«Молиться богам» или трагическая религиозность Платона. Платон о душе, космосе и боге Мир вещей и мир идей у Платона ­– кратко

А. Дие в своей статье "Бог у Платона"82 намечает семь значений "божественного":

реальное, совершенное, полное, неизменное, вечное, божественное (Phaed. 79-80);

мыслимое, которое охватывается только интеллектом и управляет душой (Phaedr. 247 с);

дающее этому интеллекту, присущему богам или выдающимся людям, пищу (Phaedr. 247 d), рождение (R. Р. VI 490 b), божественность (Phaedr. 249 с);

трансцендентное в отношении субъекта, но созданное для того, чтобы быть ему доступным;

в этих множественных мыслимых предметах существует своя иерархия, вершиной которой является Благо;

Благо особенно божественно, так как является одновременно причиной мыслимости и существования (R. Р. VI 509 b), однако причина эта не действующая, а конечная;

итак, Благо есть объект, как и остальные идеи; оно ни субъект, ни интеллект, ни душа, ни бог, и будучи более, чем бог, оно вершина и источник божественного.
Указанные многочисленные значения религиозных эпитетов у Платона ярко свидетельствуют о том, что все они либо потеряли у Платона свой обычный религиозный смысл, либо (и это будет вернее) склоняются по преимуществу к области эстетических оценок, возникающих в связи с интеллектуализмом Платона. Здесь имеется в виду, скорее, просто само бытие, взятое как таковое, но только вместе со всей своей значительностью и важностью. Такое смешение религии, онтологии и эстетики мы встречали у Платона повсеместно.

Большой интерес представляет книга Ж. Ван Кана и П. Канара "Смысл слова "божественный" у Платона"83. Авторы устанавливают литературное и философское употребление слова theios "божественный", которое имеет чрезвычайно широкий диапазон, указывая часто на самое общее, распространенное значение превосходного качества или на человека, охваченного богом, будь то поэт ("Ион"), правитель ("Менон"), философ ("Федр"), законодатель ("Законы"), или же, переходя в философскую сферу и определяя в поздних диалогах ("Теэтет", "Софист", "Филеб", "Политик") идеи и недоступный для чувственного зрения идеал, который, вообще говоря, может носить интеллигибильный характер ("Тимей"), быть вполне достижимым ("Законы") и соотноситься с жизненными реальностями, тоже понимаемыми как божественные.

Главное у Платона – огромное разнообразие функций термина "божественный", от предметов житейских до пределов высшего идеала, причем и там и здесь на реальности любого плана переносится то уважение и тот пиетет, которым человек привык окружать сферу божественного. Однако термин theios по существу своему у Платона не имеет ничего общего с мифологией и религией, хотя он и переносит на идеи тот религиозный стиль, который они возбуждают, не будучи сами богами. Термин theios, "божественный", не имеет у Платона ничего общего с термином theos, "бог", так как Платон определяет высшую реальность не в теологическом, но в интеллектуальном плане. Таким образом, если theios в той или иной мере и относится к природе богов, то, во всяком случае, подчиняет их еще более высокой силе, стоящей над ними самими и выражающей высший абсолют как идеальное Благо.

"Божественный" у Платона свободно переходит из области обыденной жизни в план онтологический, философско-диалектический благодаря своей гибкости, столь необходимой для платоновской транспозиции, основанной на смещении понятий, из области риторики, любви, религии, мифологии, космологических историй и многих других областей. Широкое и неопределенное значение эпитета "божественный" и относительность его функций сыграли огромную роль в этих платоновских семантических переносах. Ясно, что термин theios согласно такого рода исследованиям имеет почти исключительно эстетический или интеллектуалистский смысл, но никак не религиозный и не мифологический.

Что касается понимания Платоном термина "бог" и "демон", то Ж- Франсуа84 указывает на сложность платоновских теологических представлений, замеченную еще в античности (Цицерон) и обследованную в новое время (Робэн, Реверден, Дие, Фуйе, Целлер, Фестюжьер). Ж. Франсуа отмечает, что часто оспариваемая идентификация Платоном бога и высшего блага не подтверждается исследованием, поскольку у Платона нет ни одного места, где слово theos, "бог", понималось бы как Благо, хотя Платон и видел в этой высшей идее нечто божественное. Этот вывод можно сделать хотя бы из "Государства" Платона (VI 508 а), где theos означает солнце, являющееся отблеском образа Блага (506 е, 507 а, 508 b). Скорее всего, Платон называл "богом" некую божественную силу, независимую от мира идей или находящуюся в низшей сфере (Phaedr. 247 d, 249 с). Термин "бог" у Платона заменяет собою представление о "богах" и является некоей коллективной единичностью. Нельзя отрицать того, что традиционные боги совсем не играют роли в космологии "Тимея" и в мире идей. Но, несомненно, Платону был чужд антропоморфизм поэтов, и божественный миф поражал его, скорее, своей гармонией. В "Тимее" и "Политике" есть моменты, где "бог" обозначает, не без влияния мифологии, также и высшего личного бога, который упорядочивает космическую жизнь и управляет ею (Tim. 28 с – 92 b; Politic. 269 а – 274 d). Но даже и здесь Платон не забывает обобщенного употребления имени "бог". А персонификация как принцип упорядочивания чувственного мира рождается в этих диалогах под воздействием древних космологии в связи с желанием прекратить обожествление и одухотворение Анаксагорова ума. Относительно слова "демон" можно сказать, что оно означает божественную силу только в "Политике" (272 е, 274 b), конкурируя со словом "бог".

Указанные нами здесь некоторые современные исследования религии Платона, и особенно относящейся к ней терминологии, подтверждают ту оценку мифологии и религии у Платона, которую мы уже не раз давали85.

Именно все основные религиозные термины Платона, во-первых, потеряли свой непосредственный религиозный смысл. Они, во-вторых, стали обозначать нечто вообще возвышенное, значительное и превосходное, не исключая и самых обыкновенных земных предметов. В то же самое время, в-третьих, все божественное трактуется у Платона по преимуществу как разумное, как высший разум мира, который как раз и является в подлинном смысле "божественным" или "божеством". Но мир разумных идей, как мы знаем, является у Платона всего только предельным обобщением космоса и всего, что находится внутри космоса. Поэтому интеллектуалистический стиль этого космического бога или разума весьма ярко бросается в глаза в сравнении с традиционным греческим богословием и культовой практикой. Но, в-четвертых, даже и в этом смысле боги-умы отнюдь не являются доподлинно предельным обобщением космоса и всего внутрикосмического. Таким подлинным и уже действительно предельным обобщением является у Платона Благо, которое выше уже и всего разумного. В-пятых, наконец, нужно с максимальной точностью представлять себе этот термин "бог", который у Платона употребляется так часто. Поскольку здесь не указывается никакого конкретного языческого божества, постольку философская мысль, очевидно, уже дошла здесь до той ступени абстракции, когда отдельное языческое божество оказывается чем-то уж слишком земным и понятным. С другой стороны, несмотря на путаницу понятий в "Тимее", все же считать, что Платон дошел до такого понятия божества, которое бы фиксировало как универсальную, так и личную природу этого божества, нет никакой возможности. Демиург в "Тимее" так же отвлечен, как и тот "первообраз", по которому он творит мир, да и творение это вовсе не есть творение из ничего, но, скорее, языческое и пантеистическое творение из своей же собственной сущности.

Таким образом, весьма густой налет космологизма, то есть чувственно данной, хотя и весьма обобщенной, предметности, заметен решительно на всех терминах, относящихся у Платона к области религии и мифологии. Это – либо онтология, либо эстетика, либо, вернее, безразличное тождество онтологии с эстетикой.

Очень хорошей иллюстрацией религиозно-мифологической терминологии Платона является работа А. Циммермана о "тюхэ"86, где рассматривается употребление этого термина на протяжении всего творчества Платона. В ранних диалогах ("Критон", "Протагор", "Гиппий Меньший", "Горгий") этот термин встречается 8 раз. В средний период ("Менон", "Евтидем", "Кратил", "Менексен", "Пир", "Федон", "Федр", "Государство") – 25 раз. В поздний период, представленный главным образом "Законами" (здесь же "Филеб", "Теэтет", "Софист", "Политик", "Критий", "Письма") – 69 раз. Вряд ли можно конструировать историю этого термина, столь незначительного по своему количественному употреблению у Платона, хотя некоторая отчетливая тенденция здесь вполне заметна.

Для Платона с его твердым миропорядком, управляемым демиургом, где мир построен по образу высших идей, почти не остается места для "случая", который бы не поддавался божественному управлению. "Случай" в виде некоей механической причинности присущ только темной, иррациональной материи, до ее формообразования силой демиургического ума (Tim. 69 bc).

В отличие от поздних античных авторов и вообще поздней общепринятой позиции, на которую указывали еще Фукидид (I 140, I) и Демокрит (В 119 D), когда признавалась самодовлеющая, божественная и всемогущая роль случая, Платон видит в нем только некие проявления сознательной человеческой воли, как, например, при устройстве браков в идеальном государстве (Tim. 18 e; R. Р. V 460 а). Однако "случай" чаще всего бывает следствием человеческой неразумности, незнания, непредусмотрительности, недостаточности духовных и интеллектуальных сил (Legg. III 686 b; 695 e – падение дорийских государств, гибель персидской мощи). Это дает основание для противопоставления случая – искусству, техне, как разумной, умелой, продуманной деятельности человека, имеющей все преимущества перед случаем (IV 709 с).

Мы уже много раз использовали термины "Бог" и "Божественное". Наконец, пришла пора определить, каков собственный смысл этих слов в Платоновой теологии.

Кто-то заметил, что Платон был основателем западной теологии. Это верно, если ее понимать в определенном смысле. "Вторая навигация" Платона, открытие сверхчувственного в ходе нее, впервые дали ему возможность увидеть божественное в новой перспективе так, что и сегодня для нас фундаментальным образом равнозначно: верить в божественное = верить в сверхземное. Несомненно, под таким углом зрения Платон был создателем западной теологии, введя категорию нематериального, в модусе которой осмыслено божественное.

Отдав должное Платону в обнаружении нового яруса бытия, в который была имплантирована вся теологическая проблематика, нельзя терять из виду, что понятие сверхчувственного есть константа всей философии, а также структурный фундамент греческой ментальности с ее многогранным пониманием божественного.

Поэтому в теологии Платона мы должны различать безличное божественное начало и Бога и богов персонифицированных. Божественное - это идеальный мир во всех своих измерениях, Божественна Идея Блага, тем не менее, это не есть Бог-личность. На вершине иерархии идеального мира находится божественное Существо, но и это не Бог-личность, также как Идеи суть божественные имперсональные (безличные) Существа.

И уж если кто и обладает личностной характеристикой, т.е. является Богом в старом смысле, то это Демиург, мудрый, понимающий и волящий, но и он, иерархическое завершение мира, - вне мира идей, ибо он не только его не создает, но и не зависит от него. Демиург не сотворяет и так называемой "хоры", или материи, из коей состоит физический мир; материя предшествует ему как идеальное условие. Демиург - это ваятель, зодчий, формовщик мира, но не творец его. Боги, созданные Демиургом, - подобны звездам и светилам, одушевлены и проникнуты логосом. Поразительна привязанность Платона к той божественности, в которой так много от античного традиционного политеизма. Божественна душа мира, божественны души звезд и души людей, рядом с которыми - их демоны-хранители и демоны-посредники, медиумы, наиболее типический из которых - Эрос.

Как видно, в самом теологичном из мыслителей Греции структурно внедрен политеизм. Позже Аристотель сделает в этом отношении шаг вперед, сместив границы иерархии, он предпочтет Бога-личность взамен имперсонального божества. И все-таки никто из греков, в т.ч. и Аристотель, не откроет монотеистического облика мира, принести который будет суждено лишь Библии.

3. Познание, диалектика, риторика, искусство и эротика

3.1. Источники познания

До сих пор мы говорили об интеллигибельном мире, его структуре и о том, как он отражается в мире чувственном. Остается выяснить, каким образом человек может приблизиться к идеальному миру.

Проблема познания так или иначе дискутировалась всеми предыдущими философами, хотя вряд ли, впрочем, можно сказать, что кем-то из них она была поставлена и определена как таковая. Платон был в этом смысле первым, кто со всей ясностью связал проблему познания с понятием интеллигибельного, хотя его решения, по большей части, сохраняли характер апорий.

Первую такую попытку мы находим в диалоге "Менон". В этом диалоге эристы устраивают коварную ловушку с целью заблокировать проблему, убеждая, что исследование и познание невозможны. Действительно, как можно искать и узнавать то, что еще не найдено, не известно. Ведь если нечто мы находим, то лишь потому, что оно уже известно; и если искомое было бы найдено, то каким образом оно было бы опознано, если не располагать эффективным средством сличения и опознания.

Для разрешения этой апории Платон находит в высшей степени остроумный выход: познание - это "анамнез", т.е. некая форма "воспоминания", реактивация того, что уже от века есть в глубинах сокровищницы нашей души.

В "Меноне"представлены два пути решения задачи - мифический и диалектический. Во избежание возможного искажения замысла Платона необходимо рассмотрение и того, и другого.

Первая, мифорелигиозная трактовка проблемы озвучивает орфико-пифагорейские мотивы, согласно которым душа бессмертна и рождается много раз. Душа, стала быть, видела все, и вся реальность для нее доступна, как по эту сторону мира, так и по другую. Если это так, заключает Платон, нет ничего проще, чем увидеть, как душа познает и понимает: она извлекает из самой себя истину, которой владеет как своей сутью. Вот это извлечение из себя и есть "воспоминание", "анамнез".

И тут же в "Меноне" все части развернуты в обратном порядке: то, что было выводом, подвергнуто философской интерпретации как факт, данный для экспериментальной проверки, в то время как то, что поначалу было мифологической предпосылкой, функцией основания, становится, напротив, умозаключением. Значит, Платон находит важным дополнить мифологическую экспозицию "майевтическим экспериментом". Он, задавая вопросы рабу, не сведущему в геометрии, приводит его сократическим методом к решению одной из теорем Пифагора. Следовательно, аргументирует Платон, поскольку раба не обучали геометрии, и никем решение не было подсказано, полученное им самим знание - его заслуга, не оставляющая сомнения в том, что источник знания - его душа, способная вспомнить. Ясно теперь, что на основе аргументации, далекой от какого бы то ни было мифа, раб, как и любой человек, способен добыть изнутри себя истину, которой прежде не ведал, которой его никто не учил.

Очевидно, условием извлечения истины из души, произрастания ее, должен быть факт наличия истины в душе. Поэтому доктрина анамнеза есть не только неизбежное следствие из орфико-пифагорейской теории метемпсихоза, но, в не меньшей степени, удостоверение в реальных возможностях сократической майевтики.

Еще одно доказательство этой теории на основе переработки математических познаний мы находим в диалоге "Федон". Мы констатируем при помощи чувств существование вещей равных, больших, меньших, квадратных, круглых и др. Но - при внимательном рассмотрении - мы обнаруживаем, что данные, сопровождающие эксперимент, все без исключения, не адекватны, в точном смысле, тем понятиям, которыми мы неоспоримо обладаем. Ни одна из вещей, чувственно нам данных, не бывает абсолютно и совершенно квадратной или круглой, тем не менее, это не отнимает у нас понятий равного, квадратного, круглого в совершенном и абсолютном смысле. Значит, необходимо заключить, что между опытными данными и нашими понятиями существует некий зазор: последние содержат в себе нечто большее относительно первых. Так откуда же берется эта плюсовая величина? Если ее нельзя структурно обнаружить вовне, т.е. чувством, стало быть, ее источник внутри нас. Причем, этот плюс не есть творение думающего субъекта, последний его находит, следовательно, он предпослан субъекту объективным образом, будучи абсолютным и независимым. Итак, чувства поставляют знания несовершенные, но наш интеллект вскрывает, отталкиваясь от этих знаний, замыкаясь и углубляясь в собственные глубины, знания иные, совершенные, коррелирующие с первыми. А, поскольку наш ум их не производит, правильно заключить, что он их находит, как изначально существующие, вспоминая.

Подобное обоснование Платон воспроизводит по поводу эстетических и этических понятий (прекрасное, истинное, благое, здоровое и т.п.), которые нельзя объяснить иначе как исходящие из чистого родникового источника нашей души, образы которой дают нам эти понятия, а в целом, и идеальное видение мира, метафизика которого представлена в "Федре", и позднее в "Тимее".

Кто-то из ученых увидел в платоновских реминисценциях первый западный аналог понятия "априори". Этот термин, хотя и не платоновский, может быть здесь использован, но не в кантианско-субъективистском смысле, а в объективистском. Мир идей - абсолютная объективная реальность, которая посредством анамнеза становится предметом ума. И, поскольку интеллект не производит, но собирает и сортирует идеи независимым от опыта образом (хотя и при содействии опыта: для "воспоминания" идеи равенства мы должны чувственно воспринимать некоторые вещи как равные), в этом случае уместно говорить об открытии "априорного" в западной философии в том отношении, что независимо от опыта в человеке присутствуют чистые формы знания.

Платон 428 – 348 г. до н.э.

Платон вобрал в себя всю ученость своего времени - греческую, затем пифагорейскую в Италии, а затем всю, какую мог получить в Египте и на Востоке. Он был настолько широко мыслящий гений, что вся философия Европы и Азии вошла в его доктрины. И вдобавок к своей высокой философской культуре и способностям он еще обладал душою и талантом поэта. Хотя прошло уже более двадцати веков с его смерти, великие умы мира все еще заняты изучением его писаний.Платон не мог принять философию, лишенную духовных устремлений; ибо для греческого мудреца существовала только одна единая цель - реальное знание. Он считал, что только тот является настоящим философом или изучающим истину , кто обладает знанием о реально-существующем, в противоположность тому, что прибывает и убывает, что развивается и уничтожается попеременно.

1. Жизнь Платон родился в Афинах. Он принадлежал к одному из знатных афинских родов. Его предки по отцу вели свое происхождение от последнего афинского царя; одним из предков его матери был Солон. Это был красивый и сильный человек, ши­рина его плеч или лба по преданию определила его новое имя Платон, заменившее прежнее Аристокл. Платон получил прекрасное воспитание, кото­рое оттачивало ум и придавало гиб­кость слову, подготавливало к политической деятельно­сти. В 408 году , когда Платон стал учеником Сократа , его интересы были направлены на вопросы общественной жизни. Он хотел бы примирить политические традиции, перешедшие к нему от его аристократического рода, с обы­чаями афинской демократии и с наиболее поучительными примерами тирании. Но в течение долгого времени от сократических собеседований, которые он посещал с двадцати лет до смер­ти своего учителя, то есть в течение восьми лет, им владело лишь сомнение, неуверенность, горечь. Ему хотелось бы самому быть спра­ведливым правителем справедливого государства. Но что такое справедливость и где найти ее в Афинах? В нем начинает созревать великий замысел: «Нужно заново создать другое государство». В то время, когда Платон погружается в свою внутреннюю драму, в Афинах неожиданно разражается катастрофа: устанавливается ти­рания, возглавляемая его двоюродным братом Критием, и внезапно, как удар грома, обрушиваются судеб­ный процесс и смерть Сократа.

Сократ привлекается к народному трибуналу руководителями вновь торжествующей демократии. И философ почти не защищается, он бросает вызов своим судьям, он, кажется, ищет смерти, как буд­то смерть с еще большей ясностью, чем самая жизнь, которую он вел, должна подтвердить то, что он должен был сказать своему народу. Сократ выпил яд, а Платон был сражен болезнью. Из этой болезни он выйдет обновленным, как бы получившим горькое крещение. И действительно, в течение тяжких лет, последовав­ших за смертью Сократа, определились некоторые важ­нейшие черты гения Платона. Не будем говорить о без­условном отрицании афинской демократии - режима, убившего его учителя. Платон всегда ненавидел и прези­рал этот режим. Теперь ему нужно было создать государство разума, антипод неистовствующей демократии, го­сударство, в котором подобное преступление было бы даже немыслимо. В том же письме, в котором он на склоне лет рассказывает о своих колебаниях и волнениях юных лет и о том, к чему он пришел, он дает точную фор­мулу, которая определила всю его будущую деятель­ность - философскую и политическую. Платон решает держаться подальше от политики воинствующих невежд.

Платон, тяжело перенесший смерть Сократа, не мог оставаться в Афинах. После 399 г. он перебрался в Мегару к Евклиду, у которого на первых порах собрались ученики Сократа. Они хотели еще раз пережить вместе общее горе, прежде чем расстаться и разъехаться по разным городам, чтобы, может быть, больше никогда друг с другом и не встретиться. Настоящему философу по старинной традиции пола­галось набраться мудрости у тех, кто хранил ее с древ­нейших времен. Значит, надо было отправиться путешествовать по свету, познавая науки, философию, религию и нравы чужеземцев. Одни утверждают, что Платон посетил Вавилон , изучая астрономию, и Ассирию , где приобщился великой мудрости магов. Некоторые утверж­дают, что он даже собрался до Финикии и Иудеи, соби­рая сведения о законах и религии их обитателей. И как же было Платону не пройти по следам своего предка Солона, набиравше­гося мудрости у египетских жрецов в Фивах, Гелиополе и Саисе. Солон беседовал в Гелиополе с Псенофисом, в Саисе он посетил Сонхиса. Оба считались самыми учеными жрецами. Они так гордились древностью своего народа и сохранившимися преданиями, что греки для них оставались все еще малыми детьми. «Ах, Солон, Солон! - воскликнул один из старцев.- Вы, эллины, вечно оста­етесь детьми, и нет среди эллинов старца!» По мнению египетского жреца, все эллины - юны умом, и ум их не сохраняет преданий, переходящих из рода в род, или учения, поседевшего от времени. Солону некогда египет­ские жрецы поведали о судьбе древней Атлантиды и кровопролитной войне афинян и атлантов.

Некоторое время Платон жил в Италии , в той ее южной части, которая впоследствии именовалась Великой Грецией и которая издавна была заселена греками, как и Сицилия. Там общался с пифагорейцами, и как гласит предание, получил некоторые их книги. Дружба Платона и пифагорейцев оказалась очень плодотворной для философа. Пифагорейцы выразили в своем учении огромную склонность античного человека к математически точному, логическому мышлению и к освоению мира в его пространственно-геометрических и структурно-числовых отношениях.Пифагор принес свои учения из святилищ Востока, а Платон придал им более понятную для непосвященного человека форму, чем таинственные числа Пифагора, чье учение он полностью воспринял.

Затем он отправляется на Сицилию , в Сиракузы, по приглашению тирана Дио­нисия I. Понятно его желание внушить тирану идеал правителя-фило­софа, который он основательно разработал в диалоге "Горгий" еще до путешествия. Однако очень скоро возникли неприязненные отношения с тираном и его придворными, зато, напротив, завязалась дружба и пони­мание с Дионом, родственником тирана, в ком Платон по-прежнему не отчаивался найти достойного ученика и в будущем философа на троне. Между тем гнев Дионисия достиг такого накала, что он как раба продал Платона спартанскому послу в Эгине. Но, по счастью, скоро он был освобожден Анникеридом из Кирены, который нашел его в Эгине.

По возвращении в Афины Платон основывает Академию в гимнасии, расположенной в парке, посаженном в честь героя Академа. Это был союз мудрецов, служивших Аполлону и музам. Недаром сам дом Платона назывался «домом муз», «Мусейоном». Платоновская Академия впервые в античности с успе­хом объединила в своих стенах разнообразные науки и вы­работала строгие методы преподавания. Платон придавал большое значение математике как пропедевтике к философии, и поэтому над входом в Академию висела надпись: «Не геометр да не войдет!» Среди учеников Платона в Академии были даровитые люди, которые в дальнейшем с увлечением занимались не только фи­лософией, но и активной государственной деятельностью. Платоновская академия просуществовала 915 лет с 386 года до н. э. - 529 года н. э.).

В 367 г. до н.э. Платон снова отправляется на Сицилию, где вслед за умершим Дионисием I воцаряется его сын Дионисий II, который, по мнению Диона, куда более отца был расположен к проектам Платона. Впрочем, скоро выясняется, что одним лыком шиты и сын, и отец. Дион по обвинению в заговоре сослан, Платона ждала участь узника. И лишь по причине своей занятости военными приготовлениями Дионисий, в конце концов, позволил Платону вернуться на родину. В 361 г. предпринят третий вояж на Сицилию. В Афинах Платон нашел бежавшего туда Диона, которого ему удается убедить принять настойчивые приглашения Дионисия. Тиран снова возжелал иметь при дворе философа, дабы укрепить себя в познаниях и мудрости. Платон едет с Дионом, надеясь утвердиться в Сиракузах. И вновь его ждет расплата за наивную веру в изменение природы тирана, на этот раз едва ли не ценой жизни. И лишь благодаря Архиту Платону удалось спастись. В 357 г. Дион пришел все же к власти, однако править Сиракузами долго ему не довелось, в 353 г. он был убит. В 360 г. Платон вернулся в Афины и не расставался с Академией до своей смерти в 348 году.

2. Сочинения. Филосо­фы Древней Греции писали, если судить по античным свидетельствам, очень много, однако до нашего времени дошло очень немногое: названия сочинений и отрывки из них. Вот почему особенно приходится ценить полноту, с которой предстает перед нами наследие Платона. Мы являемся обладателями 23 подлинных диалогов Платона, одной речи под названием «Апология Сократа», 22 приписываемых Платону диалогов, 13 писем, многие из которых считаются подлинными. Еще в древности це­лый ряд диалогов исключили из сочинений Платона, хотя, по давней традиции, все эти сомнительные про­изведения все-таки всегда помещались в его полных собра­ниях.

Что касается хронологии написания диалогов, то точ­ную датировку их трудно установить. Поэтому диалоги подразделены на приблизительно устанавливае­мые периоды творчества Платона. Так, ранний период начинают со смерти Сократа и заканчивают первой поездкой Платона в Сицилию, то есть с 399 года до 389-387 годов. Это время написания защитительной речи Сократа на суде, так называемой «Апологии Сократа», «Критона», «Протагора», 1-й книги «Государства», «Лахета», «Лисия». Каждый диалог данного периода посвящен выясне­нию нравственных вопросов (что такое добродетель, благо, мужество, почитание законов, любовь к родине и т. д.), как это любил делать в своих беседах Сократ. Ряд диалогов, написанных Платоном в 80-е годы, называют переходными . Среди них «Ион», «Гиппий больший», «Гиппий мень­ший», «Горгий», «Менон», «Кратил», «Евтидем», «Менексен». Сократ все так же в центре беседы, ее главная пружина и направляющая рука. Но теперь он спорит с софистами, ополчается на отсутствие у них положительной истины и на их беспринципную риторику, противопоставляя им постепенно вырисовывающееся свое учение о постоян­ных и неизменных идеях среди изменчивости бытия. Здесь чувствуется также влияние пифагорейских друзей Платона с их доктриной о переселении душ и судьбе человека в царстве смерти. Рассудительность и моралисти­ка ранних диалогов постепенно уступают место утверж­дению отвлеченных идей одновременно с их поэтическим и мифологическим одухотворением.

В свой зрелый период творчества, то есть в возрасте шестидесяти и семидесяти лет , Платон отличается исключительной четкостью и плодотворностью философской мысли и остротой художественного видения. Диалоги «Федон», «Пир», «Федр», «Теэтет», «Тимей», «Критий», «Парменид», «Софист», «Политик», «Филеб», «Государство» (II-X книги) - сгусток учения Платона об идеях как самостоятельно существующем высшем бы­тии, определяющем всю материальную действительность. Отсюда замечательное в диалогах этого периода соединение труднейшего абстрактного плетения мысли и конкретно-осязаемой красочности, доходящей до совершенства чисто художественного произве­дения, доступного и близкого каждому человеку. Наконец престарелый Платон пишет огромное произведение «Законы», в котором пы­тается представить не то идеальное общество, которое нашло отражение в его сочинении «Государство », а государственное устройство, доступное, как он думает, ре­альному человеческому пониманию и реальным человече­ским силам. Хотя «Законы» обычно носят наименование диалога, но это скорее внутреннее размышление Плато­на о чисто практическом воплощении высшей государст­венной идеи в сниженное и полное житейских забот че­ловеческое существование. Здесь впервые среди действую­щих лиц отсутствует неизменный Сократ. Платон оставил «Законы» в черновом виде, и они были после его смерти переписаны набело одним из ближайших его учеников, Филиппом Опунтским. Так закончился последний период творчества Платона, но здесь же и началась новая жизнь его идей в грядущих тысячелетиях.

В последние десятилетия на первый план вышла проблема «незаписанных теорий». Многие ученые полагают, что от решения этой проблемы зависит корректная постановка платоновского вопроса и понимание значения платонизма в античной истории. Древние источники свидетельствуют, что Платон в стенах Акаде­мии вел курсы под названием «Вокруг Блага», не желая видеть их записанными. В них шла речь о последней высшей реальности, предельных Основаниях и Первопринципах, причем Платон добивался от учеников их понимания через суровую систему воспитательных мето­дов. Учитель был убежден, что знание об этих последних основаниях нельзя передать иначе как посредством духовного пробуждения самого ученика. По этим вопросам реше­ние Платона категорично: "Об этом я ничего не писал. И никогда не напишу". Однако ученики, ассистировавшие Платону в его лекциях, кое-что все же записывали, и, таким образом, до нас эти записи дошли. Платон порицал их, более того, осуждал, считая их вредными и бесполезными, впрочем, признавал, что некоторые из его учеников неплохо поняли его лекции. Стало быть, для понимания Платона мы не можем не учитывать эти устно выраженные доктрины, переданные устной традицией. Таким образом, Платон узнал в Египте больше сокровенных тайн, чем ему было разрешено открыть. Самые глубо­кие тайны он устно сообщал своим посвященным учени­кам, которые, в свою очередь, передавали их дальше от одного поколения учеников к другому, и поэтому последние знали больше о скрытых тайнах природы, чем наши нынешние философы. Всем тем, что действительно ценно и научно в трудах Аристотеля, он обязан своему божественному Учителю, но, как свидетельствуют ближайшие ученики Платона, Аристотель не был посвящен в более глубокие истины.

Платон передает свои идеи как в форме диалектики , строгого определения философских понятий и их связи, так и в форме мифа, символами и аллегориями . Он заявляет в «Горгии» и «Федоне», «что мифы - суть носители великих истин, достойных, чтобы их искали». Последнее позволяет ему, с одной стороны, выразить свои мысли в более наглядной образной форме, с другой стороны, их скрыть, ибо вся глубина символики непостижима без знания соответствующих ключей. Рассуждения Платона в «Пире» о сотворении первобытного человека и повествование о Космогонии в «Тимее» мы должны воспринимать, как аллегорию. В «Тимее», в диалогах «Кратил» и «Парменид» и в нескольких других диалогах содержится скрытый пифагорейский смысл, который неоплатоники решили донести до всех, насколько это позво­лила им их клятва о сохранении тайны. Пифагорейская доктрина о том, что Бог есть универсальный Разум, пронизывающий все сущее, и догма о бессмертии души являются главными чертами этих учений.

То благоговение и почитание, которое Платон оказывал М истериям , являются достаточной гарантией того, что он не позволит себе, чтобы неосторожность взяла верх над глубоким чувством ответственности, испытываемым каждым посвященным философом. «Постоянно совершенствуясь в прекрасных мистериях, человек только в них становится поистине совершенным», - говорит он в «Федре» . Он не старался скрыть своего неудовольствия, что Мистерии стали менее тайными, чем были раньше. Вместо того, чтобы профанировать их, сделав доступными множеству, он охранял их ревниво от всех, кроме наиболее старательных и достойных своих учеников. Итак, философское творчество Платона есть диалог, герой которого Сократ, беседующий с одним или несколькими слушателями. Очевидно, что Сократ в диалогах Платона из исторической лично­сти превращается в персонаж диалогического действа, Сократ в диалогическом пространстве - это Платон, а Платон «письменный», т.е. в сочинениях, известных публике, дол­жен читаться под знаком Платона «устного», Платона умол­чаний.

3. Учение о Первых Началах Бытия . Как и Пифагор, Платон говорит о Едином как Беспричинной или Идеальной Причине мира, которую часто называет Небытием. Небытие есть Абсолютная реальность, которая не имеет границ в пространстве и во времени, всегда была, есть и будет. Единое само по себе непознаваемо, необъяснимо и невыразимо, Оно не может быть разделено на части. Единое пронизывает все, содержится в каждой форме мира, как видимой, так и невидимой. Он говорит в «Софисте»: «Ничто не препятствует, чтобы разделенное на части имело в каждой части свойство единого и чтобы, будучи всем и целым, оно таким образом было единым» А в диалоге «Парменид» утверждает, что Единого нет без многого, а многое есть лишь в Едином. Парменид прав, говоря, что Небытия нет, если его понимать как абсолютное отрицание бытия, но есть еще и «небытие» с маленькой буквы, как прекращение существование отдельных вещей и их отсутствие до возникновения.

Единое, с одной стороны, есть Абсолютное Сознание или Абсолютный Дух , Монада, лежащий в основе всех конкретных проявлений сознания, которое возможно только при существовании двойственности, субъекта и объекта. Единое, с другой стороны, есть Абсолютная Материя , Диада, которую Платон также называет Хорой , она лежит в основе всех материальных проявлений. Эта Материя безгранична, однородна и вечна. О таком понятии Материи у Платона говорится в «Тимее»: «Третий же род представляет всегда род Пространства, вечный, не принимающий разрушения, дающий место всему, что имеет рождение». Материя есть «мать», «кормилица», она же и источник множественности, единичности, вещности, изменчивости, смертности и рождаемости, естественной необходимости, а в самом плотном состоянии - зла и не­свободы.». То есть от Материи как таковой следует отличать физическую материю, ко­торая существует в виде традиционных для античного мировоз­зрения четырех стихий.

Абсолютное Сознание или Вселенский Ум рассматривается Платоном как умопостигаемое истинное Бытие, представляющее собой мир вечных идей , которые никем и ничем не порождены, они неразложимы и неиз­менны. Они существуют сами по себе и находятся между собой в определенном сочетании. Отличные друг от друга идеи могут охватываться извне одной идеей и, наоборот, одна идея связана в одном месте совокупностью многих, «каждая идея, остава­ясь единою и тождественною, может в то же время пребывать во всем» Одной из самых значимых идей у Платона, принадлежащей умопостигаемому уровню бытия, есть Благо. Единое, мыслимое по отношению ко многому, есть Благо, поскольку все, что ни производится им, благостно. Благо едино с идеями Истины и Красоты .

Далее к вечным идеям Платон относит: Бытие, Покой, Движение, Тождественность, Сходство, Непохо­жесть, Различие, Равенство, Неравенство и т.д. Здесь же Платон располагал идеи-числа и соответствующие им геометрические фигуры, абстрактные точку, круг, линию, треугольник, квадрат. Платон рассматривает Всеобщие Вечные Законы Бытия- Причинности, Цикличности, Полярности, Всеединства и Иерархии – со стороны вечных идей, которые их раскрывают. Например, Закон единства и различия Противоположностей он, как и Пифагор, рассматривает через такие Идеи как Единое и многое, Вечное и конечное, Небытие и бытие, Идея и вещь и т.д.

4. Учение о Боге и Космосе. Прежде всего, Божество у Платона есть Единое, понимаемое уже не как само по себе, но по отношению ко многому, как Абсолютный Дух-Ум, носитель вечного идеального мира Идей и вселенских Законов. Далее учение Платона включает в себя понятие о Боге-Творце, который творит Космос , Солнечную систему, которая является домом для множества живых существ.

Бог-Творец называется Платоном двояко. С одной стороны, он называет его Бог-футургос (Логос, мировой Разум или Архитектор) , который создает ноуменальный мир, творит идеи-первообразы согласно вечным божественным идеям. С другой стороны, философ называет Творца Богом-Демиургом, Мастером, который создает мир феноменальный согласно плану и образцам, заданным ему Архитектором. Но это разграничение проводится Платоном не строго, и он употребляет общее понятие для Творца Космоса - Ум-Демиург . Однако, чтобы избежать путаницы, наблюдаемой во многих толкованиях Платона, в дальнейшем мы будем различать Единого Бога-Творца, Архитектора Логоса, от Строителей, низших Богов, ваятелей, зодчих, формовщиков различных форм мира: планет, минералов, растений, животных и человека. Последние являются Богами Природы, управляющими стихиями. Отсюда, Космос создан Иерархией творческих Разумов во главе с главным Богом – Архитектором или Логосом.

Творение Верховного Бога-Творца, Разума-Архитектора, есть Ноуменальный мир, который включает в себя план Космоса, а также первообразы или архетипы вещей. Он существует весь период жизни Космоса, неизменен по отношению к изменчивому миру вещей, является образцом, по которому творят низшие Боги-Строители, в том числе и человек. Слово «идея » Платон чаще всего употреблял в том случае, когда говорил о вечных «не порожденных» идеях, для обозначения архетипов ноуменального мира, которые представляли собой мысли Архитектора, он употреблял другой термин - эйдос . Он произведен от глагола «эйдо» - «вижу, созер­цаю». В обыденном языке «эйдос» имел те же значения, что и «идея»: вид, внешность, образ, способ, облик и т. д. У Платона ноуменальный мир - не просто царство первообразов или сущностей объектов и явлений, а царство благих сущностей, совершенных образцов для творчества. Платоновские идеи не просто сосуществуют друг с другом, а находятся в отношении подчинения и соподчинения. Идеи могут быть более и менее общими, находиться в отношении рода и вида.

"Бог, скомпоно­вав все части всех вещей с тщанием и точностью, насколько позволила природа необходимости (т.е. материи), спонтанная и ускользающая, повсюду придал им согласованные пропорции и гармонию". Космос, по Платону, овеществление Бога в материи, превращение физического мира в живой организм. Платон опреде­ляет Космос как «живое существо, имеющее ум, душу и тело. Ум это Разум Архитектора, Ноуменальный мир – его создание, его мысли, Космос создан мыслью, оттого и мыслью познается.

Душа мира – это, с одной стороны, божественный Огонь, Духоматерия, движущее начало Космоса. Она производит два вида движения: внешнее и внутреннее, первое из которых соответствует тожде­ственному, а второе - иному. Внешним, тождественным движением движется сфера неподвижных звезд; внутренним, иным движением движутся планеты, Луна, Солнце. Из Огня построен Ноуменальный мир, и поскольку он содержит мысли Бога, то Душа, с другой стороны, Космическое Сознание, которое выражается в Слове-Логосе.

Тело Космоса творится из материи. К моменту творения мате­рия существовала уже в виде четырех стихий - воды, воздуха, огня и земли , которые отличаются друг от друга геометрической формой своих частиц, а эти формы состоят, в свою очередь, из двух видов прямо­угольных треугольников: равнобедренных, из которых состоит только земля, и неравнобедренных, одинаковых для всех трех остальных стихий. Из первых треугольников состоят шестигран­ники (гексаэдры) земли, из вторых - четырехгранные пирамиды (тетраэдры) огня, восьмигранники (октаэдры) воздуха, двадца­тигранники (икосаэдры) воды. Эти четыре стихии находились в беспорядочном движении, представляя собой неравномерно сотрясаемую и колеблемую материю, из нее-то и создали Строители тело Космоса. Оно шарообразно, в центре его ось, на которой по­коится неподвижная Земля.

Почему Творец создал мир? Какова цель существования Космоса ? По мнению Платона, Он произвел мир для добра и из любви к благу. "Скажем, по какой же прихоти Творец вызвал к жизни этот универсум? Он был благостен, а в благом нет зависти никогда и ни в чем. Свободный от порока, восхотел он, чтобы все вещи стали бы похожими на него, насколько это возможно. Если кто-либо из людей благоразумных воспримет это как главный мотив рождения универсума, то воспримет главное. Ведь Бог, желая видеть все вещи благими, и, насколько это возможно, ни единой с изъяном, принял на себя все из видимого, что, лишенное покоя, металось неправильно и беспорядочно, и привел все это из разобщения к порядку, рассудив, как лучше подобает ему быть. С тех пор не делалось ничего иного, как если только, чтобы вещь была еще более прекрасной. Рассудив так, он на­шел, что среди вещей видимых, учитывая их интерес, ни одна из них, лишенная понимающего начала, не может быть прекрасней другой, а имей она хоть толику интеллекта, не может же быть совсем без души. И, основываясь на этом рассуждении, вложил он понимание в душу, а душу - в тело, произведя так универсум, чтобы творение его рук было бы прекраснейшим по натуре его и благим настолько, насколько это возможно. Таков второй мотив, надобно сказать, чтоб этот мир был в действительности одушевленным животным и понимающим, ибо по­рожден, согласно божественному провидению". Итак, при­чина возникновения Космоса - Воля Творца, который «пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому» Однако созданный мир не столь благостен, как его Устроитель, поскольку Строители столкнулись с сопротивлением плотной материи, и им удалось обратить к наилучшему лишь часть того, что рождалось.

Учение о человеке .

1. Человек как триединство Духа, души и тела . Платон рассматривает человека как сложное существо, состоящее из тела, смертной земной души Псюхе , божественной бессмертной души Пневмы и вечного несоставного начала Духа . В то время, как человек представляет троицу из тела, смертной и бессмертной души, животное представляет собой только двойственное существо, обладающее физическим телом и низшей душой. Основывая все свои доктрины на существовании Верховного Разума, Платон учил, что бессмертная Душа человека, будучи «порожденной Божественным Отцом», обладает естеством родственным или даже однородным с Божеством и способна лицезреть вечные идеи. Устремление к этому знанию и составляет то, что в действительности подразумевается под словом «философия». Любовь к мудрости, к Истине есть прирожденная любовь к Добру, доминируя над всеми другими желаниями души и направляя каждое действие индивидуума, она поднимает человека до общения с Божественным.

Земная душа включает в себя вожделеющее и разумное начала. Платон говорит в «Государстве»: «Одно из них, с помощью которого человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюб­ляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим». В аллегории колесницы и крылатых коней, данной в «Федре», он изображает психическую природу человека, как сложную и двойственную; черный конь, образован из субстанций феноменального мира; сущность белого коня связана с миром божественным. Следуя Богам, души летят небесными стезями, одной своей половиной периодически соединяясь с небом и Богами, созерцая в полете запредельный мир идей, или так называемую «Долину правды». Но, в отличие от Богов, созерцать Бытие для наших душ многотрудное занятие по той простой причине, что плебейский конь, наша вторая дурная натура, тянет без устали вниз. Вот и получа­ется, что некоторые души видели Бытие или хотя бы часть его, и продолжают жить с Богами, тогда как другим не удается достигнуть «Долины Правды». Они скучиваются, в давке им не удается воспарить отвесно ввысь, в стычках и драках их крылья крошатся, и отяжелевшие души падают на землю. Весь смысл бытия человека, вся его судьба зави­сит от того, кто кого осилит: низменное, неразумное, вожделеющее, смыкающееся с телом начало души или мыслящее начало, связанное с Божественной Душой.

Философия есть высшая наука, которая воплощает в себе чистое стремление к истине. Она – единственный путь к познанию себя, Бога и к истинному счастью. Настоящего мудреца влечёт к философии не сухая, рациональная тяга к мёртвому, абстрактному знанию, а любовное влечение (Эрос) к высочайшему умственному благу.

Великий греческий философ Платон

Платон о диалектическом методе философского познания

Мир вещей и мир идей у Платона ­– кратко

Помимо восприятия чувственных, материальных вещей , мы имеем представление об общих, отвлечённых понятиях – идеях . Согласно философии Платона, идея – это то одинаковое, что встречается хотя бы в двух разных вещах. Но никто не может познавать несуществующего – следовательно, идеи реально существуют, хотя мы и не ощущаем их, как чувственные предметы.

Более того – лишь мир умопостигаемых идей истинно существует, а чувственный мир вещей . Ни один чувственный предмет не способен быть полным проявлением хотя бы одной идеи, воплотить её в себе целиком. В мире вещей истинные сущности скрыты и искажены покровом бесформенной, бескачественной материи. Вещи – не более чем слабое подобие идей – и, значит, они не являются истинным бытием .

Учитель Платона, Сократ

Устройство вселенной по Платону

От разума неотделимы идеи красоты и гармонии. Расстояния между орбитами планет соответствуют первым трем числам, их квадратам и кубам: 1, 2, 3, 4, 8, 9, 27. Если дополнить ряд этих цифр вставкой между ними пропорциональных чисел, получатся математическая последовательность, соответствующая отношениям между тонами лиры. Отсюда Платон утверждает, что вращение небесных сфер создаёт музыкальную гармонию («гармония сфер »).

Но так как во вселенной соединены идеальное и материальное начала, она управляется не одним разумом , а и второй – инертной, слепой и косной – силой: законом необходимости, который Платон образно именует роком . Движения планет в направлении, противоположном движению звездного неба, доказывают, то, что во вселенной действуют силы, противоположные одна другой. При создании Вселенной разум преобладал над законом материальной необходимости, но в некоторые периоды злой рок может достигать преобладания над разумом. Бог, изначально вложив в мир ум, затем предоставляет вселенной свободу и лишь временами проявляет о ней заботу, восстанавливая в космосе разумное устройство и не давая ему соскользнуть в полный хаос.

Учение Платона о душе – кратко

«Справедливость, – говорит Платон, – водворится только тогда, когда философы станут царями или цари философами». Высший, правящий класс, по его мнению, должен с малолетства получать от государства философское образование и воспитание. Поэтов, художников и вообще все произведения умственного творчества следует подчинить строгому правительственному надзору, чтобы в обществе распространялись лишь благородные, полезные произведения, полные добрых нравственных примеров. Не только политическая, но и личная каждого гражданина должна всецело регулироваться государством – вплоть до установления коммунистической общности имуществ и женщин.

Нормальная семья в идеальной республике Платона отменяется. Сношения между полами тоже регулируются государством. Дети сразу после рождения передаются в общественные воспитательные дома, так что они не знают своих родителей, а взрослые – тех, кого они родили. Материальные блага, выработанные низшим, трудящимся классом, распределяются под государственным контролем. В общем, политическая философия Платона ратует за всецелое порабощение всякого индивида обществом – так, чтобы он служил только коллективным, а не своим личным интересам.

Могут ли истинные знания основываться на ощущениях? Нет, ведь в этом случае мы должны будем допустить, что наши ощущения абсолютно точно соответствуют реальности. Но это неверно, ибо общеизвестно, что ощущения лишь приблизительно отражают реальность.

Кроме того, необходимо признать, что реальность вечна изменяется. Нечто само по себе не есть одно. Нельзя сказать ни что оно есть, ни каково оно; если назвать что-то большим, всегда останется возможность тоже именовать малым, а тяжелое может оказаться легким. Всякое утверждение относительно. Ничто не существует как что-то или какое-то, но из порыва движения и смешения одного с другим возникают все те вещи, про которые говорят, что они существуют, хотя говорят неверно, ибо ничто никогда не есть, но всегда становится. При обозначении явлений надо избегать выражений, обозначающих неподвижность. В согласии с природой вещей нужно обозначать их в действии, становлении, создании, гибели, изменчивости.

Следует учитывать, что ощущения не существуют сами по себе. Они всегда есть следствие взаимодействия ощущаемого с ощущающим. Так, например, белый цвет не есть свойство предмета и не есть свойство глаза, это только свойство ощущения – взаимодействия глаза с предметом. Таким образом, ощущение неразрывно связано как с реальностью, так и с нашим сознанием. Это как бы мостик между ними. Но, фиксируя какое-то определенное свойство изменяющейся реальности, ощущение отражает ее лишь приблизительно. С другой стороны, наше сознание способно порождать ощущения без взаимодействия с реальностью (бред, сновидения, галлюцинации), но при этом не всегда точно отделяет ложные ощущения от истинных.

Итак, ощущения дают лишь приблизительное отражение реальности. Но этого мало. Ощущая что-то мы можем еще не знать его. Например, увидев незнакомую письменность, мы можем судить о цвете, размере букв, но мы не можем постигнуть смысла написанного. Мы ощущаем, но не постигаем предмет.

Утверждающие, что ощущения и знание это одно и тоже, должны признать, что, после того, как мы перестаем ощущать предмет, мы перестаем его знать. Но в жизни все наоборот. Человек, к примеру, знает, что плащ его красный, даже не видя его.

Суть (идею) вещи невозможно постигнуть чувствами. Если брать каждое чувство в отдельности, оно дает лишь частное представление о вещи. Ее суть открывается не органами чувств, а душой. Именно поэтому вещь могут видеть многие, но иметь о ней правильное представление дано только мудрым.

Но тогда, знание - это не чувственное представление, а умозаключение, сделанное душой.

«ФЕДОН»

Поскольку человеческие чувства несовершенны и обманчивы, душа приходит в соприкосновение с истиной лишь через посредство чистого мышления. Подходя к решению любого вопроса строго отвлеченно, человек скорее постигает истину, чем исследует ее при помощи телесных чувств. Идеальные понятия постигаются только мышлением. Телесными чувствами невозможно обнаружить ни прекрасного как такового, ни доброго как такового. Их нет в реальности. Но с помощью мышления мы открываем, что они существуют.

Следовательно, в жизни, пока человек обременен своим телом, он не способен постигнуть истину. Лишь после смерти душа человека может отдаться чистому мышлению, и только тогда ей открывается истина.

Но существует ли душа после смерти? Несомненно! Один закон простирается над всем сущим: все возникает из своей противоположности и в нее возвращается. Большое идет от малого, доброе от злого и т.д. Таким образом, и смерть происходит от жизни, так же как жизнь от смерти. Мертвое возникает из живого, а живое из мертвого.

Души умерших переселяются через некоторое время в новые тела, и этот процесс уравновешивает всеобщее умирание. Возвращаясь к жизни, душа сохраняет в себе некоторую память о минувшем. Живущий человек имеет в себе воспоминания о былых перипетиях его души. Эти припоминания и есть врожденные знания. Но к постижению их человек приходит не путем напряжения памяти, как при обычном припоминании, а путем отвлеченного размышления или мышления. Эти врожденные знания есть именно идеальные представления (равное как таковое, доброе как таковое) – абстракции, не постигаемые чувством, а вложенные в душу.

Душа по сути своей чистая, неизменяемая, идеальная субстанция. Однако в процессе жизни человек может «отяжелять», «марать» свою душу земными привязанностями. После смерти такая душа не стремится к идеальному миру, она тяготеет к миру реальности и вновь возрождается в новом теле. Это тело – не обязательно тело человека, ибо свою душу имеет все живое. Воплощаясь в теле, душа не приносит памяти о былой жизни, но определенным образом формирует характер, пристрастия и привычки человека. Только душа философа, то есть человека, сознательно отрешившегося от всего земного, не возрождается более, а переходит навсегда в идеальный мир богов и там обретает вечное блаженство.

Бессмертна ли душа? Очевидно, ибо всякая идеальная субстанция (например, горячее как таковое и холодное как таковое), рождая противоположность, никогда в эту противоположность не переходит. Именно в силу своей идеальности она неизменяема. Если какое-то тело остывает, вовсе не означает, что исчезает горячее как таковое. Просто идея горячего уходит из этого тела и заменяется идеей холодного. Перенося эти рассуждения на человеческую душу, мы должны признать, что жизнь входит в тело лишь вместе с душой (то есть, душа есть идея жизни). После ухода души из тела, им овладевает идея смерти. А раз так, значит идея жизни не может нести в себе идеи смерти. Следовательно, душа бессмертна.

Что такое любовное исступление? После своего отделения от тела, душа попадает в идеальный потусторонний мир и там наслаждается идеей красоты. Продолжительность пребывания души в сфере идеального зависит от ее добродетели. Возвратившись потом на землю, душа забывает все виденное. Но встретив на земле нечто напоминающее идеальную красоту, душа ликует и радуется. Это и есть любовное исступление.

«ТИМЕЙ»

1. Сущее и несущее

Для начала следует разграничить две вещи: что есть вечное, не имеющее возникновения бытие и что есть вечно возникающее, но никогда не сущее. То, что постигается с помощью размышления и объяснения, очевидно и есть вечно тождественное бытие, а то, что подвластно мнению и неразумному суждению, возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле.

2. Причина возникновения космоса

Все возникшее нуждается для своего возникновения в какой-то причине. Рассмотрим же, по какой причине устроил возникновение и эту Вселенную Тот, кто их устроил. Он был благ, а тот, кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти. Будучи ей чужд, Он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому. Желая, чтобы все было хорошо и чтобы ничто, по возможности, не было дурно, Бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении, и привел их из беспорядка в порядок.

3. Живой космос

Невозможно ныне и было невозможно издревле, что бы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим; между тем размышление явило ему, что из всех вещей ни одно творение, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом. Итак, согласно правдоподобному рассуждению, следует признать, что наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения.

Мы не должны унижать космос, полагая, что дело идет о существе некоего частного вида, ибо подражание неполному никоим образом не может быть прекрасным. Но помыслим такое живое существо, которое объемлет все остальное живое как свои части, и решим, что оно-то и было тем образом, которому более всего уподобляется космос: ведь как оно вмещает в себя все умопостигаемые живые существа, так и космос дает в себе место нам и всем прочим видимым существам.

4. Единство космоса

Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или вернее было бы говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собой иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватило бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершеннейшему живому существу в его единственности, творящий не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов: лишь одно это единородное небо.

5. Душа космоса

В центре космоса построивший дал место душе, откуда распространил ее по всему протяжению и в придачу облек ею тело извне. Бог сотворил душу первенствующей и старейшей по своему рождению и совершенству, как госпожу и повелительницу тела, а составил он ее вот из каких частей и вот каким образом: из той сущности, которая неделима и вечно тождественна, и той, которая претерпевает разделение в телах, он создал путем смешения третий, средний вид сущности, причастный природе тождественного и природе иного и подобным образом поставил его между тем, что неделимо, и тем, что претерпевает разделение в телах. Затем, взяв эти три начала, он слил их в единую идею, силой принудив неподдающуюся смешению природу иного к сопряжению с тождественным, слив их затем с сущностью и сделав из трех одно, он это целое в свою очередь разделил на нужное число частей, каждая из которых являла собой смесь тождественного, иного и сущности…

Не было ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов, пока не было рождено небо, но Он уготовил для них возникновение лишь тогда, когда небо было устроено. Все это – части времени, а «было» и «будет» суть виды возникшего времени, и, перенося их на вечную сущность, мы незаметно для себя делаем ошибку. Ведь мы говорим об этой сущности, что она «была», «есть» и «будет», но если рассуждать правильно, ей подобает одно только «есть». Между тем как «было» и «будет» приложимы лишь к возникновению, становящемуся во времени, ибо и то и другое суть движения.

7. Материя

Теперь же нам следует мысленно обособить три рода: то, что рождается; то, внутри чего совершается рождение, и то, по образцу чего возрастает рождающееся. Воспринимающее начало можно уподобить материи, образец – отцу, а промежуточную природу – ребенку.

Начало, назначение которого состоит в том, что бы во всем объеме хорошо воспринимать отпечатки всех вечносущих вещей, само должно быть по природе своей чуждо каким бы то ни было формам. Поэтому обозначим это начало как незримое бесформенное и всевоспринимающее, чрезвычайно странным путем участвующее в мыслимом и до крайности неуловимое.

8. Идеи, вещи и пространство

Приходится признать, во-первых, что есть тождественная идея, нерожденная, негибнущая, ничего не воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, но отданная на попечение мысли. Во-вторых, есть нечто подобное этой идее и носящее тоже имя – ощутимое, рожденное, вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него исчезающее, и оно воспринимается посредством мнения, соединенного с ощущением. В-третьих, есть еще один род, а именно пространство: оно вечно, не приемлет разрушения, дарит обитель всему рождающемуся, но само воспринимается вне ощущения, посредством некоего умозаключения, и поверить в него почти невозможно. Итак, есть бытие, есть пространство и есть возникновение, и эти три рода возникли порознь еще до рождения неба.

«ПАРМЕНИД»

1. Единое и многое

Парменид говорит, что если существует многое, то оно должно быть подобным и неподобным, а это, очевидно, невозможно, потому что неподобное не может быть подобным, и подобное – неподобным, следовательно, невозможно и существование многого. Однако можно признать, что существует сама по себе некая идея подобия, и другая идея – неподобия. Не смешиваясь, сами по себе эти идеи могут одновременно присутствовать в вещи, делая ее одновременно подобной и неподобной. Тогда вещь может быть одновременно единой и многой, находиться в покое и двигаться и т.п.

2. Абсолютное единое (космос до возникновения)

1) Абсолютное единое ни есть целое, оно не имеет частей, не может иметь ни начала, ни конца, ни середины. Следовательно, оно беспредельно и лишено очертаний. Будучи таким, оно не может быть нигде. Оно не может находиться ни в другом, ни в самом себе, ибо это предполагает границы единого. Ведь если единое окружено еще чем-то, значит оно уже не единое.

2) Абсолютное единое не может ни двигаться, ни изменяться, поскольку, изменяясь, единое уже не может быть единым. А перемещаться оно могло бы только относительно чего-то (чего не существует). Кроме того, если бы единое появлялось в чем-то, то необходимо, чтобы, пока оно только появляется, оно еще там не находилось, но и не было бы совершенно вовне, а это возможно лишь с тем, что имеет части. Следовательно, единое не движется и не изменяется.

3) Но поскольку единое не может находиться в самом себе, то оно никогда не может находиться в одном и том же месте. Следовательно, оно одновременно не стоит на месте и не движется.

Единое не может быть тождественно ни иному, ни самому себе. Будучи тождественно иному, оно было бы этим последним и не было бы самим собой. Но оно не может быть также отличным от иного, пока оно остается единым, ибо не подобает единому быть отличным от чего бы то ни было: это свойственно только иному и ничему больше.

Однако, единое не может быть и тождественным самому себе. Поскольку единство и тождество это не одно и тоже (ведь если бы единство и тождество совпадали, то всякое тождественное становилось бы единым, чего нет на самом деле). Следовательно, если единое будет тождественно самому себе, то оно не будет единым с самим собой и, таким образом, не будучи единым, не будет абсолютно единым.

Итак, единое не может быть иным или тождественным ни самому себе, ни иному. С другой стороны, единое не обладает свойством быть иным, ибо в этом случае оно обладало бы свойством быть большим, чем одно.

4) Единое не будет ни равным, ни неравным ни себе самому, ни другому. Ведь, будучи равным, оно будет иметь столько же мер, сколько то, чему оно равно. Но, непричастное тождественному, не может иметь что-либо тождественное другому. А что не одной и той же меры, то не может быть равно ни себе самому, ни другому. Кроме того, заключая в себе большее или меньшее число мер, оно состояло бы из стольких частей, сколько содержит мер, и, таким образом, опять не было бы единым, но было бы числом, равным числу содержащихся в нем мер. А если бы оно содержало всего одну меру, то было бы равно этой мере, но, как говорилось выше, единому невозможно быть чему-либо равным.

5) Далее, единое не может быть старше, моложе или единого возраста с чем-либо. Потому что оно будет в этом случае причастно равенству во времени и подобию, что невозможно. Другими словами, оно вообще существует вне времени. Ведь то, что существует во времени, должно постоянно становиться старше самого себя. Однако, поскольку старшее существует всегда не обособленно, и лишь по отношению к младшему, то единое, становясь старше себя, становилось бы вместе с тем и моложе себя, коль скоро в нем (и только в нем!) будет то, старше чего оно становится. Другими словами, по времени единое не бывает ни старше, ни моложе, но становится и есть, было и будет в течение равного себе времени, то есть единое не причастно времени и не существует ни в каком времени.

Получается, что абсолютно единое ничем не причастно бытию и, следовательно, никаким образом не существует. Не существует, следовательно, ни имени, ни слова для него, ни знания о нем, ни чувственного его восприятия, ни мнения. Нельзя ни назвать его, ни высказаться о нем, ни составить себе о нем мнения, ни познать его, и ничто из существующего не может чувственно воспринять его.

3. Относительное единое (Бог)

Рассмотрим теперь единое, взяв за основу положение, что оно существует.

1) Если единое существует, значит оно причастно бытию. Следовательно, должно существовать бытие единого, не тождественное с единым, ибо иначе это бытие не было бы бытием единого, и единое не было бы причастно ему, но было все равно сказать «единое существует» или «единое едино».

2) Таким образом, существующее единое будет целым, а единое и бытие – его частями. Причем обе эти части не могут существовать обособленно друг от друга, и сколько бы мы не дробили единое, в каждой части его обязательно будут и «единое» и «бытие». Следовательно, единое представляет собой бесконечное множество.

3) Если единое причастно бытию, то оно неизбежно должно быть также и многим. Бытие отлично от единого и единое отлично от бытия, коль скоро единое не есть бытие, а бытие не есть единое. Если это так, то единое отлично от бытия не потому что оно единое, равно как и бытие есть что-то иное сравнительно с единым не потому что оно бытие, но они различны между собой в силу иного и различного. Следовательно, там, где единое причастно бытию, есть и третья категория – иного. Иное не тождественно ни единому, ни бытию. А там, где есть «один», «два» и «три», там должно существовать число. Но при существовании числа должно быть многое и бесконечная множественность существующего. Ведь всякое число ограничено самим собой, но число как таковое всегда бесконечно. Поскольку каждое число причастно бытию каждой своей частью, то бытие поделено между множеством существующего и не отсутствует ни в одной вещи. Каждая существующая вещь необходимо должна быть всегда чем-то одним. Таким образом, единое присутствует в каждой отдельной части бытия. Находясь во множестве вещей одновременно, единое не может оставаться цельным.

4) Однако, так как все части суть целого, то единое должно быть ограничено как целое. Ведь части охватывают целое, а то, что их охватывает, есть предел. Следовательно, существующее единое есть одновременно и единое, и многое, и целое, и часть, и ограниченное, и количественно бесконечное. Раз единое целое имеет границы (ведь целое всегда имеет границы), значит оно причастно форме.

5) Обладая формой, единое находится в себе самом и в ином. Ведь каждая из частей находится в целом и вне целого нет ни одной. Следовательно, единое составляет целое. Значит, можно сказать, что единое схватывается единым и, таким образом, единое уже находится в себе самом. Но, с другой стороны, целое не находится в частях. А раз оно не находится в частях, то не может быть и в их совокупности. Значит, оно находится в чем-то ином (ведь вообще нигде не находится оно не может, так как в этом случае оно было бы ничем). Следовательно, поскольку единое – это целое, оно находится в другом, а поскольку оно совокупность всех частей – в самом себе. Таким образом, единое необходимо должно находиться и в себе самом и в ином.

6) Обладая такими свойствами, единое должно одновременно двигаться и покоиться. Оно покоится, коль скоро находится в самом себе. Но коль скоро оно находится в ином, то оно одновременно не может никогда быть в том же самом. А раз оно не может быть в том же самом, то оно не может покоиться, то есть оно должно двигаться. Итак, всегда находясь в себе самом и в ином, единое должно всегда двигаться и покоиться.

7) Исходя из свойств 5 и 6, заключаем, что единое одновременно тождественно себе самому и отлично от самого себя, тождественно другому и отлично от него.

8) Все неединое – иное по отношению к единому, и единое – иное по отношению к тому, что не едино. Следовательно, единое должно быть иным по отношению к другому. Но само тождественное и иное противоположны друг другу и не могут находиться друг в друге. Теперь, если мы сделаем предположение, что иное находится в чем-то, то значит одновременно отличное находится в тождественном, но поскольку это невозможно, значит иное не может находиться ни в чем из существующего. Следовательно, иное не может находиться ни в том, что неедино, ни в едином. Следовательно, ни посредством иного будет отлично единое от того, что не едино, и то, что не едино от единого. Они будут различаться не посредством себя самих, так как не причастны иному. Следовательно, неединое тождественно единому.

9) В чем же причина этого парадокса? Дело в том, что единое отлично от иного в такой же мере, как иное отлично от единого. Таким образом, им обоим присуще свойство «быть отличным», и единое будет обладать тем же самым отличием, каким обладает иное. А что хоть как-то тождественно, то подобно. В силу того, что единое обладает отличием от иного, по этой же самой причине каждое из них подобно каждому, ибо каждое от каждого отлично.

10) Единое не соприкасается с иным и с самим собой.

11) Единое равно самому себе и иному, так как не содержит в себе идеи великости и малости. Ведь если идея малости содержится в едином или охватывает его, значит она будет равна ему или больше его. Но идея малости не может быть больше чего-то. Следовательно, она нигде не может находиться. Идея великости тоже не может ни в чем находиться, раз нет ее противоположности, ведь они обладают соотношением лишь по отношению друг к другу.

12) Поскольку, кроме единого и иного ничего нет и, существуя, они должны находиться друг в друге (так как больше им негде находиться), они неизбежно будут либо больше, либо меньше друг друга.

13) Если единое причастно бытию, оно причастно и времени. Но, существуя во времени, оно остается в одном и том же возрасте, то есть, не поддается его влиянию. Ибо в момент настоящего оно становится старше себя в прошлом, то есть оно одновременно старше и моложе. Следовательно, единое всегда есть и становится и старше, и моложе самого себя. Но поскольку оно есть и становится равное себе время, значит оно имеет один и тот же возраст и не изменяется во времени.

14) Однако поскольку единое причастно бытию, поскольку оно было, есть и будет, то возможно познание его, мнение о нем, чувственное его восприятие.

15) Приобщаясь к бытию и отрешаясь от него, единое и возникает, и гибнет.

4. Иное (материя)

1) Иное есть другое по отношению к единому. Оно не есть единое, иначе оно не было бы другим. Но иное вовсе не лишено единства и некоторым образом причастно ему. Оно должно быть единым законченным целым, имеющим части. Но вместе с тем иное, в отличие от единого в каждой своей части есть беспредельное множество, ибо делимо до бесконечности.

2) Исходя из того, что каждая часть иного стремится к пределу, оставаясь беспредельной, можно заключить, что части его неподобны друг другу. Они тождественны и отличны, движутся и покоятся и вообще имеют противоположные свойства.

5. Несуществующее единое

Предположим, что единое не существует и рассмотрим его свойства.

1) Прежде всего необходимо признать, что это единое познаваемо. Иначе нельзя было бы понять слов: «Если единое не существует».

2) Это единое отлично от иного, иначе его нельзя было бы отделить от него, следовательно, ему присуще отличие.

3) Это единое, конечно, не присуще бытию, но оно причастно многому, ибо мы отличаем его от существующего единого, говорим именно об этом едином.

4) Поскольку единое именно такое, как мы утверждаем, значит оно причастно истине, значит оно существует. То есть, единому для того чтобы не существовать надо быть причастным бытию.

5) Раз единое претерпевает переход от небытия к бытию, оно движется.

6) Однако, несуществующее единое не может ни перемещаться, ни изменяться, поскольку оно не может находиться в соприкосновении с существующим (перемещение) и не может развиваться, чтобы не быть многим (изменение), его движение особого рода и не имеет связи с движением существующего.

Но может ли единое не существовать? Если мы знаем, что есть иное, мы должны подозревать существование единого. Ведь иначе иное не могло бы быть иным. Оно непременно должно иметь нечто, в отношении чего оно должно быть иное. Если нет единого, то иное может быть иным лишь по отношению к себе самому. Это иное будет лишено единства, то есть будет представлять собой бесконечное скопление неподобных, бесформенных, несвязанных субстанций. Таким образом, без единого иное, хоть и причастно бытию, но фактически не существует. Следовательно, без абсолютного единого, иное невозможно. В этом случае вообще ничего не существует.