Родился 18 октября 1973г. в Москве в актерской семье. С 1990 по 1994 год учился в Школе-студии МХАТ на курсе О.П. Табакова. Еще во время учебы начал играть в «подвальном» театре, участвуя в спектаклях «Страсти по Бумбарашу» и «Билокси-блюз». С 1994 года стал актером Театра Олега Табакова. Первой значимой ролью стал Иван Кулаченко в спектакле Евгения Каменьковича «Затоваренная бочкотара». Впоследствии в этом же спектакле играл главную роль Володи Телескопова. Сыграл Квартального в спектакле Сергея Газарова «Ревизор», Давида Шварца в спектакле Олега Табакова «Матросская тишина», Петра в спектакле «Последние» режиссера Адольфа Шапиро. В 1995 г. сыграл главную роль Александра в спектакле Андрея Житинкина «Псих». Спектакль получил невероятное признание и быстро стал одним из «хитов» театральной Москвы. Сергея Безрукова пресса назвала «самым перспективным открытием сезона» и «новой театральной звездой». В дальнейшем репертуаре артиста - Клиничев и Ступак (спектакль Валерия Фокина «Анекдоты»), Саратов в спектакле Владимира Машкова «Звездный час по местному времени», Писатель в спектакле «Старый квартал» (режиссер Андрей Житинкин). В 1997 году вышел спектакль Олега Табакова «На всякого мудреца довольно простоты», где актер сыграл роль Глумова, ставшей большой удачей актера. На сцену в этой роли актер выходил больше десяти лет, исполнив ее почти 200 раз. Одной из самых заметных ролей стал и сыгранный Безруковым Феликс Круль в спектакле «Признания авантюриста Феликса Круля» режиссера Андрея Житинкина. Затем играл Алешку в «На дне» (режиссер Адольф Шапиро) и Фигаро в спектакле Константина Богомолова «Безумный день, или Женитьба Фигаро».

Сергей Безруков и сегодня выходит на сцену «Табакерки», исполняя роль Павла Ивановича Чичикова в спектакле Миндаугаса Карбаускиса «ПОХОЖДЕНИЕ, составленное по поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Сергей Безруков - один из самых востребованных киноактеров. В его фильмографии - Василий Сталин в «Московской саге», Сергей Есенин в фильме «Есенин», Иешуа в фильме «Мастер и Маргарита», Пушкин в одноименном фильме, Владимир Каппель в «Адмирале», Владимир Высоцкий в фильме «Спасибо, что живой». Многие спектакли, в том числе спектакли «подвального театра» с участием Сергея Безрукова были смонтированы и выпущены на DVD. Среди них - «Псих», «Последние», «Признания авантюриста Феликса Круля», «ПОХОЖДЕНИЕ». В 2008 году Сергей Безруков вошел в десятку лучших киноактеров рейтинга зрительских спектаклей по версии сайта kino-teatr.ru и с тех пор ни разу его не покидал.

Более десяти лет был партнером Олега Табакова в легендарном спектакле Художественного театра «Амадей», играя роль Моцарта. Участвовал в спектаклях Московского театра им. М.Н. Ермоловой и ряде антрепризных проектов.

В 2013г. покинул труппу театра в связи с назначением на должность художественного руководителя Областного дома искусств «Кузьминки», который по инициативе актера был преобразован в Московский Губернский театр под руководством Сергея Безрукова.

Театр Табакова выпустил спектакль, предназначенный для большой сцены. Малая сцена замыслу режиссера Миндаугаса Карбаускиса и сценографа Сергея Бархина была бы, пожалуй, слишком тесна. Вот картина. Край подмостков залит грязной жижей. По ней из одной кулисы шлепает ребенок в картузе и с портфелем - это отправившийся в долгое плавание Павлуша Чичиков. Минуту спустя в том же картузе и с тем же портфелем по жиже чавкает Чичиков Пал Иваныч - Сергей Безруков. Другого пути, кроме лужи, у Чичикова нет: вплотную к разбитой дороге стоит облупившаяся до дранки стена - столичный департамент, где Чичикову объяснили, что мертвые души могут приносить доход. Постепенно плоская картинка приобретает объем: стены, будь то дом Манилова, Собакевича или Плюшкина, разъезжаются одна за другой, как диафрагма фотообъектива, покуда не разверзнется в самой глубине пустой черный проем. Персонажи, сбыв на руки Чичикову мертвяков и угомонившись, засыпают в своих креслах. Маленький Чичиков, забравшись на колени к чете Маниловых, засыпает тоже. А в проеме, пуская пар ноздрями, жуют солому натуральные, дивно красивые кони. По всему видать - это и есть тройка-Русь.

Круг интерпретаций нарисованной Карбаускисом картины - шире некуда, и режиссер ни на одной не настаивает (возможность разночтений - свойство хороших пьес, спектакли такого свойства - раритет). Что это было? Сон Павлика про то, как он выбрался из грязи в князи? Хождение по кругам нелепого русского ада? Всему тут можно придумать свою трактовку: к примеру, усмотреть в конструкции Карбаускиса, начисто лишенной зловещего дыма и загробных теней, сходство с рациональными построениями абсурдистов. А можно расслабиться и рассматривать вереницу дуэтов, благо и тут есть на что посмотреть. Олег Табаков играет Плюшкина витальным, жадным в первую очередь до самой жизни. Собакевич Бориса Плотникова - генеральской выправки и принципов старик; Ноздрев Дмитрия Куличкова - плут, поднабравшийся удали и манер у заезжих гусар; Коробочка Ольги Блок-Миримской - плотоядная фифа; уездная дама Ольги Барнет - пожилая Рената Литвинова… Сам Безруков - феномен, на каждом шагу опровергающий расхожее представление о том, что таланту должны сопутствовать вкус и чувство меры, - играет то, что переполняет все его существо: живость, неспособность стоять на одном месте долее одной минуты и беспримерное себялюбие. Но работает он куда сдержанней, чем можно было от него ожидать, и все его качества здесь к месту. Он подвижен и точен в каждом движении, как Фред Астер; его Чичиков не плут, не злодей, не порождение чудовищной системы. Он (и тут Безруков еще плотнее приближает Чичикова к нашим временам, чем режиссер, зарифмовавший Гоголя с Беккетом) имморалист и стопроцентно наш человек. Из нынешних.

Александр Соколянский («Время новостей»):
«В спектакле Карбаускиса, сыгранном на сцене МХТ, мы не обнаружим ни глубинного трагизма „Мертвых душ“, ни гоголевского мистицизма, просвечивающего сквозь словесную ткань поэмы, ни знаменитых „лирических отступлений“, но что-то, не позволяющее забыть об их наличии, все-таки имеется. Например, пластика Сергея Безрукова (Чичиков), который умеет как-то вдруг замечательно скорчиться, съежиться и просеменить к собеседнику на цыпочках, высоко вскидывая согнутые в коленях ноги. Не то перед нами одна из крыс, приснившихся Городничему, не то „трясущийся, хилый бесенок с жабьей кровью“, исконный враг и мучитель Гоголя, о котором писал в своем эссе (1944) Владимир Набоков, - а ведь секунду назад персонаж Безрукова лучился поддельным (но сколь похожим на натуральное!) обаянием».

Ксения Ларина («Театральные Новые известия»):
«Миндаугас Карбаускис поставил спектакль о «традиционных российских ценностях». О том, как мы холим и лелеем то, что в ином обществе называется преступлением. О нашем врожденном умении обращать грех в добродетель и засыпать умиротворенным сном, не слыша и не замечая, как горит земля под нашими ногами. «Русь-тройка» мирно пасется за воротами и, судя по всему, мчаться ей некуда. Да и не нужно«.

Григорий Заславский («Независимая газета»):
«…Грязь чавкает под ногами, задавая звук и ритм спектакля. За первой „драной“ стеной открывается другая, за нею - третья. Своей неизбежностью и неизменностью они открывают безрадостную перспективу российской жизни, в которой единственное светлое пятно - конечно, Чичиков с его детскими фантазиями».

Ольга Фукс («Вечерняя Москва»):
«Чичиков у Безрукова вышел натурой чрезвычайно впечатлительной, возбудимой, как самый чувствительный локатор. В который раз за последнее время Чичиков предстает не «мелким коммивояжером дьявола» (Набоков), а лицом, так сказать, сострадательного наклонения, с талантом и даже душой, которого угораздило родиться в России».

ПОХОЖДЕНИЕ, составленное по поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»

спектакль Театра Табакова

Пресса о спектакле:

Признания красавчика-людоеда. Десять лет спустя
«Час» (Рига), 12.02.2007

Лиана Хусаинова, Страстной бульвар 10, № 8, 04.2006

В театре под руководством Олега Табакова прошла премьера спектакля «ПОХОЖДЕНИЕ, составленное по поэме Н. В. Гоголя „Мертвые души“» в постановке Миндаугаса Карбаускиса. Поэма Гоголя оказалась как никогда востребована сегодняшним театром: в один день с премьерой «Табакерки» состоялась премьера и в Театре кукол им. Образцова, а еще в начале сезона «Мертвые души» были поставлены в театре им. Маяковского.

Задолго до премьеры Карбаускис признался в одном из интервью: «Мертвые души» должен делать не русский человек, с другим менталитетом. Может, потому что это написано не в России, ведь взгляд Гоголя находится под влиянием другой культуры". Было ясно, что при таком акценте спектакль самого молодого из ведущих режиссеров современного театра станет если не самой значительной, то уж точно самой непривычной интерпретацией классического текста.

Начать хотя бы с того, что зрителю, пришедшему на спектакль, нет никакой необходимости знать поэму «Мертвые души» — в отличие, например, от любимовских инсценировок прозы, которые невозможно понять и оценить по достоинству без хорошего знания первоисточника. Здесь же предпочтительнее даже вовсе не читать предварительно «Мертвых душ», ибо зрителя, предвкушающего увидеть на сцене эту поэму, знакомую и читанную вдоль и поперек, ждет разочарование.
Они не увидят здесь дорогих их сердцу, знакомых с детства по картинкам в школьных учебниках гоголевских персонажей. Ни патологического скупердяя Плюшкина, доживающего свой век среди гниющего старья, которое никак нельзя выкинуть, ибо — добро, свое, нажитое! Ни утонченно-праздного Манилова, — любителя греческого языка и особенно экзотично-греческих имен, — воплощение бесплодных мечтаний, и не пытающихся хоть когда-нибудь воплотиться. Ни жуткого, невозможного хама Ноздрева, от которого можно спастись только позорным бегством. За всем этим милости просим на спектакль Сергея Арцибашева в театре им. Маяковского. У Карбаускиса ничего этого нет, как нет и самой поэзии Гоголевских «Мертвых душ», с его ностальгическими размышлениями о Руси, птице-тройке и проч.

Впрочем, режиссер и не скрывает, что перед нами всего лишь «фантазия на тему». Взяв за основу только главную интригу поэмы — грандиозную аферу, предпринятую Чичиковым, режиссер попытался предложить нам свое собственное размышление о России, содрав с поэмы Гоголя все, что показалось ему лишним. Содрана «штукатурка» хрестоматийности с известных персонажей, убраны всевозможные красоты, лирические отступления и подробности, — так же как очищены от штукатурки, обнажены до дранки стены-ширмы в условном сценическом городе NN в сценографии Сергея Бархина. Поэтому и понадобилось режиссеру в самом начале повесить на ободранной стене настоящую афишу театра к спектаклю «Похождение». Чичиков в исполнении Сергея Безрукова с нарочитым усердием изучает список действующих лиц и исполнителей, срывает его со стены и затем уже отправляется в путь за мертвыми душами — со свитком-картой-афишей под мышкой. Прием отнюдь не новый, но, по крайней мере, сразу предупреждающий, что театр будет играть, даже хулиганить с известным текстом.
Тем любопытнее, каким же образом решил режиссер расправиться с главным героем «Мертвых душ».

В отличие от гоголевского персонажа, этот Чичиков вступает в жизнь прямо на наших глазах. У него нет предыстории, он - чистый лист. В прологе отец и мать трогательно прощаются c маленьким Павлушей, и мальчик уходит от них по раскисшей грязной дороге: вдоль всей авансцены — канава, заполненная настоящей грязью, в которой ноги утопают по щиколотку, и иначе, как в обрезанных валенках с калошами, пройти по ней ну никак невозможно. Спустя секунду, на сцене появляется уже взрослый Павел Иванович в исполнении Сергея Безрукова. Он еще весь оттуда, из детства, он еще по-юношески открыт, но уже изворотлив. Знает, на какую приманку можно поймать вечно спешащего чиновника — и вот клубочек шерсти, выуженный Чичиковым из грязи, превращается в удочку, на которую насаживается увесистый кошелек. Минута ожидания — и чиновник «пойман»! Ну а тот уже в благодарность научит Чичикова, как стать обладателем «сокровищ не на небе, а на земле»: надо стать ловцом душ. Мертвых.

Безруков — Чичиков передвигается по грязи с изяществом и проворством жучка-водомерки — словно он плоть от плоти этой чавкающей жижи, с которой все начинается и все заканчивается. Она — суть этого мирка, — и из нее так хочется выбраться! Любыми путями. Из грязи в князи. И как тут не вспомнить характеристику, которую в порыве наигранного самоуничижения дает себе гоголевский Чичиков — «я ничтожнейший червь земли»? Эта характеристика великолепно переведена актером и режиссером на язык театра, облечена в плоть и кровь, подчеркнута в пластическом рисунке роли, и озвучивать ее нет нужды. Жаль только, что в этом спектакле оказались ненужными и другие, куда более важные вещи. Например, режиссер начисто избавил образ Пал Иваныча от лирической нотки, — от мечты о счастливом семействе.

В спектакле Сергея Арцибашева, что идет в Маяковке, — именно эта розовая мечта становится главным соблазном, толкающим Чичикова на плутни с мертвыми душами. В те моменты, когда в нем просыпается голос совести, вдруг возникают на сцене юная девушка в белом, идеал женщины, окруженная четырьмя ангелочками-детьми — и Чичиков, вздохнув, сдается и продолжает свое опасное предприятие. Им движет мечта о счастливой обеспеченной семейной жизни, для достижения которой нужен капитал, а добыть его честным путем, увы, невозможно. Чичиков Арцибашева — лицо страдательное, он жертва порочной чиновничей системы, из-за которой честное и прибыльное предпринимательство в России почти невозможно.

Карбаускис же намеренно лишает Пал Иваныча всего, что могло бы оправдать этого персонажа, придать ему трогательные черты и вообще создать объемный характер. Впрочем, в рисунке спектакля это тоже оказывается не нужным. Придуманная режиссером форма и не предполагает объемных характеров.

Кстати, способ актерского существования Безрукова — Чичикова резко контрастирует с тем, как существуют на сцене другие персонажи — режиссеру был необходим контраст между гиперподвижным Чичиковым и «заторможенными» жителями энской губернии, и это очевидно. Чичиков, в отличие от других персонажей, решен в эстетике, близкой комедии дель-арте. Предприимчивый, неунывающий, заводной, гуттаперчевый и внешне, и внутренне, — с Маниловым он сама любезность и воплощение изящества, с Собакевичем — отчаянный торгаш, с Плюшкиным — щедрый благодетель. Он из той породы шустрых, «приятных во всех отношениях» молодых людей, о которых говорят, что они пролезут в любую дырку. (Кстати, здесь есть опасность для Сергея Безрукова — примерно таков же и Глумов, которого он уже лет 10 играет в той же «Табакерке». Различие в том, что Глумов — личность, он действительно талантлив, а Чичиков — гоголевский «маленький человек». Пока же старина-Глумов нет-нет, да и вылезет из-за плеча новорожденного Чичикова.)

Тем любопытнее наблюдать за встречей этого «протея», то и дело меняющегося на наших глазах со скоростью мультяшного персонажа, с Маниловым. Алексей Усольцев играет Манилова медлительным задумчивым «философом» с трубкой, который того и гляди заснет, погруженный в себя. Или застынет в «затяжном» поцелуе со своей женой, — и тогда Чичикову придется придумывать очередное лацци и совершить неимоверное количество усилий, чтобы «разбудить» его. Завершив дела с Маниловым, он, просочившись сквозь движущуюся стену-ширму, в секунду оказывается у следующего помещика.

Одна из самых больших неожиданностей спектакля — Борис Плотников в роли Собакевича. Окаменевший истукан, недвижно восседающий, кажется, уже целую вечность в своем кресле — таким он предстает перед Чичиковым. Заставить эту сонную куклу заговорить — задачка не из легких, но Пал Иваныч проходит и это испытание: проснувшийся наконец Собакевич оказывается довольно азартным продавцом, любящим поторговаться исключительно из любви к самому процессу. А Чичиков получает возможность подняться ступенькой выше, в глубину, — туда, где перед ним открывается еще одна помещичья «обитель».

Далее он «будит ото сна» и Плюшкина в исполнении Олега Табакова, который, если с ним по-человечески и со вниманием, окажется таким обаятельным, сочным барином! И песенку споет, и о внуках расскажет, и даже наливочки предложит дорогому гостю — и все это с такой неподражаемой табаковской харизмой, что на миг позабудешь, что перед тобою — Плюшкин и Чичиков
А Коробочка, завидев Чичикова, тоже вдруг проснется, встрепенется, вспомнив, что она не только вдова, но и женщина (интересная работа Ольги Блок-Миримской, которой удается в рамках небольшой сцены совершить метаморфозу от тихой барыни-привидения до сочной, игривой малороссийской певуньи).
Необычен Ноздрев — Дмитрий Куличков: тем, что явно выбивается из ряда помещиков своей неожиданной схожестью с Чичиковым. Ноздрев и Чичиков здесь мало того что ровесники — они одной группы крови, и при ином раскладе, в другой жизни, — вполне могли бы действовать сообща.

Перед нами проходит череда зарисовок, сменяющих одна другую, в результате которых главный герой каждый раз поднимается на очередную ступеньку, а пространство сцены раскрывается все глубже, слой за слоем, уровень за уровнем. Сергей Бархин создал идеальное сценическое пространство, ставшее неотъемлемой частью конструкции спектакля, его образным решением. Все дело-то, кажется, в том, что Миндаугас Карбаускис поставил не спектакль-приговор или спектакль-разоблачение, — он будто шел наощупь вслед за гоголевским героем, движимый не столько желанием высказать давно выношенную мысль, сколько желанием ПОНЯТЬ. Литовец Карбаускис вслед за Чичиковым, раздвигающим одну за другой плоскости стен, словно потайные ящички какой-нибудь шкатулки с секретом, погружается в дебри русской глубинки — в надежде продраться к сути, дойти до сердцевины, до той неведомой «особенной стати» России, воспетой поэтами. И, добравшись, режиссер показывает нам то, к чему он пришел. В «сердцевине», в глубине — тройка распряженных лошадей, лениво, с чавканьем жующих сено. И - сонное царство, симфония из слившихся воедино всяческих храпов, посапываний, с присвистом и без?

Это взгляд отнюдь не влюбленного в Россию патриота, а трезвого, ироничного наблюдателя. Россия с ее «особенной статью» — миф, говорит нам режиссер. Нет птицы-тройки, о которой писал Гоголь, и никуда не летит Русь. Она спит и жует сено, или что придется.. И даже самый предприимчивый человек при всем своем желании из грязи не выберется, потому что — некуда. Так, — разбудит всех на время своими трепыханиями, переполошит, чуть встряхнет — а потом и сам заснет. И даже путевого скандала в финале не случится (после того как все узнают про покупку Чичиковым мертвых душ) — именно потому, что в этой реальности в общем-то грань между живыми и мертвыми душами стерлась. Здесь никому ничего не надо, в отличие от Гоголя: Манилов не мечтает, у Плюшкина не от скупости все плесневеет, а потому что у них жизнь остановилась лет 20 назад. Разве что Ноздрев немного еще «барахтается», но поскольку энергию приложить некуда, — то и пьет, чтоб забыться. Одна живая душа была — Чичиков. И тот потрепыхался-потрепыхался — да и выдохся. Отрастил себе животик, закрылся в своем доме, а вырученный такими усилиями капитал зашил в подкладку любимого картуза — да и тоже заснул…

Впрочем, все это было бы очень грустно, когда бы не было так смешно! Миндаугас Карбаускис выбрал для своего спектакля форму яркую, гротескную, и оказалось, что этот строгий концептуалист не прочь похулиганить. Он кидает своего Чичикова в это болото-Русь, как кидают с берега камешек в сонный пруд: камешек резво-весело скачет по воде, ее гладкая доселе поверхность волнуется, идет кругами, и кажется, что камешек проскачет по ней до самого горизонта, до другого — лучшего! — берега. Ан нет, не доскакал — потонул и осел на дно рядышком с плюшкиными, собакевичами и проч., и пруд вновь погрузился в дрему. Но пока «камешек» скачет, можно вдоволь посмеяться и насладиться необыкновенно отточенным пластическим рисунком роли Чичикова или неожиданно проникновенным пением Табакова-Плюшкина. Хотя ближе к финалу начинает казаться, что спектакль распадается на многочисленные остроумные лацци, ему недостает внутреннего стержня. Может быть, не хватает сострадания и сочувствия к этой неведомой русской губернии и к ее жителям, которая цементировала бы весь замысел и наполняла стильные гротески спектакля глубинным смыслом. Но есть ли это сострадание и сочувствие к «губернии» у режиссера, — это другой вопрос. Взгляд режиссера холоден. В его спектакле нет самого главного — в нем нет любви.

Гоголь, сочиняя свою поэму, ВЕРИЛ в Россию, в ее великую миссию — отсюда и птица-тройка, и мечты о том, что перед ней будут почтительно расступаться все народы и государства. Правда, так получилось, что на Руси полно ноздревых, плюшкиных и собакевичей — с этим нужно бороться, и автор именно потому показал их в таком утирированном виде. А без любви и боли за Россию от «Мертвых душ» останется лишь похождение проныры Чичикова, с шаржами на определенные людские типы — и все.
?Нет, и все же «умом Россию не понять», в нее можно только верить. По всей видимости, режиссер Карбаускис в Россию не уверовал.
Что ж, — имеет право.

Видео:

Публикация 2007 г., октябрь, "Театральная афиша"
В спектакле могли произойти изменения

Олег Табаков назвал этот спектакль «историей о зарождении капитализма в феодальной России». Россия же показана тут безнадежно дремучей страной, с чавкающей грязью русских дорог (по которым перемещаются персонажи, натягивая специальные боты), и одинаковой разрухой обшарпанных помещичьих усадеб с их дремучими хозяевами, пребывающими в маразме. В финале же все они окончательно впадают в дружную спячку – олицетворяя собой всю убогую, дремлющую Россию. Лишь живые кони позади них не спят и жуют свое сено, напоминая нам о легендарной «птице-тройке». Но именно на само чичиковское «похождение» стекаются в «Табакерку» зрительские потоки, поскольку Сергей Безруков в его роли становится основным событием этого зрелища. Он изображает нелепого российского человечка, хоть и родившего идею о «бизнесе на мертвых душах», однако плохо понимающего, что же с этой идеей делать, и с великим страхом ее осуществляющего. Начиная свой странный бизнес, он сам не верует в его успех и шалеет от каждой новой победы. А прося помещиков продать ему усопших, он теряет сознание от неуверенности в своем предприятии. Он бесконечно слабый и уморительно смешной. Маленький и вертлявый, непрерывно потеющий, с испуганно прилипшими к черепу волосиками, он крутится перед нами, как заведенный волчок, сам плохо отдавая себе отчет в том, куда и зачем он несется и какова же истинная цель его предпринимательства. В его суетливых и нервных движеньицах что-то чаплиновское и одновременно глубоко наше, российское.

Знаменитые же гоголевские помещики явлены нам в неожиданно свежих тонах, удивляющих новой палитрой своего сообщества. Коробочка в исполнении Ольги Блок-Миримской выплывает игривой бестией, охмуряющей Чичикова зычными украинскими песнями. В роли Собакевича элегантный Борис Плотников, сбивающий нас с толку манерами «комильфо». Плюшкина же играет сам Олег Табаков, как всегда, купаясь в гротесковых тонах и ощущая себя на сцене истинным королем. Всех их Чичиков обводит вокруг пальца, но куда в итоге лежит его путь – неведомо никому.

Режиссер М. Карбаускис. Художник С. Бар-хин . Художник по костюмам С. Калинина. Композитор Г. Пускунигис.

Ольга Игнатюк

Театр о спектакле

Олег Табаков назвал этот спектакль «историей о зарождении капитализма в феодальной России». Россия же показана тут безнадежно дремучей страной, с чавкающей грязью русских дорог (по которым перемещаются персонажи, натягивая специальные боты), и одинаковой разрухой обшарпанных помещичьих усадеб с их дремучими хозяевами, пребывающими в маразме. В финале же все они окончательно впадают в дружную спячку – олицетворяя собой всю убогую, дремлющую Россию. Лишь живые кони позади них не спят и жуют свое сено, напоминая нам о легендарной «птице-тройке». Но именно на само чичиковское «похождение» стекаются в «Табакерку» зрительские потоки, поскольку Сергей Безруков в его роли становится основным событием этого зрелища. Он изображает нелепого российского человечка, хоть и родившего идею о «бизнесе на мертвых душах», однако плохо понимающего, что же с этой идеей делать, и с великим страхом ее осуществляющего. Начиная свой странный бизнес, он сам не верует в его успех и шалеет от каждой новой победы. А прося помещиков продать ему усопших, он теряет сознание от неуверенности в своем предприятии. Он бесконечно слабый и уморительно смешной. Маленький и вертлявый, непрерывно потеющий, с испуганно прилипшими к черепу волосиками, он крутится перед нами, как заведенный волчок, сам плохо отдавая себе отчет в том, куда и зачем он несется и какова же истинная цель его предпринимательства. В его суетливых и нервных движеньицах что-то чаплиновское и одновременно глубоко наше, российское. Знаменитые же гоголевские помещики явлены нам в неожиданно свежих тонах, удивляющих новой палитрой своего сообщества. Коробочка в исполнении Ольги Блок-Миримской выплывает игривой бестией, охмуряющей Чичикова зычными украинскими песнями. В роли Собакевича элегантный Борис Плотников, сбивающий нас с толку манерами «комильфо». Плюшкина же играет сам Олег Табаков, как всегда, купаясь в гротесковых тонах и ощущая себя на сцене истинным королем. Всех их Чичиков обводит вокруг пальца, но куда в итоге лежит его путь – неведомо никому.