Теперь первая тема в Ля-бемоль мажоре звучит на триольном фоне третьей темы, однако триольность не вносит сюда тревоги, скорее тема становится более энергичной, наполненной жизнью.
В коде - переключение во внешний план - слышны шорохи природы, колыхания, пение птиц, в последних 4 тактах части повторяются кадансовые формулы прощания.
Третья часть, Rondo, allegro, до минор, сложный размер. Здесь не возвращаются трагические образы первой части. Эта часть пасторальна. Есть и отличительная особенность в музыке этой части - неожиданно возникающие волевые кадансы, энергичные пассажи, говорящие, видимо, о наличии силы и бодрости духа у человека, о возможности продолжать борьбу.
Основная тема (рефрен) в до миноре, песенная, её мелодия похожа на мелодии многих австрийских и итальянских народных песен, её настроение - лёгкая поэтическая грусть, тема воспринимается как дуновение прохладного ветерка.
Тема первого эпизода, в Ми-бемоль мажоре, вызывает ощущение весело журчащей, чистой воды. Между её проведениями слышен хорал - умиротворенное возвышенное состояние души и тишина природы.
Тема второго эпизода, в Ля-бемоль мажоре, начинается крупными длительностями как размышление, однако в дальнейшем выявляется её танцевальный характер, слышны звуки народного танца. Неожиданно в музыке разражается буря с громом и молниями.
Снова проходит основная тема (рефрен) в до миноре. Она постепенно насыщается энергией, драматизируется.
Поскольку тема первого эпизода проходит в части дважды - в начале и в конце, форма приобретает черты сонатной. Таким образом, общая форма части - рондо-соната.
Волевая, энергичная кода в до миноре говорит о желании бороться. Внутри неё - несколько галантных фигур прощания - реверансов в Ля-бемоль мажоре. Завершается кода энергичным пассажем и громким аккордом в до миноре.
Конфликты в сонате разрешаются в оптимистическом смысле: спокойствие второй части и жизнеутверждающий характер рондо свидетельствуют об этом с полной очевидностью.
Индивидуально. В силу привычки период
отравляющего эффекта у меня недолгий. Почему, например, послевкусие остается от романтиков
или Бетховена? Мне кажется, что есть, чему врезаться в память - мелодии. Ведь мелодии
бывают навязчивыми, как и слуховые галлюцинации. А когда в музыкальном произведении нет
музыки, но есть хрипы, шепот, произвольные или не совсем произвольные созвучия - их
запомнить трудно, они памятью не цепляются, потому что авторская логика не ясна, и связи
между ними для нас нет.
А вот эмоциональное воздействие сугубо индивидуально.
Настройка слушателя важна. К модерну надо готовить постепенно. Без нее и Шостаковича
можно отринуть от себя. Он в меня в юности совсем не влезал, кроме 7 и 11 симфоний. А вот
после авангардистов на 3 курсе консерватории я поняла, что он - гений. У него
содержательна каждая нота и ноль эпатажа и эксперимента ради эксперимента. Вот тут модерн
очень полезен. Но все таки с настройкой.:)
Я не смог Вас понять - но почему Вы
полагаете, что мелодию надо? ведь это только несколько веков таких, но что есть сейчас,
что было, скажем, в Ренессансе, не говоря уж о более ранних временах, не говоря о других
цивилизациях? Потом, мелодия, это ведь чаще всего довольно-таки нарочито плебейское
устроение, которое предполагает всего-навсего ритмические повторы, да даже прямые повторы,
долбежку одного и того же, как, скажем, у Чайковского, который повторяет просто вообще
всё, нередко по многу раз, и, понятное дело, квадраты, единицы, кратные четверке, все то,
чему грош цена. Ведь существуют куда более честные пути, не те, благодаря которым нами
манипулируют творцы тех ужасных времен с их богоборческими схемами, времен, к счастью, не
очень долгих и уже, наверное, прошедших. (Ибо `побороли`.) Понятно, что без Пушкина как
солнца русской правды никуда, но и сам Пушкин, имея понятия о порядочности, бывало, сбегал
куда ни попадя подальше от этих квадратно-гнездовых построений Евгения Онегина и т.д. Мне
кажется, что у настоящих композиторов скорее другое - есть баланс между вот такой
неизбежно-настенной живопИсью и умением развивать мысль, чему особенно трудно научить
студента-композитора. Конечно, без копрофагии никуда, уж обязательно будут и у Бетховена
эти повторы, но и будут из ниоткуда в никуда идущие линии - в голове возникает, скажем, 1
часть 3-й симфонии, эк куда его несет уже прямо с 7-го такта, а тема в ее примитивном виде
появляется в коде, и все счастливы, но он же понимает игру, парадоксальную балансировку,
на которой держится композиция? А эти самые мелодические ядра, они же только кость собаке.
В позднем творчестве они если и есть, как в 32 сонате, они только едва не
полистилистически понятый элемент, нарочито отрыгнутое нечто цитатное из прошедших лет,
ввергнутое в ино-логические ряды. В последних квартетах уже этих окаменелостей не будет -
наигрался, неинтересно.
Это произведение, впервые опубликованное в 1799 году и посвященное князю Карлу Лихновскому, было озаглавлено самим Бетховеном как «Большая патетическая соната». Известно, что интонационные ростки данной сонаты восходят еще к юности Бетховена, к сонате f-moll, написанной в Бонне. Но то были только ростки, которые дали в патетической сонате глубоко оригинальные, новаторские образы.
Никто не оспорит у патетической сонаты права на место среди лучших фортепианных сонат Бетховена. Что бы ни говорили порицатели «заигранных» пьес, любящие отыскивать особые достоинства в пьесах мало известных,- нельзя не признать, что патетическая соната совершенно заслуженно пользуется своей великой популярностью. У нее не только крупнейшие достоинства содержания, но и замечательные достоинства формы, сочетающей монументализм с лаконичностью.
Трехчастность патетической сонаты вновь свидетельствует о тенденции Бетховена ограничиться этим числом частей в наиболее драматичных сонатных произведениях.
Высказывания о патетической сонате многочисленны и не лишены споров и противоречий. Ленц высмеивает ее заигранность, полагает, что финальное рондо в отношении к целому носит слишком шутливый, ребяческий характер, но находит, что патетическая соната, тем не менее, «попросту великолепна». По мнению Улыбышева, патетическая соната «шедевр с начала до конца; шедевр вкуса, мелодии и выражения».
А. Рубинштейн, высоко ценивший патетическую сонату, считал, однако, что ее название подходит лишь к первым аккордам,- «потому что общий ее характер, полный движения, гораздо скорее драматический». В книге «Музыка и ее представители» Рубинштейн также писал, что патетическая соната «названа так вероятно только по интродукции и по ее эпизодическому повторению в первой части, так как тема первого Аллегро оживленно-драматического характера, а вторая тема в нем с своими «mordente» (украшения) какого угодно, только не патетического характера. В последней же части, что патетического? Одна вторая часть сонаты еще допускает это обозначение». Как видим, Рубинштейн считает в итоге патетическим не только вступление сонаты, но и вторую ее часть. И все же, отрицание Рубинштейном патетического характера большей части музыки сонаты ор. 13 следует признать бездоказательным.
Вероятно, именно первую часть патетической сонаты имел в виду Лев Толстой, когда он писал в XI главе «Детства» по поводу игры матери: «Она заиграла патетическую сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное... казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было».
Б. В. Асафьев, давая характеристику патетической сонаты, отметил «огненно-страстный пафос первой части, возвышенное спокойно-созерцательное настроение второй части и мечтательно чувствительное рондо (третья заключительная часть)».
Ценны высказывания о патетической сонате Ромена Роллана. Видя в ней один из поразительных образцов «бетховенских диалогов, подлинных сцен из драмы чувств», Ромен Роллан вместе с тем указывал на известную театральность ее формы, в которой «актеры излишне заметны».
По мнению Ромена Роллана, «присутствие элементов драматико-театральных в «Патетической» неоспоримо и очевидность этого подтверждается сходством стиля и выразительности не только с немногочисленными произведениями Бетховена, написанными для сцены, вроде его «Прометея» (1801), но и с его великим образцом трагической сцены,- с Глюком, чья «Ария и дуэт» из II действия «Орфея» непосредственно вызывают в памяти бурное движение начала первого allegro из «Патетической».
Небезинтересно добавочное замечание Ромена Роллана: «Успех «Патетической», как и самое произведение, имел несколько театральный характер. Из рассказа Мошелеса явствует, что страсти за и против этой сонаты разгорались как по поводу какой-нибудь оперы. Очевидно, Бетховен, недовольный такого рода победой, не захотел ее возобновлять».
Вряд ли можно отрицать справедливость замечаний Ромена Роллана в том плане, что название сонаты создало предвзятое к ней отношение. Но, конечно, авторское заглавие вытекало из замысла, а не было попросту привлекающим довеском к музыке. Бетховен мог быть недоволен не столько «победой», сколько кривотолками по поводу программного содержания сонаты. Надо думать, именно поэтому он в дальнейшем неоднократно избегал пояснительных заглавий.
Первая часть патетической сонаты (Grave. Allegro di molto e con brio, c-moll) дает обобщенную характеристику всего круга образов уже в начальных тактах. Интродукция (Grave) несет в себе центр тяжести содержания,- и это фактор творческого новаторства Бетховена на пути создания лейтмотивной сюжетности. Как лейтмотив страсти в «Фантастической симфонии» Берлиоза или лейтмотив «судьбы» в симфониях Чайковского, так тема вступления патетической сонаты служит в ее первой части лейтмотивом, дважды возвращающимся и образующим эмоциональный стержень.
Суть Grave в столкновениях-чередованиях противоречивых начал, которые весьма ярко оформились уже в первых тактах сонаты ор. 10 No 1 . Но здесь контраст еще сильнее, а развитие его гораздо монументальнее. Притом и содержание образа несколько иное. В начале пятой сонаты было противопоставление развитой фанфары и короткого вздоха, силы и слабости. Здесь же (как и в Largo предыдущей сонаты - см. пример 25) дан контраст мрачного, властного принуждения и страстной тоски:
На протяжении десяти тактов Бетховен проводит этот контраст через ряд оттенков и фазисов, внушая то светлую надежду, то безнадежность - пока хроматическая гамма и фермата не подведут к началу стремительного бега Allegro. (Отметим попутно, что тт. 5-8 дают образцы новаторской фортепианной фактуры - увесистой и сочной. Весьма показательно сопоставить монументальное Grave с гораздо более скромными масштабами его прототипа - вступления фортепианной фантазии Моцарта c-moll (соч. 1785). Бетховен решительно движется к «громогласному» пианизму XIX века.)
Вступление патетической сонаты - шедевр глубины и логической мощи мышления Бетховена. Вместе с тем, интонации этого вступления так выразительны, так выпуклы, что, кажется, скрывают за собой слова, служат пластическими музыкальными формами душевных движений.
Вслушиваясь в музыку Allegro di molto, нельзя не заметить, что проведенный в нем принцип постоянного движения родственен отчасти опыту первой части предыдущей сонаты (ор. 10 No 3), где так легко было ассоциировать активный ритмический фон с моторным ощущением дороги.
В Allegro патетической сонаты при некотором сходстве основ дано, однако, иное решение, складывается иной образ. Там была отдача себя во власть мерного бега, быстро меняющихся впечатлений. Здесь само движение подчиняется невиданно концентрированной эмоции, насыщается переживанием.
Сначала две дуги-арки бурных, вздымающих и опадающих порывов на гулком фоне разбитых октав. Затем фанфары октав соль в правой руке и сбеги восьмых приносят с собой элемент воинственной тревоги. Дуги порывов становятся полудугами, обрываются на вершине. Краткое затишье приводит к побочной партии в необычной для того времени «романтической» тональности третьей минорной ступени (мрачный es-moll). (Подобное осложнение тонального плана колористическими отступлениями позднее весьма ярко применялось Шубертом (см., например, экспозицию первой части фортепианной сонаты B-dur No 10 в издании Петерса).) Это лишь кажущееся успокоение, а на деле только передышка, во время которой тревожно бьется сердце, а в ушах звучат отголоски фанфар. Заключительная партия (с т. 89) - снова стремительный бег с почти физическим ощущением перехватов дыхания. Смелые регистровые броски в конце экспозиции:
отражают темпераментный размах бетховенского пианизма.
Чрезвычайно естественно рождение такой музыки в революционную эпоху, когда образы маршей и воинственных скачек несли в себе столь богатое и конкретное содержание. (Наличие в музыке Бетховена «беспрерывных ритмов военных маршей» и «тяжелых скачек» правильно отмечает Ромен Роллан (том 7, стр. 279). Об образе конской скачки см. еще ниже, в разборе финала сонаты ор. 31 No 2.)
Кончилась экспозиция и вот снова звучит и затихает лейтмотив «рока».
Разработка лаконична, сжата, однако вносит новые эмоциональные детали. Скачка возобновляется, но звучит легче, и в нее вклиниваются интонации просьбы (т. 140 и д.), заимствованные из интродукции. Затем все звуки словно удаляются, тускнеют, так что слышен лишь глухой гул. Вскоре из него опять возникает звонкое цоканье. Дальше - извилистый сбег восьмых и начало репризы (т. 195 и д.), которая повторяет с вариантами, расширениями и сужениями моменты экспозиции.
После ферматы столь «оперного» уменьшенного септаккорда (т. 294) в коде вновь звучит лейтмотив интродукции (теперь уже будто из прошлого, как воспоминание), и первая часть заканчивается типичнейшей для Бетховена волевой формулой страстного утверждения (я живу, чувствую и борюсь!).
Вторая часть (Adagio cantabile, As-dur) своей удивительной певучестью, почти органной полнотой звучаний положительно предвещает фактуру таких фортепианных пьес, как этюд Шопена E-dur ор. 10.
Мелос и хоральные гармонии - в духе той возвышенной «религии человеческого сердца», которая типична для многих медленных частей Бетховена.
Примечательны новаторские особенности Adagio патетической сонаты. Если в первой части этой сонаты Бетховен превосходно находит слияние внутренней эмоции и внешнего фона применительно к бурным драматическим переживаниям и ощущениям, то тут соответственное слияние найдено впервые (Adagio пятой сонаты заметно фрагментарнее) применительно к эмоциям спокойным, проникновенным. Субъективное (погружение в мир души) становится как бы неотделимым от объективного (погружение в образы внешнего мира) - и это великая победа Бетховена, как художника-реалиста.
Разумеется, Бетховен не ограничивается однопланностью. Он ищет выделения частных сторон образа и нового их сочетания. Так, в т. 17 и далее (вторая тема) выступают интонации пасторали, а затем (т. 24 и д. слышны будто смутные отголоски раскинувшейся вокруг природы.
В т. 37 и далее (третья тема) на взволнованном ритме триолей развивается краткий порыв воинственных фанфар. Но вскоре опять затишье и тихие, гулкие отзвуки. Вторично вернулась начальная тема. Она уже не совсем та, что была прежде. Вместо дуолей фона - триоли, перешедшие от волнения третьей темы. Этим психологическим штрихом Бетховен показывает преемственность переживаний, процесс их чередования и развития. А пасторальные попевки с форшлагами (в конце части) оттеняют после лирической фигуры октав мирное спокойствие окружающего.
Третья часть (Rondo, Allegro, c-moll) есть в сущности первый финал в фортепианных сонатах Бетховена, сочетающий вполне органично рондовую специфичность формы с драматизмом. Финал первой сонаты очень драматичен, но «гибриден» по форме. Финалы второй и третьей сонат, правда, содержат элементы драматизма, но развитая вариационность и орнаментика препятствуют размаху «драматургии». То же можно сказать и про финал четвертой сонаты. Финалы пятой и седьмой сонат отражают стремление к лаконизму, но первый из них написан в сонатной форме, а второй содержит обильную орнаментику и почти лишен драматических элементов. Финал шестой сонаты также написан в сонатной форме, а финалы сонат ор. 14 (возможно, сочиненные раньше патетической) лишены какого-либо монументализма.
Напротив, в финале патетической сонаты мы имеем широко развитое рондо, музыка которого драматически целеустремленна, богата элементами разработки, лишена черт самодовлеющей вариационности и орнаментальности.
Этим Бетховен делает большой шаг вперед по пути создания финала, органично и динамично (так сказать, на crescendo) замыкающего сонатное целое. Говорим лишь «шаг» - так как и тут, в патетической сонате, высшая точка не достигнута. Еще ощущается известное ослабление напряжения к концу сонаты (финал по силе образов, по общему тонусу уступает первой части). Только позднее, в таких сонатах как «лунная» и «аппассионата», Бетховен достигает упомянутой высшей точки: в этих сонатах финалы усиливают, а не ослабляют драматургию образов.
Аналогичное можно наблюдать на примере развития симфонического творчества Бетховена. В третьей симфонии , с ее гениальнейшей первой частью, финал, несмотря на сильные моменты, все-таки дает некоторый спад. Напротив, в пятой симфонии спада нет - финал поистине венчает целое.
Нетрудно понять, почему не сразу пришел Бетховен к подобному «динамически-возрастающему» построению своих сонатно-симфонических форм. Ведь построение сонаты (или симфонии) как целостного комплекса образов, явилось именно историческим делом Бетховена. Наследие Гайдна и Моцарта в целом могло научить Бетховена лишь гораздо более изолированной трактовке частей сонаты-симфонии и, в частности, гораздо более «сюитному» пониманию финала, как быстрого (в большинстве случаев, веселого) движения, замыкающего сонатное целое скорее формально-контрастно, чем сюжетно.
Вернемся, однако, к третьей части патетической сонаты. Недостатки ее, как финала, заметны уже в первой теме, которая носит нежный, камерный, скромный по звучности характер, не отвечающий бурной патетике первой части сонаты:
Но нельзя, конечно, не отметить и замечательных интонационных качеств этой темы, в которой звучат эмоции щемящей поэтической печали. Общий характер финала (как и отдельные моменты второй части) безусловно тяготеет в сторону изящных, легких, но и слегка тревожных пасторальных образов, рожденных интонациями народной песни, пастушьих наигрышей, журчаний воды и т. д. и т. п.
В фугированном эпизоде (т. 79 и д.) появляются интонации танца, разыгрывается даже маленькая буря, быстро утихающая.
Некоторые нежно диссонирующие мелодические обороты (например, перед репризой первой темы - т. 163 и д.) заставляют вспомнить о столь восхищавшей Ленца средней части (Allegretto) сонаты ор. 10 No 2).
Пасторальный, изящно-пластичный (хотя и не чуждый драматической грусти) характер музыки рондо явился, надо думать, результатом определенного намерения Бетховена - противопоставить страстям первой части элементы умиротворения.
Ведь дилемма страждущего, враждующего человечества и ласковой к человеку, благодатной природы уже весьма занимала сознание Бетховена (Позднее она стала типичной для искусства романтиков.) . Как решить эту проблему? Мы уже видели выше, что в своих ранних сонатах Бетховен не раз был склонен искать убежища от жизненных бурь под кровом неба, среди лесов и полей. Эта же тенденция врачевания душевных ран заметна и в финале патетической сонаты. Но тем более знаменательно, что в отличие, скажем, от финала седьмой сонаты , здесь дело врачеванием не ограничивается.
В коде найден новый вывод. Ее волевые интонации показывают, что Бетховен решился стать выше потребности душевного спокойствия, что он и на лоне природы призывает к неусыпной деятельности духа, к борьбе и мужеству. Последние такты финала как бы разрешают тревоги и волнения, вызванные интродукцией первой части:
Там мрачное насилие «рока» сопровождается страдальческими вздохами. Здесь на робкий вопрос «как быть?» следует уверенный ответ мужественного, сурового и непреклонного утверждения волевого начала.
Все нотные цитаты даны по изданию: Бетховен. Сонаты для фортепиано. М., Музгиз, 1946 (редакция Ф. Лямонда), в двух томах. Нумерация тактов дается также по этому изданию.
Людвиг ван Бетховен «Патетическая соната»
Фортепианное творчество Венского классика Людвига ван Бетховена можно назвать бессмертным наследием, которое отражает не только внутренние переживания композитора, но и перемены в эпохе. «Патетическая соната» Бетховена является одним из ярчайших произведений среднего творческого периода жизни композитора.
Историю создания «Патетической сонаты» Бетховена, содержание произведения и множество интересных фактов читайте на нашей странице.
История создания
Соната посвящена, близкому другу и почитателю творчества Бетховена - князю Лихновскому.
Во время написания произведения композитор находился на пороге тридцатилетия. Тогда стали заметны первые признаки скорой глухоты. Работа над сочинением велась около года. Это было тяжелое время в жизни: ежедневно слух становился все хуже и хуже, а прогнозы врачей были неутешительны. не оставил собственное музыкальное ремесло, он все с тем же рвением сочинял грандиозные и совершенно новые по стилю произведения, но которые наполнялись кардинально иными смыслами. Вся боль и вера в лучшее были реализованы в «Патетической сонате ».
Впервые соната была опубликована в 1799 году. Это была настоящая премьера для общества. Не каждый человек мог понять настоящего новаторского языка, поэтому разгорелся нешуточный спор между догматичными людьми, желавшими сохранить старое и между новаторами, которые хотят идти вперед и не боятся нового и интересного. Прежде ни одно фортепианное произведение не вызывало столь бурного обсуждения. Бетховен же спокойно отнесся к реакции общества, он привык к тому, что его музыка вызывает у людей неоднозначные чувства.
Интересные факты:
- Именно, глухота побудила Бетховена на сочинение многих из произведений, имеющих драматичную или даже трагедийную концепцию. Первые признаки потери слуха были замечены в 1797 году. К моменту написания Восьмой сонаты он уже плохо слышал. Стоит отметить, что к появлению данного недуга привела привычка Людвига перед очередным сочинением произведений опускать голову в ледяную воду.
- Вдохновленный музыкой Бетховена драматург Микола Кулиш в 1929 году сочинил одну из самых провокационных пьес в истории коммунистического СССР, которая называется «Патетическая соната». Примечательно, что она имеет мало общего с сюжетом произведения, так как героями становятся обычные советские люди, но музыка сопровождает спектакль от начала до конца, наполняя его эмоциональной окраской.
- Впервые услышав Восьмую сонату Бетховена, Гайдн , будучи бывшим учителем Людвига, сказал, что у него появилось чувство, будто композитор имеет несколько голов вместо одной, несколько горячих сердец вместо одного и несколько душ вместо одной! Его до глубины души поражает воображение и фантазия автора. Потом Гайдн помолчал и добавил, что в его музыке всегда можно найти что-то непреодолимо мрачное и угрюмое, такое, что по-настоящему выражает стиль композитора.
- Соната является по-настоящему революционным произведением, так, после первого исполнения композиции, слушатели разделились на два лагеря. Одни говорили, что это новаторство, которое заслуживает поощрения автора, другие же полагали, что нельзя выставлять напоказ чувства, и считали сочинение вульгарным и недостойным. К счастью, поклонников творчества Бетховена было больше чем ненавистников.
- Отражение многих музыкальных впечатлений композитора можно найти в данной сонате. Например, театральность произведения является откликом восхищения от услышанной оперы Глюка «Орфей и Эвридика» . Героический стиль, минорный лад, грандиозный масштаб и диалогичность – вот, что доказывает родственность и близость с оперным жанром, а именно с произведением Глюка. Нередко борьбу человека с судьбой сравнивают со столкновением между Орфеем и фуриями.
- Знаменитый пианист Игнац Мошелес в возрасте 10 лет разучил на память нотный текст произведения и исполнял его перед самой разнообразной публикой. По его рассказу, всегда находились люди, которые либо были безмерно восхищены новаторством, либо те, кто скучал, не понимая красоты музыкально-выразительных средств, используемых автором. Примечательно, что ноты маленький пианист не мог приобрести за неимением средств, поэтому переписал их ночью, пока никто не видел. Все было бы хорошо, если бы однажды он не проболтался о своем «героическом» поступке учителю. Тот был в бешенстве и выгнал его из учебного заведения. Но все к лучшему, ведь мальчик попал на обучение к Бетховену.
- В консерваториях Вены запрещали играть данное произведение, так как единственными по-настоящему ценными композиторами, полезными для изучения, там считались Бах , Моцарт и Клементи.
- Автор верил в то, что сможет преодолеть все невзгоды, уготовленные ему судьбой, что когда-нибудь он вновь сможет слышать музыку. Возможно, поэтому финал носит столь оптимистичный характер. В дальнейшем тема судьбы станет непреодолимой болью композитора.
Мало кому известно, но Людвиг ван Бетховен всерьез увлекался философскими учениями современных для него мыслителей. Свое название соната получила именно от автора, что было достаточно редко, так как Бетховен не особо часто старался создавать программные сочинения. Композитор отсылает нас к термину «Патетика», который впервые был употреблен известнейшим философом Фридрихом Шиллером. Патетика означает силу трагедии, страсть к торжеству справедливости, а также стремление к концепции преодоления.
Ромен Роллан подчеркивал, что в основе произведения лежит именно театрализованная драма. Так он предполагал, что композиция строится именно по средствам драматургии, в том числе с использованием стандартной схемы:
- Экспозиция главных героев (судьбы, как назначение рока, и борьбы человека). Лейтмотив судьбы звучит уже в первых тактах. Впервые вступление становилось темой, которая пронизывала сочинение от начала до конца.
- Завязка конфликта происходит в первых тактах произведения.
- Кульминация. Достижение высшей драматической точки произведения.
- Развязка в коде третей части. Человек победил злой рок.
«Патетическая соната» Бетховена имеет классическую структуру из трех частей:
- Первая часть в темпе Allegro con brio с медленным вступлением в темпе Grave.
- Вторая часть написана в темпе Adagio cantabile.
- Третья часть создана в форме скорого рондо.
1-я часть (слушать)
2-я часть (слушать)
3-я часть (слушать)
В произведении остро противопоставлены два мира: а именно мир грез и мечтаний героя и мир реальный, имеющий начало злого рока. На протяжении всего произведения судьба вторгается в мир героя, окрашивая его в темные тона. В соответствии с частями можно выделить концептуальные идеи автора по поводу развития сюжетной линии сонаты:
- Первая часть . Противопоставление образов человека и фатума. Использование музыкального приема диалогического контраста. Борьба страстного к идее героя и неумолимого рока. Конфликт накаляется постоянным повторением темы судьбы. Кажется, что атмосфера накаляется и ведет к безысходности. Материал постоянно развивается, создавая более острые углы конфликта. Лишь в коде главная тема лирического героя звучит убедительно и «последнее слово» остается за человеком.
- Вторая часть произведения открывает новые грани мира лирического героя. Слушатель попадает в мир мечтаний, грез и вдохновения. Форма части - рондо с контрастными эпизодами. Если первый эпизод дополняет и усиливает интонации рефрена, то второй эпизод привносит ощущение драматизма, он сочинен в миноре и является кульминационной точкой данной части. Меняется настроение рефрена в последнем проведении, оно становится беспокойным, из-за применения триольных интонаций, и создает ощущение грядущей в музыке бури.
- Третья часть написана в форме рондо и открывает новые грани характера человека. Он готов бросить вызов фатуму, герой считает, что не бывает непреодолимых ситуаций. Энергичные пассажи, необычно выстроенные в плане гармонии того времени кадансовые обороты - все это утверждает намерения лирического героя. Рефрен написан в основной тональности, а именно в c-moll, что является напоминанием о нелегкой доле человека, о его пути, который наполнен грустью и печалью. Эпизоды являются размышлениями, они отражают чувства, переживания, а также безудержное стремление к победе. Конфликт в коде имеет завершение в позитивном ключе. Человек победил злой рок, он оказался сильнее фатума.
Концепция произведения четко описывает философию выбора: каждый человек самостоятельно творит судьбу. Все зависит от выбора: опустить руки или бороться, стать сильнее и храбрее или просто влачить жалкое существование. Всего одно решение может кардинально изменить жизнь. Главное не плыть по течению, довольствуясь малым, а пытаться схватить судьбу за глотку, не дав ей разрушить мир идеального. Фатум и рок – это лишь последствия выбора, поэтому мы можем творить наш путь собственными руками и мыслями. Соната доказывает это, ведь человек способен на многое, главное иметь веру в силы, и не поддаваться унынию.
В сонате ярко выражен характерный для Бетховена фортепианный стиль, который серьезно разнится с творчеством французских мастеров клавесина. Яркая красочность аккордов, охватывающих диапазон всей фортепианной клавиатуры присуща композиторской манере Бетховена. Динамическая и образная контрастность присутствует в каждой из частей произведения. Использование контрастных по звучанию регистров. Прямота и ясность гармонии вместо орнаментальности и узорчатости. Активное применение педали, что было редкостью для пианистов и композиторов той временной эпохи. Все это помогает Бетховену создать по-настоящему индивидуальный, характерный стиль. В последствие, музыка стала эталоном выражения драматизма, и достижения ясности музыкальной мысли. На нотном тексте Патетической сонаты учились такие великие композиторы как Брамс, Вагнер, Онеггер, Мусоргский и другие гении.
Музыка «Патетической сонаты» имеет достаточно яркую эмоциональную окраску. Возможно, именно по этой причине многие режиссеры и деятели киноискусства используют музыку в собственных работах. На сегодняшний день шедевр классической музыки дополнил эпизоды таких фильмов, как:
- Парк юрского периода: Затерянный мир (1997);
- Элизиум - рай не на Земле (2013);
- Уильям Тёрнер (2014);
- Шафер напрокат (2015);
- Эпоха невинности (1993);
- Перед рассветом (1995);
- Признания опасного человека (2002);
- Звездный путь: Восстание (1998);
- Роми и Мишель на встрече выпускников (1997);
- Затерянный мир (1999).
Соната №8 оправдывает значение собственного номера, ведь она имеет бесконечно неисчерпаемое содержание. Она будет вечно звучать и находить отклик в сердцах людей. Каждый слушатель сможет постигнуть безграничный мир, созданный гениальным композитором, имя которому Людвиг ван Бетховен.
Видео: слушать «Патетическую сонату» Бетховена
В очередном выпуске о творчестве Людвига ван Бетховена мы поговорим о его знаменитой «Патетической» сонате.
- Первое знакомство с Патетической сонатой
- Когда была написана
- Кому посвящена
- Почему сонату назвали «Патетической»
Первое знакомство с Патетической сонатой
Фортепианная соната «Опус 13», более известная, как «Патетическая», безусловно, является одной из самых известных работ Людвига ван Бетховена.
Первую часть произведения узнает, наверное, любой человек, не занимающийся музыкой, а мелодия второй части и вовсе используется в произведениях современной поп-культуры.
Произведение часто используют в кинокартинах, в различных телевизионных передачах, используют музыканты в своих так называемых «кавэр версиях» (интерпретируют сонату по-своему на самых разных музыкальных инструментах, в самых разных обработках и стилях) и так далее.
Из всех бетховеновских фортепианных сонат, наверное, только « » сможет посоревноваться с «Патетической» в плане популярности среди людей, не являющихся фанатами классической музыки.
В общем, пора уже непосредственно знакомиться с произведением. Для этого предлагаем послушать данное произведение в исполнении замечательного пианиста, Валерия Вишневского:
- Слушать часть 1:
- Слушать часть 2:
- Слушать часть 3:
Теперь, когда Вы послушали эту замечательную сонату, предлагаем рассмотреть самую основную информацию, которую неплохо было бы знать о данном произведении.
Сразу отметим, что проводить подробный музыкальный анализ данного произведения мы не будем, ибо его уже сотни раз проводили и гораздо более опытные музыковеды: Юрий Кремлев, Александр Гольденвейзер, Эдвин Фишер и другие.
Учитывая, что их материалы легко можно найти в сети, мы не будем изобретать колесо, ибо вряд ли сможем проанализировать данную сонату лучше, чем выше названные профессионалы.
Более того, нас читают в большинстве случаев не профессиональные музыканты, а самые разные люди, не особо знакомые с музыкальной терминологией, которые просто хотят познакомиться с творчеством Бетховена. Именно для последних было бы полезным ознакомиться со следующей информацией.
Когда была написана?
Нам точно известная дата, когда издатель Франц Антон Хоффмайстер опубликовал «Патетическую сонату» — это было 18 декабря 1799 года.
Считается, что незадолго до этого, произведение было впервые опубликовано другим издателем — Йозефом Эдером . Однако по другим данным Хоффмайстер опубликовал произведение раньше Эдера. Точную дату опубликования произведения Эдером мы не знаем и, следовательно, гадать на кофейной гуще не будем.
Но это, если мы говорим об издании произведения. Ну а, если мы говорим о, собственно, временных рамках работы над его сочинением самим композитором, то традиционно считается, что Бетховен написал Патетическую сонату за год до ее опубликования — то есть, в 1798 году .
Стоит отметить, что некоторые, найденные исследователями эскизы говорят нам о том, что первые наброски фрагментов Патетической сонаты велись чуть ли ни с 1796 года.
Известный бетховеновед Барри Купер , в свою очередь, продлил гипотетическую дату окончания композитором работы над этим произведением аж до октября 1799 года . Возможно, именно тогда Бетховен внес в сонату самые последние штрихи.
Кому посвящена?
Патетическая соната была посвящена одному из первых меценатов молодого Бетховена в Вене, его богатому и влиятельному другу — князю Карлу Лихновскому .
Зацикливаться сегодня на личности и биографии этого персонажа мы не будем, ибо более подробно мы о нем поговорим в специально посвященном ему выпуске на страничке «Биография».
Стоит лишь отметить, что Лихновский, действительно, очень много сделал для популяризации творчества молодого Бетховена в музыкальной столице (Вене) и, следовательно, полностью заслужил посвящение ему данной сонаты, как и некоторых других произведений.
Почему сонату назвали «Патетической»?
Вообще, традиционно считается, что название восьмой сонате (№8 — это порядковый номер произведения в цикле «32 сонаты для фортепиано») придумал сам композитор. Однако есть мнение, что его придумал не сам Бетховен, а издатель, опубликовавший данное произведение.
Причем, сторонники второго мнения дополняют, что Людвиг был заранее предупрежден издателем о присвоении сонате данного названия. Мы же с Вами не будем гадать относительно истинной истории происхождения названия, ибо просто этого не можем знать. В любом случае это не так важно, ибо, судя по всему, Бетховена это название вполне устраивало...
Однако хотелось бы отметить, что название данного произведения является прекрасной иллюстрацией того, насколько сильно язык меняется с течением времени. Например, особое наслаждение приносит чтение обсуждений Патетической сонаты на англоговорящих форумах .
Если на нашем языке, как и на языке-первоисточнике (греческом) термин «патетика» ассоциируется с эмоциональностью, страстью, взволнованностью и так далее, то на английском языке данный термин прежде всего ассоциируется с «жалостью» .
То есть, для англоговорящих людей, впервые слышащих название данного произведения, оно может восприниматься, как «Жалкая соната». Причем, «жалкая» тут, в свою очередь, может восприниматься в самых разных смыслах. Согласитесь, данный эпитет никак не подходит для одного из известнейших произведений за всю историю классической музыки!
Собственно, именно поэтому мы очень любим наблюдать за англоговорящими ресурсами, где некоторые люди умудряются спрашивать, мол: «А почему эту сонату называют жалкой ? Я ее послушал, и вроде бы звучит она, как очень даже серьезное и сильное произведение!» .
Нет, конечно же, на самом деле под «патетической» тут имеется ввиду совершенно другое значение.
Ведь во времена Бетховена термин «Патетика» не имел такого количества значений, как на современном английском языке, и уж точно не был синонимом «ничтожности» и совершенно не «вызывал жалость», а означал немного другие вещи. И современные европейцы, слава Богу, в большинстве случаев это понимают. Ведь, прослушав хотя бы одну только первую часть, любой здравомыслящий англичанин поймет, что здесь термин «патетическая» никак не означает «ничтожность» сонаты, либо ее задачу вызвать грустные эмоции у слушателя.
Напротив, здесь «патетика» отсылает нам к совершенно другому синониму — а именно, к "Пафосу " . Причем, это не просто пафос в современном понимании, а тут, скорее, подойдет тот самый «трагический пафос», описанный великим философом Фридрихом Шиллером , концепция которого просто идеально применима в отношении личности Бетховена.
Кстати говоря, Людвиг и сам изучал труды своего современника Шиллера, причем, очень уважал его. Более того, именно на его оду «К радости» композитор позже напишет знаменитую музыку, которая будет использована в Девятой симфонии, а впоследствии и вовсе станет гимном Евросоюза.
Возможно, именно поэтому Бетховен не возражал против данного названия этой сонаты (даже, может, сам его и придумал), так как он, скорее всего, был знаком со знаменитыми рассуждениями Шиллера «О патетическом» (1793) и, как никто другой, понимал истинный смысл данного названия.
Обратите внимания на следующий момент — всё самое главное, о чем говорил Шиллер в рамках данной концепции, идеально применимо к ситуации Бетховена:
- Сам факт страдания композитора,
- Высокий уровень нравственности композитора, как страдающего,
- Вызов, который композитор открыто бросает своим страданиям.
Стоит также напомнить, при каких обстоятельствах сочинялась «Патетическая соната». Выше мы задали предположительные временные рамки работы над этим произведением — это были 1796—1799 годы.
Как раз, именно в этот период (апрель 1798) молодой композитор потерял своего друга детства. Речь идет о смерти Лоренца Брёйнинга (по прозвищу Ленц), который, как и все остальные члены семьи Брёйнинг, был невероятно близким Бетховену человеком. Для композитора потеря друга, прожившего всего 21 год, была сильным ударом.
Более того, данный период — это, как раз, именно то время, когда Людвиг начал ощущать первые симптомы развития глухоты (). Иными словами, те времена были далеко не самыми счастливыми для композитора.
Но важно подчеркнуть, что по Шиллеру изображение страдания, как такового, не является целью искусства. Напротив, пафос или трагедия возникают тогда, когда осознание страданий уравновешивается способностью разума противостоять этим чувствам . Именно в таком сопротивлении неизбежности, боли или отчаяния лежит принцип свободы.