Николай Эрнестович Бауман: биография

Николай Эрнестович Бауман (революционный псевдоним Грач) (1873-1905) - деятель российского революционного движения с 90-х годов. Ветеринарный врач. В 1904 руководитель Московского комитета и Северного бюро ЦК партии.

Николай Бауман родился 17 (29) мая 1873 в семье владельца обойной и столярной мастерской. Учился во 2-й Казанской гимназии, из 7-го класса которой ушёл, не поладив с преподавателями. В 1891-1895 был студентом Казанского ветеринарного института.

Из трёх бездарных полководцев один всё равно выиграет сражение.

Бауман Николай Эрнестович

В годы учёбы Бауман увлёкся нелегальной народнической и марксистской литературой, участвовал в работе подпольных рабочих кружков. С дипломом ветеринарного врача Николай отправился на работу в село Новые Бурасы, Саратовской губернии, мечтая заниматься там революционной пропагандой, но, попав в поле зрения полиции и стремясь к широкой революционной деятельности, осенью 1896 он уехал в Петербург. В 1896-1897 годах работал в Петербурге. В 1896-1897 член Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1897 был арестован и заключён в Петропавловскую крепость, где содержался в одиночной камере 22 месяца.

В 1899 году Николай Бауман был сослан в Вятскую губернию, откуда в том же году бежал за границу. В городе Цюрих в 1900 году познакомился с Лениным. Бауман стал активным участником подготовки издания, а затем транспортировки газеты «Искра». В декабре 1901 по поручению В. И. Ленина приехал в Москву, стал членом Московского комитета РСДРП.

С 1903 возглавлял Московскую организацию большевиков и Северное бюро ЦК партии. Работал в Московском комитете РСДРП. Был арестован, но бежал. В 1903 Бауман - делегат II съезда РСДРП от Московской партийной организации, по всем обсуждавшимся вопросам поддержавший Ленина.

Девяносто девять человек живут для того, чтобы убедить сотого в никчёмности его жизни.

Бауман Николай Эрнестович

Прозванный за лёгкость перехода границы «Грачом», Николай Бауман в 1903 году по поручению Ленина вернулся в Россию для борьбы с меньшевиками и организации большевистской подпольной типографии. В июне 1904 года арестован и 16 месяцев находился в Таганской тюрьме.

Во время демонстрации противников опубликованного накануне царского манифеста об усовершенствовании государственного порядка ветеринарный врач Николай Эрнестович Бауман выхватил у одного из демонстрантов красный флаг, вскочил в пролетку и поехал, размахивая флагом и крича «Долой бога! Долой царя! Теперь я ваш царь и бог!» Это кощунственное поведение возмутило случайного прохожего, рабочего Н. Ф. Михалина, происходившего из тамбовских крестьян. Он подобрал железную палку и попытался ударить Баумана, но «революционер» бросился бежать. Михалин однако догнал его и несколько раз ударил железной палкой по голове. От этих ранений Бауман в тот же день - 18 октября 1905 умер. После этого Михалин добровольно явился в полицию и признался в содеянном, однако министр юстиции И.Г. Щегловитов помиловал его.

Николай Бауман похоронен в Москве, на Ваганьковском кладбище. Его похороны стали поводом для грандиозной политической демонстрации, организованной всеми противниками правительствами. Хотя убийца «революционера» не состоял ни в каких политических партиях или организациях, его объявили «черносотенцем». Такой его не соответствовавшей действительности квалификации придавалось особое политическое значение еще и потому, что погибший был евреем. Опасаясь мести революционеров, полиция сменила Михалину фамилию на Михальчук, он переехал в другой город. Однако в 1922 году он был опознан, арестован и убит в подвале ГПУ. Еще раньше, в 1918-м году был расстрелян И. Г. Щегловитов.

Пламенный революционер-ленинец Николай Бауман - наш земляк. Он родился в Казани, закончил Казанский ветеринарный институт. И в нашем городе увлекся политической борьбой.

На углу Профсоюзной и Мусы Джалиля, бывших Малой Проломной и Петропавловской улиц, полтора, а то и два века стоит трехэтажный дом с закругленным углом. Носил он некогда адрес «дом Тихонова», затем – «дом Никитина».

Лет восемьдесят назад у него был номер 13/14, а ныне его адрес – Профсоюзная, 5. На первом этаже, вросшем в асфальт чуть не до половины, находилась раньше столярно-обойная мастерская Эрнеста Андреевича Баумана, балтийского немца из Митавы.

Сам Эрнест Андреевич с семьей жил в этом же доме. Он имел сыновей Александра, Николая, Эрнеста и дочь Эльзу.

Николай Бауман родился 17 (29) мая 1873 года. Это был очень развитый мальчик, с раннего детства проявлявший самостоятельность, своенравие и большую сообразительность, чем причинял немало беспокойства своим родителям.

В 1884 году Белобрысый, как его все звали, поступает учиться во вторую Казанскую мужскую гимназию (ныне здание Дома детского творчества на улице Лево-булачной улице). Учится неплохо, однако за поведение часто приносит «неуд.» и нередко приходит домой с синяками и шишками.

Потом наступило увлечение танцами. Драчун и замарашка преобразился в чистенького гимназиста в парадном мундире и перчатках, которые надлежало стирать каждый день. Однако и это длилось недолго. Уже спустя год с Колей вновь произошла разительная перемена. Мундир пылится на вешалке. Эстетские перчатки и начищенные штиблеты напрочь забыты.

Теперь на нем демократическая косоворотка и начищенные сапоги, а под мышкой – связка книг. И рядом, как привязанный, Сущий – Сущинский Володя, с которым стал отныне Николай Бауман не разлей вода.

Решающим событием в жизни Баумана и Сущинского, подлинным откровением для них явилось знакомство с марксистской литературой. С увлечением читают они труды К. Маркса, Ф. Энгельса, Г.В. Плеханова. Наряду с этим они изучали историю, политическую экономию. С этого момента Бауман и Сущинский стали убежденными марксистами. Пропаганду марксизма среди рабочих они рассматривали уже как дело своей жизни.

Большое влияние на друзей оказали рассказы рабочих столярной мастерской, которую содержал отец Николая Баумана. В гимназии под руководством Николая и его друзей начал выпускаться рукописный журнал «Юные всходы». Критика руководства гимназии, содержащаяся в журнале, вызвала негодование начальства. Дело приняло настолько серьёзный оборот, что встал вопрос об отчислении Баумана из гимназии.

Во избежание этой крайней меры родители решили определить его на учебу в Казанский ветеринарный институт, куда он поступил в 1891 году. Кажется, сама жизнь «лепит» из Баумана революционера. Ведь в 1890-е годы Казанский ветеринарный институт – это не только одно из мест сосредоточения научной жизни Казани, но и один из основных очагов зарождения революционных настроений и движений.

Уже на первом курсе института Бауман заводит знакомство с рабочими Крестовниковского и Алафузовского заводов, распространяет среди рабочих нелегальную литературу. Его убежденность, организаторский талант и общительность привлекают рабочих, он пользуется их любовью и уважением.

В 1892 году Николай Бауман участвует в маевке вместе с рабочими Адмиралтейской слободы. Под его руководством работают кружок татарской рабочей молодежи в районе заводов Крестовниковых, кружок ремесленников кожевенных и обувных мастерских в районе Сибирского тракта. В то же время Бауман учится сам, настойчиво ищет решения волновавших его вопросов, связанных с практическими задачами революционной борьбы.

На вакациях, то есть, по-нынешнему, в каникулы, Белобрысый и Сущий пешком уходили к Володькиной матери в село Ромоданы Спасского уезда, и покуда шли эти километры от Казани, в каждом попутном селении, встречающемся им по дороге, рассказывали крестьянам всякое-разное, в том числе и о том, как и зачем бороться против помещиков, то есть, попросту, вели революционную пропаганду. Крестьяне с интересом слушали, чесали бороды, кивали согласно, а потом шли к своим барам и барыням и, кланяясь в пояс, «сообчали»:

– Тута ономнясь студенты какия-то проходили, так оне сказывали, будто притесняете вы, извиняюсь, нас, то есть хрестьян, и, что, де, надобно нам, значитца, супротив вас бунтовать и непослушание всяческим образом выказывать...

Кто-то из помещиков просто смеялся, кто-то негодовал, а кто-то скакал прямо к исправнику: так, мол, и так, смутьяны по дорогам ходят, народ мутят. Наконец, исправник не выдержал и приехал к Сущинской в Ромоданы, когда Сущий и Белобрысый гостили у нее.

– Нельзя ли, чтобы ваш сын со своим другом Бауманом не появлялись более в нашем уезде? А ежели у вашего сына недостает средств, чтобы нанять лошадь и уехать обратно, я готов предоставить ему собственные средства передвижения...

С 1893 года Бауман находился под наблюдением жандармского управления. К концу курса обучения в институте Николай Эрнестович понимал, что ему небезопасно оставаться в Казани, и он покидает город, предварительно найдя себе место ветеринарного врача в Саратовской губернии. Приехав в октябре 1895 года в Новые Бурассы Саратовской губернии, Николай Эрнестович не остался в стороне от революционной борьбы. Здесь он, наоборот, «окреп» как марксист-революционер, хотя и пробыл недолго. В 1896 году Бауман подготовил и провел маевку в Новых Бурассах. Она состоялась под видом рыбной ловли. На маевке Николай Эрнестович произнес горячую речь.

В августе Бауман попросил Саратовскую земскую управу разрешить ему двухнедельный отпуск в Нижний Новгород для осмотра Всероссийской выставки. Поездка в Нижний Новгород и в Казань послужила для укрепления старых и налаживания новых связей. На выставке Николай Эрнестович встретился с людьми, которые посоветовали ему уехать «в большой город, к настоящему делу».

11 октября 1896 года Бауман попросил уволить его со службы «по семейным обстоятельствам». Молодой революционер выехал в столицу. Петербург стал тем большим городом, в котором Николай Эрнестович Бауман приступил к настоящему делу. Вместе с преданным другом они поселились в Санкт-Петербурге у брата Сущинского Ивана, тоже врача и тоже революционера, который жил с сестрой Марией, опять-таки революционеркой.

Все это в конечном итоге привело их к другим товарищам, которые были членами «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Тот вот-вот должен был трансформироваться в Российскую социал-демократическую рабочую партию, состоящую целиком из профессиональных революционеров. И Николай Эрнестович «с головой» ушёл в работу.

Напряженная подпольная работа – родная стихия для Баумана. Его каждый день можно было видеть на фабриках – у текстильщиков Екатерингофской мануфактуры. Имя революционера стало известно полицейским ищейкам. 22 марта 1897 года Н.Э. Бауман был арестован и заключен в камере Петропавловской крепости, а позднее сослан в Вятскую губернию. Оттуда он бежал за границу, где примкнул к революционному крылу русской социал-демократии, стал агентом и транспортировщиком газеты «Искра» в Россию.

В 1900 году Бауман и Сущинский вместе с отцом русской демократии Георгием Валентиновичем Плехановым выезжают на Социалистический конгресс в Париж. А вернувшись в Женеву, Николай знакомится со своей будущей женой Ириной Саниной-Медведевой, уже не единожды бывавшей замужем. В конце 1901 года товарищ Ленин командирует Баумана в Россию «для распространения заграничной «Искры» и для выравнивания политической и организационной линии партийных комитетов в духе искровцев».

У Николая Эрнестовича было два фальшивых, но надежных паспорта. Пользуясь одним из них, он без препятствий перешел границу, приехал в Москву и быстро «выровнял партийную линию». Затем он поехал в Киев, заметив за собой слежку, чуть ли не на ходу спрыгнул с поезда у станции Задонск. Без средств, голодный и измотанный, он пришел в село Хлебное Задонского уезда Воронежской губернии и попросил приютить его на время местного земского врача некоего Велижева. Тот принял его, сочувственно говорил о революционной работе...

Николай Эрнестович расслабился, и его арестовали. Баумана посадили в Лукьяновскую тюрьму города Киева, где уже сидели многие искровцы. Однако и здесь Бауман умудрился проявить всю твердость и целеустремленность своего характера. Он установил между заключенными-искровцами связь, достал с «воли» сонные порошки и выпивку и, споив стражу вином с этими порошками, ушел, несмотря на высоченные стены тюрьмы, из Лукьяновского каземата, выведя с собою еще десять товарищей-искровцев.

Снова Женева. Затем Берлин, Цюрих, II съезд РСДРП в Брюсселе и Лондоне, где Бауман принял участие с мандатом от Москвы и после раскола занял большевистскую позицию. В 1903 году ЦК РСДРП(б) командирует Николая Баумана в Россию, в Москву «для проведения большевистской линии в Московском комитете и для организационной работы». Он уже «граждански» женат и вместе с Ириной возвращается в Россию.

Его снова арестовывают 19 июня 1904 года и привлекают по 126-й статье части первой Уголовного уложения за принадлежность к антиправительственным организациям и вменяют в вину два побега. Николай Эрнестович на дознаниях, как обычно, молчит. Ничего не добившись, его, как опасного государственного преступника, помещают в изолятор Таганской тюрьмы. Однако неугомонный «дядя Коля», как его прозвали уголовники, а затем и «политические», и здесь находит возможность связаться с соседними камерами, писать письма родным, получать информацию о революционной борьбе.

8 октября 1905 года, когда в результате поражения в русско-японской войне напуганные власти стали понемногу разгружать тюрьмы, «дядя Коля» был выпущен под залог на поруки, а 18 великого революционера не стало. Трагическая и запутанная история смерти Баумана привлекает внимание не меньше его яркой и полной событиями жизни.

С момента убийства Николая Баумана прошло уже более ста лет, а неразбериха вокруг этого события витает до сих пор. Было собрано много показаний, написано много откровений и предположений, издано много книг. На сегодняшний день существует огромное количество разнообразных версий, каждая из которых, однако, имеет место быть.

Камень преткновения всех точек зрения – путаница в мотивации убийцы. Основных точек зрения две: непреднамеренное убийство Баумана Николаем Михайлиным (в некоторых источниках Николай Михальчук) как ярым представителем манифестантов, которого разозлил призыв на демонстрацию и сопутствующие ему антидержавные возгласы «Долой царя! Долой самодержавие!», а также убийство видного большевика агентом царской охранки по заданию жандармов.

Как вариант второй версии существовал ещё слух, что заказчиком убийства был сам Ленин, но он собрал немного единомышленников и как-то быстро потерял всякую популярность.

А вот версия, что убийцей стал обычный «пьяница» за «двугривенный от черносотенца» наоборот многим пришёлся по душе. Так, в 1925 году Мария Розен в своей брошюре «Жизнь и работа Николая Баумана» писала, что «рабочий фабрики Щаповой Михальчук» в обмен на двугривенный пообещал хозяину «я за твое здоровье выпью да еще какого-нибудь забастовщика убью». Но, по её словам, события не ограничились лишь действиями Михальчука: «Михальчук, получивший двугривенный за свое злое, темное дело, подошел к нему и газовой трубой ударил Николая Баумана по виску. Мяснику Буданову это показалось недостаточным, он схватил свои ножны и тоже ударил Баумана».

Тут убийца уже получается не один, а с сообщником.

В брошюре В.Строева «Жизнь и смерть Николая Эрнестовича Баумана» (1930 г.) «мясник Буданов» уже куда-то исчезает. Зато «Николка» Михайлин представляется как «темный человек, драчун и пьянчуга», «член «Союза русского народа», что меняет хулиганский характер преступления, представленный у М. Розен, на явно политический. Появляются также новые детали, где после первого удара Михайлиным по знамени, Бауман, не обратив на это внимания, побежал дальше к рабочим фабрики, но «споткнулся о камень и упал на мостовую. Николка Михайлин воспользовался этим и, догнав его, с силой ударил газовой трубой по голове».

У других авторов реакция Баумана на попытку Михайлина отобрать или испортить знамя приобретает другой окрас – Бауман «успевает выхватить пистолет» С менее кровавыми подробностями описывает события того дня Н. Гусев в своем очерке, помещенном в книге первой сборника «Жизнь замечательных людей в Казани», которая вышла в 1941 году. «В пути к нему подбегает черносотенец, агент охранки Михальчук и наносит удар в висок...»

Изложение автора довольно просто и кратко. Как-то даже не возникает желания углублять, обсуждать эту законченную мысль. Но сомнения зарождают неточности во времени. Так, Н. Гусев пишет, что «сразу же по выходе из тюрьмы Бауман отправился на митинг в техническое училище. Отсюда рабочие идут к Таганской тюрьме освобождать политических заключенных».

Это события 18 октября, а Бауман был отпущен из Таганской тюрьмы 8 октября. «Сразу» у Н. Гусева длилось 10 дней. Источником всех этих сведений является то, как «рисуют картину убийства Баумана многочисленные свидетели», то есть авторы оперируют данными третьих лиц.

От первого лица повествует С. Черномордик (П. Ларионов) в статье «Убийство Баумана. (Воспоминания очевидца)» от 1922 года. Он излагает довольно просто: «дядя Коля» был убит в Москве близ фабрики Дюфурмантеля обрезком газовой трубы, когда он ехал на пролетке. Одним ударом по голове. Убийца был арестован, признан судом виновным «в нанесении ветеринару Бауману тяжких побоев, повлекших смерть, без умышленного намерения лишить его жизни», и приговорен к полутора годам содержания в арестантском отделении. Но убийце довелось ещё дважды предстать перед судом. По жалобам самого Михайлина дело было рассмотрено вновь в 1907 года, но приговор остался в силе.

Дело получило развязку лишь в августе 1922 года. Как пишет газета «Труд», по окончании процесса Михайлина расстреляли. Сейчас, спустя столько лет, довольно сложно с полной уверенностью считать достоверной одну версию и отрицать истинность второй.

Наше поколение может лишь полагаться на уже собранные факты и сведения. Хотя, возможно, у кого-то и на основе их сложится своя собственная, новая версия. Ведь сколько людей – столько и мнений. Остается лишь непоколебимым факт бессмертности имени великого человека.

Память о Николае Баумане увековечена во многих городах России. Не является исключением и его родина – Казань. С 1918 по 1994 год в городе существовал Бауманский район, занимавший исторически центральную часть города.

В 1930 году Большая Проломная переименована в улицу Баумана, которая до сих пор является центральной торговой улицей Казани.

На Кооперативной площади (сейчас площадь Тукая) был поставлен памятник пламенному революционеру-ленинцу, герою первой русской революции. Позднее памятник был перенесен в сквер у старого здания ветеринарного института, недалеко от Центрального парка культуры и отдыха имени Горького. В настоящее время памятник не существует.

Новое здание института находится в районе компрессорного завода. Естественно, вуз носит имя Н.Э. Баумана.

Юлия БОЛДЫРЕВА

Практика 2011 года

/jdoc:include type="modules" name="position-6" />

Родился в семье владельца обойной и столярной мастерской немецкого происхождения, по другим данным столяра-краснодеревщика происхождением из ост-зейских иудеев Бауманов.

Учился во 2-й Казанской гимназии, из 7-го класса которой ушёл, не поладив с преподавателями. В 1891-1895 был студентом Казанского ветеринарного института. В годы учёбы увлёкся нелегальной народнической и марксистской литературой, участвовал в работе подпольных рабочих кружков. С дипломом ветеринарного врача Бауман отправился на работу в село Новые Бурасы, Саратовской губернии, мечтая заниматься там революционной пропагандой, но, попав в поле зрения полиции и стремясь к широкой революционной деятельности, осенью 1896 он уехал в Петербург. В 1896-1897 работал в Петербурге. В 1896-1897 член Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1897 был арестован и заключён в Петропавловскую крепость, где содержался в одиночной камере 22 месяца.

В 1899 году был сослан в Вятскую губернию, откуда в том же году бежал за границу. В городе Цюрих в 1900 году познакомился с Лениным. Бауман стал активным участником подготовки издания, а затем транспортировки газеты «Искра». В декабре 1901 года по поручению В. И. Ленина приехал в Москву, стал членом Московского комитета РСДРП. В августе 1902 года участник известного побега одиннадцати из Лукьяновского тюремного замка в Киеве. С 1903 года возглавлял Московскую организацию большевиков и Северное бюро ЦК партии. Работал в Московском комитете РСДРП. Был арестован, но бежал. В 1903 он - делегат II съезда РСДРП от Московской партийной организации, по всем обсуждавшимся вопросам поддержавший Ленина.

Прозванный за лёгкость перехода границы «Грачом», Бауман в 1903 году по поручению Ленина вернулся в Россию для борьбы с меньшевиками и организации большевистской подпольной типографии. В июне 1904 арестован и 16 месяцев находился в Таганской тюрьме.

Убит 18 октября 1905 году ударом газовой трубой по голове черносотенцем Михальчуком (многие источники отрицают факт принадлежности Михальчука к черносотенному движению) недалеко от главного здания Императорского Московского Технического Училища, названного впоследствии в его честь, на углу улицы Немецкой (ныне Бауманская) и Денисовского переулка, во время демонстрации, организованной МК РСДРП.

Как произошло убийство, сообщает в своем докладе царю министр юстиции И. Г. Щегловитов: "18 октября во время демонстрации в Москве во главе её появился Бауман; выхватив из рук одного участника красный флаг, он сел в извозчичью пролетку и, держа флаг, быстро поехал в направлении Покровки. В это время крестьянин Михалин Николай Федотович, Тамбовской губ., стоящий на тротуаре, замахнулся на него железной палкой, но последний успел соскочить с пролетки и бросился бежать. Михалин настиг его посредине улицы и ударил по голове, а когда тот упал, ударил его несколько раз по голове, раздробив ему череп. Бауман в тот же день скончался. Михалин тут же явился в полицейский участок..." При этом в докладе министра юстиции И.Г Щегловитова царю опущена одна деталь: прежде чем сесть в пролетку, Бауман сломал об колено икону, вырвав её из рук некоей бабули, и заорал: "Я теперь ваш царь и Бог!" Можно представить состояние тамбовского крестьянина Михалина: перед ним злостный богохульник и сволочь, публика в оцепенении, полиция бездействует. И вот результат... На суде Михалин заявил, что лишил жизни Баумана из ненависти ко всем, кто ходит с красными флагами, и он намерен таких людей и в дальнейшем убивать. Михалин также показал, что он потребовал, чтобы Бауман убрал флаг, а тот в ответ выстрелил в него из револьвера, и тогда Михалин ударил Баумана. Двадцать второго октября газеты сообщили: «Толпа манифестантов осадила окружной суд и потребовала у прокурора Судебной палаты немедленного освобождения убийцы Баумана. Прокурор согласился и отдал распоряжение о немедленном освобождении арестованного. Манифестанты отправились в тюрьму и торжественно вывели оттуда убийцу, устроив ему овацию». Суд над Михалиным всё же состоялся. Он был осужден, по словам министра юстиции Щегловитова, «за убийство в состоянии раздражения». Окружным судом от 28 июня 1906 г. по совокупности также за кражу в мае 1905 г. в г. Москве из сторожки дома Пасбург самовара, Михалина присудили на 1,6 месяцев и отдаче в исправительное арестантское отделение».

Похоронен 20 ноября 1905 года в Москве, на Ваганьковском кладбище. Похороны Баумана превратились в грандиозную демонстрацию, использованную большевиками для создания боевых дружин и подготовки восстания.

Художественный фильм «Николай Бауман» снят на Мосфильме в 1967 г. В роли Николая Баумана - Игорь Ледогоров.

Увековечение памяти

Бауман - достаточно яркий пример канонизации видного революционера, погибшего в самом начале революционного движения в России. Многим его соратникам, доживших до репрессий 30-ых годов, повезло в этом плане гораздо меньше, имена многих из них были старательно стерты из истории революционного движения, канули в лету.

Басманный район Москвы ранее назывался Бауманским
Бауманское село (Целиноградская область, Казахская ССР)
Городок имени Баумана (микрорайон у Серебряно-Виноградного пруда, Москва)
Бауманская улица (Москва)
2-я Бауманская улица (Москва)
Улица и переулок в Липецке.
Улица Баумана (Казань)
улица Баумана (Ставрополь)
улица Баумана (Калуга)
улица Баумана (Соколовский), Московская область
улица Баумана (Королев), Московская область
улица Баумана (Ильинский), Московская область
улица Баумана (Екатеринбург)
улица Баумана (Барнаул)
улица Баумана (Брянск)
Улица Баумана (Йошкар-Ола)
улица Баумана (Пермь)
улица Баумана (Ростов-на-Дону)
улица Баумана (Миллерово), Ростовская область
улица Баумана (Челябинск)
улица Баумана (Волгоград)
улица Баумана (Иркутск)
улица Баумана (Сумы)
улица Баумана (Гомель)
улица Баумана (Бугульма)
улица Баумана (Киев)
улица Баумана (Мурманск)
улица Баумана (Пенза)
улица Баумана (Днепропетровск)
улица Баумана (Нижний Новгород)
улица Баумана (Архангельск)
улица Баумана (Витебск)
улица Баумана (Кемерово)
улица Баумана (Новые Бурасы), Саратовская область
улица Баумана (Чебоксары)
бульвар Баумана (Тольятти)
Бауманский переулок (Воронеж)
переулок Баумана (Стерлитамак)
Бауманская (станция метро) (Москва)
1-й Бауманский мост (через Серебряно-Виноградный пруд, Москва)
2-й Бауманский мост (через Серебряно-Виноградный пруд, Москва)
МГТУ им. Н. Э. Баумана (Москва)
Казанская государственная академия ветеринарной медицины им. Н.Э. Баумана
Сад им. Баумана (Москва)
Трамвайное депо им. Н. Э. Баумана (Москва, СВАО)
Теплоход «Николай Бауман», ныне «Княжна Анастасия»
Траурный или Похоронный марш памяти Николая Баумана Александра Гречанинова

Памятники

Памятник на территории МГТУ им. Н. Э. Баумана

Бюст в саду им. Баумана в Москве

Памятник Бауману в Москве
на Елоховской площади в парке
перед Елоховской церковью

Памятник Бауману
перед Елоховской церковью,
вид слева

Бауман Н. Э. Сборник статей, воспоминаний и документов. - Москва: Московский рабочий, 1937. - 143 с.: ил.
Долгий В. Г. Книга о счастливом человеке: Повесть о Николае Баумане. - Москва: Политиздат, 1970. (Пламенные революционеры). - 448 с, ил. То же. - 2-е изд. - 1972. - 448 с, ил.
Мстиславский С. Д. Грач - птица весенняя: Повесть о Н. Э. Баумане. - Москва: Советская Россия, 1977. - 352 с.: ил.
Дерзновение / Д. Валовой, М. Валовая, Г. Лапшина. - М.: Мол. гвардия, 1989. - 314 c., ил. С.274-284.

Русский революционер, агент «Искры», деятель большевистской партии.

Николай Эрнестович Бауман родился 17 (29) мая 1873 года в селении Поранский Завод (ныне в черте города ). Его отец, выходец из Прибалтийского края Эрнест Бауман, был ремесленником-столяром, владел мебельной мастерской.

Н. Э. Бауман учился во 2-й Казанской гимназии, из 7-го класса которой ушел из-за конфликта с преподавателями. В 1891-1895 годах он был студентом Казанского ветеринарного института. В годы учебы увлекся нелегальной народнической и марксистской литературой, участвовал в работе подпольных студенческих и рабочих кружков.

В 1895-1896 годах ветеринарный врач Н. Э. Бауман жил и работал в селе Саратовского уезда Саратовской губернии. Его попытки вести революционную пропаганду среди крестьян попали в поле зрения полиции, что ускорило его отъезд в .

В 1896-1897 годах Н. Э. Бауман жил в , стал деятельным членом столичного «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В марте 1897 года он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, где содержался в одиночной камере 22 месяца. В декабре 1898 году Н. Э. Бауман был приговорен к ссылке в город Вятской губернии на четыре года. В октябре 1899 года из он бежал за границу.

В декабре 1899 года Н. Э. Бауман примкнул к первой русской марксистской группе Г. В. Плеханова «Освобождение труда» и вступил в члены «Союза русских социал-демократов за границей». В 1900 году в Цюрихе (Швейцария) он познакомился с . Н. Э. Бауман стал активным участником подготовки издания, а затем транспортировки в газеты «Искра».

В декабре 1901 года Н. Э. Бауман по поручению вернулся в . Находясь на нелегальном положении, он стал членом Московского комитета РСДРП. С 1903 года он возглавлял Московскую организацию большевиков и Северное бюро ЦК партии. В июле-августе 1903 года под фамилией Сорокин был делегатом II съезда РСДРП (проходил сначала в Брюсселе, затем в Лондоне) от Московской партийной организации.

В июне 1904 года Н. Э. Бауман был арестован и 16 месяцев находился в Московской губернской уголовной (Таганской) тюрьме. После освобождения включился в активную революционную работу.

18 (31) октября 1905 года Н. Э. Бауман был убит во время демонстрации, организованной Московским комитетом РСДРП. Его похороны превратились в грандиозную демонстрацию, использованную большевиками для создания боевых дружин и подготовки восстания.

Имеет отношение к населенным пунктам:

Родился 17 (29) мая 1873 года в селении Поранский Завод (ныне в черте города Казани). До 1891 года учился во 2-й Казанской гимназии. В 1891-1895 годах был студентом Казанского ветеринарного института.

II. НА ПРОСТОРАХ ЗАВОЛЖЬЯ

В одном из больших поволжских городов - в Казани - с конца шестидесятых годов жила семья ремесленника Эрнеста (Евграфа) Андреевича Баумана. Он переселился в Казань из Прибалтики, из Митавской губернии, и открыл здесь небольшую столярную мастерскую. Хорошо владея столярным ремеслом, Эрнест Андреевич стал впоследствии искусным мастером: он принимал и с завидной тщательностью и аккуратностью выполнял всевозможные заказы, вплоть до обточки бильярдных шаров, различных украшений из кости и т. п. Большая добросовестность, любовь к делу всегда отличали его работу, и в первый период жизни семьи Бауманов в городе владелец столярной мастерской не жаловался на отсутствие или недостаток заказов. На первых порах, пока семья была еще малочисленной, заработки обеспечивали безбедное существование трудолюбивого ремесленника. Его жена Мина Карловна вела домашнее хозяйство. Она следила за чистотой в небольшой, но уютной квартире семьи Бауманов на Петропавловской улице, хлопотала о зимних запасах, заготовках впрок овощей и моченых яблок, которые особенно любили дети.

У Эрнеста Андреевича и Мины Карловны было четыре сына (Александр, Николай, Эрнест, Петр) и дочь Эльза. Николай Эрнестович Бауман родился 17 (29) мая 1873 года в Казани в доме № 13/14 на углу Петропавловской и Малой Проломной улиц (после Октябрьской революции переименованы в Банковскую и Профсоюзную улицы).

Семья Бауманов была работящей, дружной: каждый стремился, по мере возможности, помочь другому. Родители старались во что бы то ни стало дать своим детям образование. Но в дальнейшем, когда работы в мастерской отца стало меньше и заказы на изготовление или ремонт мебели сильно сократились, один из братьев, Александр, перестал учиться и стал работать вместе с отцом за верстаком, так как отцу пришлось отказаться от помощи подмастерьев.

Молодой Бауман подрастал в окружении ремесленной, трудовой жизни. Напротив дома, где он родился, возвышался старинный Петропавловский собор, а вокруг ютились многочисленные полукустарные мастерские, лавчонки. Неподалеку находился и «толчок» - огромный рынок, на котором торговали ремесленники, кустари, приезжие крестьяне. Здесь всегда можно было встретить представителей самых разнообразных профессий, национальностей, сословий. Рыбаки с «низовья» - из Астрахани, Царицына; калмыки закаспийских степей; бурлаки из Мордовии и Чувашии; бойкие кустари - ярославцы и владимирцы, - все они с раннего утра торговали, спорили, рассказывали в маленьких трактирах и харчевнях о житье-бытье в своих далеких кочевьях, деревнях и посадах.

С ранних лет Коля Бауман жил не замкнуто, не в четырех стенах родительского дома, а в общении с разносторонним и разнохарактерным рабочим людом. Широкая, шумная, живая жизнь, волной проходившая здесь же, рядом с домом Бауманов, повлияла и на развитие любознательности, интереса ко всему окружающему в характере ребенка.

С самого раннего детства в Коле заметны были исключительная резвость, сообразительность и любознательность.

Еще будучи совсем ребенком, лет четырех-пяти, он часами не отходил от токарного станка, на котором старый мастер - резчик по дереву и по кости - точил такие занимательные, бегающие по зеленому бильярдному сукну блестящие белые шары. Мальчик нередко просил старого мастера Нефедыча (Крылова, работавшего в мастерской Эрнеста Андреевича) «покатать колесо» и с наслаждением, с звонким детским смехом бежал за проворным, казавшимся совсем живым, юрким бильярдным шаром. С неослабным интересом следил мальчик и за чудесным превращением мертвого, бездушного куска блестящей кости в изящные резные вещицы-украшения: в маленьких слонов, замысловатые цветы и брошки. И до самозабвения Коля увлекался одной из любимейших забав каждого мальчика, дающей так много воображения и фантазии, - сооружением и запуском высоко-высоко в синеющее волжское небо огромных бумажных змеев. Они поистине напоминали целое сооружение. В столярной мастерской было вдоволь и всякого рода клея, и дранок, и плотной обойной бумаги. Поэтому змей не просто клеили, а прямо-таки строили со всевозможными украшениями в виде особой рамы для использования силы боковых воздушных течений, замысловатых трещоток, разноцветных, с бахромой хвостов. Даже взрослые невольно останавливались и долго следили глазами за огромным, чуть ли не в сажень величиной, воздушным кораблем, со сдержанным гуденьем уплывавшим на тонкой, но прочной бечеве в бездонную синь поволжского осеннего неба, - ведь осенью над широкими просторами Волги целым «неделями дует ровный сильный ветер.

Мастерская отца находилась во дворе, и Коля с утра пропадал там к искреннему огорчению Мяны Карловны, безуспешно звавшей его к завтраку или обеду. В мастерской работало несколько столяров, ручников, лакировщиков - хороших мастеров своего дела. Они полюбили маленького, крайне живого и любопытного мальчика, упрашивавшего и старого Нефедыча и более молодых подмастерьев оклеить «змея-горыныча» покрасивее. Обойный мастер невольно поддавался ласковой просьбе ребенка, и очередной змей действительно принимал фантастические размеры и окраску. Самым счастливым во всех этих хлопотах был, конечно, Коля, нередко придумывавший какую-нибудь оригинальную, новую деталь конструкции «змея-горыныча»: маленький фонарик на конце огромного разноцветного хвоста или замысловатое приспособление к барабанчику неистово стрекотавшей трещотки…

Коля стремился на широкие волжские просторы, где так дивно вгет над неоглядными лугами ласковый, теплый ветер… Он быстро научился хорошо плавать и нырять. Вокруг, куда ни глянь, сверкали и манили к себе чистые, как хрусталь, озера и реки, словно осколки громадного зеркала - Волги. Мальчик навек запомнил просторы родной реки, красоту зеленеющих волжских берегов за Услоном - любимым местом купанья его сверстников - веселых, смышленых и нередко озорных мальчишек-соседей, детей ремесленников, мелких чиновников, мещан.

Впоследствии, в сырых и мрачных камерах и коридорах Петропавловской крепости, в глуши ссылки в вятских лесах, не раз оживали перед взором узника и золотые, залитые полуденным солнцем пески Волги и прохладные, ласковые струи воды в волжских плесах где-нибудь за Услоном…

Рыбаки стали друзьями мальчика в самые первые годы его детства. Коля тайком удирал из дому, несмотря на все уговоры и опасения Мины Карловны, боявшейся пускать сына на обрывистые берега Волги, и мчался к тоням, где рыбаки под вечер выбирали сети и делили улов. Несколько раз Коля оставался в рыбацкой ватаге до рассвета, когда рыбаки на больших лодках объезжают и осматривают поставленные на ночь переметы и сети. Горящий далеко за полночь костер, отблески звезд на золотистой, словно шелковой, волжской дали, алые лучи раннего солнца с неудержимой силой манили мальчика.

Коля подрастал крепким, физически развитым и закаленным мальчиком. К осени он так загорал и «выветривался» на неоглядных речных просторах, что сверстники с полным основанием называли его «белобрысым индейцем»: лишь белокурые волосы Коли не поддавались жгучим лучам не знающего пощады в знойное лето волжского солнца. А какое незабываемое впечатление оставляла своеобразная охота на хищных щук и ленивых, полусонных сазанов поздней осенью, когда на реках и озерах появится молодой лед - еще xpупкий, но уже выдерживающий тяжесть рыболова! Вооруженные короткими тяжелыми палками - «колдобами», осторожно идут по тонкому потрескивающему льду зоркие рыбаки. Они пристально всматриваются в зеркальное подводное царство: сквозь молодой, тонкий лед как на ладони видны и рачьи норы, и подводные коряги, под которыми словно заснули толстые, жирные сазаны, и ярко-зеленая поросль прибрежной осоки. Вдруг рыбак останавливается как вкопанный: прямо под ним, в полуметре от поверхности, замерла, еще шевеля плавниками, огромная щука… Миг - и «колдоба» с силой ударяет по льду как раз над притаившейся хищницей; оглушенная рыба беспомощно всплывает к самому льду. Несколько стремительных, но точных ударов топором, - и торжествующий рыбак вытаскивает на лед из наскоро пробитой проруби богатою добычу. Больше всего, конечно, хлопотал и суетился сопровождавший рыбаков Коля… В такие вечера незабываемо хороши мягкие очертания синеющего за Волгой взгорья, охваченные осенним пламенем краснеющие кусты рябины, над которыми с веселыми, хлопотливыми криками вьются целые стаи суетливых дроздов-рябинников. Мальчик радостно вскрикивал, оглядывался вокруг, мешал рыбакам и с торжеством нес большое ведро, в котором плескалась очнувшаяся после оглушения рыба.

Постепенно в играх со сверстниками, в закаляющих организм дальних рыбалках формировался характер совсем еще юного Баумана Решительность, сметливость, стремительность - таковы главнейшие черты складывающегося характера мальчика. Коля был непрочь и пошалить и даже крепко подраться со своими юными сверстниками из-за пары бабок, очереди в лапту или в чижик. Вместе с тем заметна была и другая черта: безусловная храбрость, уменье преодолеть и побороть угрожающую опасность, какой бы серьезной она ни казалась.

Однажды дети играли на берегу озера в свою любимую игру - «татары и казаки». Восьмилетний Коля предводительствовал отрядом «казаков», скрывавшихся в густых прибрежных камышах от «татар». По условию игры, «казаки» могли маскироваться любыми способами, прячась от зорких глаз преследователей. Впопыхах, заботясь об укрытии своих товарищей, Коля оказался почти на чистом, лишенном кустарников берегу довольно глубокого озера. «Татары» оцепили озеро полукругом, вот-вот должны появиться со всех сторон… Коля принял смелое решение: он сломал прошлогодний камыш, полый внутри, и быстро погрузился на дно. Скорчившись, мальчик, как истый казак, выставил на поверхность воды конец стебля, с трудом дыша, но твердо решившись не подавать о себе знака, иначе ему грозил неминуемый плен.

«Татары» осмотрели озеро и хотели уже было двинуться дальше, к большому оврагу, где укрылись остатки «казаков». Но у одного из дозорных «татарского отряда» сломался лук. В поисках подходящего материала «татары» рассыпались по берегу озера. Между тем вода постепенно проникала в камышинку, и Коля чувствовал, что захлебывается… Из последних сил он все-таки попрежнему сидел, затаившись, в своем убежище. Поднявшиеся на поверхность озера пузыри привлекли к себе внимание «татар». Предводитель их сообразил, где скрывается «казак». Когда «татары» вплавь добрались до Коли и вытащили его на берег, мальчик совсем выбился из сил: еле живой, сидел он в кругу «татар». Но, отдышавшись, шопотом сказал:

А все-таки… все-таки я не сдался!..

Незаметно шли годы детства.

Когда мальчик подрос, он увлекся верховой ездой. Лошадь отца вряд ли могла считаться резвой, Она добросовестно трусила в дрожках, возила Мину Карловну за провизией на базар, развозила отремонтированную мебель заказчикам. Но Коля, начитавшись Майн-Рида и Фенимора Купера, вообразил, что «всаднику без головы» необходимо носиться вихрем по волжским кручам на хорошем скакуне. Несколько поездок прошли благополучно, но затем последователь Майн-Рида пустил лошадь во весь опор, и она сбросила неопытного всадника. Коля сильно ушибся, но скрыл это от родителей. В другой раз катанье окончилось тем, что лошадь ударила мальчика в лицо. К счастью, удар был не слишком сильным, но все же рубец остался на лице Николая Эрнестовича на всю жизнь. Друзья его вспоминают, что этот знак детских проказ даже, пожалуй, шел к его энергичному, открытому лицу, почти всегда озаренному мягкой, слегка иронической улыбкой. Когда же наступала зима, Коля вновь оказывался на ближайшем к дому озере, но уже вооруженный парой самодельных деревянных коньков, искусно выточенных старым резчиком. Крепко сплетенные веревочки, продетые в отверстия «доморощенного ковра-самолета», прикрепляли коньки к валенкам, и Коля с увлечением описывал на гладком льду замысловатые восьмерки и двойные знаки вопроса.

Когда мать купила ему настоящие стальные коньки с круто загнутыми носками, восторгу юного любителя конькобежного спорта не было предела. Он долгими часами носился по блестящему ледяному полю и, не довольствуясь маленьким искусственным катком в черте города, убегал на приволжские озера и реку Казанку. Кроме катанья на коньках, зима приносила и другие удовольствия. Что может быть лучше стремительного спуска с горы на вертящейся ледянке! Любил Коля и лыжные прогулки, но в то время среди его сверстников-однолеток коньки явно преобладали над лыжным спортом. Лыжные вылазки были сравнительно редкими: раза два-три за всю зиму. Молодежь с большим удовольствием летала с гор на ледянках или взапуски носилась по озерам на коньках.

Незаметно наступило и время ученья. Отличавшийся большими способностями, Коля еще дома научился хорошо читать и писать. Без труда он поступил в первый класс второй Казанской гимназии.

Почти в каждом губернском городе того времени существовало такое различие: в первой гимназии учились «сливки общества», а во второй и третьей - сыновья тех, кто с большим трудом мог дать своим детям классическое, недешево стоящее воспитание. В Казани в то время было две гимназии. В первую, называвшуюся «императорской», принимали не всех, а с известным выбором: здесь обычно учились дети дворян, крупных землевладельцев, именитого купечества из числа признанных «отцов города» - фабрикантов, оптовых торговцев, судовладельцев и т. п. Остальные же слои населения - разночинцы, ремесленники, мелкие домовладельцы - предпочитали учить своих детей в более скромной второй гимназии, куда ученики приходили на занятия пешком или, в крайнем случае, в непогоду, приезжали на дешевом извозчике, а не подкатывали на тысячных рысаках с медвежьей полостью.

Эрнест Андреевич решил учить Колю именно в гимназии, так как хотел, чтобы хоть этот сын вышел «на широкую дорогу», - закончил гимназию и затем университет. Мина Карловна также всеми силами старалась «вывести в люди» своего непоседливого, любознательного Колю, хотя это и требовало весьма значительного напряжения всего бюджета семьи.

Эрнест Андреевич и Мина Карловна надеялись, что гимназия охладит увлечения их живого, нередко даже шаловливого Коли.

Однако жизнь показала иное: «Годы учебы проходили крайне бурно. В этом сказывались некоторые черты его характера. С самого раннего детства Николай Бауман проявлял самостоятельность, своенравие и большую сообразительность. Будучи по натуре резвым ребенком и не терпя над собой никакой опеки, он причинял немало беспокойств родителям. Николай слыл драчуном и шалуном, он являлся домой из гимназии даже с «фонарями»{Н. Гусев, Н. Э. Бауман. Сборник «Жизнь замечательных людей в Казани», вып. I. Казань, 1941, стр. 67–68.}.

Одноклассник Коли Владимир Сущинский в своих воспоминаниях о Николае Эрнестовиче приводит немало ярких, живых эпизодов школьной жизни. Вторая гимназия находилась сравнительно близко от улицы, где жили Бауманы, - на Булаке - канаве, соединяющей озеро Кабан с рекой Казанкой. Коля Бауман и Володя Сущинский ежедневно вместе уходили в гимназию и вместе возвращались домой. «Классическая» система воспитания сильно стесняла молодых, сильных подростков. Директор гимназии чех Имшеник изо всех сил старался внушить своим питомцам «любовь к церкви, царю и отечеству». Сущинский вспоминает, что гимназия «славилась дисциплиной и была «классической», можно сказать, до чрезвычайности: греческий язык и латынь мы изучали свирепо». Но в переменах и после занятий гимназисты, стараясь размяться после утомительной зубрежки греческих глаголов, устраивали «Седанскую битву». Еще живы были впечатления недавней войны Франции с Германией в 1870 году, и молодежь с увлечением «окружала Париж», делала внезапные храбрые вылазки и т. п. Симпатии всех были на стороне побежденных французов. Битвы нередко происходили весьма внушительные: «Николай Бауман был мальчик здоровый, плотный, хорошо сложенный и развитой. Дрался он искусно и с подъемом»{Сборник «Товарищ Бауман», изд. 2. М., 1930, стр. 24.}. Сущинского звали «Сущий», и Коля частенько кричал: «Сущий, выручай!..»

Однажды, спасаясь от атаки, «побежденные» вместе с «победителями» налетели впопыхах на классного наставника Осипа Осиповича и даже помяли его… За это, конечно, «были расставлены по углам класса, простояли час и были задержаны на час в гимназии после уроков (оставлены без обеда)»{Сборник «Товарищ Бауман», изд.?. М., 1930, стр. 21.}.

Второй и третий классы - годы увлечения Коли и Сущинского играми в войну, в розыски индейцев. Сверстники по гимназии вспоминают, что у Коли попеременно брали верх то «войны», то рыбалки, го верховая езда, то коньки. А в пятом-шестом классах у юного Баумана появилось новое увлечение, такое же сильное, как раньше каток и верховая езда, - танцы. Мать, по воспоминаниям брата Эрнеста Эрнестовича, не успевала чистить замшевые перчатки, - покупать лайковые у юного Баумана не было, конечно, средств. Коля танцовал с увлечением и, по отзывам его сверстников, обладал несомненным талантом и в искусстве стремительного вальса в три па и в огневой мазурке.

Вот это - за вальс! Это - за падекатр! А эти три - за мазурку! - весело улыбаясь, говорил довольный гимназист, вернувшись от знакомых и с торжеством показывая братьям и сестрам призы за лучший танец: вырезанные из золотого и серебряного картона «медали», «ордена» и даже «звезды» самых оригинальных форм и размеров.

Усиленные занятия танцами еще более развили в мальчике ловкость, подвижность и стремительность. Однако «танцовальная горячка» (как впоследствии называл это время сам Николай Эрнестович, рассказывая о своем детстве товарищам по заключению в Лукьяновской тюрьме) продолжалась недолго: детство быстро, хотя и незаметно, переходило в раннюю юность. Коля начал увлекаться чтением. Любовь к книге, к протяжной русской песне, любовь к живому, безыскусственному рассказу переплелась в душе мальчика-подростка с тягой к волжской природе, летним закатам и свежим, росистым зорям. Учился же Коля посредственно: он ненавидел мертвящую зубрежку классической гимназии. Баумана привлекали естественные науки. Любознательный мальчик, так хорошо узнавший еще в раннем детстве поэзию природы, красоту густых лесов и поемных волжских лугов, стремился расширить свои знания по природоведению, естествознанию. Но именно эти науки, во избежание «заразы дарвинизма», и были в крайнем загоне: гимназические учебные планы отводили естественно-историческому циклу времени в четыре раза меньше, чем занятиям по изучению древних языков: латинского, греческого и церковно-славянского. Курс математики был явно ущемлен по сравнению с бесконечными «extemporalia» (переводы с русского на древние языки, производившиеся без подготовки) и заучиванием наизусть больших отрывков из описаний походов Юлия Цезаря. Даже физика преподавалась по достаточно ограниченной программе, а целый ряд опытов (например, по электричеству) вообще рекомендовалось не проделывать на глазах учащихся, ограничившись словесным упоминанием о них на уроке, «ибо опыты эти не содействуют укреплению принятых основ богословия, а наоборот, оные могут повергать молодые умы в сомнение».

Подобного рода циркуляры попечителей учебных округов не были в те времена редкостью.

Соратник Баумана по революционной работе в подпольных рабочих кружках П. Н. Лепешинcкий дает меткую характеристику гимназическому обучению в те времена:

«Что такое была гимназия восьмидесятых годов - всякий знает, если не по собственному опыту, то хотя бы понаслышке… Мракобесие классных наставников и их свирепая расправа с любителями чтения, не удовлетворявшимися гимназической библиотекой и получавшими книги из городской публичной библиотеки; внезапное посещение теми же воспитателями квартир учеников, причем горе тому несчастному, у которого на столе или в шкафу оказалась бы во время таких посещений запретная литература, вроде, например, Щедрина или Белинского, не говоря уже о Добролюбове, Писареве или Чернышевском; бесконечные формы издевательства над личностью ученика и т. д. и т. д. - обо всем этом много уже писалось и много может порассказать любой из современников, сам испытавший в свое время прелести гимназической муштры в период наиболее свирепой общественной реакции в России»{П. Н. Лепешинский. На повороте. М.,1936, стр. 8.}.

Другой современник Баумана - С. И. Мицкевич - дает яркую картину «классической муштры» - экзамен по латинскому языку:

«На первом экзамене - в письменной работе, переводе с русского на латинский (extemporalia) - я сделал одну ошибку: вместо сослагательного наклонения употребил изъявительное; это с моей стороны была простая описка: одно наклонение от другого отличалось только одной буквой. И вот за опущение этой одной буквы я получил двойку, что почти определяло провал всех моих трудов за два с половиной года»{С. И. Мицкевич Революционная Москва (1888–1905) М., 1940, стр 51.}.

«Классицизм», то-есть безудержное увлечение древними языками, усиленно насаждался и процветал в Казанской гимназии. Николай Эрнестович впоследствии вспоминал, что уроки греческого и латинского языков буквально умерщвляли всякую попытку ученика к самостоятельной работе, к живой мысли.

Молодой Бауман оживал лишь на уроках русского языка и в особенности литературы. Великие русские писатели - борцы за счастье народное - открывали перед живым, увлекающимся юношей яркие, талантливые страницы, незабываемые и по своей поэтической красоте и по силе жизненной правды. Классическая гимназия позволяла изучать корифеев русской литературы лишь в пределах программы, соответствующими «начальственными властями рассмотренной и одобренной». Даже Пушкина изучали «в рамках программы». Но Бауману все же удалось прочесть и «Деревню», и сатирические эпиграммы великого русского поэта. Более того, ему удалось ознакомиться с произведениями Радищева и Чернышевского, с выдержками из «Колокола» Герцена{Характерно свидетельство о том, что читали в провинции (в конце восьмидесятых - начале девяностых годов) в поволжских и заволжских городах: «читали Чернышевского, Добролюбова и Писарева, конечно, Некрасова и русских беллетристов, «Один в поле не воин» Шпильгагена, «Историю одного крестьянина» Эркмана-Шатриана, редкие счастливцы - Герцена и «Отечественные записки». Маркс еще тогда не дошел до Уфы… Я видел «Что делать?» Чернышевского. Разбухшая, с подклеенными листами, кое-где с написанными от руки страницами, вся испещренная заметками на полях восхищенных читателей, читанная и перечитанная книжка переходила из рук в руки, из дома в дом великой драгоценностью и считалась обязательной для прочтения молодому человеку, вступавшему в жизнь» (С. Я. Елпатьевский, Воспоминания за 50 лет. М., 1929. стр 99.).}.

Молодые гимназисты, как вспоминают товарищи Николая Эрнестовича по гимназии, уже с тринадцати-четырнадцати лет стремились к более серьезной «духовной пище». Через старших братьев - студентов столичных высших учебных заведений, приезжавших в Казань на каникулы, получала гимназическая молодежь строжайше запрещенные сочинения Добролюбова, Писарева, Чернышевского. Эта плеяда великих критиков осветила нам, желторотым еще подросткам, путь к революционной борьбе, к торжеству рабочего дела, к великим социальным преобразованиям, - вспоминал десятки лет спустя один из товарищей Баумана. С каким торжеством в горящих глазах, с какими предосторожностями приносили гимназисты под полой форменного пальто или на дне обязательного ранца драгоценный томик Чернышевского, обличительные статьи Добролюбова! Книгу удавалось получить чаще всего лишь на один вечер, в крайнем случае до утра, - и ночь незаметно пролетала за чтением книг великих русских демократов.

Книга Писарева «Прогресс в мире животных и растений», эта талантливейшая популяризация идей великого Дарвина, произвела на подростка Баумана совершенно исключительное впечатление. Но не только книги были друзьями Коли. Живой, общительный, нередко склонный к шалости и даже «к дерзкому неуважению» гимназического начальства, мальчик не мог замкнуться в рамки одного лишь книжного изучения жизни. «Мыслящий реалист не только мыслит по книгам, но и сам узнает жизнь» - эту идею Писарева, столь широко распространенную среди молодежи семидесятых и восьмидесятых годов, молодой Бауман усвоил великолепно.

Для вступающего в сознательную жизнь юноши открывались широкие пути - прежде всего тесное общение с товарищами по учению и затем общение с рабочими из мастерской отца.

Молодой Бауман находился с первых же лет ученья в тесной и дружной товарищеской среде. В гимназии он легко и живо, благодаря своему веселому, открытому, жизнерадостному характеру, сходился с товарищами. Некоторые из них стали его друзьями на всю жизнь и до сих пор с необычайной теплотой и глубочайшим нравственным удовлетворением произносят имя Николая Баумана. Одним из таких друзей для Коли Баумана оказался его сверстник по гимназии, Володя Сущинский. Многое их сблизило: и страсть к чтению, и любовь к физическому труду, к долгим прогулкам и походам в Заволжье. Сущинский жил неподалеку от семьи Бауманов и вскоре сделался постоянным гостем Коли. В свою очередь, и Коля нередко засиживался в тесной каморке Володи Сущинского: или за решением сложной геометрической задачи, или чаще всего за «запретной» книгой - увлекательными статьями Белинского, Добролюбова.

Вот живое свидетельство этого пламенного увлечения юных друзей светочами русской литературы: «Книга (не гимназический учебник, конечно) становится нашим другом, нашим постоянным собеседником. Единственно она доставляет нам радость первых продуманных мыслей, первых осознанных целей. Бауману было лет 16. Читали мы «Русское богатство», читали Писарева, Добролюбова, Чернышевского, читали очень много. Многое ли мы тогда понимали - не вспомню, но думаю, что понимали не все… мы мечтали о жизни для народа и смерти за него, мы стремились к борьбе за правду, за права угнетенных, за господство в жизни труда», - пишет в своих воспоминаниях об этих молодых годах В. Г. Сущинcкий{Сборник «Товарищ Бауман», изд. 2. M., 1930, стр 26.}.

«Радость первых продуманных мыслей, первых осознанных целей!» - вот что ярким пламенем осветило дальнейший путь только что вступающих в сознательную жизнь юношей.

Мечты о служении народу были для Баумана и Сущинского весьма реальными и конкретными. Народ, с его тяготами, заботами и нуждой, был здесь же, буквально в том же доме. Стоило лишь войти в мастерскую отца, чтоб вплотную столкнуться с самыми доподлинными представителями народа. Старый мастер-резчик Нефедыч - живое олицетворение только что минувшего крепостного права. Нефедыч отлично знал уклад деревенской жизни, деревенские обычаи, любил старинные поволжские песни, знал немало сказок и прибауток. Мало того, старый резчик, работая в городах, познакомился и с грамотой, полюбил чтение. Он наизусть читал молодым друзьям большие отрывки из Некрасова и Кольцова, с увлечением рассказывал о своих молодых годах, когда бурлачил на низовьях Волги. Откинув назад свисавшие на лоб еще густые, но уже тронутые серебром старости волосы, перехваченные на лбу ремешком, для удобства работы над верстаком, старик, не торопясь, проникновенно и сильно читал на память стихи своего любимого поэта:

Плечами, грудью и спиной Тянул он барку бичевой, Полдневный жар его палил, И пот с него ручьями лил, И падал он, и вновь вставал, - Хрипя, «Дубинушку» стонал…

Или вспоминал горькую жалобу другого народного поэта:

- Эх, приятель, и ты, видно, горе видал, Коли плачешь от песни веселой… Нет, послушай ка ты, что вот я испытал,- Так узнаешь о жизни тяжелой!..

Задушевные беседы и чтение любимых стихов «певца горя и гнева народного» чередовались с рассказами о недавних, еще свежих в памяти казанских крестьян, трагических событиях в селе Бездна. Крестьяне этого села (Спасский уезд Казанской губернии), глубоко разочарованные манифестом 1861 года, на деле давшим помещикам волю распоряжаться крестьянской землей, восстали против властей. Тысячная толпа, под предводительством пламенного оратора - односельчанина Антона Петрова, потребовала прочитать «настоящий, с царскими орлами» манифест. Как на крыльях, полетела вниз и вверх по Волге весть о том, что «баре волю скрыли», что в церквах читают подложный, барский манифест. Антон Петров уверял, что в подлинном манифесте «вся земля к крестьянам отходит». К волнениям бездненских крестьян примкнули многие села и деревни Спасского, Лаишевского и Чистопольского уездов Казанской губернии, села соседних губерний - Самарской, Симбирской. Более месяца волновался крестьянский мир, пока правительство не заглушило мятеж залпами высланных на подавление бунта войск…

И перед притихшими молодыми, впечатлительными слушателями оживали яркие картины совсем недавнего прошлого, оживала трагедия крестьянской жизни, разыгравшаяся неподалеку от Казани. Нефедыч умел в точности передать не только содержание речей Антона Петрова, но и настроение крестьянской мaccы, их чаяния и надежды. С непередаваемой силой рисовал он картину расстрела царскими войсками безоружных крестьян. И, закончив этот потрясающий, правдивый рассказ о бездненской трагедии, свидетелем которой ему самому довелось быть, старый резчик обычно заключал беседу глубоко проникавшими в душу мальчиков стихами из некрасовской поэмы «Саша»:

В наши великие трудные дни Книги - не шутка: укажут они Все недостойное, дикое, злое, Но не дадут они сил на благое, Но не научат любить глубоко…

Старый Нефедыч старался постепенно, шаг за шагом, познакомить Баумана и Сущинского с подлинной, неприкрашенной жизнью деревни и пригорода.

Незабываемы были для молодых людей, ищущих пути к осмысленной, человеческой жизни, эти речи старого резчика. «Он так картинно рассказывал нам о сытой доле барина, об обеспеченной жизни чиновника, а кстати и о безвыходной нужде мужика и рабочего, - вспоминает В. Г. Сущинский. - Кажется, это были первые наши впечатления, первые полудетские сведения о классовой борьбе». Более того, однажды, взяв с друзей самую страшную клятву о молчании, старый мастер дал Бауману и Сущинскому весьма популярную в то время нелегальную брошюру «Хитрая механика». Притворив поплотнее дверь мастерской, Нефедыч вполголоса рассказал подросткам, как боролись народовольцы с царем, как удалось им в конце концов убить Александра II.

Понятно, почему и Бауман и Сущинский так долго и часто засиживались в мастерской. «Мы, - вспоминает В. Г. Сущинский, - помогали рабочим строгать, пилить и красить, слушали их рассказы, их песни, видывали ужасное рабочее похмелье, примечали вечный труд и вечную нужду в деньгах, - отсутствие одежды, опорки на босу ногу, слышали жалобы на свою долю».

Таковы были непосредственные, живые и яркие для любознательного молодого Баумана «впечатления бытия». Он жадно приглядывался к окружающему его рабочему, ремесленному люду, пока еще неотчетливо понимая и осознавая причины, доводившие этих трудолюбивых людей до ужасающей ступени нищеты и бесправия…

Молодежь того времени читала о героической борьбе гладиаторов, восставших в древнем Риме против своих вековых поработителей, о французской революции 1789–1793 годов, о крестьянском горе-бесправье в пореформенной, «освобожденной» русской деревне. Все эти суровые, правдивые факты неприкрашенной жизни в сильной степени формировали сознание будущего агитатора и пропагандиста марксизма. Впоследствии, будучи уже зрелым, окончательно сложившимся революционером, агентом ленинской «Искры», Николай Эрнестович в беседах с товарищами по подпольной работе не раз вспоминал, какое огромное впечатление произвел на него роман о гладиаторах - книга, которой увлекались молодые люди целого ряда десятилетий.

Помнится, я не мог спать несколько ночей… Прочитал я книжку залпом, чуть ли не в один вечер… Книга эта на всю юность сделалась моим верным другом!

Рассказы старого резчика также не остались безрезультатными: юноша вновь и вновь уже самостоятельно перечитывал Некрасова, Златовратского, Засодимского, доставал брошюрки народнического толка о положении крестьянства, жадно ища правды или, как он говорил друзьям по классу, «разыскивая, как Диоген с фонарем, хоть один единственный огонек в потемках окружающей нас действительности».

Николай Бауман, по отзывам и воспоминаниям сверстников, уже в то время был хорошо знаком с жизнью рабочих алафузовского и крестовниковского заводов, рабочих многочисленных лесопилок, с жизнью простых матросов, лесосплавщиков, рыбаков. Долгие часы общения с рыбаками на тонях, ночевки на берегах Волги вокруг костра не пропали даром: подросток, почти еще мальчик, уже в тринадцать-четырнадцать лет ясно представлял себе, «чем люди живут», получая на всю семью в пять-шесть человек от подрядчика-лесосплавщика семь-восемь рублей в месяц жалованья…

Ежедневное общение со своими сверстниками-гимназистами, детьми таких же, как и он сам, мелких ремесленников, разночинцев, также открывало перед молодым Бауманом неприглядные картины «кое-как прикрытой, искусно заштопанной бедности». Об этой «заштопанной бедности» тружеников и, наоборот, об явно открытой, выставленной напоказ роскоши казанских крупных помещиков и капиталистов-заводовладельцев не раз говорили молодые друзья - Бауман и Сущинский, запершись в маленькой комнатке или уединившись на чердаке весной под предлогом подготовки к экзаменам.

В дальнейшем на формирование характера, на весь склад юношеских мыслей молодого Баумана оказали значительное влияние сильные студенческие волнения, происшедшие в университете и других высших учебных заведениях Казани в 1887 году. Эти события оставили заметный след на живом, общительном четырнадцатилетнем подростке. Он жадно следил за глухими сообщениями местных газет об аресте более ста студентов, интересовался их дальнейшей судьбой. Незадолго до этого казнь пяти народовольцев по делу о покушении на Александра III 1 марта 1887 года (Александра Ильича Ульянова и его товарищей) оставила неизгладимый след в душе любознательного подростка. Сверстники вспоминают, как живо и остро отзывался на все эти события молодой Бауман: «Он буквально ловил каждое слово, выискивал и перечитывал каждую строчку о студенческой демонстрации 4 декабря 1887 года, о репрессиях напуганного правительства».

Эти «поиски правды», как впоследствии метко определил эти годы сам Николай Эрнестович, содействовали развитию в характере подростка самостоятельности и твердости.

Мальчик не любил над собой опеки. Выросшему на волжских просторах Коле сильно не по душе была постоянная, порой мелочная, забота родителей о его будущем, об «обеспеченной дороге» и т. п.

Постепенно, уже с третьего-четвертого класса гимназии, между подростком и его родителями стали возникать вначале малозаметные, но затем все более углублявшиеся разногласия. Отец и мать, с их старинными взглядами на жизнь, укоряли Колю за его шаловливое поведение в гимназии, за его привязанность к друзьям-одноклассникам, таким же, как и он, резвым, своевольным мальчикам. Коля сильно любил родителей, пытался искренне объяснить им свои поступки, свои еще не совсем оформившиеся мысли. Но общего языка с родителями юноша не нашел. Он все чаще стал уединяться с товарищами, по преимуществу с Сущинским. Бауман не мог удовлетвориться только чтением и беседой с друзьями. В шестом классе гимназии под предлогом издания школьного «литературного журнала» он привлек в свой тесный товарищеский кружок еще нескольких одноклассников. Беседы носили, однако, далеко не узко литературный характер. Вскоре и классный наставник и директор узнали, что Бауман и Сущинский беседуют с товарищами о народовольцах, о положении крестьянства… Директор несколько раз вызывал к себе «для соответствующего внушения» Эрнеста Андреевича, грозил исключить из гимназии его «непокорного» сына, если тот не перестанет «тлетворно влиять на товарищей». Угроза исключения из гимназии нависла и над Сущинским. Отец Коли был сильно расстроен создавшимся положением. Он увещевал и всячески убеждал сына прекратить знакомство с «опасными людьми», запретил ему даже ходить к Сущинскому. Новое обстоятельство еще более расстроило Эрнеста Андреевича: он узнал, что Коля вместе с Сущинским вел такие же «крамольные» разговоры и в мастерской, с подмастерьями. Старик категорически потребовал от сына прекращения этих бесед.

Тогда молодой Бауман и его друг приняли смелое решение: без согласия родителей они подали заявления об уходе из гимназии и поступили в недавно открытый в Казани ветеринарный институт, пользуясь тем, что для поступления в это учебное заведение не требовалось окончания полного курса гимназии.

«Седьмой класс гимназии был для нас последним, - пишет в своих воспоминаниях о совместном ученье с Бауманом В. Сущинский. - Молодежь того времени, - та ее часть, которая шла в революцию, - была деятельна, а не созерцательна. В то время выковались такие характеры, как Ленин и Дзержинский. Общественные идеалы тогда вырабатывались, но, будучи выработаны, быстро становились практическими целями, стимулами поступков и деловых решений. Николай Бауман также искал и лучшего и скорого выхода на путь служения народу; выход был найден.

Было решено выйти из седьмого класса гимназии, поступить в ветеринарный институт и стать ветеринарным» врачом - р «абота, близкая народу и ему нужная»{Сборник «Товарищ Бауман», изд. 2. M, 1930, стр. 27.}.

Родители были крайне смущены поступком сына. Они вновь пытались его «образумить», «вернуть на хорошую дорогу», но Коля не изменил своего намерения. Он ушел из родительского дома, решив жить уроками и случайным заработком. Поселившись на окраине города вместе с Сущинским, Бауман с осени 1891 года стал студентом ветеринарного института.

Перед друзьями открылась новая дорога…