Солнце мертвых герои. Исследование символики в книге И.С. Шмелева "Солнце мертвых". Что убивать ходят

29.09.2019

Солнце мертвых. Анализ рассказа "Солнце мертвых" Шмелева И.С

Баба-яга

Игра со смертью

Исчезновение павлина

Развязка

Приближается весна.

«Солнце мертвых»: анализ

Герои

Утро

Крым, у моря, начало августа. Утро началось с шума сквозь сон: «Это опять Тамарка напирает на мой забор, красавица симменталка, белая, в рыжих пятнах, - опора семьи, что живет повыше меня, на горке. Каждый день бутылки три молока - пенного, теплого, пахнущего живой коровой!» Повествователя мучат странные сны, исполненные роскоши, пышности и мучительных поисков неизвестно кого или чего.

Сны тем более странны, что вокруг царит голод. Просыпаться не хочется. «А все-таки подыматься надо. Какой же сегодня день? Месяц - август. А день... Дни теперь ни к чему, и календаря не надо. Бессрочнику все едино! Вчера доносило благовест в городке... Я сорвал зеленый “кальвиль” - и вспомнил: Преображение!»

Пришлось подняться, одеться: «Я надеваю тряпье... Старьевщик посмеется над ним, в мешок запхает. Что понимают старьевщики! Они и живую душу крючком зацепят, чтобы выменять на гроши».

Вокруг - приморские виды, виноградники. Вдали - бывшая дачка учительницы, Ясная горка. «Где-то теперь заботливая хозяйка? Где-то. Разрослись у слепой веранды вонючие уксусные деревья.

Дачка свободна и бесхозяйна, - и ее захватил павлин».

Птицы

«Бродяга-павлин» ночует на перилах забора, там собаки не достанут его. «Мой когда-то. Теперь - ничей, как и эта дачка. Есть же ничьи собаки, есть и люди - ничьи. Так и павлин - ничей.

Порой захаживает к повествователю. Обирает ягоды винограда, рассказчик гоняет птицу, ведь виноград станет пищей, которой мало. Все повыжгло солнце.

Помимо изгнанного павлина, у героя есть и индюшка с индюшатами. Он держит их, потому что «они связывают нас с прошлым. До последнего зернышка мы будем делиться с ними ».

И павлин, и индюшка ходили в котловину, где греки посадили пшеницу. Но греки пшеницу убрали, и птицы - и домашние, и дикие, голуби, - доклевали оставшееся. «Ни зернышка не осталось - и котловина затихла».

Пустыня

Корова Тамарка попыталась проникнуть в жалкий огород повествователя и нарвалась на окрик: «На-ззад!!..» «Вот он, наш огородик... жалкий! А сколько неистового труда бросил я в этот сыпучий шифер! Тысячи камня выбрал, носил из балок мешками землю, ноги избил о камни, выцарапываясь по кручам...

А для чего все это?! Это убивает мысли».

А вдали - иллюзия спокойствия и красоты. Море, горы, городок. Вот только... «Не благостная тишина эта: это мертвая тишина погоста. Под каждой кровлей одна и одна дума - хлеба!

И не дом пастыря у церкви, а подвал тюремный... Не церковный сторож сидит у двери: сидит тупорылый парень с красной звездой на шапке, выкает-сто-рожит подвалы: - Эй!., отходи подале!..

И на штыке солнышко играет».

Кровь залила все вокруг. Дачники уехали или были убиты. Корабли не заходят в гавани, и нельзя купить товары. «Кому продавать, покупать, кататься, крутить лениво золотистый табак ламбатский? Кому купаться?.. Все - иссякло. В землю ушло - или туда, за море».

И единственное, что увидеть можно на приморской дороге, - «ковыляет босая, замызганная баба с драной травяной сумкой, - пустая бутылка да три картошки, - с напряженным лицом без мысли, одуревшая от невзгоды:

А сказывали - все будет!..»

В виноградной балке

Виноградная балка - «это отныне мой храм, кабинет и подвал запасов. Сюда прихожу я думать». В виноградной балке - яблоки, виноград, груша. «Грецкий орех, красавец... Он входит в силу. Впервые зачавший, он подарил нам в прошлом году три орешка - поровну всем... Спасибо за ласку, милый. Нас теперь только двое... а ты сегодня щедрее, принес семнадцать. Я сяду под твоей тенью, стану думать...»

А вокруг доносятся голоса оставшихся у моря редких людей. Ребенок, просящий «хле-а-ба-аааа... са-мый-са-ааа в пуговичку-ууу... са-а-мый-са-аааа...», старая барыня, «попавшая вместе с другими в петлю», воспитывает чужих детей и говорит о Париже. «Париж... - а здесь отнимают соль, повертывают к стенкам, ловят кошек на западни, гноят и расстреливают в подвалах, колючей проволокой окружили дома и создали “человечьи бойни”! На каком это свете деется? Париж... - а здесь звери в железе ходят, здесь люди пожирают детей своих, и животные постигают ужас!..» - размышляет повествователь. Безрукий, слесарь из Сухой балки, не так давно съел собаку.

А солнце сияет ярко, словно насмехается.

Хлеб насущный

Повествователь встречается с восьмилетней Лялей, девочкой, живущей у старой барыни. Девочка рассказала, что автомобили на Ялту ловят зеленых - тех, кто «в лесах по горам хоронятся»; у Минца корову угнали; Рыбачиха корову продала; у Вербы украли гуся.

«Есть еще детские голоски, есть ласка. Теперь люди говорят срыву, нетвердо глядят в глаза. Начинают рычать иные», - вздыхает повествователь. Рассказчик выпускает птиц, боится, что их могут отнять. Летает ястреб: «Ястребам простится: это ИХ хлеб насущный.

Едим лист и дрожим перед ястребами! Крылатых стервятников пугает голосок Ляли, а тех, что убивать ходят, не испугают и глаза ребенка».

Что убивать ходят

Появился верховой. «Музыкант Шура. Как он себя именует - “Шура-Сокол”. Какая фамилия-то лихая! А я знаю, что мелкий стервятник это», - характеризует человека повествователь и задумывается о том, кто сотворил стервятника.

Повествователь рассказывает об одной из встреч с таким человеком: «Как-то, тоже в горячий полдень, нес я мешок с землею. И вот, когда я плелся по камню, и голова моя была камнем - счастье! - вырос, как из земли, на коньке стервятник и показал свои мелкие, как у змеи, зубы - беленькие, в черненькой головке. Крикнул весело, потряхивая локтями:

Бог труды любит!

Порой и стервятники говорят о Боге!

Вот почему я кроюсь: я слышу, как от стервятника пахнет кровью».

И объясняет, что ему не нравится в «стервятнике»: вокруг все в лохмотьях, голодные, а он - в новой чистой одежде, с округлившимся розовым лицом. Это один из тех, кто убивать ходит. Когда тысячи людей прятались по подвалам, власть обрели «те, кто убивает». Рассказчик вспоминает, как во время появления «тех, кто убивает», к нему зашел «человек мирный, хромой архитектор. Он сам боялся. А потому услуживал тем, что убивать ходят». Он описал и отобрал книги, потому как приказали.

Умерла курочка Торпедка - ушла тихо, на руках повествователя, и он даже порадовался этому: ведь она уходит в добрых руках, а сколько людей умирают, не услышав ни слова утешения...

Нянины сказки

Вечером повествователь встретился с соседкой нянькой, которая возвращалась из города. Он знал, что она будет жаловаться, но не мог не слушать, ведь «она - от народа, и ее слово - от народа». Няня рассказала о том, что убили комиссара на перевале, о детях, которые глодали копыта павшей лошади. А еще совсем недавно няня верила в светлое будущее, обещанное на митинге матросом: «Теперь, товарищи и трудящие, всех буржуев прикончили мы... которые убегли - в море потопили! И теперь наша советская власть, которая коммунизм называется! Так что до-жили! И у всех будут даже автомобили, и все будем жить... в ванных! Так что не жись, а едрена мать. Так что... все будем сидеть на пятом этаже и розы нюхать!..».

Встречалась она в городе с Иваном Михайловичем, бывшим соседом, который совершенно обнищал. Нянька ушла, а повествователь погрузился в воспоминания. Он рассказывает сказку курочке Жаднюхе. Иван Михайлыч писал про Ломоносова, за что получил золотую медаль в Академии наук. Золотую медаль эту пришлось продать за пуд муки. Стал он учить людей, за каждый урок получал полфунта хлеба и полено. «А скоро и поленья перестали давать: некому и учиться стало, голод. И вот на прошеные Ивана Ми-хайлыча - прислали ему бумагу, пенсию! По три золотника хлеба на день!» Такого количества хлеба хватит разве что курочке...

Про Бабу Ягу

Опустели профессорские дачи, растащили все ценное профессорские дворники и садовники. Застрелили одного профессора, тихого старика. «За дело взяли: не ходи за помидорчиками в шинели!»

Катят автомобили в Ялту. Сказка творится в мире, только страшная сказка. «Я знаю: из-за тысячи верст, по радио, долетело приказ-слово, на синее море пало: “Помести Крым железной метлой! в море!”

Катит-валит Баба Яга по горам, по лесам, по долам - железной метлой метет. Мчится автомобиль за Ялту.

Дела, конечно. Без дела кто же теперь кататься будет? »

С визитом

«Чучело-доктор» Михайло Васильич зашел «с визитом». У доктора изъяли все, вплоть до обуви и пайка из врачебного союза: «Говорят коллеги, что теперь “жизнь - борьба”, а практикой я не занимаюсь! А“нетрудящийся да не ест”!».

Доктор печально высказывает мысль, царящую под южным солнцем: «Лучше теперь в земле, чем на земле».

Доктор вздыхает: часы теперь нельзя держать, у него все отобрали.

«Мементо мори»

Доктор просит рассказчика опубликовать его историю о часах-«луковице»: «Так и опубликуйте: “Мементо мори”, или “Луковица” бывшего доктора, нечеловеческого раба Михаила". Это очень удачно будет: “нечеловеческого”! Или лучше: нечеловечьего!»

Они с женой путешествовали по Европе как раз в то время, когда революция была романтизирована. Часы доктор купил в какой-то грязной лавчонке, продавая их, ему сказали: «Революционер, ирландец, но виду не подавайте, что знаете».

И отобрали у него эти часы революционеры. В этой истории доктор видит параллель.

Почти прощаясь, он говорит, что хотел бы издать книгу со своими размышлениями и выводами, которую озаглавил бы «Сады миндальные».

«Сады миндальные»

Едва приехав в Крым, доктор выбрал себе пустырь и засадил его миндальными деревьями. «...Были миндальные сады, каждую весну цвели, давали радость. А теперь у меня - “сады миндальные”, в кавычках, - итоги и опыт жизни!..»

«Нет, теперь в школу-то не заманишь. “Отче-то наш” и забыли. И учиться не будут», - говорит доктор. А миндаль у него оборвали весь, деревья рубят. События революционные доктор сравнивает с экспериментами Сеченова, людей - с лягушками: «Два миллиончика “лягушечек” искромсали: и груди вырезали, и на плечи “звездочки” сажали, и над ретирадами затылки из наганов дробили, и стенки в подвалах мозгами мазали...». Доктор говорит, что все уже почти мертвы, и все это - голод, темные точки перед глазами от слабости - преддверие смерти.

Доктор подводит итоги своим рассуждениям: «...раз уже наступила сказка, жизнь уже кончилась, и теперь ничего не страшно. Мы - последние атомы прозаической, трезвой мысли. Все - в прошлом, и мы уже лишние. А это, - показал он на горы, - это только так кажется», - после чего уходит к соседям. Повествователь смотрит вдаль и понимает: «Теперь ничего не страшно. Теперь все - сказка. Баба-Яга в горах...»

Волчье логово

Повествователь вечером ходил по саду и услышал: что-то происходит в «профессорском уголке». «Внизу голоса ревут - там еще обитает кто-то! Берлоги еще остались.

Ой, люди добры-и-и...

Нет ни людей, ни добрых».

Зарезали корову, и Коряк душил коровореза. Пока рассказчик всматривался и вслушивался, ястреб зарезал его курочку Жаднюху. «Индюшка стоит под кедром, поблескивает зрачком - к небу. Жмутся к ней курочки - теперь их четыре только, последние. Подрагивают на своем погосте. Жалкие вы мои... и вам, как и всем кругом, - голод и страх, и смерть. Какой же погост огромный! И сколько солнца! Жарки от света горы, море в синем текучем блеске...»

А повествователь ходит по саду, коря себя за то, что еще может думать и искать Солнце Правды.

Дядя Андрей с исправничьей дачи, проходя мимо, советует обменять павлина на что-нибудь - на хлеб или табак. Рассказчик задумывается над этим вопросом (на табак и впрямь можно бы), но понимает, что не сделает этого.

Чудесное ожерелье

Повествователь с нетерпением ждет ночи: «...когда же накроет ночь это ликующее кладбище?!» Ночь пришла. Подошла соседка и подсела к рассказчику, говорит: «Голова стала мутная, ничего не соображаю. Детишки тают, я совсем перестала спать. Хожу и хожу, как маятник». Пришла девочка Анюта «из мазеровской дачи», попросила «крупки на кашку», потому что «маленький у нас помирает, обкричал-ся». Рассказчик дал немного крупы - все, что было у него самого...

Соседка, старая барыня, рассказала, что обменяла на хлеб золотую цепочку, теперь у нее остались только бусы из горного хрусталя: «Я понимаю: на этих хрустальных шариках кусочки ее души, - говорит повествователь. - Но теперь нет души, и нет ничего святого. Содраны с человеческих душ покровы. Сорваны - пропиты кресты нательные. На клочки изорваны родимые глаза-лица, последние улыбки-благословения, нашаренные у сердца... последние слова-ласки втоптаны сапогами в ночную грязь, последний призыв из ямы треплется по дорогам... - носит его ветрами». Барыне предложили обменять ожерелье работы итальянского мастера на три фунта хлеба, та недоумевает: такая роскошь, драгоценность, «столько... граней» - и всего за три фунта! Повествователь же думает: «А сколько граней в человеческой душе! Какие ожерелья растерты в прах... и мастера побиты...»

А ночью начинают грабить. Могут появиться люди из Отдела...

В глубокой балке

Рассвет. «Время идти в Глубокую балку, по холодку, - рубить». В глубокой балке сумрачно, склоны поросли кустарником, в котором чудятся всевозможные фигуры: канделябр, крест, вопросительный знак... «Живут вещи в Глубокой балке, живут - кричат». Три года назад здесь «стояли станом оголтелые матросские орды, грянувшие брать власть», а теперь один из немногих выживших рубит в балке дрова.

Повествователь мысленно обращается к европейцам, «восторженным ценителям «дерзаний»», предлагая им не воспевать «мировую перекройку жизни», а понаблюдать: «увидите затекшие кровью живые души, брошенные, как сор».

Игра со смертью

Повествователь задремал под деревом-Крестом, его разбудили. Это был «оборванный человек, чернявый, с опухшим желтым лицом, давно не бритым, не мытым, в дырявой широкополой соломке, в постелях татарских, показывающих пальцы-когти. Белая ситцевая рубаха подтянута ремешком, и через дырья ее виднеются желтые пятна тела. По виду - с пристани оборванец». Это молодой писатель Борис Шишкин. Повествователю с ним тяжело, чудится: что-то случится с Шишкиным. У молодого писателя одна мечта: уйти куда угодно, хоть под землю, и отдаться писательству. Борис Шишкин «талантлив, душа у него нежна и чутка, а в его очень недлинной жизни было такое страшное и большое, что хватит и на сто жизней.

Он был на великой войне солдатом, в пехоте, и на самом опасном - германском фронте». Он побывал в плену, его едва не расстреляли как шпиона, морили голодом и заставляли работать в шахтах. Уже при советской власти Шишкин вернулся в Россию, его захватили казаки, чудом отпустили. Предлагали стать коммунистом, «но он подал заявление о болезни и, наконец, получил свободу. Теперь он мог ходить по садам - работать за полфунта хлеба и писать рассказы». Теперь он собирается жить в скалах и писать повесть «Радость жизни». «Его опухшее желтое лицо - лицо округи - говорит ясно, что голодают. И все-таки он счастлив», - отмечает повествователь.

Шмелев рассказывает, что сбежали пленные советской власти, и теперь всем приморским жителям грозят обыски и облавы. Но рассказчик радуется: «Хоть шестеро жизнь отбили!»

Голос из-под горы

Повествователь сидит на пороге своей мазанки, к нему подходит бывший почтальон Дрозд. Это «праведник в окаянной жизни. Таких в городке немного. Есть они по всей растлевающейся России». Раньше Дрозд мечтал дать своим детям «постороннее» образование, гордился своей почтальонской миссией, «с благоговением относился к европейской политике и европейской жизни». Теперь же он говорит о жизни по-другому. «Вся ци-ви...ли-зация приходит в кризис! И даже... ин-ти-ли-генция! - шипит он в хворосте, глядит пугливо по сторонам. - А ведь как господин Некрасов говорил: “Сейте разумное, доброе, вечное! Скажут спасибо вам бесконечное! Русский народ!!” А они у старухи крадут! Все позиции сдали - и культуры, и морали».

Дрозд уходит, а рассказчик подводит итоги его визиту: «Праведники... В этой умирающей щели, у засыпающего моря, еще остались праведники. Я знаю их. Их немного. Их совсем мало. Они не поклонились соблазну, не тронули чужой нитки, - и бьются в петле. Животворящий дух в них, и не поддаются они всесокрушающему камню. Гибнет дух? Нет - жив. Гибнет, гибнет... Я же так ясно вижу!»

На пустой дороге

Сентябрь «отходит», виноградники и леса подсыхают, гора Куш-Каи словно наблюдает за всем происходящим у моря. «Кругом так тихо... Но знаю я, что во всех этих камнях, по виноградникам, по лощинам, прижались, зажались в щели и затаились букашки-люди, живут - не дышат», - говорит повествователь. Рассказчик вспоминает, как недавно бродил по берегу, по дороге, надеялся обменять рубаху на что-то съестное, и встретил троих детей. Дети, две девочки и мальчик, разложили на дороге пищу - лепешки, бараньи кости, овечий сыр. При появлении рассказчика они попытались все это спрятать, но тот их успокоил и услышал историю. Отца детей арестовали, обвинив в убийстве чужой коровы. Дети пошли искать пищу в горы, наткнулись на татарские кошары. Старшая девочка понравилась парням-татарам, детей накормили и с собой еды дали.

Расставшись с детьми, повествователь встретил на дороге Федора Лягуна. Лягун вовремя сообразил, что несет с собой появление коммунистов, и переметнулся к ним, получив некоторую власть. «У коммунистов свой закон... даже на мать обязан донести по партии!» - говорил Федор Лягун. И он доносил - если не удавалось договориться с «буржуями». Повествователь говорит: «Он сечет пальцем по рябой ладони и втягивается в мои глаза. Мне душно от гнилого перегара...

Я больше не хожу по дорогам, не разговариваю ни с кем. Жизнь сгорела. Теперь чадит. Смотрю в глаза животных. Но и их немного».

Миндаль поспел

Повествователь сидит на миндальном дереве - миндаль поспел. И разглядывает город с высоты. Умер жестянщик Кулеш, который поначалу работал за деньги, потом - за хлеб, крыл крыши, клепал печки и резал флюгера. «Не миновать - всем гулять... с камиссарами! Уу-у... сон страшный... Борщика-то бы хоть довелось напоследок вдосталь... а там!..» - говорил Кулеш перед смертью.

Попытался обратиться в больницу, надеясь, что хоть там накормят - обещали же все для народа сделать, - но в больнице и сами голодали. И Кулеш умер. «Пятый день лежит Кулеш в человечьей теплице. Все ждет отправки: не может добиться ямы. Не один лежит, а с Гвоздиковым, портным, приятелем; живого, третьего, поджидают. Оба настаивали - шумели на митингах, требовали себе именья. Под народное право все забрали: забрали и винные подвалы - хоть купайся, забрали сады и табаки, и дачи». Старик сторож говорит, что хоронить ему не на что, да и взять с покойников нечего. Придется им ждать кого-то побогаче... Повествователь говорит, что никто из пострадавших, обманутых революцией, не останется на страницах истории. И подводит итог: «Спи же с миром, глупый, успокоившийся Кулеш! Не одного тебя обманули громкие слова лжи и лести. Миллионы таких обмануты, и миллионы еще обманут...»

«Жил-был у бабушки серенький козлик»

«Я хочу отойти от кружащей меня тоски пустыни. Я хочу перенестись в прошлое, когда люди ладили с солнцем, творили сады в пустыне...» - говорит рассказчик. На Тихой пристани раньше был пустырь, приехал отставной исправник и создал «чудесное “розовое царство”». Теперь же «розовое царство» погибает.

У учительницы Прибытко двое детей, и она не может сдаться тяжелому времени. У них есть коза Прелесть и козел - зависть соседей.

Учительница рассказывает о своем козле, о том, что в округе коров режут, собак и кошек отлавливают. А повествователь думает: «Я слушаю, сидя на миндале, смотрю, как резвятся орлята над Касте-лыо. Вдруг набегает мысль: что мы делаем? почему я в лохмотьях, залез на дерево? учительница гимназии - босая, с мешком, оборванка в пенсне, ползает по садам за падалкой... Кто смеется над нашей жизнью? Почему у ней такие запуганные глаза?»

Конец павлина

Конец октября. Голод подступает все ближе. Пропал павлин Павка: «Я вспоминаю с укором тот тихий вечер, когда заголодавший Павка доверчиво пришел к пустой чашке, стукнул носом... Стучал долго. С голоду ручнеют... Теперь это всякий знает. И затихают». Повествователь тогда попытался придушить павлина, но не смог.

Соседский мальчишка предполагает, что павлина съел доктор, и приносит рассказчику несколько перьев. «Я беру остатки моего - не моего - павлина и с тихим чувством, как нежный цветок, кладу на веранде - к усыхающему “кальвилю”. Последнее из отшедших. Пустоты все больше. Дотепливается последнее. A-а, пустяки какие!..»

Круг адский

Рассказчик говорит: « ...есть ад! Вот он и обманчивый круг его... - море, горы... - экран чудесный. Ходят по кругу дни - бесцельной, бессменной сменой. Путаются в днях люди, мечутся, ищут... выхода себе ищут». И размышляет: может быть, ему уйти? Но не уйдет, хотя кончился табак и приходится курить цикорий; нет книг, да и зачем они...

Размышляет рассказчик о жизни и смерти. Пришедшие к власти убивают всех. Убили молодого мужчину за то, что лейтенант; старуху - держала на столике портрет мужа-генерала. А кого не убивают, те умирают сами.

На тихой пристани

Тихая пристань успокаивает, там еще теплится жизнь: старушка доит козу, пытается еще держать хозяйство.

Марина Семеновна и дядя Андрей общаются. Марина Семеновна говорит, что ее собеседник «испоганился»: раньше работал, теперь же ворует и вино пьет. А больше ему ничего и не осталось: корову у него забрал матрос-революционер. «На глазах погибает человек... - говорит с сердцем Марина Семеновна. - Говорю ему: налаживайте хозяйство! <...> Говорит, порядку нет, не сообразишься! Вот где развал всего! <...> А все кричали - наше!» Повествователь замечает о ней: «Не может она поверить, что жизнь хочет покоя, смерти: хочет покрыться камнем; что на наших глазах плывет, как снег на солнце».

Чатырдаг дышит

«Прощай, Рыбачихино семейство!» - восклицает повествователь. Дочки Рыбачихи отправились за перевал, сама она плачет над единственным сыном, умершим. Вспоминает рассказчик о разговоре с Николаем, старым рыбаком, мужем Рыбачихи. Тот побывал у представителей своей власти и недоумевал: как же так? Народу обещали благополучие, но сами живут замечательно, а люди умирают от голода.

Ругается рыбак Пашка, «лихой парень»: «Придешь с моря - все забирают, на всю артель десять процентов оставляют! Ловко придумали - коммуна называется».

Праведница-подвижница

Жена сапожника Прокофия, Таня, живет в глиняной лачуге. Сам Прокофий «вышел на набережную, пошел к военному пункту и запел: “Боже, царя храни!” Его тяжко избили на берегу, посадили в подвал и увезли за горы. Он скоро помер».

Таня собирается за горы, «вино менять»: «За полсотни верст, через перевал, где уже снег выпал, она понесет трудовое свое вино... <...> Там останавливают проезжих. Там - зеленые, красные, кто еще?.. Там висят над железным мостом, на сучьях, - семеро. Кто они - неизвестно. Кто их повесил - никто не знает. <...> Там волчья грызня и свалка. Незатихающий бой людей железного века - в камнях».

Под ветром

Повествователь отправился к миндальным садам доктора - проститься. Он со всем прощается, проходя последний круг ада. Доктор проводит свой эксперимент: живет на миндале и опиуме. Он отмечает, что хуже стало глазам. Доктор делает выводы: «Че-го-то мы не учитываем! Не все умирают! Значит, жизнь будет идти... она идет, идет уже тем, что есть, которые убивают! и только! в этом и жизнь - в убивании!» Надежда - функция, расплата - укрепление функции. Доктор замечает, что люди боятся говорить, а «скоро и думать будут бояться».

Там, внизу

Иван Михайлович, писавший про Ломоносова, дописывает последний свой труд. Мечтает попасть на родину, в Вологодскую губернию. И жалеет об одном: умрет - и его труды пропадут. «Лучше бы меня тогда матросики утопили...»

Встречает рассказчик старого татарина, надеется выменять у него муки, но у того и самого нет.

Конец бубика

У Марины Семеновны пропал козел - увели из сарайчика. «Это не кража, а детоубийство!..» - говорит она.

Жива душа!

Ноябрь. Начались дожди. Корова Тамарка радуется: ветви намокли, и их можно обглодать.

Ночью в дверь повествователя постучались, при-.шел татарин, принес долг за рубашку: «Яблоки, грушка-сушка... мука? и бутылка бекмеса!..» И рассказчик восклицает: «Нет, не это. Не табак, не мука, не грушки... - Небо! Небо пришло из тьмы! Небо, о Господи!.. Старый татарин послал... татарин...»

Земля стонет

В миндальных садах - пожар. Сгорел доктор. «Матрос говорит... снутри горело», - говорит сосед Яшка. А повествователь отмечает: «Доктор сгорел, как сучок в печурке».

Конец доктора

Не успел доктор сгореть, как его старый дом грабят: «По Михал Василичу поминки правят, старый дом растаскивают другой день. Волокут, кто - что».

Конец Тамарки

Пошли зимние дожди. Люди голодают. Рыбаки остались без улова: на море бури. Просят в городе хлеба, но им не дают: «Все в свое время будет! Славные рыбаки! Вы с честью держали дисциплину пролетариата... держите кр-репко!.. Призываю на митинг... ударная задача!., помочь нашим героям Донбасса!..»

Увели корову Тамарку. Взяли за это Андрея Кривого и Одарюка. «Шумит горка: нашли у Григория Одарюка под полом коровью требушину и сало. Взяли. Помер у Одарюка мальчик, промучился, - требушиной объелся будто. Кожу коровью нашел матрос: в земле зарыта была».

Хлеб с кровью

К повествователю пришла маленькая дочка Одарюка, Анюта. «Она трясется и плачет в руки, маленькая. А что я могу?! Я только могу сжать руки, сдавить сердце, чтобы не закричать».

На перевале убили нянькина сына и зятя Коряка, которые наменяли вино на зерно. «Пришло худо: прислал Алеша пшеницы с кровью. Есть-то надо, промоют и отмоют. Только всего не вымоешь...»

Тысячи лет тому...

«Тысячи лет тому... - многие тысячи лет - здесь та же была пустыня, и ночь, и снег, и море, черная пустота, погромыхивало так же глухо. И человек водился в пустыне, не знал огня.

Руками душил зверье, подшибал камнем, глушил дубиной, прятался по пещерам...» - говорит рассказчик. И вновь вернулось это время: ходят люди с камнями. Ему рассказывали: «По дорогам горным хоронятся, за камни... подстерегают ребят... и - камнем! И волокут...»

Три конца

Умерли Андрей Кривой и Одарюк. А в краже козла и коровы сознался дядя Андрей. Его тоже выпустили. И он умер. «Так отошли все трое, один за одним, - истаяли. Ожидающие своей смерти, голодные, говорили:

Налопались чужой коровятины... вот и сдохли».

Конец концов

«Да какой же месяц теперь - декабрь? Начало или конец? Спутались все концы, все начала», - говорит повествователь. Он сидел на бугре и смотрел на кладбище. «Когда солнце идет к закату, кладбищенская часовня пышно пылает золотом. Солнце смеется Мертвым. Смотрел и решал загадку - о жиз-ни-смерти».

Зашел к повествователю отец Бориса Шишкина и сказал, что обоих его сыновей расстреляли «за разбой».

Цветет миндаль. Пришла весна...

Трагизм восприятия революционных событий

Первую революцию Шмелев воспринял восторженно, основные его произведения того времени - «Вахмистр» (1906), «Распад» (1906), «Иван Кузьмич» (1907), «Гражданин Уклейкин» - прошли под знаком первой русской революции. Революционный подъем он считал очистительной силой, способной поднять забитых и униженных, разбудить человечность. Но борцов с самодержавием Шмелев знал плохо, поэтому революция в его произведениях передана глазами других героев, пассивных и малосознательных людей.

В 1922 г. Шмелев эмигрировал, показав тем самым свое отношение ко второй революции.

Его эпопея «Солнце мертвых» - яростный протест против несправедливости новой власти. В ней показан жестокий контраст между обещаниями светлого будущего и мрачной реальностью. Этот контраст отмечается даже в противопоставлении приморских красот и нищих, голодных, обреченных на мучительную гибель людей.

«Солнце мертвых» (Иван Шмелев) критики назвали самым трагическим произведением за всю историю мировой литературы. Что же в нем такого ужасного и потрясающего? Ответ на этот и многие другие вопросы можно найти в данной статье.

История создания и жанровые особенности

Ознаменовало второй - эмиграционный - этап творчества Ивана Шмелева произведение «Солнце мертвых». Жанр, выбранный писателям для своего творения, - эпопея. Напомним, что в таком роде произведений описываются выдающиеся национально-исторические события. О чем же рассказывает Шмелев?

Писатель выбирает действительно запоминающееся событие, но гордиться здесь нечем. Он изображает крымский голод 1921-1922 годов. «Солнце мертвых» - это реквием по тем, кто погиб в те ужасные годы - и не только от недостатка пищи, но и от действий революционеров. Немаловажно и то, что сына самого Шмелева, оставшегося в России, расстреляли в 1921 году, а книга была опубликована 1923-м.

«Солнце мертвых»: краткое содержание

Действия разворачиваются в августе на побережье крымского моря. Всю ночь героя мучили странные сны, а проснулся он от перепалки соседей. Вставать не хочется, но он вспоминает, что начинается праздник Преображения.

В заброшенном доме по дороге он видит павлина, который уже долгое время живет там. Когда-то он принадлежал герою, но теперь птица ничья, как и он сам. Иногда павлин возвращается к нему и собирает виноградные ягоды. А рассказчик гоняет его - еды мало, солнце все выжгло.

Из хозяйства у героя еще имеется индюшка с индюшатами. Держит он их как память о прошлом.

Продукты можно было бы купить, но из-за красногвардейцев корабли больше не заходят в порт. А они еще и к имеющейся на складах провизии людей не подпускают. Вокруг царит мертвая тишина погоста.

Все вокруг страдают от голода. И те, кто недавно шел с лозунгами и поддерживал красных в ожидании хорошей жизни, больше ни на что не надеются. И над всем этим светит веселое жаркое солнце...

Видео по теме

Баба-яга

Опустели крымские дачи, расстреляли всю профессуру, а дворники добро растащили. А по радио был дан приказ «Помести Крым железной метлой». И взялась Баба-яга за дело, метет.

Приходит к рассказчику доктор в гости. У него все отобрали, даже часов не осталось. Он вздыхает и говорит, что сейчас под землей стало лучше, чем на земле. Когда грянула революция, доктор с женой были в Европе, романтизировали о грядущем. А революцию он теперь сравнивает с опытами Сеченова. Только вместо лягушек людям сердца вырезали, на плечи сажали «звездочки», да затылки дробили из наганов.

Герой смотрит ему вслед и думает, что теперь ничего не страшно. Ведь теперь Баба-яга в горах.

У соседей вечером зарезали корову, и хозяин душил убийцу. Герой пришел на шум, а в это время кто-то зарезал его курицу.

Приходит соседская девочка, просит крупы - мать у них умирает. Рассказчик отдает все, что у него было. Появляется соседка, рассказывает, как променяла золотую цепочку на еду.

Игра со смертью

Продолжают развиваться действия эпопеи «Солнце мертвых» (Иван Шмелев). Рассказчик рано утром отправляется рубить дерево. Здесь он засыпает, и его будит Борис Шишкин, молодой писатель. Он не умыт, оборван, с опухшим лицом, с нестрижеными ногтями.

Прошлое его было непростым: воевал в Первой мировой, его взяли в плен, чуть не расстреляли как шпиона. Но в итоге просто отправили работать в шахты. При советской власти Шишкин смог вернуться на родину, но тут же попал к казакам, которые едва его отпустили.

Доходит весть о том, что недалеко сбежали шестеро пленных советской власти. Теперь всем грозят облавы и обыски.

Конец сентября. Рассказчик глядит на море и горы - вокруг тихо. Вспоминает, как недавно встретил на дороге троих детей - девочку и двух мальчиков. Их отца арестовали по обвинению в убийстве коровы. Тогда дети отправились на поиски пищи. В горах старшая девочка приглянулась татарским парням, и они накормили детей и даже дали еды с собой.

Однако больше рассказчик не ходит по дорогом и не желает общаться с людьми. Лучше смотреть в глаза животным, но их немного осталось.

Исчезновение павлина

О судьбах тех, кто радовался и приветствовал новую власть, рассказывает «Солнце мертвых». Краткое содержание, пусть и не в объеме оригинала, передает злую иронию их жизни. Раньше они ходили на митинги, кричали, требовали, а теперь умерли с голода и уже 5-й день лежат их тела и никак не могут дождаться даже ямы погребальной.

В конце октября исчезает павлин, а голод становится все злее. Рассказчик вспоминает, как оголодавшая птица приходила за едой несколько дней назад. Тогда он попытался было ее придушить, но не смог - рука не поднялась. А теперь павлин исчез. Соседский мальчишка принес несколько перьев птицы и сказал, что ее, наверное, съел доктор. Рассказчик берет перья нежно, как хрупкий цветок, и кладет их на веранде.

ОН размышляет, что все вокруг - это и есть круги ада, которые постепенно сжимаются. Гибнет от голода даже семейство рыбаков. Сын умер, дочь собралась за перевал, Николай, глава семейства, тоже погиб. Осталась только одна хозяйка.

Развязка

Подходит к концу эпопея «Солнце мертвых» (краткое содержание). Пришел ноябрь. Старый татарин ночью возвращает долг - он принес муки, груш, табаку. Приходит известие о том, что сгорел доктор в своих миндалевых садах, а его дом уже начали грабить.

Наступила зима, пришли дожди. Голод продолжается. Море совсем прекращает кормить рыбаков. Они приходят просить хлеба к представителям новой власти, но в ответ их только призывают держаться и приходить на митинги.

На перевале убили двоих, которые выменивали вино на пшеницу. Зерно привезли в город, промоют да съедят. Рассказчик размышляет о том, что всего не отмоешь.

Герой силится вспомнить, какой нынче месяц... кажется, декабрь. Он идет на берег моря и смотрит на кладбище. Закатное солнце освещает часовню. Словно солнце улыбается мертвым. Вечером к нему заходит отец писателя Шишкина и рассказывает, что сына расстреляли «за разбой».

Приближается весна.

«Солнце мертвых»: анализ

Это произведение названо самой сильной вещью Шмелева. На фоне бесстрастной и прекрасной крымской природы разворачивается настоящая трагедия - голод уносит все живое: людей, животных, птиц. Писатель поднимает в произведении вопрос о ценности жизни во времена великих социальных изменений.

Невозможно остаться в стороне и не задуматься о том, что важнее, читая «Солнце мертвых». Тема произведения в глобальном смысле - это борьба между жизнью и смертью, между человечностью и животным началом. Пишет автор о том, как губит нужда человеческие души, и это его пугает больше голода. Также Шмелев поднимает такие философские вопросы, как поиск истины, смысла жизни, человеческих ценностей и пр.

Герои

Не раз автор описывает превращение человека в зверя, в убийцу и предателя на станицах эпопеи «Солнце мертвых». Главные герои также не застрахованы от этого. Например, доктор - друг рассказчика - постепенно теряет все свои моральные принципы. И если в начале произведения он говорит о написании книги, то в середине повествования убивает и съедет павлина, а под конец начинает употреблять опий и гибнет в пожаре. Есть и те, кто за хлеб стал доносчиком. Но такие, по мнению автора, еще хуже. Они сгнили изнутри, и глаза их пусты и безжизненны.

Нет в произведении тех, кто не страдал бы от голода. Но каждый переносит его по-своему. И в этом испытании становится понятно, чего по-настоящему стоит человек.

Иван Сергеевич Шмелев

Солнце мертвых

За глиняной стенкой, в тревожном сне, слышу я тяжелую поступь и треск колючего сушняка…

Это опять Тамарка напирает на мой забор, красавица симменталка, белая, в рыжих пятнах, - опора семьи, что живет повыше меня, на горке. Каждый день бутылки три молока - пенного, теплого, пахнущего живой коровой! Когда молоко вскипает, начинают играть на нем золотые блестки жира и появляется пеночка…

Не надо думать о таких пустяках - чего они лезут в голову!

Итак, новое утро…

Да, сон я видел… странный какой-то сон, чего не бывает в жизни.

Все эти месяцы снятся мне пышные сны. С чего? Явь моя так убога… Дворцы, сады… Тысячи комнат - не комнат, а зал роскошный из сказок Шехерезады - с люстрами в голубых огнях - огнях нездешних, с серебряными столами, на которых груды цветов - нездешних. Я хожу и хожу по залам - ищу…

Кого я с великой мукой ищу - не знаю. В тоске, в тревоге я выглядываю в огромные окна: за ними сады, с лужайками, с зеленеющими долинками, как на старинных картинах. Солнце как будто светит, но это не наше солнце… - подводный какой-то свет, бледной жести. И всюду - цветут деревья, нездешние: высокие-высокие сирени, бледные колокольчики на них, розы поблекшие… Странных людей я вижу. С лицами неживыми ходят, ходят они по залам в одеждах бледных - с икон как будто, заглядывают со мною в окна. Что-то мне говорит - я чую это щемящей болью, - что они прошли через страшное, сделали с ними что-то, и они - вне жизни. Уже - нездешние… И невыносимая скорбь ходит со мной в этих до жути роскошных залах…

Я рад проснуться.

Конечно, она - Тамарка. Когда молоко вскипает… Не надо думать о молоке. Хлеб насущный? У нас на несколько дней муки… Она хорошо запрятана по щелям - теперь опасно держать открыто: придут ночью… На огородике помидоры - правда, еще зеленые, но они скоро покраснеют… с десяток кукурузы, завязывается тыква… Довольно, не надо думать!..

Как не хочется подыматься! Все тело ломит, а надо ходить по балам, рубить «кутюки» эти, дубовые корневища. Опять все то же!..

Да что такое, Тамарка у забора!.. Сопенье, похлестывание веток… обгладывает миндаль! А сейчас подойдет к воротам и начнет выпирать калитку. Кажется, кол приставил… На прошлой неделе она выперла ее на колу, сняла с петель, когда все спали, и сожрала половину огорода. Конечно, голод… Сена у Вербы нет на горке, трава давно погорела - только обглоданный граб да камни. До поздней ночи нужно бродить Тамарке, выискивать по глубоким балкам, по непролазным чащам. И она бродит, бродит…

А все-таки подыматься надо. Какой же сегодня день? Месяц - август. А день… Дни теперь ни к чему, и календаря не надо. Бессрочнику все едино! Вчера доносило благовест в городке… Я сорвал зеленый «кальвиль» - и вспомнил: Преображение! Стоял с яблоком в балке… принес и положил тихо на веранде. Преображение… Лежит «кальвиль» на веранде. От него теперь можно отсчитывать дни, недели…

Надо начинать день, увертываться от мыслей. Надо так завертеться в пустяках дня, чтобы бездумно сказать себе: еще один день убит!

Как каторжанин-бессрочник, я устало надеваю тряпье - милое мое прошлое, изодранное по чащам. Каждый день надо ходить по балкам, царапаться с топором по кручам: заготовлять к зиме топливо. Зачем - не знаю. Чтобы убивать время. Мечтал когда-то сделаться Робинзоном - стал. Хуже, чем Робинзоном. У того было будущее, надежда: а вдруг - точка на горизонте! У нас не будет никакой точки, повек не будет. И вcе же надо ходить за топливом. Будем сидеть в зимнюю долгую ночь у печурки, смотреть в огонь. В огне бывают видения… Прошлое вспыхивает и гаснет… Гора хворосту выросла за эти недели, сохнет. Надо еще, еще. Славно будет рубить зимой! Так и будут отскакивать! На целые дни работы. Надо пользоваться погодой. Теперь хорошо, тепло - можно и босиком или на деревяшках, а вот как задует от Чатырдага, да зарядят дожди… Тогда плохо ходить по балкам.

Я надеваю тряпье… Старьевщик посмеется над ним, в мешок запхает. Что понимают старьевщики! Они и живую душу крючком зацепят, чтобы выменять на гроши. Из человеческих костей наварят клею - для будущего, из крови настряпают «кубиков» для бульона… Раздолье теперь старьевщикам, обновителям жизни! Возят они по ней железными крюками.

Мои лохмотья… Последние годы жизни, последние дни - на них последняя ласка взгляда… Они не пойдут старьевщикам. Истают они под солнцем, истлеют в дождях и ветрах, на колючих кустах по балкам, по птичьим гнездам…

Надо отворить ставни. А ну-ка, какое утро?..

Да какое же может быть утро в Крыму, у моря, в начале августа?! Солнечное, конечно. Такое ослепительно-солнечное, роскошное, что больно глядеть на море: колет и бьет в глаза.

Только отпахнешь дверь - и хлынет в защуренные глаза, в обмятое, увядающее лицо солнцем пронизанная ночная свежесть горных лесов, долин горных, налитая особенной, крымской, горечью, настоявшеюся в лесных щелях, сорвавшеюся с лугов, от Яйлы. Это - последние волны ночного ветра: скоро потянет с моря.

Милое утро, здравствуй!

В отлогой балке - корытом, где виноградник, еще тенисто, свежо и серо; но глинистый скат напротив уже розово-красный, как свежая медь, и верхушки молодок-груш, понизу виноградника, залиты алым глянцем. А хороши молодки! Прибрались, подзолотились, понавешали на себя тяжелые бусы-грушки - «мари-луиз».

Я тревожно обыскиваю глазами… Целы! Еще одну ночь провисели благополучно. Не жадность это: это же хлеб наш зреет, хлеб насущный.

Здравствуйте и вы, горы!

К морю - малютка гора Кастель, крепость над виноградниками, гремящими надалеко славой. Там и золотистый «сотерн» - светлая кровь горы, и густое «бордо», пахнущее сафьяном и черносливом, и крымским солнцем! - кровь темная. Сторожит Кастель свои виноградники от стужи, греет ночами жаром. В розовой шапке она теперь, понизу темная, вся - лесная.

Правее, дальше - крепостная стена-отвес, голая Куш-Кая, плакат горный. Утром - розовый, к ночи - синий. Все вбирает в себя, все видит. Чертит на нем неведомая рука… Сколько верст до него, а - близкий. Вытяни руку и коснешься: только перемахнуть долину внизу и взгорья, все - в садах, в виноградниках, в лесах, балках. Вспыхивает по ним невидимая дорога пылью: катит автомобиль на Ялту.

Правее еще - мохнатая шапка лесного Бабугана. Утрами золотится он; обычно - дремуче-черен. Видны на нем щетины лесов сосновых, когда солнце плавится и дрожит за ними. Оттуда приходит дождь. Солнце туда уходит.

Почему-то кажется мне, что с дремуче-черного Бабугана сползает ночь…

Не надо думать о ночи, о снах обманных, где все - нездешнее. Ночью они вернутся. Утро срывает сны: вот она, голая правда, - под ногами. Встречай же его молитвой! Оно открывает дали…

Не надо глядеть на дали: дали обманчивы, как и сны. Они манят и - не дают. В них голубого много, зеленого, золотого. Не надо сказок. Вот она, правда, - под ногами.

Я знаю, что в виноградниках, под Кастелью, не будет винограда, что в белых домиках - пусто, а по лесистым взгорьям разметаны человеческие жизни… Знаю, что земля напиталась кровью, и вино выйдет терпким и не даст радостного забытья. Страшное вписала в себя серая стена Куш-Каи, видная недалеко. Время придет - прочтется…

Я уже не гляжу на дали.

Смотрю через свою балку. Там - мои молодые миндали, пустырь за ними.

Каменистый клочок земли, недавно собиравшийся жить, теперь - убитый. Черные рога виноградника: побили его коровы. Зимние ливни роют на нем дороги, прокладывают морщины. Торчит перекати-поле, уже отсохшее: заскачет - только задует Север. Старая татарская груша, дуплистая и кривая, годы цветет и сохнет, годы кидает вокруг медовую желтую «буздурхан», все дожидает смены. Не приходит смена. А она, упрямая, ждет и ждет, наливает, цветет и сохнет. Затаиваются на ней ястреба. Любят качаться вороны в бурю.

А вот - бельмо на глазу, калека. Когда-то - Ясная Горка, дачка учительницы екатеринославской. Стоит - кривится. Давно обобрали ее воры, побили стекла, и она ослепла. Осыпается штукатурка, показывает ребра. А все еще доматываются в ветре повешенные когда-то сушиться тряпки - болтаются на гвоздях, у кухни. Где-то теперь заботливая хозяйка? Где-то. Разрослись у слепой веранды вонючие уксусные деревья.

Дачка свободна и бесхозяйна, - и ее захватил павлин.

Павлин… Бродяга-павлин, теперь никому не нужный. Он ночует на перильцах балкона: так не достать собакам.

Мой когда-то. Теперь - ничей, как и эта дачка. Есть же ничьи собаки, есть и люди - ничьи. Так и павлин - ничей.

Есть книги, чтение которых огорчает, наводит на грустные мысли. Одну из них в начале двадцатых годов прошлого столетия создал русский писатель Иван Шмелев. В этой статье - ее краткое содержание. «Солнце мертвых» - произведение человека редкого таланта и невероятно трагической судьбы.

История создания

Критики назвали «Солнце мертвых» одним из самых трагических литературных произведений за всю историю человечества. В каких условиях создавалась книга?

Спустя год после того, как Иван Шмелев покинул родину, он приступил к написанию эпопеи «Солнце мертвых». Тогда он не знал, что в Россию никогда не вернется. И все еще надеялся, что сын его жив. Сергей Шмелев был расстрелян без суда и следствия в 1921 году. Он стал одной из жертв «красного террора в Крыму». Одним из тех, кому писатель посвятил «Солнце мертвых» неосознанно. Потому как о судьбе сына Иван Шмелев узнал много лет спустя после написания этой страшной книги.

О чем первые главы книги? Непросто передать краткое содержание. «Солнце мертвых» начинается с описания утренней природы Крыма. Перед глазами автора - живописный горный пейзаж. Но крымский ландшафт лишь навевает тоску.

Здешние виноградники наполовину разорены. Дома, расположенные вблизи, опустели. Крымская земля пропитана кровью. Автор видит дачу своей знакомой. Некогда роскошный дом сейчас стоит словно осиротевший, с побитыми окнами, осыпанной побелкой.

«Что убивать ходят»: краткое содержание

«Солнце мертвых» - книга о голоде, страдании. В ней изображены муки, которые испытывают как взрослые, так и дети. Но самые страшные страницы книги Шмелева - те, где автор описывает превращение человека в убийцу.

Удивителен и ужасен портрет одного из героев «Солнца мертвых». Зовут этого персонажа Шурой, любит он играть вечерами на рояле, называет себя «соколом». Но с этой гордой и сильной птицей он не имеет ничего общего. Не зря автор сравнивает его со стервятником. Шура многих отправил на север или - еще хуже - на тот свет. Но он каждый день ест молочную кашу, музицирует, разъезжает на коне. В то время как люди вокруг умирают от голода.

Шура - один из тех, которых послали убивать. Вершить массовое уничтожение их отправили, как ни странно, ради высокой цели: достигнуть всеобщего счастья. Начинать, по их мнению, следовало с кровавой бойни. И те, что пришли убивать, выполнили свой долг. Ежедневно в подвалы Крыма отправлялись сотни человек. Днем их выводили на расстрел. Но, как оказалось, счастье, для которого потребовалось более ста тысяч жертв, было иллюзией. Трудовой люд, мечтающий занять барские места, вымирал от голода.

Про Бабу-ягу

Так называется одна из глав романа. Как предать ее краткое содержание? «Солнце мертвых» - произведение, представляющее собой рассуждения и наблюдения писателя. Страшные истории изложены беспристрастным языком. И оттого становятся еще ужаснее. Можно изложить вкратце отдельные истории, рассказанные Шмелевым. Но душевную опустошенность автора едва ли передаст краткое содержание. «Солнце мертвых» Шмелев написал тогда, когда уже не верил ни в свое будущее, ни в будущее России.

Недалеко от полуразрушенного дома, где обитает герой романа, находятся дачи - пустынные, холодные, запущенные. В одной из них жил отставной казначей - добрый рассеянный старичок. Жил он в доме с маленькой внучкой. Любил сидеть у берега, ловить бычков. А по утрам старичок отправлялся на рынок за свежими помидорами и брынзой. Однажды его остановили, отвезли в подвал и расстреляли. Вина казначея была в том, что он носил старую военную шинель. За это и был убит. Маленькая внучка сидела в пустой даче и плакала.

Как уже было сказано, одна из глав называется «Про Бабу-ягу». Вышеизложенная история о казначее и есть ее краткое содержание. «Солнце мертвых» Шмелев посвятил судьбам людей, которые пострадали от невидимой «железной метлы». В те времена в обиходе было немало странных и устрашающих метафор. «Помести Крым железной метлой» - фраза, которую вспоминает автор. И ему представляется огромная ведьма, уничтожающая тысячи людских жизней при помощи своего сказочного атрибута.

О чем рассказывает в последующих главах Иван Шмелев? «Солнце мертвых», краткое содержание которого изложено в статье, - словно крик души обреченного на гибель. Но автор о себе почти не говорит. «Солнце мертвых» - книга о России. Короткие трагические истории - детали большой и страшной картины.

«Творцы новой жизни… Откуда они?» - спрашивает писатель. И не находит ответа. Эти люди пришли, разграбили то, что созидалось столетиями. Они осквернили гробницы святых, разорвали саму память о Руси. Но прежде чем разрушать, следует научиться создавать. Уничтожители российских и православных традиций этого не знали, и потому были обречены, подобно своим жертвам, на верную гибель. Отсюда и название, которое дал книге Иван Шмелев - «Солнце мертвых».

Краткое содержание, описание, сюжет произведения можно передать таким образом: один из последних русских интеллигентов, находясь на грани смерти, наблюдает зарождение нового государства. Ему непонятны методы новой власти. Он никогда не впишется в этот строй. Но герой книги страдает не только от своей личной боли, но и оттого, что не понимает, для чего нужны разрушения, кровь и страдание детей. Как показала история, «Большой террор» имел для всего советского общества немало отрицательных последствий.

Борис Шишкин

В «Солнце мертвых» Шмелев рассказывает о судьбе своего собрата, молодого писателя Бориса Шишкина. Даже в годы террора этот человек мечтает о писательстве. Бумаги и чернил не найти. Свои книги он хочет посвятить чему-то светлому, чистому. Автор знает, что Шишкин необычайно талантлив. А еще, что в жизни этого молодого человека было столько горя, сколько хватило бы на сто жизней.

Шишкин служил в пехоте. Во время Первой мировой войны оказался на германском фронте. Попал в плен, где его пытали, морили голодом, но чудом остался жив. Домой он вернулся в другую страну. Поскольку Борис выбрал себе занятие по душе: подбирал с улицы детей-сирот. Но большевики его вскоре арестовали. Снова избежав смерти, Шишкин оказался в Крыму. На полуострове он, больной и умирающий от голода, все еще мечтал о том, что когда-нибудь он будет писать добрые, светлые рассказы для детей.

Конец концов

Так называется заключительная глава книги. «Когда кончатся эти смерти?» - задается вопросам автор. Умер соседский профессор. Дом его тут же был разграблен. По дороге герою встретилась женщина с умирающим ребенком. Жаловалась на судьбу. Тот не смог дослушать ее историю и убежал от матери умирающего младенца в свою виноградную балку.

В Крыму коренной москвич Шмелев оказался в 1918 году, приехав с женой к С.Н. Сергееву-Ценскому. Туда же, в Алушту, демобилизовался с фронта и единственный сын писателя, Сергей. Время было непонятное; по всей вероятности, Шмелевы просто решили переждать большевиков (тогда многие уезжали на Юг России). Крым находился под немцами; всего за годы гражданской войны на полуострове сменилось шесть правительств. Шмелев мог наблюдать и прелести демократии, и царство белых генералов, и приходы-отходы Советской власти. Сын писателя был мобилизован в Белую Армию, служил в Туркестане, потом, больной туберкулезом, - в алуштинской комендатуре. Покинуть Россию в 1920 году вместе с врангелевцами Шмелевы не захотели. Советская власть обещала всем оставшимся амнистию; обещание это сдержано не было, и Крым вошел в историю гражданской войны как "Всероссийское кладбище" русского офицерства.

Сын Шмелева был расстрелян в январе 1921, в Феодосии, куда он (сам!) явился для регистрации, но родители его еще долго оставались в неизвестности, мучаясь и подозревая самое худшее. Шмелев хлопотал, писал письма, надеялся, что сын выслан на север. Вместе с женой они пережили страшный голод в Крыму, выбрались в Москву, затем, в ноябре 1922 - в Германию, а через два месяца во Францию. Именно там писатель окончательно уверился в гибели сына: врач, сидевший с юношей в подвалах Феодосии и впоследствии спасшийся, нашел Шмелевых и рассказал обо всем. Именно тогда Иван Сергеевич решил не возвращаться в Россию. После всего пережитого Шмелев стал неузнаваем. Превратился в согнутого, седого старика - из живого, всегда бодрого, горячего, чей голос когда-то низко гудел, как у потревоженного шмеля. Теперь он говорил едва слышно, глухо. Глубокие морщины, запавшие глаза напоминали средневекового мученика или шекспировского героя.

Смерть сына, его жестокое убийство перевернуло сознание Шмелева, он серьезно и последовательно обращается в православие. Небольшую повесть "Солнце мертвых" можно назвать эпопеей гражданской войны, вернее, даже эпопеей бесчисленных зверств и расправ новой власти. Название - метафора революции, несущей с собой свет смерти. Европейцы называли это жестокое свидетельство крымской трагедии и трагедии России, отраженной в ней как в капле воды, -

"Апокалипсисом нашего времени". Такое сравнение говорит о понимании европейцами того, насколько страшна действительность, изображенная автором.

Впервые "Солнце мервых" было опубликовано в 1923 году, в эмигрантском сборнике "Окно", а в 1924 году вышло отдельной книгой. Сразу же последовали переводы на французский, немецкий, английский, и ряд других языков, что для русского писателя-эмигранта, да еще неизвестного в Европе, было большой редкостью.

Шмелев, изображая крымские события, произнес в эпопее "Солнце мертвых": "Бога у меня нет: синее небо пусто". Эту страшную пустоту разуверившегося во всем человека мы найдем у писателей и в Советской России и в эмиграции. Смят, разрушен былой гармонический порядок жизни; она показала свой звериный лик; и герой бьется в пограничной ситуации между жизнью и смертью, реальностью и безумием, надеждой и отчаянием. Особая поэтика отличает все эти произведения: поэтика бреда. С рваными, короткими фразами, исчезновением логических связей, сдвигом во времени и пространстве.

1.2 История создания эпопеи "Солнце мертвых"

В Крыму коренной москвич Шмелев оказался в 1918 году, приехав с женой к С.Н. Сергееву-Ценскому. Туда же, в Алушту, демобилизовался с фронта и единственный сын писателя, Сергей. Время было непонятное; по всей вероятности, Шмелевы просто решили переждать большевиков (тогда многие уезжали на Юг России). Крым находился под немцами; всего за годы гражданской войны на полуострове сменилось шесть правительств. Шмелев мог наблюдать и прелести демократии, и царство белых генералов, и приходы-отходы Советской власти. Сын писателя был мобилизован в Белую Армию, служил в Туркестане, потом, больной туберкулезом, - в алуштинской комендатуре. Покинуть Россию в 1920 году вместе с врангелевцами Шмелевы не захотели. Советская власть обещала всем оставшимся амнистию; обещание это сдержано не было, и Крым вошел в историю гражданской войны как "Всероссийское кладбище" русского офицерства.

Сын Шмелева был расстрелян в январе 1921, в Феодосии, куда он (сам!) явился для регистрации, но родители его еще долго оставались в неизвестности, мучаясь и подозревая самое худшее. Шмелев хлопотал, писал письма, надеялся, что сын выслан на север. Вместе с женой они пережили страшный голод в Крыму, выбрались в Москву, затем, в ноябре 1922 - в Германию, а через два месяца во Францию. Именно там писатель окончательно уверился в гибели сына: врач, сидевший с юношей в подвалах Феодосии и впоследствии спасшийся, нашел Шмелевых и рассказал обо всем. Именно тогда Иван Сергеевич решил не возвращаться в Россию. После всего пережитого Шмелев стал неузнаваем. Превратился в согнутого, седого старика - из живого, всегда бодрого, горячего, чей голос когда-то низко гудел, как у потревоженного шмеля. Теперь он говорил едва слышно, глухо. Глубокие морщины, запавшие глаза напоминали средневекового мученика или шекспировского героя.

Смерть сына, его жестокое убийство перевернуло сознание Шмелева, он серьезно и последовательно обращается в православие. Небольшую повесть "Солнце мертвых" можно назвать эпопеей гражданской войны, вернее, даже эпопеей бесчисленных зверств и расправ новой власти. Название - метафора революции, несущей с собой свет смерти. Европейцы называли это жестокое свидетельство крымской трагедии и трагедии России, отраженной в ней как в капле воды, -

"Апокалипсисом нашего времени". Такое сравнение говорит о понимании европейцами того, насколько страшна действительность, изображенная автором.

Впервые "Солнце мервых" было опубликовано в 1923 году, в эмигрантском сборнике "Окно", а в 1924 году вышло отдельной книгой. Сразу же последовали переводы на французский, немецкий, английский, и ряд других языков, что для русского писателя-эмигранта, да еще неизвестного в Европе, было большой редкостью.

Шмелев, изображая крымские события, произнес в эпопее "Солнце мертвых": "Бога у меня нет: синее небо пусто". Эту страшную пустоту разуверившегося во всем человека мы найдем у писателей и в Советской России и в эмиграции. Смят, разрушен былой гармонический порядок жизни; она показала свой звериный лик; и герой бьется в пограничной ситуации между жизнью и смертью, реальностью и безумием, надеждой и отчаянием. Особая поэтика отличает все эти произведения: поэтика бреда. С рваными, короткими фразами, исчезновением логических связей, сдвигом во времени и пространстве.

Герои Шмелева ничем не похожи на «железный поток», но героическое начало все-таки просыпается - не в воле, не в массовой дисциплине и новом сознании, а в душах некоторых из этих обездоленных, но внутренне не сломленных людей...

"Солнце мертвых" И. Шмелева и "Несвоевременные мысли" М. Горького

В статье от 17 (4) марта 1918 г. М. Горький писал: «Сегодня «Прощеное Воскресенье». По стародавнему обычаю люди просили в этот день друг у друга прощения во взаимных грехах...» Это было тогда...

Анализ символики в книге И.С. Шмелева "Солнце мертвых"

Эпопея "Солнце мертвых" - неореалистическое творение. Категориальная система новой эстетики перевешивает в ней подобную систему традиционного реализма. Уйдя от классического реализма уже в первом периоде творчества, И.С...

Валентин Распутин – "Пожар"

Ассоциации, вызванные последней по времени повестью Валентина Распутина «Пожар», впервые опубликованной в журнале «Наш современник», №7 за 1985 год, не случайно уводят к более раннему произведению - «Прощанию с Матёрой»...

Властелин Колец

Помимо многочисленных переизданий книги Толкина, в 2001 году вышла первая картина из кинотрилогии «The Lord of the Rings: The Fellowship of the Ring»...

Вопрос судьбы и случая в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"

В 1836 году Лермонтов, по примеру Пушкина, который показал своего современника - Евгения Онегина - на фоне петербургской жизни 1820-х годов, задумал написать роман...

Джордж Оруэлл: история жизни и творчества

"Скотный двор" считается единственным не автобиографическим произведением Оруэлла просто потому, что его персонажи - животные. Но и эта книга, стремительно вывалившаяся "прямо на машинку" (ноябрь 1943 - февраль 1944), выросла из воспоминания...

Жанровая уникальность романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

Мемуары маршала Г.К. Жукова как исторический источник

«В Ставке Верховного Главнокомандования с момента ее образования особое место занимал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Он был единственным из всех военачальников и полководцев Великой Отечественной войны...

Роман Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» не был завершен и при жизни автора не публиковался. Впервые он был опубликован только в 1966 году, через 26 лет после смерти Булгакова, и то в сокращенном журнальном варианте. Тем...

Эпос войны в произведениях Шолохова "Судьба человека" и "Они сражались за Родину"

Во время войны, в 1943, 1944 годах, в газетах «Правда», «Красная звезда» начали печататься главы из романа М. Шолохова «Они сражались за Родину». Одна из вводных глав впервые опубликована в «Ленинградском альманахе», 1954...

Рецензия написана Тихим Местом специально для сайт

Существует фактор успешного дебютного альбома, позволяющего исполнителю получить огромную популярность и заявить о себе всему миру. Так называемые sophomore-альбомы также могут помочь набрать небывалую высоту, которую нужно будет ещё и удерживать. Вместо этой самой музыки, таким ключом к успеху карьеры Славы Машнова можно назвать рэп-баттлы, а с недавних пор только один такой. И до конца неясно что это было - то ли сражение, то ли цирк-шапито, но не будем об этом. После такой дозы ажиотажа, выпуск потенциально коммерчески успешного альбома был лишь вопросом времени.

Альбом “Солнце Мёртвых” вполне мог полностью перезапустить персонажа Славы, как адекватную альтернативу главным хип-хоп-исполнителям всего СНГ, ведь у него есть всё для этого: самобытные объекты вдохновения, хорошее чувство ритма, умение злобно подать социальный текст, чёрт возьми, техника, и главное - ему всё ещё есть о чем рассказать. Что произошло после выхода этого творения? Правильно, ничего хорошего. Но со своей стороны, Слава остался в выигрыше, ведь его положение априори выгодное.

Годами рэпер создавал себе нигилистически-правильный образ эдакого панка-протестовальщика, знающего на каком языке следует общаться поколением лбов 85-95 годов рождения. Я бы назвал его стиль “Перестройка 2.0” - звучит одновременно технологично и допотопно, и, мне кажется, второе стоит во главе. После прослушивания 30-минутного альбома появляется та же горечь, которую испытываешь, когда звучит фраза “петь рэп”, но стоит пуститься в конструктивную критику, так найдутся те, кто обвинит тебя в непонимании и заявит о пороге вхождения. И подобный барьер вокруг артиста не только страхует его от недовольной аудитории, но и позволяет действовать по максимуму трэшово: сниматься в отвратительном телешоу не выходя из роли звезды андерграунда.

Новый релиз вполне оправданно можно назвать арт-объектом с самым толстым иммунитетом к критике и извлекать его недостатки просто бессмысленно. Проблема “Солнца” в том, что фактом существования данного альбома нельзя воспользоваться, как доказательством исключительности артиста, его не назвать каким-то достижением или магнум опусом, но, повторюсь, Славе в силах сделать нечто большее, удерживая баланс между экзистенциализмом, иронией и звучанием. И вместо того, чтобы предстать перед новыми слушателями сильным МС, Гнойный выбрал иной путь, показательно отказавшись от навалившейся на него популярности и оставшись в своей грязной тарелке.

“Солнце Мёртвых” получился довольно мрачным, пустотным и сырым полотном, в котором ещё придется найти за что зацепиться. И единственное за что стоит похвалить Славу, так это за то, что он продолжает гнуть линию трезвого поэта, ибо здесь эта роль выделяется намного больше, чем роль рэпера. Стилистика альбома это монолитный шар, вдохновленный отстраненностью Егора Летова и явными потугами сделать то же самое, что годами ранее записывал Хаски. Биты символизируют отчужденность и благодаря обработанным вокальным сэмплам создаётся та же атмосфера уныния, которой ещё 10 лет назад добился лондонский электронщик Burial.

С одной стороны, у нас есть Славик – паяц и троль, чье поведение невозможно воспринимать за естественное. С другой – есть абсолютно серьёзный тип, который осознанно заглядывает в собственное будущее: “Может быть на повороте нас волки стерегут? Может быть косоворотку на мне вороги порвут?”. На одного придется смотреть, другого придется слушать - но вместе эти образы никак не уживутся, потому что их сосуществование само по себе парадоксально.

Самым выделяющимся треком из “Солнца” можно назвать “Следы на снегу” - в нём больше всего чувствуется мертвый дух и даже есть какие-то намёки на техничный флоу, но этого мало для того, чтобы определить альбом на предмет его функциональности. Если перечислить множество ситуаций и душевных состояний и отсеять те, при которых прослушивание данного релиза не было бы целесообразным, то останется лишь один пример: когда слушатель только знакомится с альбомом. Увы, остается лишь наблюдать за тщетными попытками слушателей выделить какую-то сверхъестественную интеллектуальность в строках автора.

Если разобраться, то “Солнце Мёртвых” это забытое старое, перерожденное в более современной форме. Славу, как рэпера и творца, нельзя назвать новатором: его персонаж постоянно находится в состоянии сравнений с кем-то или чем-то - начиная от звания второго Бабангиды, заканчивая размазанной печатью “ГрОб” на последнем альбоме. Тексты “Солнца” в качестве зябких стихов о русской прострации - хорошо, но как рэп я бы не советовал это слушать.

“Русская культура - это смерть, бухло и тюрьма”

статья

Чумакевич Э.В.

ЖАНРОВО-СТИЛЕВЫЕ ИСКАНИЯ В ЭПОПЕЕ И.ШМЕЛЕВА "СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ" (консультативные материалы к изучению творчества писателя в вузе)

Творчество знаменитого русского писателя И.С.Шмелева пришлось на трагическую эпоху исторических потрясений в России - рубеж ХIХ- ХХ веков. Этот период ознаменовался возникновением и становлением нового литературного течения - неореализма (синтетизма), которое соединило в себе черты классического реализма ХIХ века и элементы модернизма, при преобладании символистской художественной практики восприятия мира. Исследователь Давыдова Т.Т. выделяет в неореализме три этапа или "волны" (1900-1910-е гг.; 1920-е гг.; 1930-е гг.), относя творчество И.С.Шмелева к писателям "первой волны" религиозного подтечения.

Писатели-неореалисты создавали модернистскую картину мира, выдвигали новые концепции сущности человека, развили и углубили тему "маленького человека" в русской литературе, продолжали поиски новых художественных методов. Особенно ценны искания неореалистов в области жанра и стиля. На рубеже веков наблюдался бурный процесс перетекания жанров, смешение различных видов и форм в литературных произведениях. Изменились особенности конфликта, сюжета (вплоть до его отсутствия в традиционном понимании), композиции (мозаичность, фрагментарность, осколочность, калейдоскопичность), типа повествования, образности, языка, появились многочисленные обращения к сокровищам фольклора и оригинальной их трактовке. В духе символизма писатели обращались к духовному, сокровенному в человеке, применяли прием создания онейросферы (формы сновидения) для более глубокого проникновения во внутренний мир человека. Все это нашло отражение в автобиографическом документальном романе-эпопее И.С.Шмелева "Солнце мертвых".

Иван Сергеевич Шмелев (1873-1950) еще до революции 1917 года был широко известным русским беллетристом. Московским книгоиздательством писателей с 1912 по 1918 год было издано его восьмитомное собрание повестей и рассказов. Но вершинные по художественному мастерству произведения "Солнце мертвых", "Богомолье", "Лето Господне", "История любовная" были созданы писателем в эмиграции (1922-1950). Талантливый представитель неореализма, И.С.Шмелев родился в Москве, а точнее, в Замоскворечье, в купеческой семье. "Автобиография", написанная им в мае 1913 года по просьбе С.А.Венгерова дает яркое представление о формировании мировоззрения будущего писателя.

Творческая деятельность И.С.Шмелева началась рано: учась в восьмом классе гимназии, он написал свой первый рассказ "У мельницы". Летом 1885 года, будучи студентом второго курса юридического факультета Московского университета, И.С.Шмелев в качестве свадебного путешествия совершает поездку на Валаам. Посещение Валаамского Преображенского монастыря было неясным зовом души, желанием самому разобраться в сложных вопросах жизни и веры. Творческим итогом этой поездки стала автобиографическая книга художественных очерков "На скалах Валаама" (1897). Это произведение стало началом писательской биографии Шмелева. Судьба книги оказалась печальной: сильно сокращенная цензурным комитетом, она не раскупалась. Шмелев тяжело переживал неудачу с книгой, после этого десять лет не писал ни одной строчки.

В 1898 году, окончив университет, Шмелев отбыл воинскую повинность и поступил на службу в адвокатуру. Наступили безрадостные годы унылой службы "когда приходилось напоминать какому-нибудь торговцу о забытой пятерке". Писатель всегда жалел, что выбрал профессию юриста, но нужны были средства, чтобы кормить семью. В то же время Шмелев чувствовал, что близится выход из создавшейся невыносимой ситуации. Однажды, гуляя, Шмелев увидел в небе клин улетающих на юг журавлей. Такую же картину он наблюдал десять лет назад на Валааме. Писатель ощутил прилив творческих сил, как тогда, в юношеские годы. "Я знал, что уже начинаю жить", - вспоминал он.

Давящая, беспросветная тоска предыдущих лет, была муками невостребованности таланта, рвущегося на волю из десятилетнего заточения. Шмелев хорошо помнил цензурную историю выхода в свет очерков "На скалах Валаама", поэтому общественное движение девятисотых годов воспринимал прежде всего как возможность работать без цензуры, как свободу слова, торжество человеческого достоинства, возможность дышать полной грудью. Это был первый этап, когда реальность свободы рассматривалась только теоретически. Было радостное упоение от возможности, наконец, высказать всё, что накопилось за долгие годы. Открывающиеся перспективы не могли оставить Шмелева равнодушным, с восторгом приветствовал он свет забрезжившей свободы. Чувство радостного освобождения, обновления жизни и перемен испытывало большинство людей из демократически мыслящей интеллигенции.

Шмелев всегда был далек от политики. События 1905 года привлекали писателя своей новизной, ожиданием лучшей жизни для народа. Он хорошо знал жизнь ремесленного люда, видел нищету и бесправие, и всей душой желал изменений к лучшему. Обещания многочисленных ораторов дать свободу народу, Шмелев как искренний и честный человек принимал за чистую монету. Он имел редкое качество: внутреннюю настроенность на добро, умение видеть в окружающем мире, в первую очередь, хорошее, а о плохом, как о стыдном и недостойном, чаще всего умалчивал. Эта особенность мировосприятия Шмелева сказалась и в его жизни, и в последующем творчестве.

Критики М.Дунаев и О.Михайлов возобновление писательской деятельности Шмелева напрямую связывали с революцией 1905 года. Но революция для Шмелева и для нас - это во многом разные вещи. Шмелев начал свою литературную деятельность как писатель, глубоко и искренне сочувствующий народу, но причины трагического положения масс видел не в социальной несправедливости, а в аморализме отдельных "злодеев-мироедов". У раннего Шмелева часто слышны сентиментальные мотивы, проповедь всеобщего примирения. Основной темой его произведений становится изображение пробуждающегося под влиянием революционных событий сознания человека. В рассказе "Вахмистр" и многих других отразилось авторское отношение к революционным событиям и к революционерам, хотя непосредственного изображения этих людей в самих произведениях нет или почти нет. Свои симпатии и сочувствие делу революции писатель выражает либо посредством осуждения врагов народа, либо, показывая сочувствие революционерам со стороны пассивных свидетелей революционных событий. Часто писатель рисует врагов революции как людей, потрясенных происходящим, утративших ощущение справедливости и нужности своего дела. Революция для Шмелева означала прежде всего созидание новой жизни. Писатель, как и его герои, не мог до конца понять конечных целей революции: за громкими лозунгами не вырисовывалась конкретная будущая жизнь. Так, купец Громов, поначалу захваченный и воодушевленный оратором-революционером, подумав, стремится обрести покой и утешение в религии ("Иван Кузьмич", 1907).

Отразив в произведениях той поры реакцию народа на происходящее, его осторожность, нежелание разрушать свою жизнь и бросаться с головой в неизвестность, Шмелев не мог обойти вниманием самих вершителей революции. По романтическим представлениям писателя, это были скрывающиеся где-то в подполье одиночки-террористы, по своим устремлениям очень похожие на Робин Гуда, народные заступники, кладущие свои жизни на алтарь свободы и справедливости. В отношении к ним у Шмелева примешивалось еще и "отцовское" чувство, так как все они были молодыми людьми. Но при всем желании придать им ореол мучеников за народное дело, их мир остается для писателя загадкой, а рассказы выглядят как некие романтические сказания, в них дается обобщенная картина борьбы добра и правды с насилием и произволом. По рассказам Шмелева читатель не может определить суть деятельности революционеров. Показательно, что в это время у Горького, например, изображаются уже отдельные пролетарские борцы. Заслуживает внимания тот факт, что в произведениях Шмелева нет ни одной отрицательной характеристики революционеров. Писатель всегда обращал внимание на проблемы нравственные, его интересовали прежде всего те моральные основы, которыми руководствуется человек в оценке событий, в выборе жизненной позиции. В последующем творчестве автор иногда умышленно затушевывал социальные противоречия, стремясь показать и проанализировать то, что не разъединяет, а сближает людей на общих для всех эстетических, но не социальных основах. Большие надежды писатель возлагал на нравственное совершенствование людей. Шмелев, хорошо знавший психологию народных масс, интуитивно чувствовал слабость революционных теорий пролетарских агитаторов. Шли годы, и от демократических лозунгов 1905 года на деле ничего не осталось. Насилие и анархия в стране набирали обороты. Последствия же революции 1917 года были для писателя ужасны. Описывая их, Шмелев, теперь уже до конца разобравшийся в "классовой сущности происходящих событий", не считал нужным их затушевывать, как было в 1910-е годы, когда писатель еще надеялся на лучшее.

В первое время после революции 1917 года, воодушевленный ликованием народа, Шмелев совершает ряд поездок по стране, выступает на митингах и собраниях перед рабочими, встречается с политкаторжанами, возвращавшимися из Сибири, которые с благодарностью отзывались о творчестве писателя и признавали его "своим". Об этом, изумившем писателя факте, он писал сыну Сергею в действующую армию. Но, несмотря на царивший после победы революции энтузиазм, писатель в душе не верил в возможность быстрых преобразований в России: "Глубокая социальная и политическая перестройка сразу вообще немыслима даже в культурнейших странах,- в нашей же и подавно. Некультурный, темный вовсе народ наш не может воспринять идею переустройства даже приблизительно", - утверждал он в письме к сыну от 30 июня 1917 года . В этот период писателя остро волнует проблема бессмысленности войн. В 1918 году он создает повесть "Неупиваемая чаша", а в 1919-ом - повесть "Это было", где определяет войну как вид массового психоза.

И.С.Шмелев не стремился уехать из страны. Дождавшись возвращения сына с войны, писатель в 1920 году покупает в Алуште домик с участком земли. Сын писателя, Сергей, 25-летний офицер-артиллерист, в результате немецкой газовой атаки больной туберкулезом, поступает в Алуште на службу в комендатуру. После отступления войск Врангеля, остался в Крыму, поверив обещанному большевиками помилованию, тем более, что по болезни участия в военных действиях на стороне белых не принимал. Однако был арестован и, просидев месяц в подвалах феодосийской ЧК, расстрелян без суда и следствия.

Зная об аресте сына, несчастные родители предпринимали все возможное, чтобы найти и спасти его. С декабря 1920 по март 1921гг. продолжались мучительные поиски. Шмелев посылал письма и телеграммы Серафимовичу, Луначарскому, Вересаеву, Волошину, Горькому, Рабенек, ездил в Симферополь и Москву, но узнать о судьбе сына ничего не удавалось. Писателю советовали не ворошить этого дела - "такая каша была в Крыму!" - а тут судьба одного человека! Шмелев не знал, что его сын был расстрелян еще в январе 1921 года.

Сны, которые видел Шмелев в период поисков сына, он записывал. В них Сергей являлся отцу с желтым одутловатым лицом, однажды - с мазком крови на шее, в нательном белье, и всегда ему нужно было уходить куда-то, кто-то требовал его к себе. Для писателя, человека тонкой душевной организации, сны были "вещими", в них открывалось прошлое и будущее. Предчувствия не обманули Шмелева. Ю.А.Кутырина, племянница писателя, публикует целую подборку под названием "Сны о сыне", в которой, с указанием дат, перед читателем проходит вереница снов, предвещающих смерть.

После неудачи в Москве, надежда найти сына сменилась отчаянием. Здоровье Шмелева и его жены ухудшилось. Благодаря хлопотам друзей-писателей, ему было разрешено выехать для лечения в Германию. 20 ноября 1922 года Шмелевы уезжают в Берлин. Из письма племяннице от 23.11.1922г.: "Мы в Берлине! Неведомо для чего. Бежал от своего горя, Тщетно… Мы с Олей разбиты душой и мыкаемся бесцельно… И даже впервые видимая заграница не трогает… Мертвой душе свобода не нужна" .

За границей Шмелевы продолжают поиски сына. Не зная ничего конкретного о его судьбе, они посылают запросы в различные общественные организации, думая, что сыну каким-то чудом удалось спастись. Но и это оказалось напрасным. 17 января 1923 года Шмелевы уезжают в Париж по приглашению Буниных, которые стремились оживить, отогреть их, избавить от одиночества. После пережитой трагедии семья Шмелевых решает не возвращаться в Россию, где у них не только отняли сына, но и не могли указать, где его могила.

Горе, обрушившееся на Шмелевых в Крыму, воплотилось в эпопее "Солнце мертвых". Перед читателем разворачиваются события, происходившие на этой земле с ноября 1920-го по февраль 1922 года. В эпопее автор-повествователь выступает как свидетель разорения и запустения некогда богатого и сытого Крыма, а в целом - всей русской земли. Горе потери сына слилось с горем потери страны, переживающей ужасы террора. "Солнце мертвых"- это художественная хроника преступления перед целым народом и, одновременно, - трагическая часть биографии и души автора.

Шмелев мучительно ищет ответ на вопрос, как могло произойти с людьми такое безумие? В чем причины жестокости, захлестнувшей всё и вся? Писатель, как летописец, вносит в свою обличительную эпопею день за днем, показывая, каким стало при большевиках положение народа, интеллигенции, самого разного по социальному статусу населения Крыма. Он перечисляет, чего лишилась эта благодатная земля всего за год.

Повествование от первого лица вплотную приближает нас к автобиографическому герою, создает эффект доверительной беседы автора с каждым конкретным читателем. Замечательный философ и литературовед, друг Шмелева И.А.Ильин писал в книге о нем: "Настоящий художник не "занимает" и не "развлекает": он овладевает и сосредоточивает". Благодаря таланту Шмелева, читатель, как тень, следует за главным героем эпопеи, терпя вместе с ним неизбывную муку.

Писателю удалось создать поразительный по силе эффект остановившегося времени. Жизнь как созидательный процесс кончилась. Всё, что происходит в книге, - это регресс, деградация, скоротечная гангрена, разрушение всего физического и духовного. Внизу, под горой, сытые, пьяные, хорошо одетые новые хозяева-большевики убивают сотни людей, а у живущих на склонах гор "каторжан-бессрочников" царит голод, крайнее обнищание. Исчез даже страх смерти. От голода тихо умирают почти бесплотные люди, старики, дети всех сословий и национальностей, околевают животные, исчезают птицы.

Состояние медленной смерти тянется бесконечно. Такое впечатление достигается приемами контраста, противопоставления, олицетворения, повтора, употреблением метафор, оксюморонов. Шмелев с восхищением описывает прекрасные пейзажи Крыма, виноградники и щедрое солнце. Но эти картины обманчивы. В виноградниках пусто, солнце - испокон веков животворящее, смотрит теперь в мертвые глаза, на мертвую землю. Из всего вынута душа, все растоптано, загажено, осквернено. Богатейший в прошлом Крым, превращен ныне в голодную пустыню. Многие из умирающих в Крыму русских интеллигентов вспоминают Париж, Лондон, свободную жизнь как фантастический сон. Не верится, что где-то есть магазины, в которых до вечера лежит хлеб. Со страниц своего произведения Шмелев обращается к европейцам с просьбой обратить внимание на положение в России, хотя бы посочувствовать ни в чем не повинному мирному населению, ибо понять творящееся безумие нельзя.

Единственная каждодневная мысль героя - "убить" следующий день, если он настанет. Измученный человек с трудом вспоминает, какое сегодня число - "бессрочнику календарь не нужен". Из городка ветер слабо доносит колокольный звон - праздник "Преображенье". Дико звучит само слово "праздник". В мозгу героя, как удары далекого колокола, призывающего жить, напоминающего о жизни, тяжело отдается одно слово: "Надо! Надо начинать день, надо увертываться от мыслей, надо завертеться в пустяках, надо каждый день ходить по балкам в поисках топлива на зиму, надо отворять ставни, надо пользоваться погодой, пока можно ходить".

Герой "Солнца мертвых" предстает перед читателем уже сломленным, убитым горем. Он уже не живет и смирился с этим, но от собственных мыслей никуда не деться: "Я хожу и хожу по саду, дохаживаю свое. Упора себе ищу? Все еще не могу не думать? Не могу превратиться в камень! С детства еще привык отыскивать Солнце Правды. Где Ты, Неведомое?! Какое лицо Твоё?... Хочу Безмерного - дыхание Его чую. Лица Твоего не вижу, Господи! Чую безмерность страдания и тоски… ужасом постигаю Зло, облекающееся плотью. Оно набирает силу. Слышу рык его зычный, звериный зык…". Наиболее полно состояние героя передают его сны, сны наяву, голодные галлюцинации, которые начинаются буквально с первой страницы: "Все эти месяцы снятся мне пышные сны. … Дворцы, сады… Я хожу и хожу по залам - ищу… Кого я с великой мукой ищу - не знаю".

Автобиографический герой мучительно пытается понять смысл происходящего, определить свое место в этом мире, в этой стране, когда-то до боли родной, а теперь неузнаваемо изменившейся. Для него нет ничего страшнее разрушения и смерти. Герой не может убить даже собственную курицу, чтобы прожить еще несколько дней, животных он воспринимает как сомучеников. Для него они - Божьи твари, страдающие напрасно. Виноват в их страданиях человек. Предать их нельзя. Герой хоронит умершую у него на руках курицу, хотя у самого от голода рябит в глазах. "Теперь на всем лежит печать ухода. И - не страшно". Как свидетельство христианского мировосприятия Шмелева, звучит фраза, обращенная к умирающей курице: "Великий дал тебе жизнь, и мне… и этому чудаку-муравью. И Он же возьмет обратно".

Характерная особенность творческой манеры писателя воспринимать все окружающее живым, проявляется и в "Солнце мертвых". Для него жива каждая травинка, "даль улыбается", "небеса наблюдают", "море вздыхает", "горы смотрят", "земля корчится в муках и невероятных страданиях".

Для "Солнца мертвых" характерна необычайная концентрация мысли, густота содержания (признаки неореализма). Даже в самых незначительных, на первый взгляд, эпизодах Шмелев демонстрирует глубину философских обобщений. В описании коровы Тамарки видится судьба матери-кормилицы России, некогда обильной и плодородной, а ныне истекающей кровью, больной, изможденной.

В первых главах книги герой мысленно ищет выход из создавшейся ситуации, думает о том, что делать, как выжить. "Читать книги? Вычитаны все книги, впустую вышли. Они говорят о той жизни… которая уже вбита в землю. А новой нету… И не будет. Вернулась давняя жизнь, пещерная, предков". Соседка героя, старая барыня, застигнутая горем с двумя чужими детьми, из последних сил сопротивляется смерти: поправляет речевые ошибки детей, собирается заниматься французским языком с девочкой Лялей. Наблюдая эти конвульсии, герой думает: "Нет, права она, старая, милая барыня: надо и по-французски, и географию, и каждый день умываться, чистить дверные ручки и выбивать коврик. Уцепиться и не даваться". Но, стремительно надвигающаяся пустота, мнет людей, как былинки. Зло сильнее.

Философские раздумья Шмелева о единстве мироздания, о зависимости и тесной связи человека со всем живым, получают реальное подтверждение и развитие в эпопее. Бездушное, безумное отношение к окружающему миру, разрыв вечных связей ввергнули народы в страшные мучения. На земле наступил ад, властвуют его законы, законы абсурда и смерти. Новые хозяева жизни не замечают ни земли, по которой ходят и которая их кормит, ни гор, ни солнца. Они объяты безумной идеей уничтожения.

В главе "Про Бабу-Ягу" автор сравнивает разгул террора с летящей в ступе Бабой-Ягой, подметающей землю "железной метлой". Приказ "подмести Крым железной метлой" был отдан Троцким. Бела Кун - "подметал". Баба-Яга, в отличие от трактовки этого образа в русском фольклоре, предстает как чудовище, уничтожающее все на своем пути. "Шумит-гремит по горам, по черным лесам-дубам, грохот такой гудящий! Валит-катит Баба-Яга в ступе своей железной, пестом погоняет, помелом след заметает… помелом железным". Впечатление усиливается ритмизированной речью.

В эпопее "Солнце мертвых" нигде прямо не сказано о расстреле сына Шмелева - Сергея. Но косвенно писатель несколько раз проговаривается об этом, хотя понять его могут только люди, знакомые с биографией писателя. Показав трагедию сотен живших в Крыму людей, назвав их настоящие имена, Шмелев утаил свое личное горе. На одной из скорбных страниц писатель вскользь сообщает: "Грецкий орех, красавец…Он входит в силу. Впервые зачавший, он подарил нам в прошлом году три орешка - поровну всем… Спасибо за ласку, милый. Нас теперь только двое…". В другом месте автор упоминает о расстреле большевиками больного туберкулезом юноши, участника первой мировой войны. Шмелев не мог писать о смерти сына, не мог выговорить страшного. Само слово "убит" означало бы признание и понимание факта. А для несчастного отца это было невозможным. Продолжая свой монолог, герой отдает дань памяти всем погибшим: "А сколько теперь больших, которые знали солнце, и кто уходит во тьме! Ни шепота, ни ласки родной руки…". И, наконец, прямое обращение к читателям: "И вы, матери и отцы родину защищавших… да не увидятваши глаза палачей ясноглазых, одевшихся в платье детей ваших, и дочерей, насилуемых убийцами, отдающихся ласкам за краденые наряды!..".

Как же случилось такое с Россией? С душой человеческой? Эта мысль неотвязна, она не дает покоя. Как ни странно, но именно абсурд происходящего, укрепляет надежды героя на перемены к лучшему. Он, человек мыслящий, не может поверить, что руководители революционных армий не понимают, к чему приведет страну тотальное разрушение и массовые расстрелы людей. Оценки автором большевиков жестоки, но их можно понять, учитывая многомесячные унижения хождений по инстанциям и большое количество комиссаров всех рангов, с которыми Шмелеву пришлось общаться, умоляя отдать хотя бы труп сына. Теперь на представителей "защитников народа" писатель смотрит как на зверей, чудовищ: "Это они, я знаю. Спины у них - широкие, как плита, шеи - бычачьей толщи; глаза тяжелые, как свинец, в кроваво-масляной пленке, сытые; руки-ласты, могут плашмя убивать. Но бывает и другой стати: спины у них - узкие, рыбьи спины, шеи - хрящевой жгут, глазки востренькие, с буравчиком, руки цапкие, хлесткой жилки, клещами давят…".

К чести писателя нужно отметить, что он не обвиняет всех большевиков огульно. Он разделяет их на две "волны" по времени нашествия. Первые искренне верили, что защищают народ, освобождают его для лучшей жизни. В запальчивости они могли и расстрелять, но души их еще не окаменели, в них было живо сострадание, присущее русскомц характеру, была жива в ера в Бога и общечеловеческая мораль, их можно было переубедить, уговорить. Так, в начале революции, спасся от расстрела профессор Иван Михайлович, узнавший по выговору в одном из солдат своего земляка и, в конце концов, убедивший красноармейцев в бессмысленности расстрелов мирного населения. Как пример можно процитировать "речь" на митинге одного из таких наивных, упоенных победой, матросов: "Теперь, товарищи и трудящие, всех буржуев прикончили мы… которые убегши - в море потопили! И теперь наша совецкая власть, которая коммунизм называется! Так что до-жили! И у всех будут даже автомобили, и все будем жить… в ванных! Так что не жись, а едрена мать! Так что… все будем сидеть на пятом етажу и розы нюхать!"

Эти красноармейцы большей частью погибли в боях, так и не успев воспользоваться завоеванным, а на смену им пришли уже другие люди, методично убивающие и расчищающие себе путь к власти. Шмелев настойчиво утверждает, что к большевикам примкнули многие никчемные, подлые, не желающие работать люди, которые позже стали вершителями судеб. В эпопее таким является бывший музыкант Шура-Сокол, как он сам себя именует, некий дядя Андрей, отбирающий последнее у голодных, Федор Лягун, живущий доносами. Революция вызвала к жизни этих омерзительных духовных монстров.

В происходящих трагических событиях, ужаснее голода оказывается страх. Отсыпающиеся днем новые хозяева, по ночам ходят вершить суд и грабить. Слыша крики из рядом стоящего дома, соседи зажимают подушками уши и до утра трясутся от страха, ожидая своей очереди. Теперь все "бывшие" и виноватые. "Хорошо знаю как люди людей боятся - людей ли? - как тычутся головами в щели, как онемело роют себе могилы. …А тех, кто убивать ходят, не испугают и глаза ребенка". Со страниц своего произведения писатель обращается к верхушке большевистской власти со страшным предречением: "Не проливается даром кровь! Возмерится!"

Шмелев продолжает свое великое расследование и свидетельство. Как живет тот самый народ, ради которого и именем которого свершилась революция? Народ обманут и ограблен, жизнь человеческая ничего не стоит, защиты искать не у кого. На митингах обещали поделить барское добро всем поровну, но никто не призывал начать упорно работать, восстанавливать завоеванное государство, сохранять уже имеющиеся ценности. Поделить, а потом "розы нюхать" -- вот, что слышали трудящиеся. Многие из них сразу поселились на дачах убежавших за границу буржуев, но никто не пахал и не сеял, поэтому пришлось выменять все продукты, всё до последней нитки и с дач, и с себя. Кроме того, самовольно вселившихся, так же самовольно могли выселить те, кто посильнее и с оружием, а за сопротивление - убить. Простой человек не мог найти работу, чтобы прокормить детей. Крымских рыбаков под дулом заставляли выходить в море, а рыбу затем отбирали для армии. Писатель показывает типичную картину: "Ковыляет босая, замызганная баба, с драной травяной сумкой - пустая бутылка да три картошки, - с напряженным лицом без мысли, одуревшая от невзгоды:"А сказывали - всё будет!..".

Но это только начало голода. Дальнейшее развитие событий ужасно: съели все растения, всех животных, включая собак и кошек (подшибленная камнем ворона - счастье), стаи одичавших собак держатся вдали от людей, питаясь случайной падалью. И последняя стадия голода: "Подстерегают детей - и камнем, и волокут…".
Герой наблюдает, как превращаются в зверей, еще недавно хорошие, честные люди, всю жизнь работавшие в поте лица. Единственное средство накормить умирающих детей - это воровство у таких же нищих соседей. Крутится страшный калейдоскоп событий. Бывший почтальон Дрозд - праведник, нитки не взял чужой - и "бьется в петле". Старика Глазкова сосед Коряк убивает за якобы украденную у него корову. Соседка героя смотрит, осуждая Глазкова. Автор, подробно описав дикую сцену, предрекает: "Смотрит, несчастная, и не чует, что ждет ее. Запутывается там узел и ее жалкой жизни: кровь крови ищет" .

Самые страшные страницы эпопеи - о страданиях детей. Дети, ничего не понимая в происходящем, говорят то, что слышат от взрослых. В невинных устах ребенка ужасно звучат слова о том, что сосед съел рыженькую собачку "хвостик букетиком", что едят и кошек.

Голод стремительно разрушает все связи, делая людей врагами. Нравственные устои рассыпаются в прах. Только исполнение нравственных законов делает людей людьми. Если происходит деформация нравственности, то моральные нормы становятся для человека бессмысленными. Наступает отчужденная жизнь. В своих мыслях герой обращается к христианству как единому цементирующему общество началу. Революция отменила веру в Бога. В церквях стало пусто, священников методично уничтожали. Оставшийся в городке батюшка, борец за справедливость и заступник страждущих, ходит в Ялту пешком, чтобы вызволить из подвалов ЧК очередную жертву. Люди чувствуют, что недолго ему осталось ходить. Зло заслонило свет разума. Шмелев устами своего автобиографического героя восклицает: "У меня нет теперь храма. Бога у меня нет: синее небо пусто". Страшная потеря самосознания, личностного "я" выбивает почву из-под ног. Герой проводит ревизию и в области вечных ценностей, и оказывается, что "… теперь нет души, и нет ничего святого. Содраны с человеческих душ покровы. Сорваны - пропиты кресты нательные".
В "Солнце мертвых" много места уделено интеллигенции. Крым после революции был последним местом пристанища для большинства ученых, профессоров, художников, музыкантов. Их реакция на происходящие события представлена наиболее полно, поскольку сам автор был из их числа. В это тяжелое время ученые продолжали работать над своими исследованиями, читали лекции, пытались писаться в новый быт и приносить пользу. Оказалось, что их знания не нужны новой власти.

Профессор Иван Михайлович, блестящий ум России, написавший множество книг и известное на весь мир исследование о Ломоносове, удостоенное золотой медали, вынужден теперь просить милостыню на базаре, так как советская власть назначила ему пенсию - фунт (380г.) хлеба … в месяц. Золотую медаль он давно продал татарину за мешок муки. Красноармеец советует ему "скорее подохнуть", а не есть народный хлеб. В конце концов, Ивана Михайловича, окончательно изможденного, забили насмерть кухарки на советской кухне. Надоел он им своей миской, просьбами, дрожаньем.

Долгие разговоры герой ведет с доктором Михаилом Васильевичем, который проводит на себе эксперимент по влиянию голодания на организм человека. Предлагает герою способ самоубийства, если станет невмоготу терпеть. Свою любимую жену он похоронил в кухонном шкафу со стеклянными дверцами - закрыл на ключик. Монолог доктора о жертвах террора - это страшное свидетельство безумного опыта, поставленного "кровавой сектой" над Россией. Доктор предрекает, что скоро этот опыт перекинется и на представителей новой власти. Не может процесс разложения обойти их стороной. Автор отчасти винит в разгуле убийств и интеллигенцию. Ее представители, все понимая, ходили на собрания, льстили большевикам, пожимали им руки. За глаза же ухмылялись, высмеивали глупость матросов и тут же доносили друг на друга.

В "Солнце мертвых" показано лето, осень, зима и начало весны. Появляются первые ростки, природа оживает, но "тихи, грустны вечера, дрозд поет грустное. Вот уже и ночь. Дрозд замолчал. Зарей опять начнет… Мы его будем слушать - в последний раз".

Таковы последние слова эпопеи. Шмелев обрывает повествование на щемящей ноте продолжающейся муки, безнадежности, безысходности. Произведение писателя, строки которого пронизаны верой в высший смысл, определяет для современного читателя главную мысль: человек без нравственных ориентиров, предоставленный самому себе, своим планам и идеям (так называемая "свобода") - страшен.

Практическая часть.
При подготовке к проведению семинарского занятия студенты могут использовать материалы данной статьи, чтобы ознакомиться с фактами биографии писателя, основными этапами творчества, особенностями становления индивидуальной творческой манеры автора, его мировоззренческими установками, изменениями, произошедшими в ходе исторических сдвигов в стране в годы революции и гражданской войны. Основой для семинарского занятия служат прочитанные студентами тексты романа "Солнце мертвых", "Автобиографии" И.С.Шмелева, материалы статьи и рекомендованная литература.

Вниманию студентов предлагается следующий план:

1. И.С.Шмелев в годы революции и гражданской войны.
" отношение к революциям 1905 и 1907 гг.;
" трагедия потери сына.
2. Автобиографизм повествования.
3. Углубление реальных фактов до историко-философского осмысления.
" человек и природа в эпопее;
" образы детей;
" изменения в психологии людей;
" образы революционеров;
" интеллигенция в романе;
" фольклорные мотивы;
" значение символа "солнце мертвых".
4. Особенности композиции: отсутствие сюжета, мозаичность, полифонизм.
5. Гуманизм писателя в освещении "вечных" для человечества вопросов.

Литература:
1. Шмелев И.С. Солнце мертвых. // Волга, 1989 № 11.
2. Адамович, Г. Шмелев // Адамович Г. Одиночество и свобода: литературно-критические статьи. СПб., 1993. С. 37-45.
3. Ильин, И. О тьме и просветлении: книга художественной критики: Бунин. Ремизов. Шмелев М., 1991.
4. Кутырина Ю.А. Трагедия Шмелева // Слово. 1991. № 11.
5. Кутырина, Ю. А. Иван Сергеевич Шмелев Париж, 1960.
6. Сорокина, О. Московиана: Жизнь и творчество Ивана Шмелева М., 1994.
7. Черников, А. П. Проза И. С. Шмелева: концепция мира и человека. Калуга,
1995.
8. Чумакевич, Э. В. Художественный мир И.С.Шмелева.-Брест.: УО БрГУ им. А.С.Пушкина, 1999.-110с.
9. Давыдова, Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция: учеб. пособие / Т.Т.Давыдова. - М. : Флинта: Наука, 2005. - 336 с.
10. Шмелев И.С.Автобиография // Рус. лит. 1973. № 4.
11. Шмелев И.С. Да сохранит тебя сила жизни. // Слово. 1991. № 12.