонник строгих правил дуэльного искусства, а как лицо, крайне заинтересованное в скандальном, шумном, а применительно к дуэли – смертельном исходе. Хочу сразу оговориться: правила дуэли нарушают и Зарецкий, и Онегин. Но нарушают по разным причинам. Первый – потому что видит в ней возможность приобрести скандальную известность, второй – чтобы продемонстрировать презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьёзность которой не верит.

Мне кажется, Онегин действительно полагал, что поединок (во всяком случае, со смертельным исходом) не состоится: ведь особых оснований для него не было. Поэтому в ночь перед дуэлью в отличие от Ленского он беспечно спал. Утром же, всерьёз задумавшись о последствиях дуэли, Онегин предпринял все возможные меры, чтобы этот поединок был отменён.

Вот как комментирует эту ситуацию известный учёный-пушкинист Юрий Михайлович Лотман в своих статьях о «Евгении Онегине» и о русской культуре: «Онегин опоздал на место дуэли более чем на час – по всем дуэльным правилам опоздание больше чем на четверть часа не допускалась – поединок считался не состоявшимся. Онегин уже прямо рисковал своей честью – его могли обвинить в том, что он струсил; наконец, в дуэли требовалось социальное равенство не только противников, но и секундантов. Не говоря уже о том, что секунданты не были назначены , стало быть, некому было обговаривать условия дуэли – прямое нарушение! – Онегин прямо на месте предложил в секунданты своего слугу-француза . А это уже прямое оскорбление дворянину Зарецкому».

И уж конечно, в планы Онегина не входило убийство Ленского. Именно поэтому он и выстрелил первым, во время сближения с противником (а не стоя на одном месте!). между тем настоящий дуэлянт (а мы можем предположить, что Онегин не раз участвовал в поединках), стремящийся к кровавому исходу, предпочёл бы дать возможность сначала выстрелить противнику, а потом подозвать его к барьеру и хладнокровно стрелять по неподвижной мишени:

Свой пистолет тогда Евгений ,
Не преставая наступать,
Стал первый тихо подымать .
Вот пять шагов ещё ступили,
И Ленский, жмуря левый глаз,
Стал также целить - но как раз
Онегин выстрелил ...

Об этом также пишет Ю.М. Лотман: «Онегин стрелял на ходу – не потому, что он боялся выстрела противника, – он торопился потерять своё право первого выстрела, причём в самых невыгодных для себя обстоятельствах. Пистолеты Лепажа прекрасно «прилажены» по руке – говорят, они так удобно в руку, как будто служат её естественным продолжением, и они бьют почти без промаха, но это если стрелять с места. На ходу даже опытный стрелок практически никогда не попадёт в цель ».

Люди, знакомые с дуэльной практикой, это прекрасно понимали. Так, А.И. Герцен заметил, что Онегин трепетно относился к юноше, по-своему любил Ленского и, «целясь в него, не хотел даже ранить ». Но, так как откровенный выстрел вверх или в сторону противоречил правилам дуэли, Онегин, очевидно, целился в ногу Ленскому, но «Лепажа стволы роковые » на этот раз сыграли злую шутку: пистолет дал осечку. Не случайно Онегин так был потрясён трагическим исходом поединка.

Прочитав шестую главу романа А.С. Пушкина, мы убедились, что дуэль в онегинскую эпоху имела строгий ритуал. Люди, участвующие в ней, действовали не по своей воле, несмотря на некую браваду и показное хладнокровие, они подчинялись раз и навсегда установленным правилам. Это стало главной причиной того, что общество, которое презирал Онегин, всё-таки оказалось властно над его поступками и душой. Онегин испугался показаться смешным, стать предметом провинциальных сплетен. Таким образом, в сцене дуэли его поведение похоже на маятник: с одной стороны, это колебания между естественными движениями его души, его человеческими чувствами к Ленскому, а с другой – страх прослыть шутом и трусом, нарушив условные нормы поведения у барьера.

А что же юный поэт, «погибший в самом цвете лет »? Что мог бы сделать для мира Владимир Ленский, если бы не был убит на дуэли? А.С. Пушкин, прощаясь с Ленским, тоже думал о его возможной судьбе: красавец, молодой, почитатель Канта … Ленский мог бы со временем стать философом, учёным или поэтом:

Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рождён;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять могла.
Поэта, Быть может, на степенях света
Ждала высокая ступень…

Ведь сам Пушкин тоже когда-то писал романтические стихи, был легкомысленным и юным. Годы, жизненный опыт сделали бы пылкого юношу мудрее, серьёзнее… Возможно, он нашёл бы свой путь, встретил бы многих замечательных, интересных людей, свою настоящую любовь…

Но я в такой счастливый исход верю с трудом. Да и А.С. Пушкин тоже, ведь автор всё же убивает Ленского, а не дарит ему жизнь. Почему? Ответ прост. В литературе существует такой приём: когда автор не знает, что ему дальше делать с героем, он его просто убивает. Так поступил Дюма с Д`Артаньяном, так Пушкин убил на дуэли Ленского. Причина проста: Пушкин не хотел сохранять жизнь Ленскому и видеть его через двадцать лет толстым и лысым помещиком. Помните, как в романе изображается возможная судьба Ленского, останься он жив?

…поэта
Обыкновенный ждал удел.
Прошли бы юношества лета:
В нём пыл души бы охладел.
Во многом он бы изменился,
Расстался б с музами, женился,
В деревне, счастлив и рогат,
Носил бы стёганый халат;
Узнал бы жизнь на самом деле,
Подагру б в сорок лет имел,
Пил, ел, скучал, толстел, хирел,
И наконец в своей постеле
Скончался б посреди детей,
Плаксивых баб и лекарей.

Как мне кажется, А.С. Пушкин поступил, в некотором роде, достаточно гуманно (если это слово сюда подходит), убив Ленского в юном возрасте…

Дуэль, как и последняя встреча Татьяны и Онегина, – это, без сомнения, две самые сильнейших сцены, которые поражают читателя. Её роковой исход имел страшные последствия для всех героев романа, круто изменил их судьбы.

Для судьбы Онегина, да и всех остальных героев этого романа (Татьяны, Ольги) дуэль оказалась отправной точкой к перемене жизни . Ольга в одночасье лишается жениха, а потом и вовсе уезжает с новым мужем из родного дома. Татьяна поняла, что дуэль навсегда разлучила её с Онегиным. А что же Онегин? Пушкин не даёт нам отчета о психологическом состоянии героя после убийства Ленского: читатель может только догадываться о его переживаниях. Онегин после убийства должен был немедленно оставить своё селенье, «где окровавленная тень ему являлась каждый день ». Да и оставаться в деревне было, видимо, небезопасно: ведь участие в дуэли приравнивалось к тяжкому уголовному преступлению, грозившему серьёзным наказанием. Это событие стало настоящим потрясением для Евгения Онегина, положившим начало его перерождению, переосмыслению всех жизненных ценностей. После дуэли Онегин уезжает в путешествие года на три и возвращается другим человеком. Его ждала роковая встреча с Татьяной, пробудившая глубокое чувство в ранее столь холодной душе, но это всё будет потом.

Дуэль в романе Пушкина выполняет и еще одну очень важную роль. Смерть Ленского символична. Ленский – романтик, и, как романтик, он погибает при столкновении с реальной жизнью. Пушкин в главах, следующих за описанием дуэли, прощается с романтизмом . Прощание это грустное – поскольку это прощание с юностью. И как прекрасна и быстротечна юность, так же прекрасен и романтизм, но он недолговечен – наступает зрелость, а вместе с ней и реализм, ставший для Пушкина основным художественным направлением в его поэзии и прозе зрелого периода.

Так каков же итог этой дуэли? Мне кажется, для Онегина она послужила серьёзным, страшным, но необходимым уроком на всю жизнь . Дорожа своей избранностью и личной независимостью, отучившись в «свете пустом » любить и дорожить дружбой, он стал причиной смерти юноши, которому, в общем-то, не желал зла. Неумение и нежелание считаться с чувствами других людей обернулось для Онегина роковой ошибкой. Но это не могло героя не научить и тому, чего он раньше не умел: страдать, раскаиваться и мыслить …

Но итог из этой дуэли могли бы извлечь и читатели. А.С. Пушкин проводит красной нитью мысль о бессмысленности и жестокости поединков, говорит о ценности каждой человеческой жизни, опровергает наигранное дворянское представление о чести … Хотя… Хотя сам-то он вышел за честь жены к барьеру, сам стрелялся с Дантесом… И это неразрешимый парадокс.

ДУЭЛЬ ПЕЧОРИНА И ГРУШНИЦКОГО

Я хотел испытать Грушницкого;

в душе его могла проснуться искра великодушия,

и тогда всё устроилось бы к лучшему...

М.Ю. Лермонтов, «Герой нашего времени»

В отличие от роли поединка в романе «Евгений Онегин» А.С. Пушкина, Михаил Юрьевич Лермонтов говорит об иной цели дуэли. В «Герое нашего времени», точнее – в повести «Княжна Мери», – это единственный способ наказать клеветника, для которого не существует понятия чести.

Вообще, дуэль в «Княжне Мери» не похожа ни на какую другую в русской литературе.

Во-первых, потому что поединок обычно исключает любое коварство. Так, Гринёв дерётся со Швабриным до последнего момента честно, Онегин также стреляет в Ленского без обмана. Дуэль – это страшный, трагический способ решения споров, и единственное его достоинство в том, что он предполагает абсолютную честность обеих сторон.

Во-вторых, здесь на дуэль вызывает обидчика не влюблённый герой (как Ленский или Гринёв), а отвергнутый Грушницкий, которому критик С.Шевырёв дал знаковую характеристику: «В полном смысле слова пустой малый, тщеславный, любящий без любви …»

В-третьих, причиной дуэли была не любовь. Здесь в основе дуэли – подлый сговор, основанный на желании опозорить имя честного и глубоко порядочного человека.

Но начнём по порядку.

Итак, в основе сюжета этой повести лежит классический любовный треугольник: она (Прекрасная Дама) и два офицера, претендующие на её внимание. Кто же эти два героя, не желающие ни на йоту уступать друг другу в борьбе за сердце красавицы? Это Печорин и Грушницкий, бывшие сослуживцы, приехавшие на воды после ранения. Они почти одновременно увидели княжну Мери. С этого момента между ними пролегла тоненькая трещинка, которая, в конце концов, превратилась в пропасть.

Но как непохоже их желание добиться внимания Мери! Грушницкий – провинциальный романтик – не на шутку увлекается княжной. Он видит жизнь в какой-то туманной дымке. Ему очень хочется, чтобы жизнь напоминала книжный роман, причём непременно сентиментальный, со вздохами, слёзами, рыданиями и мольбами. Подражая героям популярных книг, он даже прикупает кольцо и вырезает внутри него символичную надпись: «Я стал его рассматривать, и что же?.. мелкими буквами имя Мери было вырезано на внутренней стороне, и рядом - число того дня, когда она подняла знаменитый стакан».

Вечный же враг Печорина – скука – заставляет его приводить княжну в бешенство различными мелкими выходками. Он забавляется с Мери. Ему доставляет удовольствие эта игра, как доставляет удовольствие и наблюдение за развитием отношений Грушницкого и княжны. Обольстить княжну Мери для него не составляло труда. Прошло всего несколько дней, и княжна, прежде на дух не выносившая Печорина, первая призналась ему в любви.

Грушницкий, эта пародия на Печорина, никогда бы не смог добиться таких откровенных признаний ни от Мери, ни от иной женщины. Ему не хватает напористости и самоиронии. Он слишком мягкотел, слишком посредственен и недалёк. Он не обладает такими яркими чертами характера, как его счастливый соперник. Напыщенные речи Грушницкого, его неуёмное желание «драпироваться в необыкновенные чувства », «страсть декламировать » могут произвести только первоначальное впечатление. Но пышные фразы, как заезженная пластинка, начинают повторяться и становятся, в конце концов, просто невыносимыми.

Чем больше княжна увлекается Печориным (ведь с ним ей куда интереснее, чем с простодушным мальчиком), тем шире становится пропасть между ним и Грушницким. Обстановка накаляется, взаимная неприязнь растёт. Пророчество Печорина, что они когда-нибудь «столкнутся на узкой дороге », сбывается: Григорий Александрович вынужден был вызвать бывшего юнкера на дуэль за гнусную клевету.

Заслуживает внимания поведение Печорина и Грушницкого накануне дуэли.

Грушницкий, раз уж мы назвали его романтиком, любителем сентиментальных романов, перед дуэлью мог бы читать книги, писать любовные стихи… Но нет. Это ничтожество выбирает себе иное место в ночь накануне поединка: он идёт в ресторацию. Почему? Ведь это крайне неосмотрительно и очень опасно: утром у не выспавшегося человека может дрожать рука. Но мы знаем, что Грушницкому нечего страшиться, неза­чем волноваться за свою жизнь: заряжен будет только его пистолет... Мучила ли его совесть в ночь перед ду­элью? Неизвестно. Он предстанет перед нами утром, уже готовым к выстрелу, а фактически – к убийству безоружного человека.

М.Ю. Лермонтов недаром подробно не рассказывает о поведении Грушницкого: с подлецом и так всё ясно. Комментарии, как говорится, излишни. Но вот Пе­чорина автор заставляет подробно записать, о чём он думал и что чувствовал в роковую ночь: «А! господин Грушницкий! ваша мистификация вам не удастся... мы поменяемся ролями: теперь мне придётся отыскивать на вашем бледном лице признаки тайного страха. Зачем вы сами назначили эти роковые шесть шагов? Вы думаете, что я вам без спора подставлю свой лоб... но мы бросим жребий!.. и тогда... тогда... что если его счастье перетянет? если моя звезда, наконец, мне изменит? »

Итак, первое чувство Печорина – такое же, как у Грушницкого: желание мести. «Поменяемся ролями », «мистификация не удастся » – вот о чём он заботится. Печорин, в сущности, продолжает свою игру с Грушницким. Он довёл её до логического конца. Но ведь конец этот крайне опасен. На карту поставлена жизнь – и, прежде всего его, Печорина, жизнь! Но герой поразительно легкомысленно относится к своей участи: «Что ж? умереть так умереть: потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно ». В этой жёсткой фразе нет даже намёка на кокетство со стороны Григория Александровича. Ему действительно наскучило жить на белом свете…

В ночь перед дуэлью Печорин, как всегда, страшно одинок. С горечью он пишет в своём дневнике: «…И не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле... Одни скажут: он был добрый малый, другие – мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а всё живёшь – из любопытства: ожидаешь чего-то нового... Смешно и досадно! » Предельно откровенный дневник Печорина обрывается на этих словах, обрывается в ночь перед дуэлью…

Накануне поединка Григорий Александрович «не спал ни минуты », писать более он не мог. Но едва рассвело, нервы его успокоились: «Я посмотрелся в зеркало; тусклая бледность покрывала лицо моё, хранившее следы мучительной бессонницы ; но глаза , хотя окружённые коричневою тенью, блистали гордо и неумолимо ».

Печорина критики в один голос называют бесчувственным эгоистом, источником несчастий окружающих. Но разве расчётливый циник может страдать до утра от «мучительной бессонницы »? Страдать не за себя – своей смерти, как мы уже сказали, Печорин не боится. Может быть, он искал возможные пути «перевоспитания» Грушницкого? Кто знает! А вот «неумолимый блеск глаз » точно говорит о том, что какое-то важное решение Печорин всё-таки принял.

К дуэли Печорин готовится трезво и спокойно: «...велев седлать лошадей... оделся и сбежал к купальне... вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал ». Поразительно! Печорин спокоен, зная, что его пистолет не заряжен. Такое хладнокровие – черта сильных людей. Даже Вернер (секундант Печорина), прозванный на водах Мефистофелем (дьяволом, Князем Тьмы) взволнован предстоящим поединком.

Дорогу к месту дуэли мы видим опять же глазами Печорина. И это естественно. Разве может глуповатый Грушницкий, присвоивший себе и «ум чужой », и чужие страсти, видеть красоту окружающего мира? Тогда как Печорин, обвиняемый литературоведами в жестокосердии и чёрствости, искренне восхищается природой Кавказа: «Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зелёных вершин, и слияние первой теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томленье... »

Всё, что он видит по дороге к месту дуэли, радует, веселит и живит его, и Печорин не стыдится в этом признаться: «Я помню - в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматривался я в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль !»

Но вся эта радость, жадное наслаждение жизнью, восторг, восхищение – всё это спрятано от посторонних глаз. Едущему рядом Вернеру в голову не может прийти, о чём думает Печорин:

«Мы ехали молча.

- Написали ли вы свое завещание? - вдруг спро­сил Вернер.

- Нет.

- А если будете убиты?

- Наследники отыщутся сами.

- Неужели у вас нет друзей, которым бы вы хо­тели послать своё последнее прости?..

Я покачал головой ».

Странно, что доктора Вернера (человека самой гуманной профессии) в этот момент заботит не душевное состояние его друга, а вопрос о завещании… Мне кажется, что секундант Онегина был значительно добрее.

Стоит несколько слов сказать и о другом секунданте – драгунском капитане, секунданте Грушницкого. Как он похож на Зарецкого из романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин»! Тем персонажем тоже руководило мерзкое желание «друзей поссорить молодых ». Зарецкий отвратителен, ненавистен нам, но и он начинает выглядеть чуть ли не благородным рыцарем, если срав­нить его с секундантом Грушницкого – драгунским ка­питаном. Угрызения совести ему неведомы, законы чести тоже. Презрение Лермонтова к этому человеку так велико, что он даже не дал ему имени: довольно с него чина! Роль драгунского капитана в дуэли гораздо значительнее, чем может показаться на первый взгляд. Именно он придумал и осуществил этот подлый заговор. Он посоветовал Грушницкому не заряжать второго пистолета. Почему капитан так сделал? Может быть, ему было жаль молодого офицера? Ничуть не бывало! Он первым бы подверг Грушницкого насмешкам и презрению, если бы тот отка­зался от дуэли. Так какова же была его истинная цель? Да просто позабавиться скуки ради, отомстить «выскочке» Печорину, которому все на водах завидовали: кто тайно, кто явно. Многие, в том числе и драгунский капитан, не могли простить этому человеку обидного превосходства. Как было бы хорошо представить Печорина трусом! Но самому «пачкаться» драгунскому капитану не хотелось, да и опасно было. А вот Грушницкий как нельзя лучше подходил для роли «мстителя за всех»: он был слишком глуп и не умел, как и Ленский, разбираться в людях.

По дуэльному кодексу секундантам полагалось перед поединком попытаться примирить противников. Драгунский капитан, как некогда Зарецкий, нарушил этот закон, Вернер – вы­полнил:

« – Мне кажется, – сказал он, – что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.

– Я готов, – сказал Печорин ».

Драгунский капитан никак не отреагировал на попытку примирения, хотя был обязан это сделать. Наоборот, «капитан мигнул Грушницкому », стараясь убедить его, что Печорин трусит – и потому готов к примирению. Потом вообще «взял его под руку и отвёл в сторону, где они долго шеп­тались...»

Если бы Печорин на самом деле струсил – это было бы спасением для Грушницкого: и в прямом смысле (он бы остался жив) и в переносном (он не выстрелил бы в безоружного человека). Но Печорин был готов отказаться от дуэли только при одном условии: если Грушницкий публично принесёт извинения за клевету. Может быть, бывший юнкер так бы и поступил: в тексте романа есть детали, подтверждающие, что юноше всё же было стыдно («во взгляде его было какое-то беспокойство », «он смутился, покраснел »). Но рядом с ним находился драгунский капитан, а его Грушницкий боялся больше, чем Печорина. Вернее, не капитана, а его злого языка. Как тут не вспомнить фразу из комедии А.С. Грибоедова: «Ах, злые языки страшнее пистолета !» Капитан олицетворяет собой мнение общества, которое с огромным удовольствием будет издеваться над Грушницким, если тот откажется от дуэли. Поэтому на предложение доктора Вернера о примирении Грушницкий отвечает отказом: «Мы будем стреляться ».

Здесь надо отдать должное терпению Печорина и его желанию сохранить жизнь наивному, попавшему под дурное влияние романтику Грушницкому: Григорий Александрович ещё раз пытается воззвать к совести клеветника, напоминает, что один из противников «непременно будет убит ». Но напрасно. Грушницкий, ослеплённый ненавистью, отказывается слушать разумные доводы. А может, ему придаёт храбрости сознание того, что его противник безоружен…

Кстати, условия дуэли, выработанные накануне не без помощи драгунского капитана, были более чем жестоки: стреляться полагалось на шести шагах. Грушницкого и «всю шайку » это вполне устраивало. А вот Печорина нет. Григорий Александрович теперь специально настаивает на ещё более суровых условиях. Он требует, чтобы каждый из против­ников стал на самом краю обрыва: «…таким образом, даже лёгкая рана будет смертельна... Тот, кто будет ра­нен, полетит непременно вниз и разобьётся вдребезги ...»

Всё-таки Печорин – очень мужественный человек. Зная о смертельной опасности, он держит себя в руках. Мало того, он смущает своих противников, заставляет их по-настоящему испугаться: одно неловкое движение – и можно сорваться со скалы. Но Григорий Александрович не просто так ужесточил условия поединка: он поставил Грушницкого перед выбором – убить безоружного человека или опозорить себя. К сожалению, нового экзамена на порядочность Грушницкий опять не выдержал…

А Печорин продолжает экспериментировать. Стоя под дулом пистолета, он говорит своему противнику: «Если вы меня не убьёте, то я не промахнусь! – даю вам честное слово ». Эта фраза опять имеет двойную цель: уже третий раз испытать Грушницкого и третий раз успокоить свою совесть. Чтобы потом, если юноша будет убит, сказать себе: я пре­дупреждал, я сделал всё возможное…

О скрытом смысле слов Печорина Грушницкий, конечно, не догадывался. У него была другая забота. Изму­ченный совестью, «он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного... но как признаться в таком под­лом умысле ?..» И всё же страх перед драгунским капитаном и опасностью прослыть трусом в глазах «водяного общества » сделали своё дело: он начал поднимать пистолет...

«Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев, как полотно, повернулся к своему секунданту.

– Трус! – отвечал капитан.

Выстрел раздался ».

Обратим внимание, в какой момент раздался выстрел: не сразу, а после презрительной реплики драгунского капитана – «Трус !» Опять – драгунский капитан! Грушницкий уже готов был прислушаться к голосу совести, готов был отказаться от бесчестного замысла. Но вновь драгунский капитан оказался сильнее. Каковы бы ни были самые благородные побуждения Печорина (чтобы совесть наконец-то проснулась в Грушницком), здесь, на площадке, победил этот интриган, победила подлость. Выстрел, как записал М.Ю. Лермонтов, «раздался »…

Мне кажется, что в эту минуту совесть больше не мучает Грушницкого. Теперь он, скорее всего, жалеет, что не убил Печорина. Заговор провалился, а он, Грушницкий, опозорен. Даже если бы он остался жив, по городу поползли бы слухи, что бывший юнкер стрелял в безоружного человека. А значит, он подлец.

Страх и бессилие что-либо исправить мучают Грушницкого. И в эту секунду Печорин морально «добивает» его: «Доктор, эти господа, вероятно второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, и хорошенько !»

Грушницкому с ужасом понимает: Пе­чорин всё знал! Знал, когда предлагал отказаться от клеветы. Знал, когда стоял под дулом пистолета. Знал, когда спрашивал, не говорит ли что-нибудь его совесть!

Драгунский капитан пытается выкрутиться из щепетильной ситуации: кричит, протестует, настаивает. Но Грушницкому уже всё равно. «Смущенный и мрачный », он не реагирует на знаки капитана. Он ис­пытывает только чувство безысходного позора.

В поведении драгунского капитана я не вижу ничего неожиданного: пока его жизни не угрожала опасность, он был смел и даже нагл. Но едва Печорин предложил ему «стреляться на тех же условиях », как «он замялся », а увидев в руках Печорина заряженный пистолет, «плюнул и топнул ногой ». Когда заговор раскрылся, драгунский капитан предпочёл спешно ретироваться.

И опять я не могу не восхититься благородством Печорина. В который уже раз он делает попытку предотвратить трагедию: «Грушницкий, – сказал я: ещё есть время. Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу всё; тебе не удалось меня подурачить, и моё самолюбие удовлетворено, – вспомни, мы были когда-то друзьями ».

Но Грушницкого спокойный, доброжелательный тон Печорина унижает ещё больше, чем грубость драгунского капитана. Получается, что снова Печорин победил, взял верх; он благороден, а Грушницкий... Истоки злобы юнкера в том, что рядом с Печориным он всегда чувствует себя ущербным, несостоятельным человеком. И мучительно завидует.

«Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали.

– Стреляйте! – отвечал он. – Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьёте, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоём нет места...

Я выстрелил.

– Finita la comedia! – сказал я доктору.

Он не отвечал и с ужасом отвернулся »…

Комедия обернулась трагедией. Но не кажется ли вам, что Вернер ведёт себя нисколько не лучше драгун­ского капитана? Сначала он не удержал Печорина, когда тот стал под дуло пистолета. Теперь, когда совершилось убийство, доктор отвернулся, предал Печорина. Как драгунский капитан, Вернер малодушно сбежал от ответственности. Я осуждаю этого горе-Мефистофеля и сочувствую Печорину, который обречён на гордое одиночество среди безвольных людей.

Сложно сказать, побеждает ли в этом поединке справедливость… Да, клеветник наказан, но слишком сурово – Грушницкий погиб. Обидно другое: главному «автору сплетни», интригану – драгунскому капитану – удалось избежать возмездия. Он, организатор заговора, «изобретатель» мерзких условий дуэли, «учитель подлости» Грушницкого, остался как бы и ни при чём – вышел сухим из воды. Не рад и Печорин. Эта победа не принесла ему никакого удовлетворения: «Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели ». В самом деле, стоило ли затрачивать такие усилия, так играть со смертью, чтобы доказать ничтожность Грушницкого, этого мстительного и завистливого человека, склонного ко лжи, интригам, сплетням? В итоге, вместо торжества победителя – тяжесть душевного состояния Печорина, понимающего непоправимость случившегося, испытывающего недоумение и печальное сознание того, что он опять оказался «орудием казни»…

Тогда зачем М.Ю. Лермонтову был нужен этот эпизод? Мне кажется, что сцена дуэли нагляднее всех прочих свидетельствует о неиссякаемой энергии и решительности Печорина, непреклонности его воли, стремлении отстаивать чувство собственного достоинства во что бы то ни стало. А ещё этот эпизод говорит о безумном одиночестве Григория Александровича среди людей, «на все случаи жизни » имеющих «готовые пышные фразы », за которыми… пустота.

Эпизод поединка выполнил в романе ещё одну важную функцию: благодаря сцене дуэли мы увидели героев такими, какие они есть на самом деле, без масок.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Дуэль в России – больше, чем дуэль!

Ни долгая сибирская метель…

Лишь страх – оставить вызов без ответа!

Е. Евтушенко

Итак, мы узнали, что дуэль в русской литературе – это не только описание самого поединка, но и один из способов характеристики героев, специально выделенный писателем среди всех других подробностей. Дуэль, к какой бы классификации она не принадлежала, фокусирует внимание читателя на том, что писателю кажется наиболее важным или характерным в человеке, в его качествах и поступках.

В конце XVIII – XIX столетиях дуэль («вооружённая борьба двух противников в присутствии секундантов ») воспринималась дворянами как единственно возможный способ защиты чести и достоинства. При отсутствии законов, охраняющих личность, для порядочного человека других способов защитить своё доброе имя и смыть нанесённую обиду кровью противника в те годы просто не было. Почти каждый из русских писателей-классиков, чьё бы творчество мы не взяли, в том или ином своём произведении давал описание дуэли, при этом осмысляя и оценивая поединок по-своему. Не стали исключением и писатели ХХ века, когда дуэль как способ решения вопросов чести и достоинства уже вроде бы изжила себя. Способ исчез, а тема дуэли осталась жить на страницах книг.

Почему? Чем так привлекала дуэль писателей? Как сцена поединка помогала и до сих пор помогает читателям понять замысел автора или образ героя?

Тема дуэли интересна писателям, прежде всего, тем, что она:

во-первых, предстаёт в книгах ареной смертельной схватки непохожих характеров (романтик Ленский – реалист Онегин);

во-вторых, становится тем местом, где сталкиваются противоположные взгляды на жизнь (благородный Печорин – клеветник Грушницкий; человек чести Гринёв – душегубец Швабрин);

в-третьих, помогает писателю сделать психологический анализ личности героя, вставшего к барьеру (проверить героя на его внутреннюю целостность).

Мы доказали, что использование сцены дуэли в произведениях великих русских классиков необходимо. Ведь именно во время поединков обнажаются характеры персонажей, срываются маски и проявляются их истинные черты. Подробные описания дуэлей позволили А.С. Пушкину и М.Ю. Лермонтову рассказать об индивидуальных чертах характера каждого из героев и тем самым дополнить их характеристику.

Не раз в романах проявилось отношение А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова к жизни и к героям. Например, несколько упомянув о подлости и тщеславии Грушницкого, М.Ю. Лермонтов выразил своё негативное отношение к этому персонажу. Напротив, рассказ о порядочности и отваге Печорина доказывает, что этот герой симпатичен автору. Если о Гринёве А.С. Пушкин пишет как о человеке, способном постоять за свою честь, несмотря на то, что тот впервые выходит к барьеру, то Швабрина писатель явно недолюбливает, поскольку этот персонаж слишком часто ведёт себя подло и низко.

Кроме того, я ставила перед собой цель выяснить, оказывает ли дуэль влияние на человека. Я считаю, несомненно, и эта мысль была мною прослежена в каждой главе реферата. Мне кажется, я смогла доказать, что человек, стоящий между жизнью и смертью (ведь никто заранее не знает финала дуэли), не может не измениться. Так, после бессмысленной гибели восторженного романтика Ленского уезжает в глубокой депрессии Онегин (он уже никогда больше не будет свысока оценивать человеческие чувства). После смерти Грушницкого, так и не сумевшего избавиться в последнее мгновение от пагубного влияния драгунского капитана, ещё более разочаровывается в людях Печорин. Даже те из дуэлей, которые заканчиваются относительно благополучно, оставляют глубокий след в душах их участников.

В своём реферате я не только рассказала об условиях дуэли (дуэльном кодексе), которые заранее устанавливались противниками или их представителями (секундантами) с соблюдением целого ряда определённых обычаев, но и доказала, что практически все поединки, о которых мы можем прочитать в классической литературе, проходили с более или менее серьёзными нарушениями дуэльного кодекса. Этот факт подтверждает приведённая ниже таблица, в которой я попыталась указать на основные нарушения, допущенные противниками во время поединков.

Нарушения дуэльных правил при описании поединков

в русской классической литературе

Подводя итоги, мне бы хотелось ещё раз остановиться на самых важных моментах реферата, касающихся темы дуэли в русской литературе. Итак,

1. Повод для дуэли

В трёх дуэлях («Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Герой нашего времени») один из героев, выходящих к барьеру, выступает благородным защитником чести девушки. Но если Печорин и Гринёв на самом деле защищают честь Мери и Маши от оскорблений (девушек действительно обидели), то Ленский вызывает Онегина на дуэль из-за пустяка (то, что произошло на балу во время именин Татьяны, не могло служить серьёзным поводом к столь кровавой дуэли).

2. Причины дуэли

Причины дуэлей во всех рассматриваемых произведениях совершенно различны. Онегин не смог противостоять общественному мнению и был вынужден выйти к барьеру, чтобы сплетником Загорецким не было опорочено его доброе имя (Евгения могли обвинить в трусости). Гринёв по-настоящему любит Марью Ивановну, поэтому не может позволить Швабрину оскорблять её честь. Печорину скучно в этом мире, дуэлью с Грушницким он хотел внести хоть какое-то разнообразие в свою жизнь.

3. Условия дуэлей, соответствие дуэльному кодексу

Между Онегиным и Ленским поединок был равным, но с многочисленными нарушениями. Причём и Онегин, и Зарецкий (секундант Ленского) – оба нарушают правила дуэли. Первый – чтобы отменить назначенную дуэль и сохранить жизнь юному романтику Ленскому, а Зарецкий – потому, что видит в дуэли забавную историю, предмет сплетен и жестоких розыгрышей… В «Евгении Онегине» Зарецкий был единственным распорядителем дуэли, он вёл дело с большими упущениями, сознательно игнорируя всё, что могло устранить кровавый исход.

В «Капитанской дочке» отсутствие секундантов позволяет Швабрину нанести предательский удар, что противоречит понятиям Гринёва о чести.

В романе «Герой нашего времени» Грушницкий нарушил законы дуэлей: он собирался убить фактически безоружного человека. Печорин во время дуэли ужесточает условия, предложив встать на край обрыва.

4. Отношение главных героев к дуэли

Онегин до последнего момента не верит, что дуэль состоится. Только увидев перед собой труп Ленского, он понимает, что совершил ошибку. Его мучает совесть.

Ленский же думает о себе как о благородном защитнике ветреной Ольги («буду ей спаситель »). О дружбе он в этот момент забывает и желает смерти Онегину.

Гринёв не боится смерти. Он хочет наказать подлеца Швабрина за обиду, нанесённую Маше.

Швабрину, который в Белогорской крепости оказался за убийство человека на дуэли, спокойная, мирная жизнь в «домашнем» гарнизоне надоела. Поэтому он легко соглашается на поединок с Гринёвым. В котором не ожидает увидеть серьёзного противника. Его цель – убить на дуэли своего соперника, т.к. Швабрин тоже влюблён в Машу.

Первое чувство Печорина – такое же, как у Грушницкого: желание мести. Он не боится дуэли: «Что ж? Умереть так умереть: потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно...» – так думает Печорин в ночь накануне поединка. Дуэль для него – развлечение от скуки и в то же время тайное желание проучить зарвавшегося Грушницкого.

Грушницкий стал марионеткой в руках драгунского капитана. Если бы не он, Грушницкий вряд ли отважился прилюдно оскорбить Печорина и уж тем более – вызвать его на дуэль. Оставить пистолет Печорина незаряженным – это тоже идея драгунского капитана. К счастью, у Грушницкого хватило мужества признаться в том, что пистолет не заряжен, но не хватило силы воли, чтобы попросить у Печорина извинений.

5. Поведение перед дуэлью

Не верящий в то, что дуэль состоится, Онегин спал в ночь перед поединком «мёртвым сном » и проснулся, когда давно пора было ехать к месту дуэли. Возможно, он это сделал преднамеренно: ибо опоздание на поединок более чем на 15 минут считалось веской причиной отмены дуэли.

Гринёв в «Капитанской дочке» особенно не готовится к дуэли. Вот как пишет об этом А.С. Пушкин «…осмотрел свою шпагу, попробовал её конец и лёг спать …» Возможно, уверенность в справедливости своего решения (наказать обидчика) придало Гринёву силы и спокойствия.

Печорин всю ночь перед дуэлью промучился без сна, писать не мог, потом «сел и открыл роман Вальтера Скотта… то были «Шотландские Пуритане ». Он «читал сначала с усилием, потом забылся, увлечённый волшебным вымы­слом ...» Это говорит о его хладнокровии и умении властвовать собой, своими чувствами.

6. Роль секундантов

Важную роль во всех дуэлях играют секунданты. В «Герое нашего времени» именно драгунский капитан становится организатором заговора против Печорина. Это он уговорил Грушницкого не заряжать пистолеты. Это он хотел при помощи Грушницкого отомстить Печорину за то, что тот считает себя выше окружающих. Роль драгунского капитана в дуэли гораздо опаснее, чем может показаться. Он не только придумал и осуществил заговор. Он олицетворяет то самое общественное мнение, которое могло бы подвергнуть Грушницкого насмешкам и презрению, если бы он отка­зался от дуэли.

Печорин взял с собой друга – доктора Вернера, человека пассивного. Вернер не вмешивался в ход дуэли.

Зарецкий в «Евгении Онегине» похож на драгунского капитана: они оба жестокие, равнодушные люди, для них дуэль – не более чем развлечение. Зарецкий так же, как и драгунский капитан, олицетворяет общественное мнение. И если Онегин попытается отказаться от поединка – Зарецкий обвинит его в трусости.

Секундант Онегина – его слуга, француз Гильо, которого Онегин называет «мой друг ». О Гильо, кроме того, что он «малый честный », больше ничего не говорится. Онегин делает своим секундантом слугу, во-первых, так как больше не к кому обратиться; во-вторых, этим он выражает свое несерьёзное отношение к дуэли; в-третьих, он надеется, что такой выбор секунданта поможет отменить дуэль.

У Гринёва и Швабрина в «Капитанской дочке» не было секундантов.

7. Итог дуэли

Итоги дуэлей в этих трёх произведения различны. У А.С. Пушкина в «Евгении Онегине» дуэль заканчивается смертью Ленского, в «Капитанской дочке» Швабрин, нарушая дуэльный кодекс чести, подло ранит Гринёва. У М.Ю. Лермонтова Печорин убивает Грушницкого.

Дуэль для Онегина послужила толчком к новой жизни. В нём просыпаются чувства, и он начинает жить не только умом, но и душой.

Печорин понимает, что смерть Грушницкого ничего не изменила ни в окружающем мире, ни в нём самом. Печорин лишь в очередной раз разочаровывается в жизни и чувствует опустошение.

Гринёв после дуэли решается признаться Марье Ивановне в любви и предлагает ей стать его женой.

9. Роль дуэли в художественном произведении

В «Капитанской дочке» поединок Швабрина и Гринёва нужен, чтобы показать понимание людьми разных эпох такого явления как дуэль.

В романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин» неумение главного героя думать о других людях оберну­лось роковой ошибкой (гибель юного поэта). Но именно дуэль научила его тому, что раньше он не умел делать: стра­дать, раскаиваться, мыслить... Поэтому смерть Ленского ока­зывается толчком к духовному возрождению Онегина.

Дуэль в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» – один из кульминационных моментов, который помогает читателям лучше понять характер Печорина.

Так актуальна ли тема моего реферата сегодня? Не стоит думать, что дуэль – всего лишь литературный приём. Ведь мы не воспринимаем героев художественных произведений только как книжных, вымышленных персонажей. Живые люди с реальными судьбами вдруг встают перед нами. И уже совсем по-другому мы оцениваем тот факт, что два величайших поэта «золотого века» русской литературы – А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов – погибли на дуэли. Оба – едва ли не до мелочей описав собственную гибель в своих произведениях. Что это? Предвидение? Случайность? Этого не знает никто. Как никто не может отрицать и того, что эти две дуэли навсегда оставили в русской литературе отпечаток трагедии и рока… А ещё – яркий пример для подражания, как надо защищать свою честь.

В самом деле, разве может устареть понятие чести, которая даётся человеку однажды, вместе с именем, и которую нельзя ни возместить, ни исправить, которую можно только беречь? Прав был великий Шекспир, сказавший: «Честь – жизнь моя. Они срослись в одно, и честь утратить – для меня равно утрате жизни ».

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Амелина Е.В. Готовимся к экзамену по литературе. - М.: Оникс; Мир и образование, 2007.

Гуревич А.М. Сюжет «Евгения Онегина». В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. - М.: Изд-во МГУ, 2001. - 112 с.

Долинина Н. Прочитаем «Онегина» вместе: Эссе. - СПб.: «Академический проект», «Лицей», 2001. - 176 с.

Дьяконова Н.Я. Из наблюдений над журналом Печорина. - «Рус. лит.», 1969, № 4, с.115 – 125.

ЕГЭ 2009: Литература: Справочник. - М.: Эксмо, 2009.

Карпушин С.В., Ковалёва Е.С., Терентьева А.В. А.С. Пушкин: начало всех начал. Жизнь, творчество, эпоха. - Смоленск: Русич, 1999. - 624 с.

Кожевников В.А. «Вся жизнь, вся душа, вся любовь…»: Перечитывая «Евгения Онегина»: Книга для учителя. - М., Просвещение, 1993

Кричевская Л.И. Портрет героя: Пособие для учителей-словесников и студентов гуманитарных вузов. - М.: Аспект Пресс, 1994.

Лермонтов М.Ю. Стихотворения; Поэмы; Маскарад; Герой нашего времени. - М.: Худож. Лит., 1985. - 415 с.

Мануйлов В.А. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Комментарий. Изд. 2-е, доп. Л., «Просвещение», 1975.

Писарев Д.И. Сочинения в четырех томах. Т. 3. - Государственное издательство художественной литературы, 1956.

Пишем сочинения по роману в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин». - М.: Грамотей, 2007.

Пушкин А.С. Евгений Онегин. Роман в стихах. Предисл., примеч. и пояснит. Статьи С. Бонди. М., Дет. лит., 1973. - 304 с.

Пушкин А.С. Стихотворения и проза. - М.: Олимп; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. - 640 с.

Удодов Б.Т. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»: Книга для учителя. - М.: Просвещение, 1989.

Шанский Н.М. По следам «Евгения Онегина»: Краткий лингвистический комментарий. - М.: ООО «Торгово-издательский дом «Русское слово - РС», 1999. - 320 с.

РЕЦЕНЗИЯ

на реферат ученицы 9 класса «В»

КУПРИЯНОВОЙ АНАСТАСИИ АНДРЕЕВНЫ

на тему «ДУЭЛЬ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ»

Работа Куприяновой А.А. посвящена актуальной проблеме – проблеме защиты чести и достоинства человека. В настоящее время, как совершенно справедливо замечает автор, происходит подмена многих понятий, касающихся нравственной стороны жизни современного общества. Куприянова Анастасия считает честь одним из важнейших достоинств человеческой души и на примере русской классики показывает дуэль как один из основных способов защиты униженного достоинства человека. Куприянова А.А. ставит перед собой цель показать роль дуэли в становлении и раскрытии характера героя литературного произведения, в понимании замысла автора, раскрывает психологический аспект дуэли.

Работа имеет большую теоретическую базу – автором выполнен обзор 16-ти источников литературы. Теоретическое исследование начинается с описания истории возникновения дуэлей. Анастасия подробно останавливается на анализе мотивов, условий дуэлей, их правил и итогов. Проанализировав обширный материал, касающийся основных требований к организации дуэлей в русской классической литературе, автор разрабатывает сводную таблицу, где обобщает нарушения дуэльных правил в тех или иных поединках, нашедших отражение на страницах художественных произведений.

В реферате сведены в единое целое как описание дуэльных сцен, так и их роль в раскрытии характеров персонажей, их влияния на судьбу героев. Несомненным достоинством работы является полнота цитируемой литературы, глубокое знание ученицей исследуемых произведений. Следует также отметить, что при написании реферата Куприянова Анастасия продемонстрировала хорошую лингвистическую эрудицию, показала солидную теоретическую и практическую подготовку.

Куприянова А.А. успешно справилась с непростой задачей анализа дуэльных поединков как основного приёма описания внутреннего мира героев произведений, показав противоречивость самой природы дуэли. Использование психологического аспекта поединка при составлении литературного портрета персонажей делает работу конкретной и содержательной.

Данная работа имеет большую практическую значимость, так как может быть использована в качестве пособия для старшеклассников как образец структурирования реферата. Работа может быть также рекомендована учащимися в качестве пособия по анализу литературного произведения с опорой на психологический аспект при изучении схожих тем.

Таким образом, изложенное в реферате общее содержание позволяет сделать вывод о том, что работа Куприяновой Анастасии представляет собой самостоятельное, законченное и творческое исследование места дуэльных поединков в композиции литературных произведений, их роли в раскрытии характера главного героя и способа защиты его чести и достоинства.

Выбор темы исследования своевременен и обоснован, её актуальность и в теоретическом, и в практическом планах не вызывает сомнений.

Оценивая реферат Куприяновой Анастасии в целом, ещё раз хочется подчеркнуть её несомненные и бесспорные исследовательские и практические достоинства.

РЕЦЕНЗЕНТ ______________ (Палаева Лира Ильфатовна, кандидат педагогических наук, заместитель директора по учебно-воспитательной работе ГОУ ЦО № 1499)

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО

И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

НАУЧНОЕ ОБЩЕСТВО УЧАЩИХСЯ

Доклад

Тема дуэли в русской литературе

Выполнил

Зеленин Олег

(ученик 10 «А» МОУ «Хохольский лицей»)

Учитель

Крюкова Л.В.

Воронеж – 2010

Содержание

Понятие о дуэли.

1. История дуэли.

   Наказание.

   Виды оружия.

   Разновидности пистолетных дуэлей.

   «Неписанный порядок дуэли».

«Литературные» дуэли.

Причины дуэли, отраженные в литературе.

Обращение писателей – романтиков к теме дуэли.

Герцен о дуэли.

Взгляд на дуэли В.Дорошевича.

Изменение представлений о нравственных ценностях в буржуазную эпоху.

Понятие о дуэли в современном мире.

«Как жаль, что сейчас нет дуэлей!» - слышим мы нередко из уст несправедливо обиженного и оскорбленного человека. И это сожа­ление почему-то не кажется нам странным в век, когда дуэль как способ разрешения вопросов чести стала уже анахронизмом, неле­постью, несуразицей. Известие о том, что некто вызвал своего обид­чика на поединок, может вызвать у нас лишь улыбку, будет воспри­нято как фарс, как экстравагантная и легкомысленная причуда.

История поединков уходит в глубокую древность. Дрались из-за женщин, за право владения землей, ради мести, наконец, просто чтобы показать свою силу и унизить, а то и уничтожить соперника. Еще в древние времена были известны судебные поединки, назначавшиеся для решения споров по имущественным и иным вопросам, цирковые бои гладиаторов в Древнем Риме, средневековые рыцарские турниры, кулачные бои на Руси. Но не они входят в понятие классической дуэли. Наиболее емким и точным нам представляется определение дуэли, данное русским военным писателем начала века П. А. Швейковским: «Поединок есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя ». Из этого определения можно вычленить следующие основные признаки классической дуэли:

цель дуэли - удовлетворение поруганной чести (а не цирковое представление, не решение спора и не состязание в силе);

участников дуэли только двое (а не «стенка на стенку»), т. е. оскорбленный и его обидчик (отсюда само слово «дуэль»);

средство дуэли - смертоносное оружие .

История дуэлей начинается со второй половины XVI столетия, когда офицерский корпус состоял целиком из дворян, для которых понятие об офицерской чести было преувеличенным. Ни один офицерский корпус не оставил бы в своих рядах офицера, отклонившего вызов на дуэль. Однако ни государство, ни монарх не позволяли, чтобы их подданные сами решали свои споры, и поэтому дуэли непрестанно запрещались. Во Франции, Австрии, Пруссии, на Руси поединки карались смертной казнью.

139-й воинский артикул, принятый в 1715 году императором Петром 1, строго воспрещал дуэли между офицерами, причём казни через повешение подлежал также и погибший на дуэли: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются <…> Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останется, то их и по смерти за ноги повесить». Практика поединков стала получать распространение среди дворянской молодёжи в царствование Екатерины второй, что побудило последнюю издать в 1787 году «Манифест о поединках», который называл дуэли чужестранным насаждением: участникам (включая секундантов) дуэли, окончившейся бескровно, устанавливался в качестве наказания денежный штраф, а обидчику - пожизненная ссылка в Сибирь; за причинение вреда здоровью и жизни наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления.

Не оставляли «в покое» и секундантов: секундант Пушкина был приговорен к повешению за участие в роковой дуэли, хотя позднее помилован. Несмотря на преследования, дуэли не прекращались.

Основным видом оружия первоначально было холодное, и в XVII веке бесконечные дуэли на шпагах превращались в кровавые драки. По мере совершенствования огнестрельного оружия споры начинают разрешаться при его помощи, ведь трудно было найти военного человека, не могущего попасть в цель с расстояния в 10 шагов (семь метров). К примеру, Пушкин попадал в карточного туза именно с такого расстояния.

Как ни странно, но официальное положение о дуэлях появилось сравнительно поздно. На протяжении полутораста лет пользовались изустными сведениями либо рукописными правилами, созданными в каждой стране. Так происходило до 1836 года, пока парижский «Жокей-клуб» не занялся их обработкой. Во главе этого дела встал граф Шатовиллар и несколько других знатных особ. Вскоре созданный ими дуэльный кодекс был подписан 76 выдающимися личностями того времени и опубликован. Этот кодекс служил дуэлянтам вплоть до 1881 года, пока граф де Сен Томас не выпустил «Новый дуэльный кодекс». Признавалось несколько разновидностей пистолетных дуэлей . Три из них были главными: дуэль с неподвижными стрелками, дуэль с «барьерами» и дуэль на параллельных линиях. Кроме того, существовали поединки с разными условиями, к которым относились стрельба на укороченной дистанции, дуэль на одном пистолете, поединки на ружьях, карабинах, револьверах и, наконец, американская дуэль. Дуэль не всегда выбиралась произвольно, ее вид зависел от тяжести нанесенного оскорбления, каковых было три: простая обида, нанесенная от обычной невежливости; позорное оскорбление и самое серьезное – оскорбление действием . При простом оскорблении обиженный выбирал оружие, при позорном – оружие и вид дуэли, при последнем – оружие, вид дуэли и расстояние.

Неписаный порядок дуэли

Неписаный порядок проведения дуэли был следующим. В заранее условленное время (обычно утром) противники, секунданты и врач прибывали в назначенное место. Опоздание допускалось не свыше 15 минут; в противном случае опоздавший считался уклонившимся от дуэли. Поединок начинался обычно через 10 минут после прибытия всех. Противники и секунданты приветствовали друг друга поклоном. Избранный секундантами из своей среды распорядитель предлагал дуэлянтам в последний раз помириться (если суд чести признавал это возможным). В случае их отказа распорядитель излагал им условия поединка, секунданты обозначали барьеры и в присутствии противников заряжали пистолеты. Секунданты занимали места параллельно линии боя, врачи - позади них. Все действия противники совершали по команде распорядителя. На самой дуэли противники не могли между собой разговаривать, одежде полагалось быть темной, но ворот у рубашки – белый. Оба дуэлянта должны были опустошить карманы, снять запонки и застежки. Про шляпы в правилах ничего не говорилось, но обычно они снимались. Оружие противники получали от секундантов на предохранительном взводе. Дуэль начиналась по команде старшего секунданта со слов «Взводите» или «Стреляйтесь», произносимых беспристрастным голосом. В дуэльном кодексе оговаривалось, как поступать, если один из противников умышленно выстрелит в сторону. Если это делает обиженный, то обидчик также должен отказаться от выстрела. Однако если обидчик стреляет в воздух, то ничто не мешает обиженному выстрелить точно в цель.

Варианты дуэли

Дуэли на пистолетах имели несколько вариантов.

Вариант 1 Противники становились на дистанции от 15 до 40 шагов друг от друга и, оставаясь неподвижными, поочередно стреляли по команде (интервал между командой и выстрелом должен был быть не менее 3 секунд, но не более 1 минуты). Если оскорбление было средним или тяжелым, то оскорбленный имел право стрелять первым (но только с дистанции в 40 шагов, т. е. максимальной), в противном случае право первого выстрела решал жребий.

Вариант 2 (сравнительно редкий). Противники становились спиной друг к другу на дистанции 25 шагов и, оставаясь неподвижными на этом расстоянии, непрерывно стреляли через плечо.

Вариант 3 (едва ли не самый распространенный). Противники вставали на расстоянии до 30 шагов друг от друга и по команде шли к барьерам, расстояние между которыми было не менее 10 шагов, по команде же первый на ходу стрелял, но ответного выстрела ожидал стоя на месте (стрельба без команды допускалась в случае, если барьеры отстояли на 15-20 шагов друг от друга, а противники в исходном положении - до 50 шагов; но это сравнительно редкая разновидность). При такой дуэли время на ответный выстрел не превышало 30 секунд, для упавшего - 1 минуты с момента падения. Переступать барьеры запрещалось. Осечка тоже считалась за выстрел. Упавший мог стрелять лежа (как стрелял раненый Пушкин в Дантеса). Если при такой дуэли после четырех выстрелов ни один из противников не получал ранения, то ее можно было прекращать.

Вариант 4 Противники становились на расстоянии 25-35 шагов, располагаясь по параллельным линиям, так что каждый из них имел своего противника справа от себя, и шли по этим линиям к барьерам, отстоявшим друг от друга на 15 шагов, по команде останавливаясь и стреляя.

Вариант 5 Противники располагались на расстоянии 25-35 шагов и, оставаясь неподвижными, стреляли одновременно - по команде на счет «раз-два-три» или по сигналу в три хлопка. Такая дуэль была наиболее опасной, и нередко погибали оба противника. По окончании противники подавали друг другу руки.

Заметим, что эти правила (хотя бы то же расстояние), устоявшиеся к концу XIX века, были во многом гуманнее, чем обычные правила русских дуэлей первой половины XIX века. Любопытно, что если во второй половине XIX века число дуэлей в русской армии явно пошло на спад, то после официального разрешения в 1894 году их количество вновь резко возрастает. Особняком стояла американская дуэль. Иногда «американской» называлась не дуэль, а вытягивание жребия, после чего вынувший черный шар был обязан застрелиться в течение года. Настоящая американская дуэль представляла собой скорее охоту, когда соперники отправлялись в лес на несколько дней и отслеживали там друг друга, используя всякие хитрости, вроде ложных костров, чучел и засад. Порой американская дуэль выглядела, как обычный поединок с револьвером или ножом, но проводилась без секундантов на глазах у зрителей. Самой острой являлась дуэль без свидетелей в запертом помещении, как она описана у Майн Рида в романе «Всадник без головы». Однако наиболее изощренной формой дуэли была дуэль под названием «ку-ку». Этот поединок проводился в полностью затемненной комнате, со снятой обувью. Один из противников кричал «ку-ку», а другой стрелял на звук. Тот, кто крикнул, был обязан оставаться на месте. После чего роли менялись, пока один не был убит или ранен.

И все же сама мысль о дуэли в наш век, когда «смертельные» ссоры и обиды завершаются выстрелом из-за угла, ударом ножа или оказавшегося под рукой утюга, кажется нам, несомненно, благо­родной.

Правда, мы вряд ли нашли бы сегодня охотников пойти к барь­еру и подставить себя под пулю, но социологический опрос, безуслов­но, выявил бы немалое число людей, готовых признать статус дуэ­ли, как средства защиты человеческого достоинства. Любопытнейший парадокс. В девятнадцатом веке все мыслящие люди теоретически осознавали бессмысленность и нелепость дуэли, расценивая ее как убийство, уголовное преступление, и, тем не менее, не колеблясь, бра­ли в руки оружие. Презирая дуэль как средство разрешения воп­росов чести и, уж конечно, не относясь к ней как к «суду божь­ему», Пушкин, тем не менее, всякий раз, порой по незначительному поводу, встречает противника у барьера-вплоть до последнего, рокового своего поединка.

У Пушкина дуэль с Дантесом была не первой. Вызовов на его счету числится целых двадцать девять; правда, в большинстве случаев противники помирились до барьера (а несколько дуэлей предотвратил генерал Инзов, перед поединком бравший поэта под арест). Однако случалось и Пушкину выйти к барьеру – например, с полковником Старовым, с которым они сделали по два выстрела (все мимо), и с близким другом Кюхельбекером, обидевшимся на ехидные стихи лицейского друга. «Кюхля» стрелял первым и промахнулся, Пушкин же воспользовался правом стреляющего вторым и отказался от выстрела. Однако в случае с Дантесом он был твёрдо намерен убить противника. До потомства дошел текст условий дуэли между Пушкиным и Дантесом. Для иллюстрации приведем его полностью:

«Правила дуэли между господином бароном Жоржем Геккереном и господином Пушкиным»

Противники ставятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 10 шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.

Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.

Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же самом расстоянии.

Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.

Секунданты являются непосредственными посредниками во всяком отношении между противниками на месте.

Секунданты, нижеподписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Поэтому Дантес, когда ему уже во Франции выговаривали за убийство Пушкина, очень удивлялся: а что мне, дескать, оставалось делать? Другой вопрос, чьи действия послужили причиной поединка. Потому-то Тургенев в числе немногих совершённых им в жизни подлостей числил то, что как-то за границей при встрече пода л руку Дантесу.

Столь же необъяснимо, по нашим современным представлениям, и поведение М. Лермонтова, называющего Дантеса убийцей в своем знаменитом стихотворении и обреченно подставляющего себя под пулю другого убийцы - Мартынова.

С Лермонтовым причина дуэли гораздо более туманна: нанёс Мартынову какое-то оскорбление, никто толком даже не понимал какое, но – явно не первое. По воспоминаниям современников, похоже, как будто Лермонтов хотел разыграть сцену из «Героя нашего времени», предназначив Мартынову роль Грушницкого. Он наносил ему обиду за обидой, дабы тот наконец сыграл то, что ему определено.

Вот что об этом говорит секундант поэта Васильчиков: «Что он сказал, мы не расслышали, знаю только, что, выходя из дома на улицу, Мартынов подошёл к Лермонтову и сказал ему тихим и ровным голосом по-французски: « Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах». На что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».

Менее известна другая «литературная» дуэль, которая могла стоить России одного из двух замечательных поэтов: Николая Гумилёва или Максимилиана Волошина. К счастью, она обернулась не трагедией, а чем-то вроде водевиля.

Волошин и Елизавета Дмитриева придумали «виртуальную поэтессу» по имени Черубина де Габриак. Эта «роковая испанка» писала стихи в журнал и заставила многих поэтов влюбиться в неё заочно. При этом, по-видимому, большую часть стихов писал именно Волошин. В какой–то степени это прообраз наших и нтернет-знакомств.

Одним словом, Гумилёв влюбился в «испанку» до беспамятства, а когда розыгрыш был раскрыт, послал шутнику вызов за попранные чувства. Дуэль проходила на той самой Чёрной речке, где был убит Пушкин. Можно представить, насколько Волошина не радовала перспектива стать новым Дантесом. По дороге он потерял калошу, её долго искали. Словом, он всеми силами старался предотвратить роковой исход. В итоге Гумилёв промахнулся, Волошин стрелял в воздух, а за своё миролюбие получил от ехидного Саши Чёрного прозвище «Вакс Калошин».

Герцен пишет целый трактат о нелепости дуэли, но в ответ на вы­зов поэта Гервега, соблазнившего его жену, принимает решение - «Ехать и убить его, как собаку ».

Нимало не сомневаясь в бессмысленности дуэли, понимая, что это суд не справедливости, а случайности А. Блок вызывает на дуэль А. Белого и т. д.

В веке двадцать первом мы уже не будем стреляться, но готовы теоретически признать дуэль судом справедливости. Офи­церы белой гвардии во время гражданской войны стрелялись по любому поводу, в Красной же Армии поединок - редчайшее исклю­чение. Что это? Утрата чести или высокая сознательность? Что во­обще заставляет человека искать справедливости таким кровавым, ничуть не гарантирующим ее торжества способом? Во многом ответ на эти вопросы дает нам художественная литература. Надо сказать, что западноевропейская литература XVIII и XIX веков, включая и русскую, буквально пестрит описаниями всевозможных дуэлей. С помощью шпаги защищает честь своей невесты герой «Капитанской дочки» Пушкина, поединком заканчиваются взаимоотношения геро­ев его же рассказа «Выстрел». Стреляются или вызывают друг дру­га к барьеру персонажи романов и повестей М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»; Е. Ростопчиной - «Поединок»; И. Тургенева - «Бретёр»,; А.К. Толстого «Князь Серебряный»; А.Герцена - «Былое и думы»; Л. Толстого - «Война и мир»; А. Чехова - «Дуэль»; А. Куприна - «Поединок» и т.д.

Широкое обращение русских писателей к теме дуэли, конечно же, нельзя рассматривать, как их желание привлечь читателей к своим произведениям какими-либо необычайными, захватывающими при­ключениями в духе романов отца и сына Дюма.

Стремление к развлекательности ради развлекательности никог­да не было свойственно русской литературе. Дуэль в данном случае была для нее лишь одной из характерных особенностей эпохи, чер­ты которой она стремилась объективно воссоздать.

Названные выше и многие неназванные произведения русской ли­тературы, так или иначе касающ иеся темы дуэли, дают нам пред­ставление о самых разнообразных мотивах обращения к ней как способу разрешения возникающих между людьми социальных, нрав­ственных, идейных и других противоречий.

Наиболее распространенной причиной конфликта, ведущего к дуэли, особенно в романтических повестях, оказывается ревность, чувство ненависти к счастливому сопернику в любви .

Нередко мотивами вызова были оскорбленное самолюбие , воз­бужденное неосторожно сказанным словом, мелкое честолюбие, про­сто упрямство, желание человека, во что бы то ни стало настоять на своем. «Какие упрямцы! Пускай бы за дело дрались - так не жаль и пороху; а то за женскую прихоть и за свои причуды»,- говорит один из персонажей повести А. Бестужева-Марлинского «Испыта­ние». «Много ли мы видели поединков за правое дело? - отвечает ему другой.- А то все за актрис, за карты, за коней или за порцию мо­роженого».

Иногда скука , лишенное смысла однообразное существование в затерянных в бескрайних просторах России провинциальных город­ках и дворянских усадьбах побуждали чиновников и помещиков ис­кать острых ощущений, заставляющих быстрее обращаться в жилах застывшую кровь. Дуэль возникала просто из желания покуражиться. «Ведь вы не знаете,- говорит Веретьев, герой повести И. Тургенева «Затишье», приехавшему навестить свою отдаленную деревеньку мо­лодому помещику Астахову, неожиданно получившему на балу вы­зов от одного из гостей,- у нас без этого ни одного бала не бывает... Это уже так заведено. Последствий это никогда никаких не имеет. Кому охота подставлять свой лоб? Ну, а почему бы не покуражить­ся, а? над приезжим, например?».

Получались и намеренно спровоцированные чьей-то злой волей дуэли. Так, из желания проучить зазнавшегося и высокомерного «пе­тербургского слётка», Печорина, испытать его храбрость провоцируют ссору между ним и Грушницким «отдыхающие на водах офицеры» в повести Лермонтова «Герой нашего времени». Правда, злая шутка, эта, как мы знаем, обернулась покушением на убийство, дуэль из суда справедливости превратилась в средство расправы над против­ником.

Причиной вызова могло быть и подозрение в шулерстве во время игры в карты, как, например, в повести Е. Ростопчиной «Поединок».

Основой конфликта, заканчивающегося поединком, зачастую ока­зывалась зависть личности сильной, тщеславной, самолюбивой к сво­ ему удачливому сопернику, желание любым способом утвердить себя, возвыситься над окружающими. Таков, например, Сильвио из : повести Пушкина «Выстрел».

В иных случаях дуэль использовалась и как средство запугать противника, как способ для достижения каких-либо корыстных це­лей. Именно такой целью руководствуется герой «Трех портретов» И. Тургенева гвардейский офицер Лучинов, вызвавший на поединок своего соседа помещика Рогачева в расчете запугать его и заставить жениться на соблазненной и обесчещенной им, Лучиновым, девушке.

Но, конечно, чаще всего мотивом вызова к барьеру было стрем­ление" личности защитить свое достоинство или заступиться за по­руганную честь любимой женщины, товарища, реабилитировать опороченную кем-либо репутацию своего полка и т. п. Желая защитить честь Маши, дочери комен­данта Белогорской крепости, вызывает на дуэль оскорбившего ее Швабрина герой «Капитанской дочки» Пушкина. Дуэльная ситуация, связанная с восстановлением репутации полка, запятнанной офи­цером другой, соперничавшей с ним части, намечается в сюжете по­вести «Кроткая» Ф. Достоевского .

Дуэль как фарс и дуэль как бессмыслица встречается в романе "Отцы и дети". "Finita la comedia!" – этими словами подытожил свершившееся Печорин. Комедией, а точнее, пародией, травести поединков из "Евгения Онегина" и из "Героя нашего времени" является на самом деле третий поединок - дуэль Евгения Васильевича Базарова с Павлом Петровичем Кирсановым. Пушкин убил Ленского, Лермонтов отправил к праотцам Грушницкого. (Эти, заметим в скобках, персонажи похожи не только печальным финалом недолгой жизни: оба молоды, оба страдают юношеской болезнью романтичности и экзальтированности; обоих зовут на «-ский/цкий», и тот и другой пали жертвами приятельской руки.) А Тургенев пожалел Павла Петровича Кирсанова: прострелил ему из базаровского пистолета полумягкое место, и только… Павел Петрович Кирсанов, человек тридцатых годов, - сверстник Печорина. И ведет он себя под стать лермонтовскому персонажу: как и Григорий Александрович, изысканно одевается, подобно Печорину и Грушницкому вместе взятым, желает убить своего соперника. Он целит в лоб ("в нос", – снижает драматический пафос сцены нигилист Базаров) противнику, как Грушницкий, но получает легкую рану в ногу, словно Печорин. Только печоринская легкая рана ("царапина") была опасной, ибо стоял он на краю немилосердной кавказской пропасти и даже от нетяжелого ранения мог упасть вниз. А позади Кирсанова - русские берёзки: «падай не хочу - не расшибёшься». Да и рана какая-то смешная: не колено оцарапано, как у Печорина, а ляжка поражена пулей. И стрелял-то не боевой офицер, коим был Грушницкий, но "штафирка", медик Базаров. А Павел Петрович, в прошлом состоявший на военной службе, промазал… После чего, будто семнадцатилетняя барышня, упал - не в горную расселину. В обморок.

Таким образом, литература не только раскрывает перед нами социальную физио­логию дуэлей, дает представление о самых разнообразных их типах и формах, мотивах и причинах, побуждающих человека жертвовать жизнью в угоду своим страстям или сложившимся у него представ­лениям о чести. Это для нее задача второстепенная, как бы вспомо­гательная. Тема дуэли интересна для художника (если его целью не является лишь развлечение читателя) прежде всего тем, что позволяет ему создать, смоделировать такую экстремальную ситуацию, в которой наиболее полно раскрываются тот или иной социальный конфликт и характер героя. Разумеется, в богатейшем арсе­нале художественных средств литературы есть множество и других не менее сильных средств организации конфликта произведения. Но в отличие от многих из них дуэльная ситуация ставит героя в такое положение, при котором он оказывается менее всего зависим от воз­действия на него неких внешних сил. Он распола­гает правом свободного выбора в той смертельной игре, в которую вовлекли его свои или чужие страсти и ставкой, в которой является его жизнь.

Если проследить историю обращения русской литературы к теме дуэли, то можно заметить, что наиболее часто обращались к ней в своих произведениях писатели-романтики. И это было естественно. Во-первых, потому, что именно в период развития романтизма в 20-30-е годы прошлого столетия дуэли были обычным явлением жиз­ни, наиболее распространенным средством разрешения социальных и нравственных противоречий в дворянской среде. Во-вторых, такого рода сюжетная ситуация, положенная в основу произведения, на­иболее соответствовала самим принципам художественного воссоз­дания романтизмом действительности, его идее «двоемирия», харак­терным для него «двухполюсным» моральным и идейным конфлик­там - между личностью и обществом, идеальным и реальным, стра­стью и рассудком, прекрасным и безобразным, благородным героем и злодеем и т.п.

Особое место в ряду романтических произведений, разрабаты­вающих тему дуэли, занимает повесть Н. Павлова «Ятаган» (1835), сразу же обратившая на себя внимание читателей и критики не­обычайно смелым выступлением писателя против царящего в армии произвола, против бесправия служащих в ней нижних чинов.

«Повесть эта в чрезвычайно резких чертах изображает страшный гнет начальнической власти над беззащитным подчиненным»,- писал цензор А. В. Никитенко в 1863 году, подтверждая тем самым, что и почти через 20 лет после его написания произведение Н. Павлова не утратило своей социальной остроты.

И не случайно «Ятаган» Н. Павлова был замечен не только чи­тающей общественностью, но и самим императором, написавшим на докладной записке министра просвещения С.С.Уварова, что повесть эта «по своему содержанию никогда не должна была пропус­каться цензором», ввиду того, что ее «смысл и цель прескверные».

Повесть «Ятаган» была первым в русской литературе произведе­нием, в котором с такой откровенностью была обнажена изнанка армейской жизни и в такой острой форме заявлена тема царящей в ней социальной несправедливости.

Совершенно иное место тема дуэли занимает в художественной структуре повести Лермонтова «Княжна Мэри» - центральной ча­сти романа «Герой нашего времени». Конфликт между Печориным и обществом с более чем доста­точной определенностью выявляется и в отношении героя к окружа­ющим, и его прямыми и недвусмысленными оценками той социаль­ной среды, в которой он вынужден жить.

Введение истории с дуэлью в сюжет повести было необходимо для того, чтобы читатель смог до конца осознать ту особенность ми­ровосприятия Печорина, которая и делала его «героем нашего време­ни», «героем века».

Легко заметить, что по мере развития реалистической литерату­ры идейно-смысловая нагрузка «дуэльной ситуации» в общем за­мысле произведения все более усиливалась. В повести А. Куприна «Поединок» дуэль становится уже своего рода символом противо­борства личности со всей унижающей и подавляющей ее достоинство системой общественных отношений в армии, с социальной системой в целом.

«Доказывать нелепость дуэля не стоит,- писал А. Герцен в «Бы­лом и думах»,- в теории его никто не оправдывает, исключая каких-нибудь бретеров и учителей фехтованья, но в практике все подчи­няются ему для того, чтоб доказать, черт знает кому, свою храб­рость. Худшая сторона поединка в том, что он оправдывает всякого мерзавца или его почетной смертью, или тем, что делает из него по­четного убийцу. Человека обвиняют в том, что передергивает карты, он лезет на дуэль, как будто нельзя передергивать карты и не бо­яться пистолета. И что за позорное равенство шулера и обвинителя!

Дуэль иногда можно принять за средство не попасть на висе­лицу или гильотину, но и тут логика не ясна, и я все же не пони­маю, отчего человек обязан под опасением общего презренья не бо­яться шпаги противника, а может бояться топора гильотины».

Кроме всего, развивает свою мысль Герцен, казнь имеет то пре­имущество, что ей предшествует суд, дающий возможность обвинить виновного и оправдать невинного, да и сам человек получает право обличить на суде прилюдно своего врага. «В дуэли остается все шито и крыто...».

«Дуэль, милостивые государи, есть состояние дикости. Это со­всем не право, а довод наиболее сильного или наиболее ловкого, иногда самого дерзкого!.. Вызвать на дуэль не значит атаковать лишь частное лицо, совершить проступок в отношении только него, как при обыкновенной краже или убийстве; нет, это, прежде всего посягательство на общий мир, презрение к закону, восстание против государственного порядка. Дуэлисты хотят управлять сами собой, глумиться над верховной властью страны, где живут»,- заметил в свое время Дюпен - старший, обер-прокурор кассационного суда в Па­риже в своем заключительном слове на одном из судебных процес­сов.

На этом суждении и основывает свою концепцию взаимоотно­шений «общественного права» и «личной чести» в очерке «Дуэль» известный русский публицист Влас Дорошевич. Он судит представ­ление о чести, заставляющее людей идти к барьеру, с позиции XX века и считает его губительным предрассудком, пережитком средневековья . Но ведь нельзя же упрекнуть в «дикости нравов», в отсут­ствии «прогрессивных идей» Пушкина, Лермонтова, Герцена, Блока, Белого, дравшихся на дуэли или посылавших ближним своим картель. И, понимая это, Дорошевич обвиняет в дикости и неразвитости , преж­де всего общественные нравы , довлеющие над сознанием цивилизо­ванной личности и понуждающие ее подчиняться общепринятым мне­ниям. «Отказаться от дуэли,- замечает Герцен,- дело трудное и тре­бует или много твердости духа или много его слабости... До этой святыни, поставленной дворянской честью и военным самолюбием, редко кто смеет касаться, да и редко кто так самобытно поставлен, чтоб безнаказанно мог... принять на себя нарекание в трусости».

Многим понятна дикость и бессмысленность этого кровавого спо­соба разрешения конфликтов. Но звучит в сознании роковое слово «честь», отрезая все пути к отступлению. Ни самые настойчивые увещания, ни строжайшие правительственные запреты, ни даже казни, применяемые в некоторых странах в разные времена против дуэлянтов, не могли остановить желающих защитить свою честь с оружием в руках. Единственным средством, позволяющим остановить это повальное безумие, утверждал Дорошевич (и многие другие авторы работ о дуэли, на которые и ссылается публицист и которых было написано к началу нашего века многие сотни), мо­жет быть лишь такое общественное мнение , такое общество, кото­рое способно взять на себя защиту чести и достоинства граждани­ на , осудить дуэль как дело подлое и недостойное порядочного человека.

Если определяющим моральный кодекс личности понятием в аристократическом обществе была честь, то в эпоху буржуазную иерар­хия нравственных ценностей основывается уже совершенно на иных началах. Доминирующее положение в ней начинают занимать такие понятия, как «свобода», «равенство», «трудолюбие» и т.д.

Дело, следовательно, не столько в том, что общество с развити­ем буржуазных отношений стало более просвещенным или менее кровожадным (войны, как мы знаем, в эти эпохи не прекращаются, а становятся все более бесчеловечными), а в том, что изменились его представления о нравственных ценностях.

Правда, если следовать логике таких рассуждений, то именно в буржуазном нравственном сознании должно доминировать понятие о чести, так как именно в условиях капитализма личность становит­ся наиболее свободной и независимой от общества. Но дело в том, что по мере развития буржуазного общества отношения между людь­ми, как известно, все более стали определяться как товарные отно­шения . Ценность человека определялась уже не его личными достоин­ствами, а его положением в обществе , в конечном счете, его богат ством.

Но во все времена дуэль была окутана покрывалом романтики; настоящие мужчины проливают кровь за честь... И даже сейчас, когда этот обычай вроде бы отошел в прошлое, многие об этом громогласно сожалеют.

Страсть к дуэлям в мужских сердцах неистребима. Сколько придумано видов дуэли! Например, во время войны за независимость Америки генерал Исаак Путнам получил вызов, но от дуэли на шпагах отказался. Он предложил поставить на бочку с порохом стеариновую свечку и сесть рядом, кто первым поспешит удрать - трус. Генерал уселся у бочки и начал дымить сигарой, но в это время явился секундант противника и с извинением сообщил, что тот отказывается от поединка. Другой американский генерал во время военных действий в 1808 году предложил сопернику гулять вместе по городской стене осажденного города на глазах противника. Кого убьют - тот и проиграл. Убили обоих. Снова Америка, но уже конца XIX века. Некто майор Брайт пришел на дуэль не со шпагой или пистолетом, а с тарелкой, на которой лежали два зеленых яблока, одно из которых он предложил противнику - в то время в тех местах была эпидемия холеры. Противник поспешил отказаться.

Между тем, будем честны, дуэль чаще всего утверждала не столько честь, сколько право сильного. Во все времена, даже «пистолетные», хватало опытных «профессионалов» дуэли, которые убивали своих противников десятками, предпочитая не слишком опытных.

Более того, многие делали это источником заработка: либо напрямую - получая деньги от чьего-нибудь врага за убийство, либо косвенно, как один из самых знаменитых русских бретеров, Федор Толстой-«Американец». Тот был шулером и своим дуэльным искусством ограждал себя от обвинений. В XVIII веке начали пытаться судить и казнить дуэлянтов, которые провоцировали на поединок заведомо слабейших противников, но это были единичные процессы, а бретеров было великое множество.

Пытаясь уйти от «права сильного», в дуэли увеличивали элемент случайности, так что она становилась все ближе к мифической «русской рулетке».

Конечно, далеко не каждый поединок кончался смертью или тяжелым ранением. Чаще всего противники либо мирились, либо промахивались, либо бой до первой крови оканчивался царапиной. Но общественное мнение давило на дуэлянтов, чтобы поединок стал «результативным»: над теми, чья дуэль не окончилась кровопролитием, потешались, и это оказывалось более действенным стимулом, чем страх перед законами.

Да и вправду ли дуэлянты защищали чью-то честь? Если у Пушкина, к примеру, были некоторые основания идти на поединок с Дантесом, то намного чаще причины были совершенно бредовыми - как у того же Онегина. Или как на дуэли Пушкина и Кюхельбекера - на следующий день над ней смеялись оба участника.

Вряд ли кто возьмется утверждать, что и современное нам об­щество, будь то у нас или на Западе, способно защитить честь и достоинство личности. В лучшем случае оно защищает лишь наши имущественные интересы и наказует за уголовное преступление. Дуэ­ли ушли в прошлое совсем не потому, что мы стали цивилизованнее и разумнее или доверили защиту своего достоинства общественному мнению, а потому, что привыкли мириться с утратой чести, потому, что личное благополучие, покой, деньги, должность стали восприни­маться как ценности куда более значительные, чем честь. Разумеется, сама по себе дуэль, как уже говорилось, ни в коей мере не является судом справедливости и не может быть оправдана.

Известный афоризм гласит: «Обезьяна стала человеком, когда, разозлившись на соседа, не взяла палку, а просто его обругала». Это в некоторых случаях и есть мирный выход из ситуации.

МАГНИТИНКА «ТЕМА ДУЭЛИ (поединка чести) В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ»
Автор: Суязова И.А.
Тема дуэли интересна писателям прежде всего тем, что позволяет ему создать экстремальную ситуацию, в которой наиболее полно раскрываются социальный конфликт и характер героя; дуэль как поединок непохожих характеров и как поединок идей; психологический анализ личности героя, прошедшего испытание дуэлью. Дуэль выступает своего рода «лакмусовой бумажкой», психологическим тестом на честь и совесть, благородство и порядочность.
На дуэль выходят антагонисты: «Циник» Печорин и «романтик» Грушницкий, «лед» - Онегин и «пламень» - Ленский, нигилист Базаров и «ортодокс» Кирсанов, миролюбивый Пьер Безухов и «буян и бретер» Долохов. Эти дуэли имеют разный исход: от трагического исхода поединка между Онегиным и Ленским до трагикомической развязки дуэли Базарова с Кирсановым. Но все они происходят потому, что их действующие лица внутренне противоречивы. На дуэль людей толкает не только (и не столько) оскорбление, нанесенное будущим противником, но отсутствие мира и согласия внутри самого себя
А. С.Пушкин (XIX в.)
Повесть «Выстрел»
Причина первой дуэли
Сильвио: зависть к богатому графу, который внезапно появился и потеснил Сильвио с пьедестала;
Граф: равнодушие к жизни (во время дуэли ел черешню)
Вторая дуэль
Сильвио: не убивает своего противника. Ему достаточно потешить самолюбие, увидеть в глазах соперника страх.
Граф: страх не за свою жизнь, боязнь огорчить, напугать свою жену. А. С.Пушкин (XIX в.)
Роман «Капитанская дочка»
Причина дуэли
Швабрин: в основе дуэли - зависть, ревность и подлость;
Гринёв: защита чести Маши Мироновой
________________________________________________
В каких произведениях русской литературы описаны поединки чести и в чём эти произведения можно сопоставить с «Песней про купца Калашникова» М.Ю. Лермонтова?
или
Какие качества характера Печорина раскрываются в сцене дуэли и герои каких произведений русской классики проходят испытание дуэлью? М.Ю.Лермонтов (XIX в.)
«Песнь про купца Калашникова»
Причина дуэли
Калашников: защита чести и достоинства семьи и доброго имени жены
Кирибеевич: царский опричник, влюблённый в Алёну Дмитриевну, жену Калашникова, ухаживая за ней, позорит честное имя Алёны Дмитриевны
М. Лермонтов (XIX в.)
Роман «Герой нашего времени»
Причина дуэли
Печорин: защищает доброе имя Мери, желает пробудить в Грушницком чувство раскаяния
Грушницкий: уязвлённое самолюбие, подлый сговор Грушницкого с драгунским капитаном Л.Н.Толстой (XIX в.)
Роман-эпопея «Война и мир»
Причина дуэли
Пьер Безухов: защита своей чести, своего честного имени
Фёдор Долохов: гордыня, неуважение к другим, беспричинная жестокость, цинизм, стремление все и всех очернить.
А. С.Пушкин (XIX в.)
Роман в стихах «Евгений Онегин»
Причина дуэли
Онегин: боязнь общественного мнения
Ленский: слепая ревность
Ольга: ветреность И. Тургенев (XIX в.)
Роман «Отцы и дети»
Причина дуэли
Базаров: гордость (даже гордыня), отношение к дуэли как к глупости и пережитку прошлого
Кирсанов: конфликт поколений (повод: Базаров поцеловал Фенечку)А. Куприн (XX в.)
Повесть «Поединок»
Причина дуэли
Ромашов: вечный поединок с собой и с офицерскими предрассудками
Николаев: оскорблённый муж, получающий анонимные письма
Магнитные поля
Название дуэлянты Фрагмент текста
А.С.Пушкин
Роман «Капитанская дочка» Дуэль Швабрина с Гриневым "...На другой день, когда сидел я за элегией и грыз перо в ожидании рифмы, Швабрин постучал под моим окошком. Я оставил перо, взял шпагу и к нему вышел. «Зачем откладывать? – сказал мне Швабрин, – за нами не смотрят. Сойдем к реке. Там никто нам не помешает». Мы отправились молча. Спустясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда солдатом, дал мне несколько уроков в фехтовании, которыми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке… В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств..."
А.С.Пушкин
Повесть «Выстрел» Дуэль Сильвио и графа - Я выстрелил, - продолжал граф, - и, слава богу, дал промах; тогда Сильвио... (в эту минуту он был, право, ужасен) Сильвио стал в меня прицеливаться. Вдруг двери отворились, Маша вбегает и с визгом кидается мне на шею. Ее присутствие возвратило мне всю бодрость. «Милая, - сказал я ей, - разве ты не видишь, что мы шутим? Как же ты перепугалась! поди, выпей стакан воды и приди к нам; я представлю тебе старинного друга и товарища». Маше все еще не верилось. «Скажите, правду ли муж говорит? - сказала она, обращаясь к грозному Сильвио, - правда ли, что вы оба шутите?» - «Он всегда шутит, графиня, - отвечал ей Сильвио, - однажды дал он мне шутя пощечину, шутя прострелил мне вот эту фуражку, шутя дал сейчас по мне промах; теперь и мне пришла охота пошутить...» С этим словом он хотел в меня прицелиться... при ней! Маша бросилась к его ногам. «Встань, Маша, стыдно! - закричал я в бешенстве; - а вы, сударь, перестанете ли издеваться над бедной женщиной? Будете ли вы стрелять или нет?» - «Не буду, - отвечал Сильвио, - я доволен: я видел твое смятение, твою робость; я заставил тебя выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь меня помнить. Предаю тебя твоей совести».
А.С. Пушкин
Роман в стихах
«Евгений Онегин» Дуэль Ленского и Онегина Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень Взведен еще. За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет. «Теперь сходитесь». Хладнокровно,
Еще не целя, два врага
Походкой твердой, тихо, ровно
Четыре перешли шага,
Четыре смертные ступени.
Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать, Стал первый тихо подымать.
Вот пять шагов еще ступили,
И Ленский, жмуря левый глаз,
Стал также целить - но как раз
Онегин выстрелил... Пробили
Часы урочные: поэт
Роняет молча пистолет…
М.Ю. Лермонтов Роман «Герой нашего времени» Дуэль Печорина и Грушницкого Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад. Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колена его дрожали. Он целил мне прямо в лоб. Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей. Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту:- Не могу,- сказал он глухим голосом.- Трус! - отвечал капитан. Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколько шагов вперед, чтоб поскорей удалиться от края.- Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся,- сказал капитан: - теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! - Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха: - Не бойся,- прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого,- всё вздор на свете!.. Натура - дура, судьба - индейка, а жизнь - копейка!
И.С.Тургенев
Роман «Отцы и дети» Дуэль Базарова и П.П. Кирсанова -- Я буду драться серьезно, -- повторил Павел Петрович и отправился на свое место. Базаров, с своей стороны, отсчитал десять шагов от барьера и остановился. -- Вы готовы? --спросил Павел Петрович. -- Совершенно. -- Можем сходиться. Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета.. . "Он мне прямо в нос целит, --подумал Базаров, --и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов... " Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. "Слышал, стало быть ничего", --успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку. Павел Петрович дрогнул слегка и хватился рукою за ляжку. Струйка крови потекла по его белым панталонам. Базаров бросил пистолет в сторону и приблизился к своему противнику. -- Вы ранены? --промолвил он. -- Вы имели право подозвать меня к барьеру, --проговорил Павел Петрович, --а это пустяки. По условию каждый имеет еще по одному выстрелу. -- Ну, извините, это до другого раза, --отвечал Базаров и обхватил Павла Петровича, который начинал бледнеть. --Теперь я уже не дуэлист, а доктор и прежде всего должен осмотреть вашу рану.
Л.Н.Толстой
Роман-эпопея «Война и мир» Дуэль П.Безухова с Ф.Долоховым При слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова и, потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно-густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из-за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Муниципальное общеобразовательное учреждение

средняя общеобразовательная школа № 5

К вопросу о дуэли в русской литературе

Дуэль - одно из самых загадочных явлений русской жизни. "Дуэль - есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести..." / Из истории русской дуэли/

Много раз были попытки развернутого исторического и культурного исследования феномена русской дуэли, материалом для которого служили мемуары, письма, манифесты, указы и описания дуэли в русской классической литературе. Дуэль, как обычай, в Россию пришла с Запада. Но и там она существовала не вечно. Время зарождения классической дуэли в Западной Европе можно отнести к эпохе позднего средневековья, примерно к XIV веку. В это время окончательно сформировалось и расцвело рыцарское сословие -- предшественник дворянства -- с его понятиями о чести, во многом чуждыми простолюдину или купцу. Дуэль -- это как раз тот любопытнейший казус, когда мораль и право постоянно противоречат друг другу и когда понятие о защите чести и достоинства с оружием в руках сталкивается с неизменным стремлением государства регулировать эти вопросы правовыми средствами, с помощью суда. Надо иметь ввиду, что русская дуэль по своим условиям и особенностям очень отличалась от европейской, например, от французской. Во Франции в XIX веке дуэли носили больше ритуальный характер и заканчивались обычно бескровно.

Этому способствовали и "щадящие" условия дуэльного кодекса. Барьерная дистанция (минимальное расстояние между рубежами открытия огня) устанавливалась такая, которая бы обеспечивала невысокую вероятность попадания, 30 - 35 шагов. Такие отчаянные русские бретеры, как Толстой-Американец, Дорохов, Якубович, да и Александр Сергеевич с Михаилом Юрьевичем, просто смеялись над такой "опереточной" дуэлью. Русские стрелялись обычно с 8 - 10 шагов, бывали случаи - и с трех! (Это называлось "приставить пистолет ко лбу".) И стрелялись, как правило, "до результата", им признавалось либо тяжелое ранение, либо смерть. Дуэль -- тип агрессивного поведении. Он на протяжении нескольких веков сохранял высокий культурный статус. И как акт насилия, санкционированный обществом, поединок попадает в ту же категорию, что война и смертная казнь, однако существенным образом отличается от них. Подобно войне, дуэль рассматривалась как крайний выход -- неприглядный и жестокий и иногда неизбежный. Подобно смертной казни, дуэль была ритуализованным актом насилия, с которым обществу по большей части приходилось мириться, подобно войне и смертной казни, дуэль предназначалась для наказания трансгрессора и восстановления справедливости. Однако дуэль была противостоянием не двух государств, как война, и не личности и государства, как смертная казнь, а двух личностей. Поэтому она в значительной степени находилась вне сферы влияния государства. Дуэль служила прежде всего самоопределению благородного сословия и отдельным личностям -- сначала дворянам, а потом и представителям других сословий -- для утверждения их независимости от государства, а более всего -- для определения и защиты их личного пространства.

Почти каждый из русских писателей-классиков, от Пушкина до Куприна, в каком-либо своем произведении дает описание дуэли, при этом осмысливая и оценивая ее по-своему. Эту "дуэльную" традицию русской литературы отметил В.В.Набоков: " то был род поединка, описанный едва ли не каждым русским романистом и почти каждым русским романистом благородного происхождения".

При слове "дуэль" можно представить поединок двух джентльменов, застывших друг против друга с нацеленными шпагами или пистолетами в руках. Кто эти два джентльмена - гусары или мушкетеры? Обычно с дуэлью ассоциируют эпохи, для которых первостепенно были понятия чести, честного слова, достоинства; значимость дуэли в культуре, несомненно, велика. В России это, прежде всего, занимает так называемый "золотой век" расцвета русской культуры и великих гениев мировой величины, внесших огромный вклад в сокровищницу общечеловеческих достижений, но которых, тем не менее, не обошел стороной рок судьбы, искушение проверить свою удачу на дуэли.

В литературной истории русской дуэли есть три соотнесенные между собою эпизода: поединок Онегина с Ленским, дуэль Печорина с Грушницким и дуэль Павла Петровича Кирсанова с Евгением Базаровым. Два первых "дела" серьёзны, третья дуэль - пародийна. Итак на дуэль выходят антагонисты: «Циник» Печорин и «романтик» Грушницкий, «лед» -- Онегин и «пламень» -- Ленский, нигилист Базаров и «ортодокс» Кирсанов, миролюбивый Пьер Безухов и «буян и бретер» Долохов. Как видим, эти дуэли имеют разный исход: от трагического исхода поединка между Онегиным и Ленским до трагикомической развязки дуэли Базарова с Кирсановым. Но все они происходят потому, что их действующие лица внутренне противоречивы, на дуэль людей толкает не только (и не столько) оскорбление, нанесенное будущим противником, сколько отсутствие мира и согласия внутри самого себя. Все инициаторы дуэлей -- люди, сомневающиеся в собственной правоте, колеблющиеся. Можно даже сказать, что они идут на дуэль, чтобы каким-то образом утвердить себя в своей правоте. Дуэль: -- черта, за которой неизвестность, может быть, даже смерть. Человек, стоящий у такой черты, не может не измениться. Уезжает в глубокой депрессии Онегин (он уже никогда не будет скучающе и свысока оценивать человеческие чувства); еще более ожесточается Печорин. Даже те из дуэлей, которые заканчиваются относительно благополучно, оставляют глубокий след в душах их участников. Изумленный читатель видит слезы на глазах игрока и бретера Долохова и внезапно узнает, что тот "…жил с матерью и горбатой сестрой и был самый нежный сын и брат". После дуэли атеист Пьер Безухов внезапно обращается к масонам за советом и утешением. Базаровский убежденный НИГИЛИЗМ внезапно разбивается на мелкие кусочки перед любовью -- Анной Сергеевной Одинцовой. Страшно умереть в расцвете лет от пули случайного противника, защищая часто не свою честь даже, а невесть что: бесплотную идею (как Базаров), чужое доброе имя или собственную славу неустрашимого храбреца (как Грушницкий). И человек боится заглянуть за черту, отделяющую призрачный мир от реального, боязнь «страны, откуда ни один не возвращался», заставляет участников дуэлей не спать по ночам, думая, как герой Лермонтова:. «Зачем я жил, для какой цели я родился?». Ответ на этот вопрос звучит по--разному в устах романтически влюбленного поэта Ленского и уставшего, обманутого женой и другом Пьера Безухова. Казалось бы, всего лишь литературный прием, предназначенный для «проверки» героя на внутреннюю целостность и гармонию. Но -- нет. Живые люди с реальными судьбами вдруг встают перед нами. И уже совсем по-другому воспринимаешь тот факт, что два величайших поэта -- Пушкин и Лермонтов -- погибли на дуэли. Оба -- едва ли не до мелочей описав собственную гибель в своих произведениях и что это --предвидение, случайность, предопределенность, наконец? Этого не знает никто. Как никто не может отрицать, что эти две дуэли навсегда оставили в русской литературе отпечаток трагедии и рока, свойственный только ей. Так вымысел, внезапно сломав хрупкую грань, отделяющую его от реальности, врывается в жизнь, оставляя в сердцах и душах смутное беспокойство. Вместе с героями любимых произведений мы стоим под дулом дуэльного пистолета, ощущая легкий холодок в груди. дуэль поединок литературный онегин

В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически. Ирония начинается с княжнинского эпиграфа к главе:

Ин изволь и стань же в позитуру.

Посмотришь, проколю как я твою фигуру!

Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр Андреич! - сказал он, увидя меня. - Добро пожаловать! Как это вас Бог принес? по какому делу, смею спросить?” Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича, прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. “Вы изволите говорить, - сказал он мне, - что хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при том был свидетелем? Так ли? смею спросить”. - “Точно так”. - “Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли? Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье - и разойдитесь; а мы уж вас помирим. А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: Бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?”». И эта сцена «переговоров с секундантом», и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Это вовсе не так. Пушкин, с его удивительным чутьем на исторический колорит и вниманием к быту, представил здесь столкновение двух эпох. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля. она кажется им блажью. Иван же Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов абсурдна. Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны, только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои. Швабрин хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил и не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен. Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот тут отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар. Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения Пушкина к стихии «незаконных», неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией. Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров.

Случайная ссора -- только повод для дуэли, а причина ее, следовательно, причина гибели Ленского гораздо глубже: Ленский с его наивным, розовым миром не может выдержать столкновения с жизнью. Онегин, в свою очередь, не в силах противостоять общепринятой морали, но об этом речь впереди. События развиваются своим чередом, и ничто уже не может остановить их. Кто может помешать дуэли? Кому есть дело до нее? Все равнодушны, все заняты собой. Одна Татьяна страдает, предчувствуя беду, но и ей не дано угадать все размеры предстоящего несчастья, она только томится, "тревожит ее ревнивая тоска, как будто хладная рука ей сердце жмет, как будто бездна под ней чернеет и шумит..."В ссору Онегина и Ленского вступает сила, которую уже нельзя повернуть вспять, -- сила "общественного мненья". Носитель этой силы ненавистен Пушкину:

Зарецкий, некогда буян,

Картежной шайки атаман,

Глава повес, трибун трактирный,

Теперь же добрый и простой

Отец семейства холостой,

Надежный друг, помещик мирный

И даже честный человек:

Так исправляется наш век!

В каждом слове Пушкина о Зарецком звенит ненависть, и мы не можем не разделять ее. Все противоестественно, античеловечно в Зарецком, и нас уже не удивляет следующая строфа, в которой выясняется, что и храбрость Зарецкого "злая", что "в туз из пистолета" он умеет попасть. Онегин и Зарецкий - оба нарушают правила дуэли, первый, чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную, хотя порой и кровавую историю, предмет сплетен и розыгрышей…В «Евгении Онегине» Зарецкий был единственным распорядителем дуэли, потому что «в дуэлях классик и педант», он вел дело с большими упущениями, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход и он обязан был обсудить возможности примирения. Перед началом поединка попытка окончить дело миром также входила в прямые его.

Обязанности и тем более, что кровной обиды нанесено не было, и всем, кроме Ленского, было ясно, что дело заключается в недоразумении. Зарецкий мог остановить дуэль и в другой момент: появление Онегина со слугой вместо секунданта было ему прямым оскорблением (секунданты, как и противники, должны быть социально равными), а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка. Зарецкий имел все основания не допустить кровавого исхода, объявив Онегина неявившимся. А Ленский именно Зарецкому поручает отвезти Онегину "приятный, благородный, короткий вызов иль картель" (курсив Пушкина). Поэтический Ленский все принимает на веру, искренне убежден в благородстве Зарецкого, считает его "злую храбрость" мужеством, уменье "расчетливо смолчать" -- сдержанностью, "расчетливо повздорить" - благородством... Вот эта слепая вера в совершенство мира и людей губит Ленского. В дуэли Ленского с Онегиным все нелепо, противники до последней минуты не испытывают друг к другу настоящей вражды: "Не засмеяться ль им, пока не обагрилась их рука?" Быть может, нашел бы Онегин в себе смелость засмеяться, протянуть другу руку, переступить через ложный стыд -- все повернулось бы иначе, но он этого не делает, Ленский продолжает свою опасную игру, а в руках у секундантов уже не игрушки: Вот теперь они уже окончательно стали врагами. Уже идут, поднимая пистолеты, уже несут смерть... Так долго, так подробно Пушкин описывал подготовку к дуэли, а теперь все происходит с непостижимой быстротой:

Онегин выстрелил... Пробили

Часы урочные: поэт

Роняет молча пистолет,

На грудь кладет тихонько руку

И падает...

И вот здесь, перед лицом смерти, Пушкин уже очень серьезен. Когда Ленский был жив, можно было посмеяться над его наивной мечтательностью. Но теперь случилось непоправимое:

Недвижим он лежал, и странен

Был томный мир его чела.

Под грудь он был навылет ранен;

Дымясь, из раны кровь текла.

Онегин получил суровый, страшный, хотя и необходимый урок. Перед ним -- труп друга. Вот теперь окончательно стало ясно, что были они не врагами, а друзьями. Пушкин не только сам понимает мученья Онегина, но и читателя заставляет понять их: Онегину невероятно тяжело. Но Зарецкого ничто не мучит. "Ну что ж? убит", - решил сосед.

Убит!.. Сим страшным восклицаньем

Сражен, Онегин с содроганьем

Отходит и людей зовет.

Зарецкий бережно кладет

На сани труп оледенелый;

Домой везет он страшный клад.

Почуя мертвого, храпят

И бьются кони...

В шести строчках два раза повторяется слово «страшный». Пушкин нагнетает, сознательно усиливает тоску, ужас, охватившие читателя. Вот теперь уже ничего нельзя изменить; то, что произошло, необратимо. Ленский ушел из жизни, уходит и со страниц романа. Нет места романтике и романтикам в слишком уж трезвом и слишком низменном мире; Пушкин еще раз напоминает об этом, прощаясь с Ленским навсегда. Строфы XXXVI -- XXXIX посвящены Ленскому -- уже без малейшей шутливой интонации, очень серьезно. Какой был Ленский?

Поэт, задумчивый мечтатель,

Убит приятельской рукой!

Пушкин не обвиняет Онегина, а объясняет нам его. Неумение и нежелание, думать о других людях обернулось такой роковой ошибкой, что теперь Евгений казнит самого себя. Так смерть Ленского оказывается толчком к перерождению Онегина, но оно еще впереди. Пока Пушкин оставляет Онегина на распутье -- верный своему принципу предельной краткости.

Грушницкий перед дуэлью мог бы читать книги, писать любовные стихи, если бы не превратился в ничтожество. Но тот Грушницкий готовился бы стреляться на самом деле, рисковать своей жизнью, а этот Грушницкий, который принял вызов Печорина, идет на обман, ему нечего страшиться, незачем волноваться за свою жизнь: заряжен будет только его пистолет... Мучила ли его совесть в ночь перед дуэлью, мы не знаем. Он предстанет перед нами уже готовым к выстрелу. Лермонтов не рассказывает о Грушницком, но Печорина он заставляет подробно записать, о чем он думал и что чувствовал: "А! господин Грушницкий! ваша мистификация вам не удастся... мы поменяемся ролями: теперь мне придется отыскивать на вашем бледном лице признаки тайного страха. Зачем вы сами назначили эти роковые шесть шагов? Вы думаете, что я вам без спора подставлю свой лоб... но мы бросим жребий!.. и тогда... тогда... что если его счастье перетянет? если моя звезда, наконец, мне изменит?.." Итак, первое чувство Печорина -- такое же, как у Грушницкого: желание мести. "Поменяемся ролями", "мистификация не удастся" -- вот о чем он заботится; им движут довольно мелкие побуждения; он, в сущности, продолжает свою игру с Грушницким, и только; он довел ее до логического конца. Но ведь конец этот опасен; на карту поставлена жизнь - и, прежде всего его, Печорина, жизнь! Еще не зная о подробностях дуэли, мы уже знаем главное: Печорин жив. Он в крепости -- за что он мог попасть сюда, если не трагический исход дуэли? Мы уже догадываемся: Грушницкий убит. Но Печорин не сообщает этого сразу, он мысленно возвращается к ночи перед дуэлью: "Я думал умереть; это было невозможно: я еще не осушил чаши страданий и теперь чувствую, что мне еще долго жить". В ночь перед дуэлью он "не спал ни минуты", писать не мог, "потом сел и открыл роман Вальтера Скотта... то были "Шотландские Пуритане"; он "читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом..."Но едва рассвело, и нервы его успокоились, он опять подчиняется худшему в своем характере: "Я посмотрелся в зеркало; тусклая бледность покрывала лицо мое, хранившее следы мучительной бессонницы; но глаза, хотя окруженные коричневою тенью, блистали гордо и неумолимо. Я остался доволен, собою". Все, что томило и тайно беспокоило его ночью, забыто. Он готовится к дуэли трезво и спокойно: "...велев седлать лошадей... оделся и сбежал к купальне... вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал". Вернер (секундант Печорина) взволнован предстоящим поединком. Печорин говорит с ним спокойно и насмешливо; даже своему секунданту, своему другу он не открывает "тайного беспокойства"; как всегда он холоден и умен, склонен к неожиданным выводам и сравнениям: "Старайтесь смотреть на меня как на пациента, одержимого болезнью, вам еще неизвестной...", "Ожидание насильственной смерти, не есть ли уже настоящая болезнь?" Наедине же с собой он снова такой, как в первый день пребывания в Пятигорске: естественный, любящий жизнь человек. Дуэль в "Княжне Мери" не похожа ни на один поединок, известный нам из русской литературы. Пьер Безухов стрелялся с Долоховым, Гринев со Швабриным, и даже Базаров с Павлом Петровичем Кирсановым -- без обмана. Дуэль всегда страшный, трагический способ решения споров. И единственное его достоинство в том, что он предполагает абсолютную честность обеих сторон. Любые хитрости во время дуэли покрывали несмываемым позором того, кто пытался хитрить. Дуэль в "Княжне Мери" не похожа ни на один известный нам поединок, потому что в ее основе -- бесчестный заговор драгунского капитана. Конечно, драгунский капитан и не помышляет, что эта дуэль может кончиться трагически для Грушницкого: он сам заряжал его пистолет и не зарядил пистолета Печорина. Но, вероятно, он не помышляет и о возможности гибели Печорина. Уверяя Грушницкого, что Печорин непременно струсит, драгунский капитан и сам этому поверил. Цель у него одна: позабавиться, представить Печорина трусом и тем опозорить его, угрызения совести ему неведомы, законы чести тоже. Все, что происходит перед дуэлью, обнаруживает полную безответственность и глупую самоуверенность драгунского капитана, он убежден, что события пойдут по его плану. А они разворачиваются иначе и, как всякий самодовольный человек, лишившись власти над событиями, капитан теряется и оказывается бессильным. И когда Печорин и Вернер присоединились к своим противникам, драгунский капитан еще был уверен, что руководит комедией.

Мы давно уж вас ожидаем, -- сказал драгунский капитан с иронической улыбкой.

Я вынул часы и показал ему.

Он извинился, говоря, что его часы уходят".

Ожидая Печорина, капитан, видимо, уже говорил своим друзьям, что Печорин струсил, не приедет, -- такой исход дела вполне бы его удовлетворил. Тем не менее, Печорин приехал. Теперь по законам поведения на дуэлях -- секундантам полагалось начать с попытки примирения. Драгунский капитан нарушил этот закон, Вернер -- выполнил.

"-- Мне кажется, -- сказал он, -- что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.

Я готов", -- сказал Печорин. "Капитан мигнул Грушницкому"... Роль капитана в дуэли гораздо опаснее, чем может показаться. Он не только придумал и осуществил заговор. Он олицетворяет то самое общественное мнение, которое подвергнет Грушницкого насмешкам и презрению, если он откажется от дуэли. В течение всей сцены, предшествующей дуэли, драгунский капитан продолжает играть свою опасную роль. То он "мигнул Грушницкому", стараясь убедить его, что Печорин трусит -- и потому готов к примирению, то "взял его под руку и отвел в сторону; они долго шептались..."Если бы Печорин на самом деле струсил -- это было бы спасением для Грушницкого: его самолюбие было бы удовлетворено, и он мог бы не стрелять в безоружного. Грушницкий знает Печорина достаточно хорошо, чтобы понимать: он не признает, что был ночью у Мери, не откажется от утверждения, что Грушницкий клеветал. И все-таки, как всякий слабый человек, попавший в сложное положение, он ждет чуда: вдруг произойдет что-то, избавит, выручит...Чуда не происходит, Печорин готов отказаться от дуэли -- при условии, что Грушницкий публично откажется от своей клеветы. На это слабый человек отвечает: "Мы будем стреляться". Вот так Грушницкий подписывает свой приговор, не зная, что Печорину известен заговор драгунского капитана, и не думает, что подвергает опасности свою жизнь. Но он знает, что тремя словами: "Мы будем стреляться" -- отрезал себе дорогу к честным людям. Отныне он -- человек бесчестный. Печорин еще раз пытается воззвать к совести Грушницкого: напоминает, что один из противников "непременно будет убит", на что Грушницкий отвечает: "Я желаю, чтобы это были вы...""А я так уверен в противном...", - говорит Печорин, сознательно отягощая совесть Грушницкого. Если бы Печорин разговаривал с Грушницким наедине, он мог бы добиться раскаяния или отказа от дуэли. Тот внутренний, неслышный разговор, который идет между противниками, мог бы состояться; слова Печорина доходят до Грушницкого: "во взгляде его было какое-то беспокойство", "он смутился, покраснел" -- но разговор этот не состоялся из-за драгунского капитана. Печорин со страстью погружается в то, что он называет жизнью. Его увлекают интрига, заговор, запутанность всего этого дела... Драгунский капитан расставил свою сеть, надеясь поймать Печорина. Печорин обнаружил концы этой сети и взял их в свои руки; он все больше и больше стягивает сеть, а драгунский капитан и Грушницкий этого не замечают. Условия дуэли, выработанные накануне, жестоки: стреляться на шести шагах. Печорин настаивает на еще более суровых условиях: он выбирает узенькую площадочку на вершине отвесной скалы и требует, чтобы каждый из противников стал на самом краю площадки: "таким образом даже легкая рана будет смертельна... Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги..."Все-таки Печорин -- очень мужественный человек. Ведь он-то идет на смертельную опасность и умеет при этом так держать себя в руках, чтобы еще успевать видеть вершины гор, которые "теснились... как бесчисленное стадо, и Элъбрус на юге", и золотой туман... Только подойдя к краю площадки и посмотрев вниз, он невольно выдает свое волнение: "...там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи". Через полтора месяца после дуэли Печорин откровенно признается в дневнике, что сознательно поставил Грушницкого перед выбором: убить безоружного или опозорить себя, но понимает Печорин и другое; в душе Грушницкого "самолюбие и слабость характера должны были торжествовать!.." Поведение Печорина трудно назвать вполне благородным, потому что у него все время двойные, противоречивые устремления: с одной стороны, он как будто озабочен судьбой Грушницкого, хочет заставить его отказаться от бесчестного поступка, но, с другой стороны, больше всего заботит Печорина собственная совесть, от которой он наперед откупается на случай, если произойдет непоправимое и Грушницкий превратится из заговорщика в жертву. Грушницкому выпало стрелять первому, а Печорин продолжает экспериментировать; он говорит своему противнику: "...если вы меня не убьете, то я не промахнусь! -- даю вам честное слово". Эта фраза опять имеет двойную цель: еще раз испытать Грушницкого и еще раз успокоить свою совесть, чтобы потом, если Грушницкий будет убит, сказать себе: я чист, я предупреждал… Измученный совестью, " Грушнцкий покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного... но как признаться в таком подлом умысле?.." Вот когда становится жалко Грушницкого: за что его так запутали Печорин и драгунский капитан? Почему такой дорогой ценой он должен платить за самолюбие и эгоизм -- мало ли людей живет на белом свете, обладая худшими недостатками, и не оказываются в таком трагическом тупике, как Грушницкий! Мы забыли о Вернере. Он знает все то, что знает Печорин, но понять его замысел Вернер не может. Прежде всего, он не обладает мужеством Печорина, не может постичь решимости Печорина стать под дуло пистолета. Кроме того, он не понимает главного: зачем? Для какой цели Печорин рискует своей жизнью?

"Пора, -- шепнул... доктор... Посмотрите, он уже заряжает... если вы ничего не скажете, то я сам..."Реакция Вернера естественна: он стремится предотвратить трагедию. Ведь опасности прежде всего подвергается Печорин, ведь первым будет стрелять Грушницкий! Всякий человек -- и врач в особенности -- не имеет права допускать ни убийства, ни самоубийства. Дуэль - другое дело; там были свои законы, на наш современный взгляд, чудовищные, варварские; но Вернер, конечно, не мог и не должен был бы мешать честной дуэли. В том же случае, который мы видим, он поступает недостойно: уклоняется от необходимого вмешательства -- из каких побуждений? Пока мы понимаем одно: Печорин и здесь оказался сильнее, так как Вернер подчинился его воле так же, как подчиняются все остальные.

И вот Печорин "стал на углу площадки, крепко упершись левою ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад". Грушницкий начал поднимать пистолет...

"Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев, как полотно, повернулся к своему секунданту.

Трус! -- отвечал капитан.

Выстрел раздался".

Опять -- драгунский капитан! В третий раз Грушницкий готов был поддаться голосу совести -- или, может быть, воле Печорина, которую он чувствует, которой привык подчиняться, -- готов был отказаться от бесчестного замысла. И в третий раз драгунский капитан оказался сильнее. Каковы бы ни были побуждения Печорина, здесь, на площадке, он представляет честность, а драгунский капитан -- подлость. Зло оказалось сильнее, выстрел раздался. Когда Печорин в последний раз пытается воззвать к совести Грушницкого, драгунский капитан снова вмешивается: "Господин Печорин!.. вы здесь не для того, чтоб исповедовать, позвольте вам заметить..."Грушницкий раздавлен, уничтожен насмешливым презрением, ему одного только хочется: чтобы все скорее кончилось, раздался выстрел Печорина -- осечка, и остаться наедине с сознанием, что заговор провалился, Печорин победил, а он, Грушницкий, опозорен. И в эту секунду Печорин добивает его: "Доктор, эти господа, вероятно второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, и хорошенько!" Только теперь Грушницкому становится ясно; Печорин все знал! Знал, когда предлагал отказаться от клеветы, знал, стоя перед дулом пистолета. И только что, когда советовал Грушницкому "помолиться богу", спрашивал, не говорит ли чего-нибудь его совесть, -- тоже знал! Драгунский капитан пытается продолжать свою линию: кричит, протестует, настаивает. Грушницкому уже все равно. "Смущенный и мрачный", он не смотрит на знаки капитана. В первую минуту он, вероятно, даже не может осознать, что несет ему заявление Печорина; он испытывает только чувство безысходного позора. Позже он поймет: слова Печорина означают не только позор, но и смерть. Печорин в последний раз пытается предотвратить трагедию: "Грушницкий, -- сказал я: еще есть время. Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все; тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено, -- вспомни, мы были когда-то друзьями". Но Грушницкий именно этого не может вынести: спокойный, доброжелательный тон Печорина унижает его еще больше -- снова Печорин победил, взял верх; он благороден, а Грушницкий...

"Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали.

Стреляйте! -- отвечал он. -- Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места...

Finita la comedia! - сказал я доктору.

Он не отвечал и с ужасом отвернулся".

Комедия обернулась трагедией, Вернер ведет себя нисколько не лучше драгунского капитана. Сначала он не удержал Печорина, когда тот стал под пулю. Теперь, когда свершилось убийство, доктор отвернулся -- от ответственности.

Эпизод дуэли Базарова и Павла Петровича Кирсанова занимает важное место в романе. Дуэль происходит после возвращения Базарова от Одинцовой. После безответной любви к Анне Сергеевне Базаров вернулся другим человеком, он выдержал это испытание любовью, заключающееся в том, что он отрицал это чувство, не верил, что оно так сильно влияет на человека и не зависит от его воли. Вернувшись в поместье Кирсановых, он сближается с Фенечкой и даже целует ее в беседке, не зная, что за ними наблюдает Павел Петрович. Это происшествие и является поводом для дуэли, потому что, оказывается, что Фенечка не безразлична Кирсанову. После дуэли Базаров вынужден уехать в поместье к родителям, где он умирает. Базаров считает, что «с теоретической точки зрения дуэль - нелепость; ну а с практической точки зрения - это дело другое», он не позволил бы «оскорбить себя, не потребовав удовлетворения». Это его отношение к дуэлям вообще, а к дуэли с Кирсановым он относится иронично В этом эпизоде, так же, как и в предыдущих, проявляется огромная гордость Базарова. Он не боится дуэли, усмешка слышна в его голосе. Павел Петрович в этом эпизоде проявляет свой прирожденный аристократизм. Вызывая Базарова на дуэль, он говорил пафосно и официально, употребляя длинные пышные фразы. Павел Петрович, в отличие от Базарова, относится к дуэли серьезно. Он оговаривает все условия дуэли и даже готов прибегнуть к «насильственным мерам», чтобы, если понадобится, заставить Базарова принять вызов. Еще одна деталь, подтверждающая решительность намерений Кирсанова, - трость, с которой он пришел к Базарову. Тургенев замечает: «Он обыкновенно хаживал без трости». После дуэли Павел Петрович предстает перед нами не заносчивым аристократом, а страдающим физически и нравственно пожилым человеком. Павел Петрович Кирсанов с самого начала не понравился другу его племянника Базарову. По мнению обоих, они принадлежали к разным сословным группам: Кирсанов даже не пожал руку Базарову, когда они в первый раз встретились. У них были разные взгляды на жизнь, они друг друга не понимали, противостояли друг другу во всём, презирали друг друга, часто между ними происходили столкновения, ссоры. Насчёт причины вызова на дуэль он сказал так: «Полагаю… неуместным вникать в настоящие причины нашего столкновения. Мы друг друга терпеть не можем. Чего больше?». Базаров согласился, но назвал дуэль «глупой», «необычайной». Происходит она на следующий же день рано утром. Секундантов у них не было, был только свидетель - Пётр. Пока Базаров отмерял шаги, Павел Петрович заряжал пистолеты. Они разошлись, прицелились, выстрелили, Базаров ранил Павла Петровича в ногу… Хотя они должны были по условию стрелять ещё раз, он подбежал к противнику и перевязал ему рану, послал Петра за дрожками. Приехавшему с Петром Николаю Петровичу решили сказать, что повздорили из-за политики.

Автор, так же, как и Базаров, относится к дуэли с иронией. Павел Петрович показан комически. Тургенев подчеркивает пустоту элегантно-дворянского рыцарства. Он показывает, что Кирсанов проиграл в этой дуэли: «Он стыдился своей заносчивости, своей неудачи, стыдился всего задуманного им дела…» И при этом автор нисколько не жалеет Павла Петровича и заставляет его терять сознание после ранения. «Экая глупая физиономия!» - проговорил с насильственной улыбкой раненый джентльмен». Базарова Тургенев вывел благородным победителем, автор описывает утреннюю природу, на фоне которой шли Базаров с Петром, как бы показывая, что они, дураки, рано встали, разбудили природу и пришли на поляну заниматься «глупостью», зная, что ничем хорошим это не закончится. Также автор показывает особое поведение Павла Петровича перед дуэлью: «Павел Петрович подавлял всех, даже Прокофьича, своею леденящею вежливостью», что говорит о том, что он хотел выиграть дуэль, очень надеялся на это, хотел поквитаться, наконец, с «нигилистами»: «Он мне прямо в нос целит, и как щурится старательно, разбойник!» - думал во время дуэли Базаров. Сцена с дуэлью занимает одно из завершающих мест в романе. После неё герои стали хоть немножко, но по-другому относиться друг к другу: либо хорошо относиться, либо вообще никак не относиться. Дуэль является разрешением конфликта Павла Петровича и Базарова, завершение идеологических споров, приводящих к открытому столкновению. Этот эпизод является одним из кульминационных моментов романа.

В трех дуэлях («Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Герой нашего времени») один из героев выступает благородным защитником чести девушки. Но Печорин на самом деле защищает Мери от оскорбления, а Ленский в силу своего романтического восприятия действительности «мыслит: буду ей спаситель», считает недоразумение причиной для дуэли. В основе пушкинского конфликта лежит неумение Татьяны «властвовать собою», не показывать своих чувств, в основе лермонтовского - низость души, подлость и коварство Грушницкого. Гринев также дерется за честь дамы. Причины дуэлей во всех рассматриваемых произведениях совершенно различны. Онегин не смог противостоять общественному мнению и опорочить свою честь, Гринев любит Марью Ивановну и не может позволить оскорблять ее честь, Печорину скучно в этом мире, дуэлью с Грушницким он хотел внести разнообразие в свою жизнь, Базаров с Кирсановым враждовали. У них были разные взгляды на жизнь, они друг друга не понимали, противостояли друг другу во всём, презирали друг друга, потому как принадлежали к разным эпохам. Между Онегиным и Ленским поединок был равным, с соблюдением всех правил, исключая некоторые нарушения. Онегин и Зарецкий (секундант Ленского) - оба нарушают правила дуэли. Первый, чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную, хотя порой и кровавую историю, предмет сплетен и розыгрышей… В «Евгении Онегине» Зарецкий был единственным распорядителем дуэли, потому что «в дуэлях классик и педант», он вел дело с большими упущениями, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход. Зарецкий мог остановить дуэль и в другой момент: появление Онегина со слугой вместо секунданта было ему прямым оскорблением (секунданты, как и противники, должны быть социально равными), а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка. В «Капитанской дочке» отсутствие секундантов позволяет Швабрину нанести предательский удар, что противоречит понятиям Гринева о чести. В романе «Герой нашего времени» Грушницкий нарушил законы дуэлей: он собирался убить фактически безоружного человека, но струсил и не сделал этого. В дуэли Базарова и Кирсанова соблюдались все правила ведения дуэли, единственное отступление от них: вместо секундантов - свидетель, «ибо где ж их взять?» Важную роль во всех дуэлях играют секунданты. В «Герое нашего времени» именно Иван Игнатьевич становится организатором заговора против Печорина. Это драгунский капитан уговорил Грушницкого не заряжать пистолеты. Иван Игнатьевич хотел при помощи Грушницкого отомстить Печорину за то, что последний считает себя, да и является не таким, как «водяное общество», он выше этого общества. Роль драгунского капитана в дуэли гораздо опаснее, чем может показаться. Он не только придумал и осуществил заговор. Он олицетворяет то самое общественное мнение, которое подвергнет Грушницкого насмешкам и презрению, если он откажется от дуэли. Зарецкий в «Евгении Онегине» похож на Ивана Игнатьевича: они оба недалекие, завистливые, для них дуэль - не более чем развлечение. Зарецкий, так же, как и драгунский капитан, олицетворяет общественное мнение. Итоги дуэлей в этих произведения различны. У Пушкина в «Евгении Онегине» дуэль заканчивается смертью Ленского, в «Капитанской дочке» - Швабрин не по правилам ранит Гринева. У Лермонтова Печорин убивает Грушницкого. У Тургенева Базаров ранит Павла Петровича в ногу. Дуэль для Онегина служит толчком к новой жизни, в нем просыпаются чувства, и он живет не только умом, но и душой. Печорин же понимает, что смерть Грушницкого ничего не изменила ни в окружающем мире, ни в нем самом. Печорин лишь в очередной раз разочаровывается в жизни и чувствует опустошение. Гринев после дуэли решается признаться Марье Ивановне в любви и предлагает ей стать его женой. После дуэли Базаров вынужден уехать в поместье к родителям, где он умирает. В «Капитанской дочке» Поединок Швабрина и Гринева нужен, чтобы показать понимание людей разных эпох такого явления как дуэль. В романе Пушкина неумение и нежелание, думать о других людях обернулось такой роковой ошибкой, что теперь Евгений казнит самого себя. И уже не может не думать о содеянном, не может не научиться тому, чего раньше не умел: страдать, раскаиваться, мыслить... Дуэль является разрешением конфликта Павла Петровича и Базарова, завершение идеологических споров, приводящих к открытому столкновению. Этот эпизод является одним из кульминационных моментов романа. Таким образом, все дуэлянты в этих произведениях в большей или в меньшей степени нарушают кодекс дуэли. В повести «Капитанская дочка», события которой разворачиваются в XVIII веке, дуэльный кодекс еще размыт и не определен. В XIX веке дуэльный кодекс претерпевает изменения. С середины XIX века он не имеет большого значения для дуэлянтов, не играет особой роли в поединке. В начале века вызов на дуэль передается секундантом, в конце века - самим дуэлянтом, а повод для дуэли вообще может быть не пояснен. Также неважно наличие секундантов. Меняется и отношение к дуэли. В начале века к дуэли относились серьезно, как к институту, в конце века к дуэли и ко всем ее ритуалам начинают относиться иронично. Единственное, что остается неизменным, - это преддуэльное оговорение условий поединка, хотя в конце века об условиях позволяется договариваться практически во время дуэли.

Список использованной литературы

1. Белинский В. Г. Статьи о Пушкине, Лермонтове, Гоголе. М.: Просвещение, 1983.

3. Гордин Я. А. Дуэли и дуэлянты. М.: Просвещение, 1980.

5. Пушкин А.С. Евгений Онегин. Проза. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2001.

7. Рейфман И. Ритуализированная агрессия: дуэль в русской культуре и литературе. М.: Новое литературное обозрение, 2002.

8. Тургенев И.С. Отцы и дети, повести, рассказы, стихотворения в прозе. М.: АСТ ОЛИМП, 1997.

9. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. М.: Правда, 1990.

10. Пушкин А.С. Капитанская дочка. АСТ Москва, 2008 г.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Дуэль в русской литературе. Дуэль как акт агрессии. История дуэли и дуэльный кодекс. Дуэли у А.С. Пушкина в "Капитанской дочке", "Евгении Онегине". Дуэль в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Дуэль в произведении И.С. Тургенева "Отцы и дети".

научная работа , добавлен 25.02.2009


Правила и порядок проведения русской дуэли. Исследование роли дуэлей как способа защиты достоинства и чести человека на примере литературных героев: Онегин и Ленский, Печорин и Грушницкий, Базаров и Павел Петрович, Пьер Безухов и офицер Долохов.

курсовая работа , добавлен 04.05.2014


Главный герой романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени", его друзья и недруги. Эпизод поединка как один из ключевых в романе. Ночь перед дуэлью. "Демонические" свойства натуры Печорина. Место образа Грушницкого в романе. Дневниковые записи героя.

презентация , добавлен 14.10.2012


Проблема "лишних людей" в русской литературе XIX века на примере Онегина, Печорина и Бельтова. Проблема "Новых людей" на примере Кирсанова, Лопухова, Веры Павловны и Рахметова. Вопросы семейных отношений в произведениях А. Герцена и Н. Чернышевского.

дипломная работа , добавлен 13.01.2014


Общая характеристика и специфически признаки романа Пушкина "Евгений Онегин", его структура и основные сюжетные линии. Шестая глава романа как ключевой эпизод в понимании характеров героев. Место и значение сцены дуэли между Ленским и Онегиным в романе.

реферат , добавлен 26.04.2011


Изучение биографии и творческого пути Михаила Юрьевича Лермонтова - русского поэта, прозаика, драматурга, художника, офицера. Первые произведения: поэма "Индианка", "Хаджи-Абрек". Первое пребывание Лермонтова на Кавказе. Пробы в живописи. Место дуэли.

презентация , добавлен 13.05.2012


Происхождение М. Лермонтова. Основные моменты его жизни: учеба в Московском университете, взгляды на общественные отношения и поэтическая деятельность. Особенности первой любви поэта и ее влияние на творчество. Причины дуэли и смерти Лермонтова.

презентация , добавлен 15.03.2011


Краткий очерк жизни, личностного и творческого становления великого русского писателя и поэта А.С. Пушкина. Анализ и хронология написания основных произведений данного автора, их тематика. Женитьба Пушкина и основные причины его дуэли, смерть гения.

презентация , добавлен 12.11.2013


Происхождение и семья Михаила Юрьевича Лермонтова. Детские годы поэта, влияние на его становление бабушки Е.А. Арсеньевой. Первые учителя, развитие поэтического таланта юноши. Причины ссылки на Кавказ, трагические события дуэли и похорон в Пятигорске.

презентация , добавлен 05.12.2013


Биография великого русского поэта М.Ю. Лермонтова. Происхождение поэта из дворянского рода Столыпиных по матери и шотландского рода по отцу. Влияние впечатлений от Кавказа. Начало поэтического творчества, выбор военной карьеры. Смерть поэта на дуэли.