«Портрет Петра Великого».
Гравюра с картины Беннера.
Впрочем, пижонов Петр тоже не очень-то жаловал. «Дошло до нас, - писал он в одном из указов, - что сыны людей именитых в гишпанских штанах и камзолах по Невскому щеголяют предерзко. Господину губернатору Санкт-Питербурха указую: впредь оных щеголей вылавливать и бить кнутом по ж.., пока от гишпанских штанов зело препохабный вид не останется»).
Василий Белов. «Лад». Москва, «Молодая гвардия». 1982 год.
Иван Никитич Никитин.
«Пётр I на фоне морского сражения».
1715.
Торопливая и подвижная, лихорадочная деятельность, сама собой начавшаяся в ранней молодости, теперь продолжалась по необходимости и не прерывалась почти до конца жизни, до 50-летнего возраста. Северная война с ее тревогами, с поражениями в первое время и с победами потом, окончательно определила образ жизни Петра и сообщила направление, установила темп его преобразовательной деятельности. Он должен был жить изо дня в день, поспевать за быстро несшимися мимо него событиями, спешить навстречу возникавшим ежедневно новым государственным нуждам и опасностям, не имея досуга перевести дух, одуматься, сообразить наперед план действий. И в Северной войне Петр выбрал себе роль, соответствовавшую привычным занятиям и вкусам, усвоенным с детства, впечатлениям и познаниям, вынесенным из-за границы. Это не была роль ни государя-правителя, ни боевого генерала-главнокомандующего. Петр не сидел во дворце, подобно прежним царям, рассылая всюду указы, направляя деятельность подчиненных; но он редко становился и во главе своих полков, чтобы водить их в огонь, подобно своему противнику Карлу XII. Впрочем, Полтава и Гангуд навсегда останутся в военной истории России светлыми памятниками личного участия Петра в боевых делах на суше и на море. Предоставляя действовать во фронте своим генералам и адмиралам, Петр взял на себя менее видную техническую часть войны: он оставался обычно позади своей армии, устроял ее тыл, набирал рекрутов, составлял планы военных движений, строил корабли и военные заводы, заготовлял амуницию, провиант и боевые снаряды, все запасал, всех ободрял, понукал, бранился, дрался, вешал, скакал из одного конца государства в другой, был чем-то вроде генерал-фельдцейхмейстера, генерал-провиантмейстера и корабельного обер-мастера. Такая безустанная деятельность, продолжавшаяся почти три десятка лет, сформировала и укрепила понятия, чувства, вкусы и привычки Петра. Петр отлился односторонне, но рельефно, вышел тяжелым и вместе вечно подвижным, холодным, но ежеминутно готовым к шумным взрывам - точь-в-точь как чугунная пушка его петрозаводской отливки.
Василий Осипович Ключевский. «Курс русской истории».
Луи Каравакк.
«Пётр I, командующий четырьмя соединёнными флотами в 1716 году».
1716.
Андрей Григорьевич Овсов.
«Портрет Петра I».
Миниатюра на эмали.
1725. Эрмитаж,
Санкт-Петербург.
Голландские картины появились на берегах Невы в 1716 г., задолго до того, как был основан музей. В этом году для Петра I в Голландии было приобретено более ста двадцати картин, а вслед за тем почти такое же количество полотен куплено в Брюсселе и Антверпене. Несколько позже английские купцы прислали царю ещё сто девятнадцать произведений. Любимыми сюжетами Петра I были сцены из жизни «голландских мужиков и баб», среди любимых художников – Рембрандт.
Л. П. Тихонов. «Музеи Ленинграда». Ленинград, «Лениздат». 1989 год.
Иван Никитич Никитин.
«Портрет Петра I».
1717.
Якоб Хубракен.
«Портрет императора Петра Первого».
Гравюра по оригиналу Карла Моора.
1718.
Другой портрет написан голландцем Карлом Моором в 1717 г., когда Петр ездил в Париж, чтобы ускорить окончание Северной войны и подготовить брак своей 8-летней дочери Елизаветы с 7-летним французским королем Людовиком XV.
Парижские наблюдатели в том году изображают Петра повелителем, хорошо разучившим свою повелительную роль, с тем же проницательным, иногда диким взглядом, и вместе политиком, умевшим приятно обойтись при встрече с нужным человеком. Петр тогда уже настолько сознавал свое значение, что пренебрегал приличиями: при выходе из парижской квартиры спокойно садился в чужую карету, чувствовал себя хозяином всюду, на Сене, как на Неве. Не таков он у К. Моора. Усы, точно наклеенные, здесь заметнее, чем у Кнеллера. В складе губ и, особенно в выражении глаз, как будто болезненном, почти грустном, чуется усталость: думаешь, вот-вот человек попросит позволения отдохнуть немного. Собственное величие придавило его; нет и следа ни юношеской самоуверенности, ни зрелого довольства своим делом. При этом надобно вспомнить, что этот портрет изображает Петра, приехавшего из Парижа в Голландию, в Спа, лечиться от болезни, спустя 8 лет его похоронившей.
Миниатюра на эмали.
Портрет Петра I (погрудный).
1712.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Фамильный портрет Петра I».
1712.
«Семья Петра I в 1717 году».
«Катеринушка, друг мой сердешненькой, здравствуй!»
Так начинались десятки писем Петра к Екатерине. В их отношениях действительно была теплая сердечность. Через годы в переписке проходит любовная игра псевдонеравной пары - старика, постоянно жалующегося на болезни и старость, и его молодой жены. Получив от Екатерины посылку с нужными ему очками, он в ответ шлет украшения: «На обе стороны достойные презенты: ты ко мне прислала для вспоможения старости моей, а я посылаю для украшения молодости вашей». В другом письме, по-молодому пылая жаждой встречи и близости, царь опять шутит: «Хотя хочется с тобою видеться, а тебе, чаю, гораздо больше, потому что я в [твои] 27 лет был, а ты в [мои] 42 года не была». Екатерина эту игру поддерживает, она в тон шутит с «сердечным дружочком стариком», возмущается и негодует: «Напрасно затеяно, что старик!» Она нарочито ревнует царя то к шведской королеве, то к парижским кокеткам, на что он отвечает с притворной обидой: «А что пишете, что я скоро [в Париже] даму сыщу, и то моей старости неприлично».
Влияние Екатерины на Петра огромно, и с годами оно растет. Она дает ему то, чего не может дать весь мир его внешней жизни - враждебный и сложный. Он - человек суровый, подозрительный, тяжелый - преображается в ее присутствии. Она и дети - его единственная отдушина в бесконечном тяжком круге государственных дел, из которого нет выхода. Современники вспоминают поразительные сцены. Известно, что Петр был подвержен приступам глубокой хандры, которая нередко переходила в припадки бешеного гнева, когда он все крушил и сметал на своем пути. Все это сопровождалось страшными судорогами лица, конвульсиями рук и ног. Голштинский министр Г. Ф. Бассевич вспоминает, что как только придворные замечали первые признаки припадка, они бежали за Екатериной. И дальше происходило чудо: «Она начинала говорить с ним, и звук ее голоса тотчас успокаивал его, потом она сажала его и брала, лаская, за голову, которую слегка почесывала. Это производило на него магическое действие, и он засыпал в несколько минут. Чтобы не нарушить его сон, она держала его голову на своей груди, сидела неподвижно в продолжение двух или трех часов. После этого он просыпался совершенно свежим и бодрым».
Она не только изгоняла из царя беса. Ей были известны его пристрастия, слабости, причуды, и она умела угодить, понравиться, просто и ласково сделать приятное. Зная, как Петр расстроился из-за получившего как-то повреждения своего «сынка» - корабля «Гангут», она писала царю в армию, что «Гангут» прибыл после успешного ремонта «к брату своему „Лесному“, с которым ныне совокупились и стоят в одном месте, которых я своими глазами видела, и воистинно радостно на них смотреть!» Нет, никогда так искренне и просто не смогли бы написать ни Дуня, ни Анхен! Бывшая же портомоя знала, что больше всего на свете было дорого великому шкиперу России.
«Портрет Петра I».
1818.
Пётр Белов.
«Пётр I и Венера».
Наверное, не все читатели останутся мною довольны, ибо я не рассказал о Венере Таврической, которая с давних пор служит украшением нашего Эрмитажа. Но повторять рассказ о ее почти криминальном появлении на берегах Невы у меня нет желания, так как об этом уже не раз писалось.
Да, писали много. Вернее, даже не писали, а переписывали то, что было известно ранее, и все историки, словно сговорившись, дружно повторяли одну и ту же версию, вводя читателей в заблуждение. Долгое время считалось, что Петр I попросту обменял статую Венеры на мощи св. Бригитты, которые он якобы заполучил как трофей при взятии Ревеля. Между тем, как недавно выяснилось, Петр I никак не мог совершить столь выгодного обмена по той причине, что мощи св. Бригитты покоились в шведской Упсале, а Венера Таврическая досталась России потому, что Ватикан желал сделать приятное российскому императору, в величии которого Европа уже не сомневалась.
Несведущий читатель невольно задумается: если Венеру Милосскую нашли на острове Милосе, то Венеру Таврическую, надо полагать, отыскали в Тавриде, иначе говоря - в Крыму?
Увы, она была обнаружена в окрестностях Рима, где пролежала в земле тысячи лет. «Венус Пречистую» везли в особой коляске на пружинах, которые избавили ее хрупкое тело от рискованных толчков на ухабах, и лишь весной 1721 года она явилась в Петербурге, где ее с нетерпением ожидал император.
Она была первой античной статуей, которую могли видеть русские, и я бы покривил душой, если бы сказал, что ее встретили с небывалым восторгом…
Напротив! Был такой хороший художник Василий Кучумов, который на картине «Венус Пречистая» запечатлел момент явления статуи перед царем и его придворными. Сам-то Петр I смотрит на нее в упор, очень решительно, но Екатерина затаила усмешку, многие отвернулись, а дамы прикрылись веерами, стыдясь глядеть на языческое откровение. Вот купаться в Москве-реке при всем честном народе в чем мама родила - это им не было стыдно, но видеть наготу женщины, воплощенную в мраморе, им, видите ли, стало зазорно!
Понимая, что не все одобрят появление Венеры на дорожках Летнего сада столицы, император указал поместить ее в особом павильоне, а для охраны поставил часовых с ружьями.
- Чего разинулся? - покрикивали они прохожим. - Ступай дале, не твово ума дело.., царское!
Часовые понадобились не зря. Люди старого закала нещадно бранили царя-антихриста, который, мол, тратит деньги на «голых девок, идолиц поганых»; проходя мимо павильона, староверы отплевывались, крестясь, а иные даже швыряли в Венеру огрызки яблок и всякую нечисть, видя в языческой статуе нечто сатанинское, почти дьявольское наваждение - к соблазнам…
Валентин Пикуль. «Что держала в руке Венера».
Иоганн Koprtzki.
«Петр Великий».
Среди великих людей прошлого был один удивительный человек, который, не будучи профессиональным учёным, тем не менее был лично знаком со многими выдающимися естествоиспытателями на рубеже XVII-XVIII веков.
В Голландии он бывал на лекциях знаменитого химика, ботаника и врача Г. Бургаве (1668-1738), того самого, который первым стал применять в медицинской практике термометр. С ним он осматривал экзотические растения Лейденского ботанического сада. Тамошние учёные показывали ему в Дельфте только что открытые «микроскопические объекты». В Германии этот человек встречался с президентом Берлинского научного общества, знаменитым математиком и философом Г. Лейбницем (1646-1716). С ним, а также с другим известным математиком и естествоиспытателем, - Х. Вольфом (1679-1754), он состоял в дружеской переписке. В Англии ему показывал знаменитую Гринвичскую обсерваторию сам её основатель и первый директор Дж. Флемстид (1646-1720). В этой стране его тепло принимали учёные Оксфорда, и некоторые историки полагают, что во время осмотра Монетного двора с ним беседовал сам директор этого учреждения Исаак Ньютон…
Во Франции этот человек встречался с профессорами Парижского университета: астрономом Ж. Кассини (1677-1756), знаменитым математиком П. Вариньоном (1654-1722) и картографом Г. Делилем (1675-1726). Специально для него в Парижской академии наук были устроены показательное заседание, выставка изобретений и демонстрация химических опытов. При этой встрече гость обнаружил такие удивительные способности и разносторонние познания, что Парижская академия 22 декабря 1717 года избрала его своим членом.
В письме с выражением благодарности по поводу своего избрания необычный гость писал: «Мы ничего больше не желаем, как чтоб чрез прилежность, которую мы прилагать будем, науки в лучший цвет привесть». И как показали дальнейшие события, слова эти не были данью официальной вежливости: ведь этим удивительным человеком был Пётр Великий, который «для приведенья наук в лучший цвет» решил создать Петербургскую академию наук…
Г. Смирнов. «Великий, знавший всех великих». «Техника – молодёжи» №6 1980 год.
Франческо Вендрамини.
«Портрет Петра I».
«Пётр Великий».
XIX век.
Когда-то А. Герцен назвал Петра I «коронованным революционером». И о том, что это действительно было так, что Пётр был умственным гигантом, возвышающимся над большинством своих даже просвещённых соотечественников, свидетельствует любопытнейшая история издания на русском языке «Космотеороса» - трактата, в котором знаменитый современник Ньютона голландец Х. Гюйгенс подробно изложил и развил систему Коперника.
Пётр I, быстро поняв ложность геоцентрических представлений, был убеждённым коперниканцем и в 1717 году, находясь в Париже, купил себе движущуюся модель системы Коперника. Тогда же он приказал перевести и издать тиражом 1200 экземпляров трактат Гюйгенса, вышедший в Гааге в 1688 году. Но приказание царя не было выполнено…
Директор Петербургской типографии М. Аврамов, прочитав перевод, пришёл в ужас: книга, по его словам, была пропитана «сатанинским коварством» и «дьявольскими кознями» коперниканского учения. «Вострепетав сердцем и ужаснувся духом», директор решился нарушить прямое указание царя. Но поскольку с Петром шутки были плохи, Аврамов на свой страх и риск осмелился лишь сократить тираж «атеистической книжичищи сумазбродного автора». Вместо 1200 экземпляров было напечатано всего 30 – только для самого Петра и его ближайших сподвижников. Но эта уловка, по-видимому, не укрылась от царя: в 1724 году «Книга мирозрения, или Мнение о небесно-земных глобусах и их украшениях» вышла ещё раз.
«Атеистическая книжичища сумазбродного автора». «Техника – молодёжи» №7 1975 год.
Сергей Кириллов.
Эскиз к картине «Петр Великий».
1982.
Николай Николаевич Ге.
«Петр I допрашивает царевича Алексея».
Относящиеся к делу царевича Алексея и хранившиеся в Государственном архиве империи документы многочисленны…
Документы о пытке, которой подвергся царевич во время следствия, Пушкин видел, но в своей «Истории Петра» он пишет, что «царевич умер отравленный». Между тем Устрялов дает понять, что царевич умер, не выдержав новых пыток, которым был подвергнут по приказу Петра уже после объявления смертного приговора. Петр опасался, по-видимому, что приговоренный к смерти царевич унесет с собой имена сообщников, еще им не названных. Нам известно, что Тайная канцелярия и сам Петр долго еще разыскивали их после смерти царевича.
Официальная версия гласила, что царевич по выслушании смертного приговора «почувствовал во всем теле своем ужасную судорогу, от которой на другой день и умер»*. Вольтер в своей «Истории России в царствование Петра Великого» рассказывает, будто Петр явился на зов умиравшего Алексея, «и тот и другой проливали слезы, несчастный сын просил прощения» и «отец простил его публично»**. Но примирение запоздало, и Алексей скончался от постигшего его накануне апоплексического удара. Сам Вольтер этой версии не верил и 9 ноября 1761 года, в период работы над своей книгой о Петре, писал Шувалову: «Люди пожимают плечами, когда слышат, что двадцатитрехлетний принц умер от удара при чтении приговора, на отмену которого он должен был надеяться»***.
__________________________________
* И. И. Голиков. Деяния Петра Великого, т. VI. М., 1788, с. 146.
** Вольтер. История Российской империи в царствование Петра Великого. Перевел С. Смирнов, ч. II, кн. 2, 1809, с. 42.
*** Письмо это напечатано в 34-м т. 42-томного собр. соч. Вольтера, вышедшего в Париже в 1817-1820 гг…
Илья Фейнберг. Читая тетради Пушкина. Москва, «Советский писатель». 1985.
Кристоф Бернард Франке.
«Портрет царевича Алексея, сына Петра I, отца Петра II».
Угасшая свеча
Царевич Алексей был задушен в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Петр и Екатерина вздохнули свободно: проблема престолонаследия решилась. Младший сынок подрастал, умиляя родителей: «Оный дорогой наш Шишечка часто своего дражайшего папу упоминает и при помощи Божии во свое состояние происходит и непрестанно веселится муштрованием солдат и пушечной стрельбой». И пусть солдаты и пушки пока деревянные - государь рад: растет наследник, солдат России. Но мальчика не уберегли ни заботы нянек, ни отчаянная любовь родителей. В апреле 1719 года, проболев несколько дней, он умер, не прожив и трех с половиной лет. По-видимому, болезнью, унесшей жизнь малыша, был обыкновенный грипп, всегда собиравший в нашем городе свою страшную дань. Для Петра и Екатерины это был тяжелейший удар - фундамент их благополучия дал глубокую трещину. Уже после смерти самой императрицы в 1727 году, то есть восемь лет спустя после смерти Петра Петровича, в ее вещах были найдены его игрушки и вещи - не умершей позже (в 1725 году) Натальи, не других детей, а именно Петруши. Канцелярский реестр трогателен: «Крестик золотой, пряжечки серебряные, свистулька с колокольчиками с цепочкою золотой, рыбка стеклянная, готоваленка яшмовая, фузейка, шпажка - ефес золотой, хлыстик черепаховый, тросточка…» Так и видишь безутешную мать, перебирающую эти вещицы.
На траурной литургии в Троицком соборе 26 апреля 1719 года произошло зловещее событие: один из присутствующих - как потом выяснилось, псковский ландрат и родственник Евдокии Лопухиной Степан Лопухин - что-то сказал соседям и кощунственно рассмеялся. В застенке Тайной канцелярии один из свидетелей показал потом, что Лопухин промолвил: «Еще его, Степана, свеча не угасла, будет ему, Лопухину, впредь время». С дыбы, куда его вздернули немедленно, Лопухин пояснил смысл своих слов и смеха: «Говорил он, что свеча его не угасла потому, что остался великий князь Петр Алексеевич, думая, что Степану Лопухину вперед будет добро». Отчаяния и бессилия был исполнен Петр, читая строки этого допроса. Лопухин был прав: его, Петра, свечу задуло, а свеча сына ненавистного царевича Алексея разгоралась. Ровесник покойного Шишечки, сирота Петр Алексеевич, не согретый ни любовью близких, ни вниманием нянек, подрастал, и этому радовались все, кто ждал конца царя, - Лопухины и многие другие враги реформатора.
Петр напряженно думал о будущем: у него оставались Екатерина и три «разбойницы» - Аннушка, Лизанька и Натальюшка. И чтобы развязать себе руки, он 5 февраля 1722 года принял уникальный юридический акт - «Устав о наследии престола». Смысл «Устава» был всем ясен: царь, нарушая традицию передачи престола от отца к сыну и далее - к внуку, оставил за собой право назначить в наследники любого из своих подданных. Прежний порядок он назвал «старым недобрым обычаем». Более яркое выражение самовластия трудно было и придумать - теперь царь распоряжался не только сегодняшним, но и завтрашним днем страны. А 15 ноября 1723 года был обнародован манифест о предстоящей коронации Екатерины Алексеевны.
Евгений Анисимов. «Женщины на российском престоле».
Юрий Чистяков.
«Император Пётр I».
1986.
«Портрет Петра I на фоне Петропавловской крепости и Троицкой площади».
1723.
В 1720 году Петр положил начало и русской археологии. Во всех епархиях приказал он из монастырей и церквей собрать старинные грамоты, исторические рукописи и старопечатные книги. Губернаторам, вице-губернаторам и провинциальным властям велено все это осмотреть, разобрать и списать. Мера эта не оказалась удачною, и впоследствии Петр, как увидим изменил ее.
Н. И. Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей». Санкт-Петербург, «Весь». 2005 год.
Сергей Кириллов.
Этюд головы Петра к картине «Думы о России» (Петр Первый).
1984.
Сергей Кириллов.
Думы о России (Петр Первый).
1984.
П. Субейран.
«Пётр
I
».
Гравюра с оригинала Л. Каравакка.
1743.
П. Субейран.
«Пётр I».
Гравюра по оригиналу Л.Каравакка.
1743.
Дмитрий Кардовский.
«Сенат петровского времени».
1908.
Петр отказывал себе и Сенату в праве давать словесные указы. По Генеральному регламенту 28 февраля 1720 г. для коллегий в законодательном порядке обязательны только письменные указы царя и Сената.
Сергей Кириллов.
«Портрет Петра Великого».
1995.
Адольф Иосифович Шарлемань.
«Пётр I объявляет Ништадский мир».
Заключение Ништадтского мира праздновалось семидневным маскарадом. Петр был вне себя от радости, что кончил бесконечную войну, и, забывая свои годы и недуги, пел песни, плясал по столам. Торжество совершалось в здании Сената. Среди пира Петр встал из-за стола и отправился на стоявшую у берега Невы яхту соснуть, приказав гостям дожидаться его возвращения. Обилие вина и шума на этом продолжительном торжестве не мешало гостям чувствовать скуку и тягость от обязательного веселья по наряду, даже со штрафом за уклонение (50 рублей, около 400 рублей на наши деньги). Тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала целую неделю, и все были рады-радешеньки, когда дотянули служебное веселье до указанного срока.
В. О. Ключевский. «Русская история». Москва, «Эксмо». 2005 год.
«Празднование у Петра».
К концу Северной войны составился значительный календарь собственно придворных ежегодных праздников, в который входили викториальные торжества, а с 1721 г. к ним присоединилось ежегодное празднование Ништадтского мира. Но особенно любил Петр веселиться по случаю спуска нового корабля: новому кораблю он был рад, как новорожденному детищу. В тот век пили много везде в Европе, не меньше, чем теперь, а в высших кругах, особенно придворных, пожалуй, даже больше. Петербургский двор не отставал от своих заграничных образцов.
Бережливый во всем, Петр не жалел расходов на попойки, какими вспрыскивали новосооруженного пловца. На корабль приглашалось все высшее столичное общество обоего пола. Это были настоящие морские попойки, те, к которым идет или от которых идет поговорка, что пьяным по колено море. Пьют, бывало, до тех пор, пока генерал-адмирал старик Апраксин начнет плакать-разливаться горючими слезами, что вот он, на старости лет, остался сиротою круглым, без отца, без матери. А военный министр, светлейший князь Меншиков, свалится под стол, и прибежит с дамской половины его испуганная княгиня Даша отливать и оттирать бездыханного супруга. Но пир не всегда заканчивался так просто. За столом вспылит на кого-нибудь Петр и, раздраженный, убежит на дамскую половину, запретив собеседникам расходиться до его возвращения, и солдата приставит к выходу. Пока Екатерина не успокаивала расходившегося царя, не укладывала его и не давала ему выспаться, все сидели по местам, пили и скучали.
В. О. Ключевский. «Русская история». Москва, «Эксмо». 2005 год.
Якопо Амигони (Амикони).
«Пётр I с Минервой (с аллегорической фигурой Славы)».
Между 1732-1734.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Николай Дмитриевич Дмитриев-Оренбургский.
«Персидский поход Петра Великого. Император Пётр I первый высаживается на берег».
Луи Каравакк.
«Портрет Петра I».
1722.
Луи Каравакк.
«Портрет Петра I».
«Портрет Петра I».
Россия. XVIII век.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Жан Марк Натье.
«Портрет Петра I в рыцарских доспехах».
«Журнал Петра Великого», изданный князем Щербатовым полвека спустя после смерти Петра, является, по словам историков, сочинением, на которое мы имеем право смотреть как на труд самого Петра. «Журнал» этот представляет собой не что иное, как Историю Свейской (то есть шведской) войны, которую Петр вел на протяжении большей части своего царствования.
Над подготовкой этой «Истории» трудились Феофан Прокопович, барон Гюйссен, кабинет-секретарь Макаров, Шафиров и некоторые другие ближайшие сотрудники Петра. В архиве Кабинета Петра Великого хранилось восемь предварительных редакций этого труда, из которых пять правлены рукой самого Петра.
Ознакомившись по возвращении из Персидского похода с редакцией «Гистории Свейской войны», подготовленной в результате четырехлетней работы Макаровым, Петр «с свойственным ему жаром и вниманием прочитал все сочинение с пером в руке и не оставил в нем ни одной страницы неисправленною… Немногие места работы Макарова уцелели: все важное, главное принадлежит самому Петру, тем более что и статьи, оставленные им без изменения, выписаны редактором из его же черновых бумаг или из журналов, правленных его собственною рукою». Петр придавал этому труду большое значение и, занимаясь им, назначил для своих исторических занятий особый день – субботнее утро.
«Портрет Петра I».
1717.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Портрет Петра I».
Копия с оригинала Ж. Наттье.
1717.
«Император Пётр I Алексеевич».
«Портрет Петра I ».
Петр почти не знал мира: весь свой век он воевал с кем-нибудь, то с сестрой, то с Турцией, Швецией, даже с Персией. С осени 1689 г., когда кончилось правление царевны Софьи, из 35 лет его царствования только один 1724 год прошел вполне мирно, да из других лет можно набрать не более 13 мирных месяцев.
В. О. Ключевский. «Русская история». Москва, «Эксмо». 2005.
«Пётр Великий в своей мастерской».
1870.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
А. Шхонебек. Голова Петра выполнена А. Зубовым.
«Пётр I».
1721.
Сергей Присекин.
«Пётр I».
1992.
Сен-Симон был, в частности, мастером динамического портрета, умевшим передавать контрастные черты и создавать таким образом того, о ком пишет. Вот что писал он о Петре в Париже: «Петр I, царь Московии, как у себя дома, так и во всей Европе и в Азии приобрел такое громкое и заслуженное имя, что я не возьму на себя изобразить сего великого и славного государя, равного величайшим мужам древности, диво сего века, диво для веков грядущих, предмет жадного любопытства всей Европы. Исключительность путешествия сего государя во Францию по своей необычайности, мне кажется, стоит того, чтобы не забыть ни малейших его подробностей и рассказать о нем без перерывов…
Петр был мужчина очень высокого роста, весьма строен, довольно худощав; лицо имел круглое, большой лоб, красивые брови, нос довольно короткий, но не слишком и на конце кругловатый, губы толстоватые; цвет лица красноватый и смуглый, прекрасные черные глаза, большие, живые, проницательные и хорошо очерченные, взор величественный и приятный, когда он владел собой; в противном случае – строгий и суровый, сопровождавшийся конвульсивным движением, которое искажало его глаза и всю физиономию и придавало ей грозный вид. Это повторялось, впрочем, не часто; притом блуждающий и страшный взгляд царя длился лишь одно мгновение, он тотчас оправлялся.
Вся его наружность обличала в нем ум, глубокомыслие, величие и не лишена была грации. Он носил круглый темно-каштановый парик без пудры, не достававший до плеч; темный камзол в обтяжку, гладкий, с золотыми пуговицами, чулки того же цвета, но не носил ни перчаток, ни манжет, - на груди поверх платья была орденская звезда, а под платьем лента. Платье было часто совсем расстегнуто; шляпа была всегда на столе, он не носил ее даже на улице. При всей этой простоте, иногда в дурной карете и почти без провожатых, нельзя было не узнать его по величественному виду, который был ему свойствен.
Сколько он пил и ел за обедом и ужином, непостижимо… Свита его за столом пила и ела еще больше, и в 11 утра точно так же, как в 8 вечера.
Царь понимал хорошо по-французски и, я думаю, мог бы говорить на этом языке, если бы захотел; но, для большего величия, он имел переводчика; по-латыни и на других языках он говорил очень хорошо…»
Я думаю, что не будет преувеличением сказать, что нет другого столь же великолепного словесного портрета Петра, какой мы сейчас привели.
Илья Фейнберг. «Читая тетради Пушкина». Москва, «Советский писатель». 1985 год.
Август Толяндер.
«Портрет Петра I».
О том, что Пётр I, реформируя государственно-административное управление России, создал вместо прежних приказов 12 коллегий, известно каждому школьнику. Но мало кто знает, какие именно коллегии учредил Пётр. Оказывается, из всех 12 коллегий три считались главными: военная, морская и иностранных дел. Финансовыми делами государства ведали три коллегии: доходами – камер-коллегия, - расходами – штатс-коллегия, контролем – ревизион-коллегия. Дела торговли и промышленности вели коммерц-, мануфактур- и берг-коллегии. Завершали ряд юстиц-коллегия, духовная коллегия – синод – и главный магистрат, ведавший городскими делами. Нетрудно убедиться, какое колоссальное развитие получили за последние 250 лет техника и промышленность: делами, которыми в петровское время ведали всего две коллегии – мануфактур- и берг-коллегии, в наши дни управляют около пятидесяти министерств!
«Техника – молодёжи». 1986 год.
Документы петровской эпохи свидетельствуют о многочисленных портретах царя, принадлежавших кисти Ивана Никитина. Тем не менее, ни про один из существующих ныне портретов Петра нельзя со 100% уверенностью сказать, что он создан Никитиным.1. Петр I на фоне морского сражения. Находился в Зимнем дворце, в конце 19 в. был передан в Царское Село. Первоначально счилался работой Яна Купецкого, затем - Таннауэра. Атрибуция Никитину впервые возникла в 20-м веке и, похоже, до сих пор ничем особенно не подкреплена.
2. Петр I из галереи Уффици. Про него я уже писал в первом посте про Никитина. Впервые был исследован в 1986 г., опубликован - в 1991. В пользу авторства Никитинна свидетельствует надпись на портрете и данные технической экспертизы Римской-Корсаковой. Тем не менее, большинство искусствоведов не торопится признавать портрет работой Никитина, ссылаясь на невысоких художественный уровень полотна.
3. Портрет Петра I из коллекции Павловского дворца.
А.А. Васильчиков (1872 г.) считал его работой Каравакка, Н.Н. Врангель (1902) - Матвеева. Данные рентгенограммы вроде бы свидетельствуют в пользу авторства Никитина, хотя и не на 100%. Датировка работы не ясна. Петр выглядит старше, чем на портретах № 1 и2. Портрет мог быть создан как до поездки Никитина за границу, так и после нее. Если это конечно Никитин.
4. Портрет Петра I в круге.
До 1808 г. принадлежал протоиерею русской церкви в Лондоне Я. Смирнову. До 1930 г. - в Строгановском дворце, сейчас в ГРМ.
Атрибуция Никитину возникла при передаче в Русский музей. Основание: «доверяя чутью и глазу, искусствоведы безошибочно определили автора - Иван Никитин». Атрибуция была поставлена под сомнение Молевой и Белютиным. По данным экспертизы техника письма отличается от техники Никитина и вообще русских портретов петровского времени. Тем не менее, авторские исправления заставляют считать, что портрет написан с натуры. (ИМХО - это действительно так, чего не скажешь о трех предыдущих портретах).
Андросов заключает: «Единственным художником, который мог создать в России произведение такой глубины и искренности был Иван Никитин»
Аргумент «железобетонный», что тут скажешь))
5. Петр I на смертном одре.
В 1762 г. поступил в Академию художеств из Старого Зимнего дворца. В описи 1763-73 гг. значился как «Портрет писанной сусопшаго государя императора Петра Великаго», автор неизвестен. В 1818 г. считался работой Таннауэра. В 1870 г. П.Н. Петров приписал работу Никитину на основании записки А.Ф. Кокоринова. Заметим, что эту записку никто из исследователей, кроме Петрова не видел, и здесь повторяется та же история, что и в случае с «портретом напольного гетмана».
Затем, вплоть до начала 20 в. авторство портрета «делили» Таннауэр и Никитин, после утвердилось авторство последнего.
Технологическое исследование, проведенное в 1977 г. Римской-Корсаковой, подтвердило, что автором является Никитин. От себя замечу, что колорит работы очень сложный, таой почти не встречается в других работах Никитина (например, портрете Строганова, написанном примерно в то же время). себя Петр изображен в сложно ракурсе, но драпировка, которой прикрыто его тело выглядит бесформенной. Это заставляет вспомнить другие достоверные работы Ивана Никитина, где художник отказывается от сложной моделировки тела и складок и прикрывает торс изображаемого тканью.
Существуют другие изображения Петра I на смертном ложе.
Одно полотно приписывается Таннауэру. Здесь усопший император лежит примерно на уровне глаз живописца, который отказывается от сложного ракурса (с которым и «Никитин» не очень хорошо справился). В то же время рисунок и живопись уверенная, и лично мне эта работа нравится даже больше, чем «никитинская».
Третья картина является вольной копией со второй и в некоторых источниках также приписывается Никитину. Лично мне кажется, что такая атрибуция не противоречит известным никитинским полотнам. Но мог ли Иван Никитин одновременно создать два изображения мертвого Петра I, причем столь различные по художественным достоинствам?
6. Имеется еще один портрет Петра I, ранее считавшийся работой Никитина. Теперь его приписывают Каравакку. Портрет очень сильно отличается от всех предыдущих.
7. Еще один портрет Петра I, приписываемый Никитину. Находится в Псковском музее-заповеднике, датируется почему-то 1814-16 гг.
Подводя итог, замечу, что приписываемые Никитину портреты Петра I сильно различаются между собой как по уровню мастерства, так и по стилю исполнения. Внешность царя также передается весьма различно. (На мой взгляд, некоторое сходство есть только между «Петром на фоне морского сражения» и «Петром из Уффици»). Все это заставляет думать, что портреты принадлежат кисти различных художников.
Можно подвести некоторые итоги и высказать кое-какие гипотезы.
Миф «Иван Никитин - первый русский живописец» начал формироваться, по-видимому, в начале 19 в. За сто лет, истекших с эпохи, когда работал художник, русское искусство сделало огромный шаг вперед и портреты петровского времени (как и живопись в целом) казались уже очень примитивными. Но Иван Никитин должен был создавать нечто выдающееся, а, например, портрет Строганова таковым людям 19 в. явно не казался. В дальнейшем положение мало изменилось. Талантливые, мастерски выполненные работы, такие как «Портрет канцлера Головкина», «Портрет Петра I в круге», «Портрет напольного гетмана» приписывались Никитину без особых доказательств. В тех же случаях, когда художественный уровень работ был не слишком высок, авторство Никитина ставилось под сомнение, при этом даже явные доказательства игнорировались. Причем, такая ситуация сохраняется до настоящего времени, чему свидетельство - портреты Петра и Екатерины из Уффици.
Все это довольно печально. Искусствоведы могут легко проигнорировать такие свидетельства авторства, как надписи на картинах и результаты экспертизы, если эти данные не укладываются в их концепцию. (Я не утверждаю, что такие доказательства абсолютно надежны. Просто, если не они, то что? Не пресловутое же искусствоведческое чутье, которое дает весьма различные результаты). Сущность же всех концепций зачастую определяется конъюнктурными моментами.
Профессиональные историки давно уже пришли к выводу, что почти все дошедшие до нас документы и воспоминания о детских и юношеских годах Петра I являются подделкой, выдумкой или наглой ложью. Современники Великого Преобразователя, видимо, страдали амнезией и поэтому не оставили потомкам никаких достоверных сведений о начале его биографии.
«Оплошность» современников Петра I чуть позже исправил историк немец Герхард Миллер (1705–1783), выполняя заказ Екатерины II. Однако, как ни странно, другой историк немец Александр Густавович Брикнер (1834–1896), и не только он, сказкам Миллера почему-то не верили.
Все чаще становится очевидным, что многие события происходили не так, как их трактовали официальные историки: их или не было, или они происходили в другом месте и в другое время. В большинстве своем, как ни печально это осознавать, мы живем в мире выдуманной кем-то истории.
Физики шутят: ясность в науке – это одна из форм полного тумана. Для исторической науки, как ни крути, такое утверждение более чем справедливо. Никто же не будет отрицать того, что истории всех стран мира изобилуют темными пятнами.
Что говорят историки
Посмотрим, что же вкладывали в головы потомков фарисеи от исторической науки о первых десятилетиях бурной деятельности Петра Великого – строителя новой России:
Петр родился 30 мая по Юлианскому календарю или 9 июня по Григорианскому календарю в 1672 году, или в 7180 году от Сотворения Мира по Византийскому календарю, или в 12680 году от «Великого Холода» в селе Коломенском, а, может быть, в селе Измайлово под Москвой. Не исключено также появление царевича на свет и в самой Москве, в Теремно́м дворце Кремля;
его отцом был царь Алексей Михайлович Романов (1629–1676), а матерью – царица Наталья Кирилловна Нарышкина (1651–1694);
крещен царевич Петр был протопопом Андреем Савиновым в Чудовом монастыре Кремля, а, может быть, в храме Григория Неокесарийского в Дербицах;
детские и юношеские годы царский отрок провел в селах Воробьеве и Преображенском, где в потешном полку служил якобы барабанщиком;
царствовать вместе с братом Иваном Петр не захотел, хотя и числился дублером царя, а все время проводил в Немецкой слободе, где веселился во «Всешутейном, Всепьянейшем и Сумасброднейшем Соборе» и обливал грязью русскую Православную Церковь;
в Немецкой слободе Петр познакомился с Патриком Гордоном, Францем Лефортом, Анной Монс и другими выдающимися историческими личностями;
27 января (6 февраля) 1689 года Наталья Кирилловна женила своего 17-ти летнего отпрыска на Евдокии Лопухиной;
в 1689 году после подавления заговора царевны Софьи вся власть полностью перешла к Петру, а царь Иван был отстранен от престола и
в 1696 году умер;
в 1695 и 1696 годах Петр совершил военные походы с целью захвата турецкой крепости Азов;
в 1697–1698 годах в составе Великого посольства гениальный Преобразователь под именем Петра Михайлова, урядника Преображенского полка, почему-то скрытно отправился в Западную Европу для приобретения знаний плотника и столяра и для заключения военных союзов, а также написания своего портрета в Англии;
после Европы Петр рьяно приступил к Великим преобразованиям во всех областях жизни русского народа, якобы на благо оного.
Всю кипучую деятельность гениального Реформатора России в этой небольшой статье рассмотреть невозможно – не тот формат, однако на некоторых интересных фактах его биографии остановиться стоит.
Где и когда родился и крестился царевич Петр
Казалось бы, странный вопрос: немецкие историки, интерпретаторы складно, как им казалось, все объяснили, предъявили документы, свидетельства и свидетелей, воспоминания современников. Однако во всей этой доказательной базе присутствует немало странных фактов, вызывающих сомнение в их достоверности. Специалисты, которые добросовестно исследовали Петровскую эпоху, часто приходили в глубокое недоумение от вскрытых нестыковок. Что же странного присутствует в истории рождения Петра I, представленной немецкими историками?
Такие историки, как Н. М. Карамзин (1766–1826), Н. Г. Устрялов (1805–1870), С. М. Соловьев (1820–1879), В. О. Ключевский (1841–1911) и многие другие с удивлением констатировали, что точное место и время рождение Великого Преобразователя земли Русской исторической науке неизвестно. Факт рождения Гения есть, а даты нет! Такого же быть не может. Где-то затерялся сей темный факт. Почему петровские летописцы пропустили такое судьбоносное событие в истории России? Куда они спрятали царевича? Это же вам не холоп какой-нибудь, это же голубая кровь! Есть только одни неуклюжие и бездоказательные предположения.
Историк Герхард Миллер слишком любопытных успокаивал: Петруша, возможно, родился в селе Коломенском, да и село Измайлово неплохо звучит для того, чтобы быть вписанным золотыми буквами в анналы истории. Сам же придворный историк почему-то был убежден в том, что Петр родился в Москве, но об этом событии никто не знал, кроме него, как ни странно.
Однако в Москве Петр I не мог родиться, иначе в метрических книгах патриарха и Московского митрополита была бы запись об этом великом событии, но ее нет. Москвичи также не заметили этого радостного события: историки не нашли никаких свидетельств о торжественных мероприятиях по поводу появления на свет царевича. В разрядных книгах («государевых разрядах») существовали противоречащие друг другу записи о рождении царевича, что говорит об их вероятной фальсификации. Да и книги эти, как утверждают, были сожжены в 1682 году.
Если согласиться с тем, что Петр родился в селе Коломенском, тогда как объяснить то, что в этот день Наталья Кирилловна Нарышкина находилась в Москве? И это было зафиксировано в разрядных дворцовых книгах. Возможно, она тайно отправилась рожать в село Коломенское (или Измайлово, по другой версии Миллера), а затем быстренько и незаметно вернулась. А зачем ей такие непонятные перемещения? Может быть, затем, чтобы никто не догадался?! Внятных объяснений таким кульбитам с местом рождения Петра у историков нет.
У слишком любопытных складывается впечатление, что по какой-то очень серьезной причине немецкие историки, сами Романовы и иже с ними старались скрыть место рождения Петра и пытались, хоть и криво, выдать желаемое за действительное. Сложная у немцев (англосаксов) была задача.
И с таинством крещения Петра тоже имеются нестыковки. Как известно, помазанника божьего по чину должен был бы крестить патриарх или на худой конец митрополит Московский, но никак не какой-то там протопоп Благовещенского собора Андрей Савинов.
Официальная история сообщает, что царевич Петр был крещен 29 июня 1672 года на праздник апостолов Петра и Павла в Чудовом монастыре от патриарха Иоакима. В крещении, кроме прочих, участвовал и брат Петра, царевич Федор Алексеевич (1661 – 1682). Но здесь также наблюдаются исторические неувязки.
Например, в 1672 году патриархом был Питирим, а Иоаким стал им только в 1674 году. Царевич Федор Алексеевич в это время был несовершеннолетним и не мог по православному канону участвовать в крещении. Традиционные историки не могут вразумительно растолковать сей исторический казус.
Была ли Наталья Нарышкина матерью Петра I
Почему у историков возникает такое сомнение? Да потому что отношение Петра к своей матери было, мягко выражаясь, неподобающим. Тому подтверждением может служить отсутствие достоверных свидетельств их совместного присутствия на каких-либо значимых событиях в Москве. Мать должна же быть рядом со своим сыном, царевичем Петром, и это было бы зафиксировано в каких-либо документах. И почему современники, кроме немецких историков, никогда не видели вместе Наталью Нарышкину и ее сына Петра, даже при рождении оного? Историки до сих пор достоверных свидетельств не обнаружили.
А вот с царевичем и впоследствии царем Иваном Алексеевичем (1666–1696) Наталья Кирилловна была замечена неоднократно. Хотя год рождения Ивана несколько смущает. Однако немецкие историки могли и подправить дату рождения. Имелись и другие странности во взаимоотношениях Петра с матерью. Например, он ни разу не навестил больную мать, а когда она умерла в 1694 году, не был на ее похоронах и поминках. А вот царь Иван Алексеевич Романов был и на похоронах, и на отпевании, и на поминках Натальи Кирилловны Нарышкиной.
Петр Алексеевич или просто Мин Херц, как он сам себя иногда ласково называл, в это время был занят более важными делами: он пьянствовал и веселился в Немецкой слободе со своими немецкими, вернее, англосаксонскими закадычными друзьями. Можно, конечно, предположить, что у сына с матерью, как и с любимой-нелюбимой законной женой Евдокией Лопухиной, были очень плохие отношения, но не похоронить родную мать …
Если же предположить, что Наталья Кирилловна не была матерью Петра, то тогда его эпатирующее поведение становится понятным и логичным. Сыном же Нарышкиной, видимо, был тот, с кем она находилась постоянно. А им был царевич Иван. А Петрушу сыном Нарышкиной сделали такие «русские ученые» и историки-иллюзионисты Российской академии наук, как Миллер, Байер, Шлецер, Фишер, Шумахер, Винцсгейм, Штелин, Эпинусс, Тауберт…
Характеристика личности Петра I
Что же это был за странный такой царевич Петруша? Всем известно, что рост Петра был более двух метров, а ступни ног были почему-то маленькими! Бывает, но все же странно.
То, что он был психом с выпученными глазами, неврастеником и садистом – тоже всем известно, кроме слепых. А вот многое другое широкой публике неизвестно.
Современники называли его почему-то большим артистом. Видимо, потому, что, притворяясь православным, гениально и бесподобно играл роль русского царя. Хотя в начале своей служебной карьеры играл, признаться, халтурно. Видимо, трудно привыкал, тянуло к родным пенатам. Поэтому когда он приезжал в захудалый городишко под названием Заандам (Саардам), то он хорошо предавался утехам, вспоминая детство и юность свою бесшабашную.
Петр не хотел быть русским царем, а желал быть владыкой морским, то есть капитаном английского военного корабля.
Во всяком случае, о таких помыслах он говорил английскому королю Вильгельму III Оранскому, сиречь князю Носовскому, или же Виллему ван Оранье-Нассау (1650–1702).
Долг, объективная историческая необходимость и требования прокураторов вершить великие дела не позволили Петру дать волю своим личным пристрастиям, предпочтениям, устремлениям и амбициям. Скрепя сердцем и зубами, реформатору России пришлось подчиниться обстоятельствам непреодолимой силы.
Петр многим резко отличался от своих русских братьев-царевичей и, прежде всего, своим презрением к русскому народу, к русской истории и культуре. Православие он ненавидел патологически. Недаром простой русский народ считал его ненастоящим царем, подмененным и вообще Антихристом.
Петр только в конце 90-х годов XVII столетия стал откликаться на Петра Алексеевича. А до этого он звался просто – Piter, Petrus или еще более оригинально – Mein Herz. Эта немецко-голландская транскрипция его имени была ему, по-видимому, ближе и роднее. Кстати, для русской православной традиции нехарактерно было давать царевичам имя Петр. Это было ближе латинянам, так как святые Петр и Павел у католиков и протестантов в большем фаворе, чем у православных.
Петр обладал уникальными для царей и королей качествами. Судя по дошедшим до нас «документам», он мог быть одновременно в нескольких местах или не быть нигде как во времени, так и в пространстве. Петр любил путешествовать инкогнито, под чужим именем, таскать зачем-то корабли по земле, яко по воде, бить дорогую посуду, ломать старинную шедевральную мебель, лично отрубать головы любовницам и православным священнослужителям. Еще любил выдирать зубы без наркоза.
Но если бы он смог сейчас узнать, какие подвиги, деяния и благородные высказывания ему позднее приписали придворные немецкие (англосаксонские) историки, то даже у него от удивления глаза вылезли бы из орбит. Всем известно, что Петр плотничал и умел работать на токарном станке. И делал он эту работу профессионально.
Тут возникает вопрос, а как он мог так хорошо выполнять работу простого столяра и плотника? Известно, чтобы приобрести навыки в плотницком деле, нужно несколько лет или хотя бы месяцев. Когда же Петр успел всему этому научиться, управляя государством?
Интересны лингвистические особенности Петра I. Якобы на родном русском языке он почему-то говорил плохо, как иностранец, а писал совсем отвратительно и дурно. А вот на немецком языке он говорил бегло, причем на нижнесаксонском диалекте. Также Piter хорошо разговаривал на голландском и английском языках. Например, в английском парламенте и с представителями масонских лож он обходился без переводчика. А вот со знанием русского якобы родного языка Петр подкачал, хотя с колыбели должен был бы, по идее, находиться в русской разговорной среде.
Если совершить небольшой экскурс в область языкознания, то можно заметить, что в Европе в те времена еще не сформировались современные литературные языки. Например, в Нидерландах тогда существовали пять крупных равноправных диалектов: голландиш, брабантский, лимбурский, фламандский и нижнесаксонский. В XVII веке нижнесаксонский диалект был распространен в некоторых областях Северной Германии и северо-восточной Голландии. Он был схож с английским языком, что однозначно указывает на их общее происхождение.
Почему же нижнесаксонский диалект был таким универсальным и востребованным?Оказывается, в Ганзейском торговом союзе XVII столетия нижнесаксонский диалект, наряду с латынью, был основным. На нем составлялись торговые и юридические документы и писались богословские книги. Нижнесаксонский был языком межнационального общения в Балтийском регионе, в таких городах, как Гамбург, Бремен, Любек и других.
Как же все было на самом деле
Интересную реконструкцию петровской эпохи предложил современный историк Александр Кас. Она логично объясняет существующие противоречия и нестыковки в биографии Петра I и его окружения, а также то, почему точное место рождения Петра не было известно, почему эту информацию утаивали и утаивают.
По версии Александра Каса, долгое время этот факт скрывался потому, что Петр родился не в Москве и даже не в России, а в далеком Бранденбурге, в Пруссии. Он по крови наполовину немец и англосакс по воспитанию, убеждениям, вере и культуре. Отсюда становится понятным, почему немецкий язык был для него родным, а в детстве его окружали немецкие игрушки: «немецкий винтовой карабинец, немецкая карта» и тому подобное.
Сам Петр с теплотой вспоминал о своих детских игрушках, когда находился в изрядном подпитии. Со слов царя, его детская комната была обита «сукном червчатым гамбургским». Откуда такому добру было взяться в Кремле?! Немцев же тогда не очень жаловали при царском дворе. Также становится понятным и то, почему Петра окружали сплошь иностранцы.
Историки говорят, что он не желал царствовать вместе с Иваном, обиделся и удалился в Немецкую слободу. Однако существует тот факт, что Немецкой слободы, как ее описывали историки, тогда не было в Москве. Да и не позволили бы немцам заниматься вакханалиями и издеваться над Православной верой. В приличном обществе даже нельзя говорить вслух о том, что вытворял Петр вместе со своими англосаксонскими друзьями в Немецкой слободе. А вот в Пруссии и Нидерландах эти спектакли вполне могли состояться.
Почему же так неестественно для русского царевича вел себя Петр? А потому что матерью Петра была не Наталья Кирилловна Нарышкина, а его якобы сестра Софья Алексеевна Романова (1657–1704).
Историк С. М. Соловьев, имевший возможность покопаться в архивах, называл ее «богатырь-царевной», которая смогла освободиться из терема, то есть выйти замуж. Софья Алексеевна в 1671 году обвенчалась с Фридрихом Вильгельмом Гогенцоллерном (1657–1713), сыном курфюрста Бранденбурга. В 1672 году у них родился младенец Петрус. Занять русский трон при существовавшей раскладке царевичей Петрусу было проблематично. Но англосаксонский Синедрион считал иначе и приступил к зачистке претендентов на русский престол и подготовке своего кандидата. Историк условно выделил три попытки захвата русского трона.
Все они сопровождались странными событиями. Царь Алексей Михайлович Романов умер как-то очень скоропостижно в 47 лет. Это произошло во время пребывания в Москве Великого посольства из Нидерландов во главе с Конрадом фон Кленком в 1675-1676 годах.
Очевидно, Конрада фон Кленка подослал к русскому царю английский король Вильгельм III Оранский после того, как Алексей Михайлович пригрозил ему санкциями. Похоже, что царя Алексея Михайловича Романова англосаксы отравили. Торопились освободить русский трон для своего кандидата. Гогенцоллерны стремились захватить православную Россию и насадить в ее народе протестантскую веру.
При таком подходе к биографии Петра I убираются и нестыковки с его крещением. Правильнее говорить о том, что Петра не крестили, а перекрестили из латинской веры в православную после смерти Алексея Михайловича. В это время действительно патриархом был уже Иоаким, а брат Федор достиг совершеннолетия. И тогда же Петра стали обучать русской грамоте. Согласно данным историка П. Н. Крекшина (1684–1769), обучение началось 12 марта 1677 года.
В это время в России наблюдался настоящий мор на царственных особ. Царь Федор Алексеевич что-то быстро отправился на тот свет, а Иван Алексеевич почему-то считался больным телом и духом. Остальные царевичи вообще умерли в младенчестве.
Первая попытка усадить Петра на трон в 1682 году с помощью потешных полков не увенчалась успехом – годков Петруше было маловато, да и якобы брат цесаревич Иван Алексеевич был жив-здоров и являлся законным претендентом на русский престол. Пришлось Петру и Софье возвращаться в родные Пенаты (Бранденбург) и ждать следующего подходящего случая. Подтверждением этому может служить тот факт, что до сих пор не найдено ни одного официального документа о том, что царевич Петр и его якобы сестра, то есть мамаша, Софья были в Москве с 1682 по 1688 год.
Педантичные «миллеры» и «шлецеры» нашли объяснение отсутствию Петра и Софьи в эти годы в Москве. Оказывается, с 1682 года в России правили два царя: Иван и Петр при регентстве Софьи Алексеевны. Это все равно, что два президента, два Папы римских, две королевы Елизаветы II. Однако в Православном государстве не могло быть такого двоевластия!
Из объяснения «миллеров» и «шлецеров» известно, что Иван Алексеевич правил прилюдно, а Петр Алексеевич скрывался в селе Преображенском, которого в те времена в Подмосковье и не существовало. Было село Ображенское. Видимо, название села по замыслу англосаксонских режиссеров должно было выглядеть как символ преображения России. И в это несуществующее село нужно было обязательно спрятать скромного барабанщика Петруса, который со временем должен был бы превратиться в Величайшего Преобразователя России.
А вот и не было этого! Петр прятался в Пруссии и готовился к миссии, вернее, его подготавливали. Это то, что было в действительности. Это разумно и логично. А вот официоз убеждает в другом. В том, что в селе Преображенском Петр занимался тем, что играл в войну, создав потешные полки. Для этого на реке Яузе был построен потешный городок-крепость Прешбург, который штурмовали бравые ребята.
Почему Миллер переместил Прешбург или Пресбург (современный город Братислава) с берега Дуная на берег Яузы-реки, приходится только гадать.
Не менее интересна другая история в биографии Петра I – история про то, как он обнаружил английский ботик (судно) в каком-то сарае села Измайлово. По версии Миллера, Петр любил от нечего делать бродить по селу Измайлово и заглядывать в чужие сараи. А вдруг что-то там есть! И точно! В одном сарае он обнаружил английский ботик!
Как он туда попал так далеко от Северного моря и Англии родимой? И когда же случилось это эпохальное событие? Историки мямлят, что где-то в 1686 или в 1688 году, но не уверены в своих предположениях.
Почему же так неубедительно выглядят сведения об этой замечательной символической находке? Да потому, что не могло быть никаких английских ботиков в московских сараях!
Вторая попытка захвата власти в России англосаксами в 1685 году также с блеском провалилась. Солдаты Семеновского (Симеоновского) и Преображенского полков, одетые в немецкую форму и размахивающие флагами, на которых красовалась дата «1683», второй раз пытались усадить на трон Петруса Фридриховича Гогенцоллерна.
В этот раз немецкую агрессию пресекли стрельцы под водительством князя Ивана Михайловича Милославского (1635-1685). И пришлось Петру, как и в предыдущий раз, бежать все тем же путем: в Пруссию транзитом через Троице-Сергиеву лавру.
Третья попытка немцев захвата власти в России началась несколько лет спустя и закончилась тем, что 8 июля 1689 года Петр стал единоличным правителем России, окончательно сместив своего брата Ивана.
Считается, что Петр привез из Европы после Великого посольства 1697-1698 годов, в котором он якобы участвовал, только астролябии и глобусы иноземные. Однако, согласно сохранившимся документам, также была произведена закупка оружия, наем иноземных войск и оплата содержания наемников вперед на полгода.
Что же получилось в итоге
Петр I был сыном царевны Софьи Алексеевны Романовой (Шарлотты) и Фридриха Вильгельма Гогенцоллерна (1657-1713), сына курфюрста Бранденбурга и первого короля Пруссии.
И казалось бы, зачем здесь историкам городить огород? Петр родился и воспитывался в Пруссии и по отношению к России он выступал как колонизатор. Что тут скрывать?
Никто же не скрывал и не скрывает, что Софья Августа Фредерика Ангальт-Цербская, которая маскировалась под псевдонимом Екатерины II, происходила из тех же самых мест. Она и была послана в Россию с тем же самым заданием, что и Петр. Фредерика должна была продолжить и закрепить его великие дела.
После реформ Петра I усилился раскол русского общества. Царский двор позиционировал себя немецким (англосаксонским) и существовал сам по себе и в свое удовольствие, а русский народ находился в параллельной реальности. В XIX веке эта элитная часть русского общества даже разговаривала на французском языке в салонах мадам Шерер и была чудовищно далека от простого народа.
Он бесстрашно вводил в России новые традиции, прорубая «окно» в Европу. Но одной «традиции», наверное, могли бы позавидовать все западные самодержцы. Ведь, как известно, «жениться по любви не может ни один король». Но Пётр Великий, первый российский император, смог бросить вызов обществу, пренебречь невестами дворянского рода и принцессами западноевропейских стран и жениться по любви…
Петру не исполнилось и 17 лет, когда мать решила его женить. Ранний брак, по расчетам царицы Натальи, должен был существенно изменить положение сына, а вместе с ним и ее самой. По обычаю того времени юноша становился взрослым человеком после женитьбы. Следовательно, женатый Петр уже не будет нуждаться в опеке сестры Софьи, наступит пора его правления, он переселится из Преображенского в палаты Кремля.
Кроме того, женитьбой мать надеялась остепенить сына, привязать его к семейному очагу, отвлечь от Немецкой слободы, где жили иностранные торговцы и мастеровые, и увлечений, не свойственных царскому сану. Поспешным браком, наконец, пытались оградить интересы потомков Петра от притязаний возможных наследников его соправителя Ивана, который к этому времени уже был женатым человеком и ждал прибавления семейства.
Евдокия Лопухина
Царица Наталья сама подыскала сыну невесту – красавицу Евдокию Лопухину, по отзыву современника, «принцессу лицом изрядную, токмо ума посреднего и нравом несходного своему супругу». Этот же современник отметил, что «любовь между ними была изрядная, но продолжалася разве токмо год».
Возможно, что охлаждение между супругами наступило даже раньше, ибо через месяц после свадьбы Петр оставил Евдокию и отправился на Переяславское озеро заниматься морскими потехами.
Анна Монс
В Немецкой слободе царь познакомился с дочерью виноторговца, Анной Монс. Один современник считал, что эта «девица была изрядная и умная», а другой, напротив, находил, что она была «посредственной остроты и разума».
Кто из них прав, сказать трудно, но веселая, любвеобильная, находчивая, всегда готовая пошутить, потанцевать или поддержать светский разговор Анна Монс была полной противоположностью супруге царя – ограниченной красавице, наводившей тоску рабской покорностью и слепой приверженностью старине. Петр отдавал предпочтение Монс и свободное время проводил в ее обществе.
Сохранилось несколько писем Евдокии к Петру и ни одного ответа царя. В 1689 году, когда Петр отправился на Переяславское озеро, Евдокия обращалась к нему с нежными словами: «Здравствуй, свет мой, на множество лет. Просим милости, пожалуй государь, буди к нам, не замешкав. А я при милости матушкиной жива. Женишка твоя Дунька челом бьет».
В другом письме, адресованном «лапушке моему», «женишка твоя Дунька», еще не подозревавшая о близком разрыве, просила разрешения самой прибыть к супругу на свидание. Два письма Евдокии относятся к более позднему времени – 1694 году, причем последнее из них полно грусти и одиночества женщины, которой хорошо известно, что она покинута ради другой.
В них уже не было обращения к «лапушке», супруга не скрывала своей горечи и не могла удержаться от упреков, называла себя «бесщастной», сетовала, что не получает в ответ на свои письма «ни единой строчки». Не упрочило семейных уз и рождение в 1690 году сына, названного Алексеем.
Она удалилась с Суздальский монастырь, где провела 18 лет. Избавившись от жены, Петр не проявлял к ней никакого интереса, и она получила возможность жить, как ей хотелось. Вместо скудной монастырской пищи ей подавали яства, доставляемые многочисленными родственниками и друзьями. Примерно лет через десять она завела любовника...
Только 6 марта 1711 года было объявлено, что у Петра появилась новая законная супруга Екатерина Алексеевна.
Настоящее имя Екатерины Алексеевны – Марта. При осаде Мариенбурга русскими войсками в 1702 году Марта, прислуга пастора Глюка, попала в плен. Некоторое время она была любовницей унтер-офицера, ее заметил фельдмаршал Шереметев, приглянулась она и Меншикову.
У Меншикова ее называли Екатериной Трубчевой, Катериной Василевской. Отчество Алексеевны она получила в 1708 году, когда при ее крещении в роли крестного отца выступил царевич Алексей.
Екатерина Алексеевна (Марта Скавронская)
Петр встретил Екатерину в 1703 году у Меншикова. Судьба уготовила бывшей служанке роль наложницы, а затем супруги незаурядного человека. Красивая, обаятельная и обходительная, она быстро завоевала сердце Петра.
А что сталось с Анной Монс? Связь царя с нею продолжалась более десяти лет и прекратилась не по его вине – фаворитка завела себе любовника. Когда об этом стало известно Петру, тот сказал: «Чтобы любить царя, надлежало иметь царя в голове», и велел содержать ее под домашним арестом.
Поклонником Анны Монс был прусский посланник Кейзерлинг. Любопытно описание встречи Кейзерлинга с Петром и Меншиковым, во время которой посланник испрашивал разрешения жениться на Монс.
В ответ на просьбу Кейзерлинга царь сказал, «что он воспитывал девицу Монс для себя, с искренним намерением жениться на ней, но так как она мною прельщена и развращена, то он ни о ней, ни о ее родственниках ни слышать, ни знать не хочет». Меншиков при этом добавил, что «девица Монс действительно подлая, публичная женщина, с которой он сам развратничал». Слуги Меншикова избили Кейзерлинга и спустили его с лестницы.
В 1711 году Кейзерлингу все же удалось жениться на Анне Монс, но через полгода он умер. Бывшая фаворитка пыталась еще раз выйти замуж, однако смерть от чахотки помешала этому.
Тайное венчание Петра Первого и Екатерины Алексеевны.
От Анны Монс Екатерина отличалась богатырским здоровьем, позволяющим ей без труда переносить изнурительную походную жизнь и по первому зову Петра преодолевать многие сотни верст бездорожья. Екатерина, кроме того, обладала незаурядной физической силой.
Камер-юнкер Берхольц описал, как однажды царь шутил с одним из своих денщиков, с молодым Бутурлиным, которому велел поднять на вытянутой руке свой большой маршальский жезл. Тот этого сделать не мог. «Тогда Его Величество, зная, как сильна рука у императрицы, подал ей через стол свой жезл. Она привстала и с необыкновенной ловкостью несколько раз подняла его над столом прямою рукою, что всех нас немало удивило».
Екатерина сделалась необходимой Петру, и письма царя к ней достаточно красноречиво отражают рост его привязанности и уважения. «Приезжайте на Киев не мешкав», – писал царь к Екатерине из Жолквы в январе 1707 года. «Для бога, приезжайте скорей, а ежели за чем невозможно скоро быть, отпишите, понеже не без печали мне в том, что ни слышу, ни вижу вас», – писал он из Петербурга.
Проявлял царь заботу о Екатерине и о своей внебрачной дочери Анне. «Ежели что мне случится волею божиею, – сделал он письменное распоряжение в начале 1708 года перед отправлением в армию, – тогда три тысячи рублей, которые ныне на дворе господина князя Меншикова, отдать Екатерине Василевской и с девочкою».
Новый этап во взаимоотношениях Петра и Екатерины наступил после того, как она стала его супругой. В письмах после 1711 года фамильярно-грубоватое «здравствуй, матка!» заменилось нежным: «Катеринушка, друг мой, здравствуй».
Изменилась не только форма обращения, но и тональность записок: на смену лаконичным письмам-повелениям, похожим на команду офицера своим подчиненным, вроде «как к вам сей доноситель приедет, поезжайте сюды не мешкав», стали приходить письма с выражением нежных чувств к близкому человеку.
В одном из писем Петр советовал во время поездки к нему быть осторожной: «Для бога бережно поезжай и от батальонов ни на ста сажень не отъезжай». Супруг доставлял ей радость дорогим подарком, либо заморскими лакомствами.
Сохранилось 170 писем Петра к Екатерине. Только очень немногие из них носят деловой характер. Однако в них царь не обременял свою супругу ни поручениями что-либо выполнить или проверить выполнение задания кем-либо другим, ни просьбой дать совет, он лишь ставил в известность о случившемся – о выигранных сражениях, о своем здоровье.
«Я курс кончил вчерась, воды, слава Богу, действовали зело изрядно; как будет после?» – писал он из Карлсбада, или: «Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я слышу, что ты скучаешь, а и мне не безскучно же, однако можем разсудить, что дела на скуку менять не надобно».
Императрица Екатерина Алексеевна
Одним словом, Екатерина пользовалась любовью и уважением Петра. Сочетаться браком с безвестной пленницей и пренебречь невестами боярского рода либо принцессами западноевропейских стран было вызовом обычаям, отказом от освященных веками традиций. Но Петр позволял себе и не такие вызовы.
Объявляя Екатерину супругой, Петр думал также о будущем прижитых с ней дочерей – Анны и Елизаветы: «Еже я учинить принужден для безвестного сего пути, дабы ежели сироты останутця, утче бы могли свое житие иметь».
Екатерина была наделена внутренним тактом, тонким пониманием характера своего вспыльчивого супруга. Когда царь находился в состоянии ярости, никто не решался подойти к нему. Кажется, она одна умела успокаивать Царя, без страха смотреть в его пылавшие гневом глаза.
Блеск двора не затмил в ее памяти воспоминаний о происхождении.
«Царь, – писал современник, – не мог надивиться ее способности и умению превращаться, как он выражался, в императрицу, не забывая, что она не родилась ею. Они часто путешествовали вместе, но всегда в отдельных поездах, отличавшихся – один величественностью своей простоты, другой своей роскошью. Он любил видеть ее всюду.
Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при которых бы она не являлась». Другой иностранный дипломат тоже имел возможность наблюдать проявление Петром внимательности и теплоты к супруге: «После обеда царь и царица открыли бал, который продолжался около трех часов; царь часто танцевал с царицей и маленькими царевнами и много раз целовал их; при этом случае он обнаружил большую нежность к царице, и можно сказать по справедливости, что, несмотря на неизвестность ее рода, она вполне достойна милости такого великого монарха».
Этот дипломат дал единственное дошедшее до нас описание внешности Екатерины, совпадающее с ее портретным изображением: «В настоящую минуту (1715 год) она имеет приятную полноту; цвет лица ее весьма бел с примесью природного, несколько яркого румянца, глаза у нее черные, маленькие, волосы такого же цвета длинные и густые, шея и руки красивые, выражение лица кроткое и весьма приятное».
Екатерина действительно не забывала о своем прошлом. В одном из ее писем к супругу читаем: «Хотя и есть, чаю, у вас новые портомои, однакож и старая не забывает», – так она в шутливой форме напоминала, что в свое время была прачкой. В общем, с ролью супруги царя она справлялась легко и непринужденно, будто этой роли ее обучали с детства.
«Любил Его Величество женский пол», – отметил один из современников. Этот же современник записал рассуждения царя: «Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны».
Екатерина снисходительно относилась к мимолетным связям своего супруга и даже сама поставляла ему «метресишек». Как-то, находясь за границей, Петр отправил ответ на письмо Екатерины, в котором она в шутку упрекала его в интимных связях с другими женщинами. «А что шутить о забавах, и тово нет у нас, понеже мы люди старые и не таковские».
«Понеже, – писал царь супруге в 1717 году, – во время питья вод домашней забавы доктора употреблять запрещают, того ради я метресу свою отпустил к вам». Ответ Екатерины был составлен в таком же духе: «А я больше мню, что вы оную (метресишку) изволили за ее болезнью отправить, в которой она и ныне пребывает, и для лечения изволила поехать в Гаагу; и не желала б я, от чего боже сохрани, чтоб и галан той метресишки таков здоров приехал, какова она приехала».
Тем не менее его избраннице пришлось бороться с соперницами даже после брака с Петром и восшествия на престол, ибо и тогда некоторые из них угрожали ее положению супруги и государыни. В 1706 году в Гамбурге Петр пообещал дочери одного лютеранского пастора развестись с Екатериной, так как пастор соглашался отдать свою дочь только законному супругу.
Шафиров получил уже приказание приготовить все нужные документы. Но, к несчастью для себя, слишком доверчивая невеста согласилась вкусить от радостей Гименея раньше, чем был зажжен его факел. После этого ее выпроводили, уплатив ей тысячу дукатов.
Чернышёва Авдотья Ивановна (Евдокия Ржевская)
Героиня другого, менее мимолетного увлечения была, как полагают, очень близка к решительной победе и к высокому положению. Евдокия Ржевская была дочерью одного из первых приверженцев Петра, род которого по древности и знатности соперничал с родом Татищевых.
Пятнадцатилетней девочкой она была брошена на ложе царя, а в шестнадцать лет Петр выдал ее замуж за искавшего повышения по службе офицера Чернышева и не порывал связи с ней. У Евдокии родилось от царя четыре дочери и три сына; по крайней мере, его называли отцом этих детей. Но, принимая во внимание чересчур легкомысленный нрав Евдокии, отцовские права Петра были более чем сомнительны.
Это очень уменьшало ее шансы, как фаворитки. Если верить скандальной хронике, ей удалось добиться только знаменитого приказания: «Пойди и выпори Авдотью». Такое приказание было дано ее мужу ее любовником, заболевшим и считавшим Евдокию виновницей своей болезни. Петр обыкновенно называл Чернышеву: «Авдотья бой-баба». Мать ее была знаменитая «князь-игуменья».
Приключение с Евдокией Ржевской не представляло бы никакого интереса, если бы оно было единственным в своем роде. Но, к несчастью, ее легендарный образ очень типичен, в чем и заключается печальный интерес этой страницы истории; Евдокия олицетворяла собой целую эпоху и целое общество.
Незаконнорожденное потомство Петра по многочисленности равняется потомству Людовика XIV, хотя, быть может, предание и преувеличивает немного. Например, незаконность происхождения сыновей г-жи Строгановой, не говоря о других, ничем исторически не удостоверена. Известно только, что их мать, урожденная Новосильцева, была участницей оргий, отличалась веселым нравом и пила горькую.
Мария Гамильтон перед казнью
Весьма любопытна история еще одной фрейлины – Марии Гамильтон. Само собой разумеется, что сентиментальный роман, созданный из этой истории воображением некоторых писателей, так и остается фантастическим романом. Гамильтон была, по-видимому, довольно пошлым созданьицем, и Петр не изменил себе, проявив свою любовь к ней на свой лад.
Как известно, одна из ветвей большого шотландского рода, соперничавшего с Дугласами, переселилась в Россию в эпоху, предшествовавшую большому эмигрантсткому движению в XVII веке и приближающуюся ко времени Ивана Грозного. Род этот вступил в родство со многими русскими фамилиями и казался совсем обрусевшим задолго до вступления на престол царя-реформатора. Мария Гамильтон была внучкой приемного отца Натальи Нарышкиной, Артамона Матвеева. Она была недурна собой и, будучи принята ко двору, разделила участь многих ей подобных. Она вызвала только мимолетную вспышку страсти Петра.
Овладев ею мимоходом, Петр тотчас же ее бросил, и она утешилась с царскими денщиками. Мария Гамильтон несколько раз была беременна, но всякими способами избавлялась от детей. Чтобы привязать к себе одного из своих случайных любовников, молодого Орлова, довольно ничтожного человека, грубо с ней обращавшегося и обиравшего ее, она украла у императрицы деньги и драгоценности.
Все ее большие и маленькие преступления открылись совершенно случайно. Из кабинета царя пропал довольно важный документ. Подозрение пало на Орлова, так как он знал об этом документе, а ночь провел вне дома. Позванный к государю для допроса, он перепугался и вообразил, что попал в беду из-за связи с Гамильтон. С криком «виноват!» он упал на колени и покаялся во всем, рассказав и о кражах, которыми он воспользовался, и об известных ему детоубийствах. Началось следствие и процесс.
Несчастная Мария обвинялась главным образом в произнесении злонамеренных речей против государыни, слишком хороший цвет лица которой вызывал ее насмешки. Действительно, тяжкое преступление... Чтобы там ни говорили, на этот раз Екатерина проявила довольно много добродушия. Она сама ходатайствовала за преступницу и даже заставила вступиться за нее царицу Прасковью, пользовавшуюся большим влиянием.
Заступничество царицы Прасковьи имело тем большее значение, что всем было известно, как мало, обыкновенно, она была склонна к милосердию. По понятиям старой Руси для таких преступлений, как детоубийство, находилось много смягчающих вину обстоятельств, а царица Прасковья во многих отношениях была настоящей русской старого закала.
Но государь оказался неумолим: «Он не хочет быть ни Саулом, ни Ахавом, нарушая Божеский закон из-за порыва доброты». Действительно ли он так уважал Божеские законы? Возможно. Но он вбил себе в голову, что у него отняли нескольких солдат, а это было непростительным преступлением. Марию Гамильтон несколько раз пытали в присутствии царя, но до самого конца она отказывалась назвать имя своего сообщника. Последний же думал только о том, как бы оправдаться, и во всех грехах обвинял ее. Нельзя сказать, что этот предок будущих фаворитов Екатерины II вел себя как герой.
14 марта 1714 года Мария Гамильтон пошла на плаху, как рассказывал Шерер, «в белом платье, украшенном черными лентами». Петр, очень любивший театральные эффекты, не мог не откликнуться на это последнее ухищрение предсмертного кокетства. Он имел мужество присутствовать при казни и, так как никогда не мог оставаться пассивным зрителем, принял в ней непосредственное участие.
Он поцеловал осужденную, увещевал ее молиться, поддерживал в своих объятиях, когда она потеряла сознание, – потом удалился. Это был сигнал. Когда Мария подняла голову, царя уже сменил палач. Шерер сообщил потрясающие подробности: «Когда топор сделал свое дело, царь возвратился, поднял упавшую в грязь окровавленную голову и спокойно начал читать лекцию по анатомии, называя присутствовавшим все затронутые топором органы и настаивая на рассечении позвоночника. Окончив, он прикоснулся губами к побледневшим устам, которые некогда покрывал совсем иными поцелуями, бросил голову Марии, перекрестился и удалился».
Весьма сомнительно, чтобы фаворит Петр Меншиков, как это утверждали некоторые, нашел уместным принять участие в предании суду и в осуждении несчастной Гамильтон, чтобы оградить интересы своей покровительницы Екатерины. Эта соперница ничуть не была для нее опасна. Несколько времени спустя у Екатерины нашлись основания для более серьезной тревоги. В депеше Кампредона от 8 июня 1722 года говорится: «Царица опасается, что если княжна родит сына, то царь, по ходатайству Валахского господаря, разведется с женой и женится на своей любовнице».
Речь шла о Марии Кантемир.
Мария Кантемир
Господарь Дмитрий Кантемир, бывший союзником Петра во время несчастного похода 1711 года, потерял свои владения при заключении Прутского договора. Найдя приют в Петербурге, он томился там в ожидании обещанного ему возмещения убытков. Довольно долго казалось, что дочь вознаградит его за потерянное.
Когда Петр в 1722 году отправился в поход на Персию, его любовная интрига с Марией Кантемир тянулась уже несколько лет и казалась близкой к развязке, роковой для Екатерины. Обе женщины сопровождали царя во время похода. Но Мария принуждена была остаться в Астрахани, так как была беременна. Это еще больше укрепило уверенность ее приверженцев в ее победе.
После смерти маленького Петра Петровича у Екатерины не было больше сына, которого Петр мог бы сделать своим наследником. Предполагалось, что если по возвращении царя из похода Кантемир подарит ему сына, то Петр без колебаний отделается от второй жены так же, как освободился от первой. Если верить Шереру, друзья Екатерины нашли способ избавиться от опасности: вернувшись, Петр застал свою любовницу тяжело больной после преждевременных родов; опасались даже за ее жизнь.
Екатерина торжествовала, а роман, едва не погубивший ее, казался отныне обреченным на такой же пошлый конец, как и все прежние. Незадолго до смерти государя один угодливый субъект, подобный Чернышеву и Румянцеву, предлагал «для виду» жениться на княжне, все еще любимой Петром, хотя и лишившейся честолюбивых надежд.
Судьба благополучно выводила Екатерину из всех испытаний. Торжественное коронование сделало ее положение совершенно недосягаемым. Честь любовницы была реабилитирована браком, а положение супруги, бдительно охраняющей семейный очаг, и государыни, разделяющей все почести, воздаваемые высокому сану, вознесли ее окончательно и дали ей совершенно особое место среди беспорядочной женской толпы, где служанки из гостиницы шли рука об руку с дочерями шотландских лордов и с молдаво-валахскими княжнами. И вдруг среди всей этой толпы возник совершенно неожиданный образ, образ целомудренной и уважаемой подруги.
Появившаяся в этой роли знатная польская дама, славянка по происхождению, но получившая западное воспитание, была очаровательна в полном смысле этого слова. Петр наслаждался обществом г-жи Сенявской в садах Яворова. Много часов провели они вместе при постройке барки, в прогулках по воде, в разговорах. Это была настоящая идиллия. Елизавета Сенявская,
урожденная княжна Любомирская, была женой коронного гетмана Сенявского, решительного сторонника Августа против Лещинского. Она прошла через мятежную жизнь грубого завоевателя, избежав злословия. Петр восхищался не столько ее довольно посредственной красотой, сколько ее редким умом. Ему нравилось ее общество.
Он выслушивал ее советы, порой ставившие его в затруднительное положение, так как она поддерживала Лещинского, но не протеже царя и своего собственного мужа. Когда царь сообщил ей о своем намерении отпустить всех приглашенных им на службу иностранных офицеров, она дала ему наглядный урок, отослав немца, управлявшего оркестром польских музыкантов; даже мало чувствительное ухо царя не могло вынести начавшейся тотчас разноголосицы.
Когда он заговорил при ней о своем проекте превратить в пустыню русские и польские области, лежащие на пути Карла XII в Москву, она перебила его рассказом о дворянине, который с целью наказать свою жену задумал сделаться евнухом. Она была прелестна, и Петр поддавался ее очарованию, усмиренный, облагороженный ее присутствием, как будто преобразившийся от соприкосновения с этой чистой и утонченной натурой, одновременно и нежной и сильной...
В 1722 году Петр, почувствовав, что силы оставляют его, опубликовал Устав о наследии престола. Отныне назначение наследника зависело от воли государя. Вполне вероятно, что царь остановил свой выбор на Екатерине, ибо только этим выбором можно объяснить намерение Петра провозгласить свою супругу императрицей и затеять пышную церемонии ее коронации.
Вряд ли Петр обнаружил государственную мудрость у своего «друга сердешненького», как он называл Екатерину, но у нее, как ему казалось, было одно важное преимущество: его окружение было одновременно и ее окружением.
В 1724 году Петр часто болел. 9 ноября был арестован 30-летний щеголь Монс, брат бывшей фаворитки Петра. Он обвинялся в сравнительно мелких по тем временам хищениях из казны. Не прошло и недели, как палач отрубил ему голову. Однако молва связывала казнь Монса не с злоупотреблениями, а с его интимными отношениями с императрицей. Петр позволял себе нарушать супружескую верность, но не считал, что таким же правом обладает и Екатерина. Императрица была моложе своего супруга на 12 лет...
Отношения между супругами стали натянутыми. Петр так и не воспользовался правом назначать себе приемника на престол и не довел акт коронации Екатерины до логического конца.
Болезнь обострилась, и большую часть последних трех месяцев жизни Петр проводил в постели. Петр скончался 28 января 1725 года в страшных мучениях. Тело умершего супруга Екатерина, провозглашенная в тот же день императрицей, оставила непогребенным сорок дней и ежедневно дважды его оплакивала. «Придворные дивились, – заметил современник, – откуда столько слез берется у императрицы...»
: https://www.oneoflady.com/2013/09/blog-post_4712.html
По даным различных социологических опросов, Петр I и в наше время остается одной из самых популярных исторических личностей. Его по-прежнему возвеличивают скульпторы, ему слагают оды поэты, о нем восторженно отзываются политики.
Но соответствовал ли реальный человек Петр Алексеевич Романов тому образу, который стараниями писателей и кинематографистов был внедрен в наше сознание?
Кадр из фильма "Петр Первый" по роману А. Н. Толстого ("Ленфильм", 1937 - 1938 гг., реж. Владимир Петров,
в роли Петра - Николай Симонов, в роли Меншикова - Михаил Жаров):
Этот достоточно объемный по содержанию пост , состоящий из нескольких частей, посвящен разоблачению мифов о пером российском императоре, которые до сих пор кочуют из книги в книгу, из учебника в учебник, и из фильма в фильм.
Начнем с того, что большинство представляет Петра I абсолютно не таким, каким он был на самом деле.
По фильмам Петр - огромный человек с богатырским телосложением и таким же здоровьем.
На самом же деле при росте в 2 метра 4 сантиметра (действительно, огромном по тем, да и весьма внушительным по нашим временам) он был неимеверно худым, с узкими плечами и торсом, непропорционально маленькой головой и размером ноги (около 37 размера и это при таком-то росте!), с длинными руками и паукообразными пальцами. В общем, нелепая, нескладная, неуклюжая фигура, урод уродом.
Сохранившаяся до наших дней в музеях одежда Петра I настолько мала, что ни о каким богатырском телосложении не может быть и речи. Кроме того, Петр страдал нервными припадками, вероятно эпилептического характера, постоянно болел, никогда не расставался с походной аптечкой с множеством лекарств, которые принимал ежедневно.
Не стоит доверять и придворным портретистам и скульпторам Петра.
Например, известный исследователь петровской эпохи историк Е. Ф. Шмурло
(1853 - 1934) следующим образом описывает свое впечатление от знаменитого бюста Петра I работы Б. Ф. Растрелли:
"Полный духовной мощи, непреклонной воли повелительный взор, напряженная мысль роднят этот бюст с Моисеем Микеланджело. Это поистине грозный царь, могущий вызвать трепет, но в то же время величавый, благородный".
Отдако точнее передает облик Петра гипсовая маска снятая с его лица в 1718 году отцом великого архитектора - Б. К. Растрелли , когда царь вел следствие об измене царевича Алексея.
Вот как описывает её художник А. Н. Бенуа (1870 - 1960): "Лицо Петра сделалось в это время мрачным, прямо ужасающим своей грозностью. Можно представить себе, какое впечатление должна была производить эта страшная голова, поставленная на гигантском теле, при этом ещё бегающие глаза и страшные конвульсии, превращавшие это лицо в чудовищно фантастический образ".
Разумеется, реальная внешность Петра I была совершенно не такой, какая предстает перед нами на его парадных портретах.
Например, этих:
Портрет Петра I (1698 г.) работы немецкого художника
Готфрида Кнеллера (1648 - 1723)
Портрет Петра I со знаками Ордена Святого Андрея Первозванного (1717 г.)
работы французского живописца Жан-Марка Натье (1685 - 1766)
Обратите внимание, что между написанием этого портрета и изготовлением прижизненной маски Петра
Растрелли прошел всего год. Что, неужели похожи?
Самый популярный в настоящее время и весьма романтизированный
с соответствии с временем создания (1838 г.) портрет Петра I
работы французского художника Поля Делароша (1797 - 1856)
Стараясь быть объективным, не могу не отметить, что и памятник Петру I , работы скульптора Михаила Шемякина , выполненный им в США и установленный в Петропавловской крепости в 1991 году , тоже мало соответствует реальному образу первого российского императора, хотя, вполне возможно, скульптор стремился воплотить тот самый "чудовищно фантастический образ" , о котором говорил Бенуа.
Да, лицо Петра было выполнено с его посмертной восковой маски (слепка Б. К. Растрелли). Но Михаил Шемякин при этом сознатиельно, добиваясь определенного эффекта, увеличил пропорции тела почти в полтора раза. Поэтому памятник получился гротескным и неоднозначным (кто-то им восторгается, а кто-то ненавидит).
Впрочем, очень неоднозначной является и сама фигура Петра I, о чем я и хочу рассказать всем, кто интересуется отечественной историей.
В заключение этой части еще об одном мифе, касающемся смерти Петра I .
Умер Петр не от того, что простудился, спасая бот с утопающими во время наводнения в Петербурге в ноябре 1724 года (хотя такой случай действительно был, и он привел к обострению хронических болезней царя); и не от сифилиса (хотя ещё с юности Петр был крайне неразборчив в своих связях с женщинами и имел целый букет венерических заболеваний); и не от того, что его отравили какими-то "специально подаренными конфетами", - все это широко распространенные мифы.
Не выдерживает никакой критики и официальная версия, оглашенная после смерти императора, согласно которой причиной его смерти стало воспаление легких.
В действительности же у Петра I было запущенное воспаление мочеискускательного канала (этой болезнью он страдал еще с 1715, по некоторым сведениям, даже с 1711 года). Болезнь обострилась в августе 1724 г. Лечащие врачи - англичанин Горн и итальянец Лацаретти безуспешно пытались с ней справится. С 17 января 1725 г. Петр уже не вставал с постели, 23 января потерял сознание, в которое уже никогда более вплоть до своей смерти 28 января не возвращался.
"Петр на смертном одре"
(художник Н. Н. Никитин, 1725 г.)
Врачи провели операцию, но было уже поздно, спустя 15 часов после неё Петр I скончался не приходя в сознание и не оставив завещания.
Так что, все рассказы о том, как в последний момент умирающий император пытался начертать на завещании свою последнюю волю, но успел написать только "Оставить всё..." , также являются не более чем мифом, или если хотите легендой.
В следующей короткой части , чтобы не нагонять на вас тоску, приведу исторический анекдот о Петре I , который, впрочем, тоже относится к мифам об этой неоднозначной личности.
Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.