Очень хороший также человек Иван Никифоро-вич. Его двор возле двора Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, каких свет не производил. Антон Прокофьевич Пупопуз, который до сих пор еще ходит в коричневом сюртуке с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у судьи, обыкновенно говорил, что Ивана Никифоровича и Ивана Ивановича сам черт связал веревочкой. Куда один, туда и другой плетется.
Иван Иванович несколько боязливого характера. У Ивана Никифоровича, напротив того, шаровары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы поместить весь двор с амбарами и строением. У Ивана Ивановича большие выразительные глаза табачного цвета и рот несколько похож на букву ижицу-, у Ивана Никифоровича глаза маленькие, желтоватые, совершенно пропадающие между густых бровей и пухлых щек, и нос в виде спелой сливы. Иван Иванович если попотчует вас табаком, то всегда наперед лизнет языком крышку табакерки, потом щелкнет по ней пальцем и, поднесши, скажет, если вы с ним знакомы: "Смею ли просить, государь мой, об одолжении?"; если же незнакомы, то: "Смею ли просить, государь мой, не имея чести знать чина, имени и отчества, об одолжении?" Иван же Никифорович дает вам прямо в руки рожок свой и прибавит только: "Одолжайтесь"» (Гоголь Н. В. Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем).
«Я перед вами в натуре»
«Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой через плетень, однако ж Иван Иванович пошел улицею. С этой улицы нужно было перейти в переулок, который был так узок, что если случалось встретиться в нем двум повозкам в одну лошадь, то они уже не могли разъехаться и оставались в таком положении до тех пор, покамест, схвативши за задние колеса, не вытаскивали их каждую в противную сторону на улицу. Пешеход же убирался, как цветами, репейниками, росшими с обеих сторон возле забора. На этот переулок выходили с одной стороны сарай Ивана Ивановича, с другой амбар, ворота и голубятня Ивана Никифоровича.
Иван Иванович подошел к воротам, загремел щеколдой: изнутри поднялся собачий лай; но разношерстная стая скоро побежала, помахивая хвостами, назад, увидевши, что это было знакомое лицо. Иван Иванович перешел двор, на котором пестрели индейские голуби, кормимые собственноручно Иваном Никифоровичем, корки арбузов и дынь, местами зелень, местами изломанное колесо, или обруч из бочки, или валявшийся мальчишка в запачканной рубашке, - картина, которую любят живописцы! Тень от развешанных платьев покрывала почти весь двор и сообщала ему некоторую прохладу. Баба встретила его поклоном и, зазевавшись, стала на одном месте. Перед домом охорашивалось крылечко с навесом на двух дубовых столбах - надежная защита от солнца, которое в это время в Малороссии не любит шутить и обливает пешехода с ног до головы жарким потом. Из этого можно было видеть, как сильно было желание у Ивана Ивановича приобресть необходимую вещь, когда он решился выйти в такую пору, изменив даже своему всегдашнему обыкновению прогуливаться только вечером.
⇐ Предыдущая страница| |Следующая страница ⇒
Последние публикации:
Почему мы продаем свой дом? Причины могут быть самые различные: переезд в другой город, страну, деревню либо смена работы и другие. Решение приняли окончательно и бесповоротно
История усадьбы…важно ли это?
Возможно, кому-то повезло жить в какой-то старинной усадьбе, хозяином которой прежде был какой-то аристократ. В таком доме можно почувствовать себя в его шкуре, попытаться понять, о чём он думал и как жил
Параметры высоток – важный аспект строительства
Характерными контурами городского современного ландшафта многих городов стали высотные здания. Строительство таких зданий не только делают город современным, но и на небольшом участке земли обеспечивают беззаботное проживание большому количеству людей.
Как накопить на квартиру?
Не однократно, и уверена в том, что каждый задавал вопрос, где взять деньги на покупку недвижимости? Каким образом накопить их как можно быстрее? Ведь покупка квартиру в крупных городах – это не дешевое удовольствие и даже доплату на обмен или первичный взнос по ипотеке, являет собой очень не маленькую сумму.
Хочешь оставить за собой последнее слово - напиши завещание.
Практика писать завещания широко развита среди населения Европы и Америки, а в нашей стране – как-то не особо. На самом деле завещание – это забота о своих близких.
Соединенные штаты на пути к консалидации
Скоро старуха вылезла из кладовой, кряхтя и таща на себе старинное седло с оборванными стременами, с истертыми кожаными чехлами для пистолетов, с чепраком когда-то алого цвета, с золотым шитьем и медными бляхами.
«Вот глупая баба! – подумал Иван Иванович, – она еще вытащит и самого Ивана Никифоровича проветривать!»
И точно: Иван Иванович не совсем ошибся в своей догадке. Минут через пять воздвигнулись нанковые шаровары Ивана Никифоровича и заняли собою почти половину двора. После этого она вынесла еще шапку и ружье.
«Что ж это значит? – подумал Иван Иванович, – я не видел никогда ружья у Ивана Никифоровича. Что ж это он? стрелять не стреляет, а ружье держит! На что ж оно ему? А вещица славная! Я давно себе хотел достать такое. Мне очень хочется иметь это ружьецо; я люблю позабавиться ружьецом».
– Эй, баба, баба! – закричал Иван Иванович, кивая пальцем.
Старуха подошла к забору.
– Что это у тебя, бабуся, такое?
– Видите сами, ружье.
– Какое ружье?
– Кто его знает какое! Если б оно было мое, то я, может быть, и знала бы, из чего оно сделано. Но оно панское.
Иван Иванович встал и начал рассматривать ружье со всех сторон и позабыл дать выговор старухе за то, что повесила его вместе с шпагою проветривать.
– Оно, должно думать, железное, – продолжала старуха.
– Гм! железное. Отчего ж оно железное? – говорил про себя Иван Иванович. – А давно ли оно у пана?
– Может быть, и давно.
– Хорошая вещица – продолжал Иван Иванович. – Я выпрошу его. Что ему делать с ним? Или променяюсь на что-нибудь. Что, бабуся, дома пан?
– Что он? лежит?
– Ну, хорошо; я приду к нему.
Иван Иванович оделся, взял в руки суковатую палку от собак, потому что в Миргороде гораздо более их попадается на улице, нежели людей, и пошел.
Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой через плетень, однако ж Иван Иванович пошел улицею. С этой улицы нужно было перейти в переулок, который был так узок, что если случалось встретиться в нем двум повозкам в одну лошадь, то они уже не могли разъехаться и оставались в таком положении до тех пор, покамест, схвативши за задние колеса, не вытаскивали их каждую в противную сторону на улицу. Пешеход же убирался, как цветами, репейниками, росшими с обеих сторон возле забора. На этот переулок выходили с одной стороны сарай Ивана Ивановича, с другой – амбар, ворота и голубятня Ивана Никифоровича.
Иван Иванович подошел к воротам, загремел щеколдой: извнутри поднялся собачий лай; но разношерстная стая скоро побежала, помахивая хвостами, назад, увидевши, что это было знакомое лицо. Иван Иванович перешел двор, на котором пестрели индейские голуби, кормимые собственноручно Иваном Никифоровичем, корки арбузов и дынь, местами зелень, местами изломанное колесо, или обруч из бочки, или валявшийся мальчишка в запачканной рубашке, – картина, которую любят живописцы! Тень от развешанных платьев покрывала почти весь двор и сообщала ему некоторую прохладу. Баба встретила его поклоном и, зазевавшись, стала на одном месте. Перед домом охорашивалось крылечко с навесом на двух дубовых столбах – ненадежная защита от солнца которое в это время в Малороссии не любит шутить и обливает пешехода с ног до головы жарким потом. Из этого можно было видеть, как сильно было желание у Ивана Ивановича приобресть необходимую вещь, когда он решился выйти в такую пору, изменив даже своему всегдашнему обыкновению прогуливаться только вечером.
Комната, в которую вступил Иван Иванович, была совершенно темна, потому что ставни были закрыты, и солнечный луч, проходя в дыру, сделанную в ставне, принял радужный цвет и, ударяясь в противостоящую стену, рисовал на ней пестрый ландшафт из очеретяных крыш, дерев и развешанного на дворе платья, все только в обращенном виде. От этого всей комнате сообщался какой-то чудный полусвет.
– Помоги бог!– сказал Иван Иванович.
– А! здравствуйте, Иван Иванович! – отвечал голос из угла комнаты. Тогда только Иван Иванович заметил Ивана Никифоровича, лежащего на разостланном на полу ковре. – Извините, что я перед вами в натуре.
Иван Никифорович лежал безо всего, даже без рубашки.
– Ничего. Почивали ли вы сегодня, Иван Никифорович?
– Почивал. А вы почивали, Иван Иванович?
– Почивал.
– Так вы теперь и встали?
– Я теперь встал? Христос с вами, Иван Никифорович! как можно спать до сих пор! Я только что приехал из хутора. Прекрасные жита по дороге! восхитительные! и сено такое рослое, мягкое, злачное!
– Горпина! – закричал Иван Никифорович, – принеси Ивану Ивановичу водки да пирогов со сметаною.
– Хорошее время сегодня.
– Не хвалите, Иван Иванович. Чтоб его черт взял! некуда деваться от жару.
– Вот-таки нужно помянуть черта. Эй, Иван Никифорович! Вы вспомните мое слово, да уже будет поздно: достанется вам на том свете за богопротивные слова.
– Чем же я обидел вас, Иван Иванович? Я не тронул ни отца, ни матери вашей. Не знаю, чем я вас обидел.
– Полно уже, полно, Иван Никифорович!
– Ей-богу, я не обидел вас, Иван Иванович!
– Странно, что перепела до сих пор нейдут под дудочку.
– Как вы себе хотите, думайте, что вам угодно, только я вас не обидел ничем.
– Не знаю, отчего они нейдут, – говорил Иван Иванович, как бы не слушая Ивана Никифоровича. – Время ли не приспело еще, только время, кажется, такое, какое нужно.
– Вы говорите, что жита хорошие?
– Восхитительные жита, восхитительные!
За сим последовало молчание.
– Что эти вы, Иван Никифорович, платье развешиваете? – наконец сказал Иван Иванович.
Натягивались на ноги Ивана Никифоровича и которые можно теперь натянуть разве на его пальцы.За ними скоро повисли другие, в виде буквы Л. Потом синий козацкий бешмет, который шил себе Иван Никифорович назад тому лет двадцать, когда готовился было вступить в милицию и отпустил было уже усы. Наконец, одно к одному, выставилась шпага, породившая на шпиц, торчавший в воздухе. Потом завертелись фалды чего-то похожего на кафтан травяно-зеленого цвета, с медными пуговицами величиною в пятак. Из-за фалд выглянул жилет, обложенный золотым позументом, с большим вырезом напереди. Жилет скоро закрыла старая юбка покойной бабушки, с карманами, в которые можно было положить по арбузу. Все, мешаясь вместе, составляло для Ивана Ивановича очень занимательное зрелище, между тем как лучи солнца, охватывая местами синий или зеленый рукав, красный обшлаг или часть золотой парчи, или играя на шпажном шпице, делали его чем-то необыкновенным, похожим на тот вертеп, который развозят по хуторам кочующие пройдохи. Особливо когда толпа народа, тесно сдвинувшись, глядит на царя Ирода в золотой короне или на Антона, ведущего козу; за вертепом визжит скрыпка; цыган бренчит руками по губам своим вместо барабана, а солнце заходит, и свежий холод южной ночи незаметно прижимается сильнее к свежим плечам и грудям полных хуторянок.
Скоро старуха вылезла из кладовой, кряхтя и таща на себе старинное седло с оборванными стременами, с истертыми кожаными чехлами для пистолетов, с чепраком когда-то алого цвета, с золотым шитьем и медными бляхами.
«Вот глупая баба! – подумал Иван Иванович, – она еще вытащит и самого Ивана Никифоровича проветривать!»
И точно: Иван Иванович не совсем ошибся в своей догадке. Минут через пять воздвигнулись нанковые шаровары Ивана Никифоровича и заняли собою почти половину двора. После этого она вынесла еще шапку и ружье.
«Что ж это значит? – подумал Иван Иванович, – я не видел никогда ружья у Ивана Никифоровича. Что ж это он? стрелять не стреляет, а ружье держит! На что ж оно ему? А вещица славная! Я давно себе хотел достать такое. Мне очень хочется иметь это ружьецо; я люблю позабавиться ружьецом».
– Эй, баба, баба! – закричал Иван Иванович, кивая пальцем.
Старуха подошла к забору.
– Что это у тебя, бабуся, такое?
– Видите сами, ружье.
– Какое ружье?
– Кто его знает какое! Если б оно было мое, то я, может быть, и знала бы, из чего оно сделано. Но оно панское.
Иван Иванович встал и начал рассматривать ружье со всех сторон и позабыл дать выговор старухе за то, что повесила его вместе с шпагою проветривать.
– Оно, должно думать, железное, – продолжала старуха.
– Гм! железное. Отчего ж оно железное? – говорил про себя Иван Иванович. – А давно ли оно у пана?
– Может быть, и давно.
– Хорошая вещица – продолжал Иван Иванович. – Я выпрошу его. Что ему делать с ним? Или променяюсь на что-нибудь. Что, бабуся, дома пан?
– Что он? лежит?
– Лежит.
– Ну, хорошо; я приду к нему.
Иван Иванович оделся, взял в руки суковатую палку от собак, потому что в Миргороде гораздо более их попадается на улице, нежели людей, и пошел.
Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой через плетень, однако ж Иван Иванович пошел улицею. С этой улицы нужно было перейти в переулок, который был так узок, что если случалось встретиться в нем двум повозкам в одну лошадь, то они уже не могли разъехаться и оставались в таком положении до тех пор, покамест, схвативши за
Николай Васильевич Гоголь
1809 – 1852
Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с
Иваном Никифоровичем
- Повесть
(1835)
Прекрасный человек Иван Иванович! Какая славная у него бекеша! Когда сделается жарко, Иван Иванович скинет с себя и бекешу, отдыхает в одной рубашке и глядит, что делается во дворе и на улице. Дыни - его любимое кушанье. Скушает дыню Иван Иванович, а семена соберет в особую бумажку и напишет на ней: «Сия дыня съедена такого-то числа». А какой дом у Ивана Ивановича! С пристройками и навесами, так что крыши всего строения похожи на губки, нарастающие на дереве. А сад! Чего там только нет! Всякие деревья и всякая огородина есть в этом саду! Прошло более десяти лет, как Иван Иванович овдовел. Детей у него не было. У девки Гапки есть дети, они бегают по двору и часто просят Ивана Ивановича: «Тятя, дай пряника!» - и получают или бублик, или кусочек дыни, или грушу. А какой богомольный человек Иван Иванович! Каждое воскресенье он идет в церковь и после службы обходит с расспросами всех нищих, и, когда спрашивает у искалеченной бабы, хочется ли ей мяса или хлеба, старуха тянет к нему руку. «Ну, ступай же с Богом, - говорит Иван Иванович, - чего ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью!» Он любит заходить выпить рюмку водки к соседу Ивану Никифоровичу, или к судье, или к городничему, и ему очень нравится, если кто-нибудь сделает ему подарок или гостинец. Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора Ивана Ивановича. И они такие приятели, каких свет не производил. Иван Никифорович никогда не был женат и даже не имел намерения жениться. Он имеет обыкновение лежать весь день на крыльце, а если и пройдет по двору осмотреть хозяйство, то скоро возвращается опять на покой. В жару Иван Никифорович любит купаться, сядет по горло в воду, велит поставить также в воду стол и самовар и пьет чай в такой прохладе. Несмотря на большую приязнь, Иван Иванович и Иван Никифорович не совсем сходны между собою. Иван Иванович худощав и высокого роста, Иван Никифорович ниже, но зато распространяется в ширину. Иван Иванович имеет дар говорить чрезвычайно приятно, Иван Никифорович, напротив, больше молчит, но зато если влепит словцо, то держись только. Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз, голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх. Иван Иванович любит ходить куда-нибудь, Иван Никифорович никуда не хочет идти. Иван Иванович чрезвычайно любопытен и, если чем бывает недоволен, тотчас дает заметить это. По виду же Ивана Никифоровича всегда трудно узнать, сердит он или радуется чему-нибудь. Приятели одинаково не любят блох и никогда не пропустят торговца с товарами, чтобы не купить у него эликсира против этих насекомых, выбранив наперед его хорошенько за то, что он исповедует еврейскую веру. Впрочем, несмотря на некоторые несходства, как Иван Иванович, так и Иван Никифорович прекрасные люди. В одно утро, лежа под навесом, Иван Иванович долго оглядывает свое хозяйство и думает: «Боже мой, какой я хозяин! Чего ж еще нет у меня?» Задавши себе такой глубокомысленный вопрос, Иван Иванович начинает смотреть во двор Ивана Никифоровича. Там тощая баба выносит и развешивает выветривать залежалые веши, среди бесконечного числа которых внимание Ивана Ивановича привлекает старое ружье. Он рассматривает ружье, одевается и идет к Ивану Никифоровичу выпросить понравившуюся вещь или обменять на что-нибудь. Иван Никифорович отдыхает на разостланном на полу ковре безо всякой одежды. Приятели угощаются водкой и пирогами со сметаною, Иван Иванович хвалит погоду, Иван Никифорович посылает жару к черту. Иван Иванович обижается на богопротивные слова, но все же переходит к делу и просит отдать ему ружье или обменять на бурую свинью с двумя мешками овса в придачу. Иван Никифорович не соглашается, рассуждениями о необходимости в хозяйстве ружья лишь раззадоривая соседа. Иван Иванович с досадой говорит: «Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьем, как дурень с писаною торбою». На это сосед, умеющий отбрить лучше всякой бритвы, отвечает: «А вы, Иван Иванович, настоящий гусак». Это слово настолько обижает Ивана Ивановича, что он не может владеть собою. Приятели не только ссорятся - Иван Никифорович зовет даже бабу и хлопца, чтобы те взяли да и выставили соседа за двери. Вдобавок Иван Никифорович обещает побить Ивану Ивановичу морду, тот в ответ, убегая, показывает кукиш. Итак, два почтенных мужа, честь и украшение Миргорода, поссорились между собою! И за что? За вздор, за то, что один назвал другого гусаком. Поначалу бывших приятелей еще тянет примириться, но к Ивану Никифоровичу приезжает Агафия Федосеевна, не бывшая ему ни свояченицей, ни кумой, а все же часто ездившая к нему, - она-то и шушукает Ивану Никифоровичу, чтоб он никогда не мирился и не мог простить своего соседа. К довершению всего, как будто с особенным намерением оскорбить недавнего приятеля, Иван Никифорович строит прямо на месте перелаза через плетень гусиный хлев. Ночью Иван Иванович крадется с пилою в руке и подпиливает столбы хлева, и тот падает со страшным треском. Весь следующий день Ивану Ивановичу чудится, что ненавистный сосед отомстит ему и, по крайней мере, подожжет его дом. Чтобы опередить Ивана Никифоровича, он спешит в миргородский поветовый суд, чтобы подать на соседа жалобу. После него с той же целью в суд является и Иван Никифорович. Судья по очереди уговаривает соседей помириться, но они непреклонны. Общее замешательство в суде завершает чрезвычайное происшествие: бурая свинья Ивана Ивановича вбегает в комнату, хватает прошение Ивана Никифоровича и убегает с бумагой. К Ивану Ивановичу направляется городничий, обвиняя хозяина в поступке его свиньи и одновременно пытаясь уговорить примириться с соседом. Визит городничего не приносит успеха. Иван Никифорович пишет новую жалобу, бумагу кладут в шкаф, и она лежит там год, другой, третий. Иван Никифорович строит новый гусиный хлев, вражда соседей крепнет. Весь город живет одним желанием - примирить врагов, но это оказывается невозможным. Где появляется Иван Иванович, там не может быть Ивана Никифоровича, и наоборот. На ассамблее, которую дает городничий, порядочное общество обманом сводит нос к носу враждующих соседей. Все уговаривают их протянуть друг Другу руки в знак примирения. Вспоминая причину ссоры, Иван Никифорович говорит: «Позвольте вам сказать по-дружески, Иван Иванович! Вы обиделись за черт знает что такое: за то, что я вас. назвал гусаком...» Обидное слово вновь произнесено, Иван Иванович в бешенстве, примирение, уже почти свершившееся, летит в прах! Через двенадцать лет в праздничный день в церкви среди народа, поодаль друг от друга, стоят два старика - Иван Иванович и Иван Никифорович. Как же они изменились и постарели! Но все их мысли заняты судебной тяжбой, которая ведется уже в Полтаве, и даже в дурную погоду ездит туда Иван Никифорович в надежде решить дело в свою пользу. Ждет благоприятных известий и Иван Иванович... В Миргороде - осень с своею грустною погодою: грязь и туман, однообразный дождь, слезливое без просвету небо. Скучно на этом свете, господа! В. М. Сотников