Сцена 1-я
Улица. Ворота дома Кабановых, перед воротами скамейка.
Явление первое
Кабанова и Феклуша сидят на скамейке.
Феклуша . Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние. Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим городам так просто содом, матушка: шум, беготня, езда беспрестанная! Народ-то так и снует, один туда, другой сюда. Кабанова . Некуда нам торопиться-то, милая, мы и живем не спеша. Феклуша . Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие люди, вот хоть бы вас взять, добродетелями, как цветами, украшаются; оттого все и делается прохладно и благочинно. Ведь эта беготня-то, матушка, что значит? Ведь это суета! Вот хоть бы в Москве; бегает народ взад да вперед неизвестно зачем. Вот она суета-то и есть. Суетный народ, матушка Марфа Игнатьевна, вот он и бегает. Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится, бедный: людей не узнает, ему мерещится, что его манит некто; а придет на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдет в тоске. А другому мерещится, что будто он догоняет кого-то знакомого. Со стороны-то свежий человек сейчас видит, что никого нет; а тому-то все кажется от суеты, что он догоняет. Суета-то ведь она вроде тумана бывает. Вот у вас в этакой прекрасный вечер редко кто и за вороты-то выдет посидеть; а в Москве-то теперь гульбища да игрища, а по улицам-то инда грохот идет; стон стоит. Да чего, матушка Марфа Игнатьевна, огненного змия стали запрягать: все, видишь, для-ради скорости. Кабанова . Слышала я, милая. Феклуша . А я, матушка, так своими глазами видела; конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют, а я видела, как он лапами-то вот так (растопыривает пальцы) делает. Ну, и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат. Кабанова . Назвать-то всячески можно, пожалуй, хоть машиной назови; народ-то глуп, будет всему верить. А меня хоть ты золотом осыпь, так я не поеду. Феклуша . Что за крайности, матушка! Сохрани господи от такой напасти! А вот еще, матушка Марфа Игнатьевна, было мне в Москве видение некоторое. Иду я рано поутру, еще чуть брезжится, и вижу на высоком-превысоком доме, на крыше, стоит кто-то, лицом черен. Уж сами понимаете кто. И делает он руками, как будто сыпет что, а ничего не сыпется. Тут я догадалась, что это он плевелы сыпет, а народ днем в суете-то в своей невидимо и подберет. Оттого-то они так и бегают, оттого и женщины-то у них все такие худые, тела-то никак не нагуляют, да как будто они что потеряли, либо чего ищут: в лице печаль, даже жалко. Кабанова . Все может быть, моя милая! В наши времена чего дивиться! Феклуша . Тяжелые времена, матушка Марфа Игнатьевна, тяжелые. Уж и время-то стало в умаление приходить. Кабанова . Как так, милая, в умаление? Феклуша . Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается. Вот что умные-то люди говорят. Кабанова . И хуже этого, милая, будет. Феклуша . Нам-то бы только не дожить до этого. Кабанова . Может, и доживем.Входит Дикой .
Явление второе
Те же и Дикой .
Кабанова . Что это ты, кум, бродишь так поздно? Дикой . А кто ж мне запретит? Кабанова . Кто запретит! кому нужно! Дикой . Ну и, значит, нечего разговаривать. Что я, под началом, что ль, у кого? Ты еще что тут! Какого еще тут черта водяного!.. Кабанова . Ну, ты не очень горло-то распускай! Ты найди подешевле меня! А я тебе дорога! Ступай своей дорогой, куда шел. Пойдем, Феклуша, домой. (Встает.) Дикой . Постой, кума, постой! Не сердись. Еще успеешь дома-то быть: дом-то твой не за горами. Вот он! Кабанова . Коли ты за делом, так не ори, а говори толком. Дикой . Никакого дела нет, а я хмелён, вот что! Кабанова . Что ж ты мне теперь хвалить тебя прикажешь за это? Дикой . Ни хвалить, ни бранить. А значит, я хмелён; ну, и кончено дело. Пока не просплюсь, уж этого дела поправить нельзя. Кабанова . Так ступай, спи! Дикой . Куда же это я пойду? Кабанова . Домой. А то куда же! Дикой . А коли я не хочу домой-то? Кабанов . Отчего же это, позволь тебя спросить? Дикой . А потому что у меня там война идет. Кабанова . Да кому ж там воевать-то? Ведь ты один только там воин-то и есть. Дикой . Ну так что ж, что я воин? Ну, что ж из этого? Кабанова . Что? Ничего. А и честь-то не велика, потому что воюешь-то ты всю жизнь с бабами. Вот что. Дикой . Ну, значит, они и должны мне покоряться. А то я, что ли, покоряться стану! Кабанова . Уж немало я дивлюсь на тебя: столько у тебя народу в доме, а на тебя на одного угодить не могут. Дикой . Вот поди ж ты! Кабанова . Ну, что ж тебе нужно от меня? Дикой . А вот что: разговори меня, чтобы у меня сердце прошло. Ты только одна во всем городе умеешь меня разговорить. Кабанова . Поди, Феклуша, вели приготовить закусить что-нибудь.Феклуша уходит.
Пойдем в покои!
Дикой . Нет, я в покои не пойду, в покоях я хуже. Кабанова . Чем же тебя рассердили-то? Дикой . Еще с утра с самого. Кабанова . Должно быть, денег просили. Дикой . Точно сговорились, проклятые; то тот, то другой целый день пристают. Кабанова . Должно быть, надо, коли пристают. Дикой . Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека. Кабанова . Нет над тобой старших, вот ты и куражишься. Дикой . Нет, ты, кума, молчи! Ты слушай! Вот какие со мной истории бывали. О посту как-то, о великом, я говел, а тут нелегкая и подсунь мужичонка; за деньгами пришел, дрова возил. И принесло ж его на грех-то в такое время! Согрешил-таки: изругал, так изругал, что лучше требовать нельзя, чуть не прибил. Вот оно, какое сердце-то у меня! После прощенья просил, в ноги кланялся, право, так. Истинно тебе говорю, мужику в ноги кланялся. Вот до чего меня сердце доводит: тут на дворе, в грязи ему и кланялся; при всех ему кланялся. Кабанова . А зачем ты нарочно-то себя в сердце приводишь? Это, кум, нехорошо. Дикой . Как так нарочно? Кабанова . Я видала, я знаю. Ты коли видишь, что просить у тебя чего-нибудь хотят, ты возьмешь да нарочно из своих на кого-нибудь и накинешься, чтобы рассердиться; потому что ты знаешь, что к тебе сердитому никто уж не пойдет. Вот что, кум! Дикой . Ну, что ж такое? Кому своего добра не жалко!Глаша входит.
Глаша . Марфа Игнатьевна, закусить поставлено, пожалуйте! Кабанова . Что ж, кум, зайди! Закуси чем бог послал! Дикой . Пожалуй. Кабанова Милости просим! (Пропускает вперед Дикого и уходит за ним.)Глаша, сложа руки, стоит у ворот.
Глаша . Никак, Борис Григорьич идет. Уж не за дядей ли? Аль так гуляет? Должно, так гуляет.Входит Борис .
Явление третье
Глаша , Борис , потом Кулигин .
Борис . Не у вас ли дядя? Глаша . У нас. Тебе нужно, что ль, его? Борис . Послали из дому узнать, где он. А коли у вас, так пусть сидит: кому его нужно. Дома-то рады-радехоньки, что ушел. Глаша . Нашей бы хозяйке за ним быть, она б его скоро прекратила. Что ж я, дура, стою-то с тобой! Прощай! (Уходит.) Борис . Ах ты, господи! Хоть бы одним глазком взглянуть на нее! В дом войти нельзя; здесь незваные не ходят. Вот жизнь-то! Живем в одном городе, почти рядом, а увидишься раз в неделю, и то в церкви либо на дороге, вот и все! Здесь что вышла замуж, что схоронили, все равно. (Молчание.) Уж совсем бы мне ее не видать: легче бы было! А то видишь урывками, да еще при людях; во сто глаз на тебя смотрят. Только сердце надрывается. Да и с собой-то не сладишь никак. Пойдешь гулять, а очутишься всегда здесь у ворот. И зачем я хожу сюда? Видеть ее никогда нельзя, а еще, пожалуй, разговор какой выдет, ее-то в беду введешь. Ну, попал я в городок! (Идет, ему навстречу Кулигин.) Кулигин . Что, сударь? Гулять изволите? Борис . Да, так гуляю себе, погода очень хороша нынче. Кулигин . Очень хорошо, сударь, гулять теперь. Тишина, воздух отличный, из-за Волги с лугов цветами пахнет, небо чистое...Открылась бездна звезд полна,
Звездам числа нет, бездне — дна.
Пойдемте, сударь, на бульвар, ни души там нет.
Борис . Пойдемте! Кулигин . Вот какой, сударь, у нас городишко! Бульвар сделали, а не гуляют. Гуляют только по праздникам, и то один вид делают, что гуляют, а сами ходят туда наряды показывать. Только пьяного приказного и встретишь, из трактира домой плетется. Бедным гулять, сударь, некогда, у них день и ночь забота. И спят-то всего часа три в сутки. А богатые-то что делают? Ну, что бы, кажется, им не гулять, не дышать свежим воздухом? Так нет. У всех давно ворота, сударь, заперты и собаки спущены. Вы думаете, они дело делают, либо богу молятся? Нет, сударь! И не от воров они запираются, а чтоб люди не видали, как они своих домашних едят поедом да семью тиранят. И что слез льется за этими запорами, невидимых и неслышимых! Да что вам говорить, сударь! По себе можете судить. И что, сударь, за этими замками разврату темного да пьянства! И все шито да крыто — никто ничего не видит и не знает, видит только один бог! Ты, говорит, смотри в людях меня да на улице; а до семьи моей тебе дела нет; на это, говорит, у меня есть замки, да запоры, да собаки злые. Семья, говорит, дело тайное, секретное! Знаем мы эти секреты-то! От этих секретов-то, сударь, ему только одному весело, а остальные — волком воют. Да и что за секрет? Кто его не знает! Ограбить сирот, родственников, племянников, заколотить домашних так, чтобы ни об чем, что он там творит, пикнуть не смели. Вот и весь секрет. Ну, да бог с ними! А знаете, сударь, кто у нас гуляет? Молодые парни да девушки. Так эти у сна воруют часик-другой, ну и гуляют парочками. Да вот пара!Показываются Кудряш и Варвара . Целуются.
Борис . Целуются. Кулигин . Это у нас нужды нет.Кудряш уходит, а Варвара подходит к своим воротам и манит Бориса. Он подходит.
Явление четвертое
Борис , Кулигин и Варвара .
Кулигин . Я, сударь, на бульвар пойду. Что вам мешать-то? Там и подожду. Борис . Хорошо, я сейчас приду.Кулигин уходит.
Варвара (закрываясь платком). Знаешь овраг за Кабановым садом? Борис . Знаю. Варвара . Приходи туда ужо́ попозже. Борис . Зачем? Варвара . Какой ты глупый! Приходи, там увидишь зачем. Ну, ступай скорей, тебя дожидаются.Борис уходит.
Не узнал ведь! Пущай теперь подумает. А ужотка я знаю, что Катерина не утерпит, выскочит. (Уходит в ворота.)
Сцена 2-я
Ночь. Овраг, покрытый кустами; наверху забор сада Кабановых и калитка; сверху тропинка.
Явление первое
Кудряш (входит с гитарой). Нет никого. Что ж это она там! Ну, посидим да подождем. (Садится на камень.) Да со скуки песенку споем. (Поет.)Как донской-то казак, казак вел коня поить,
Добрый молодец, уж он у ворот стоит,
У ворот стоит, сам он думу думает,
Думу думает, как будет жену губить.
Как жена-то, жена мужу возмолилася,
Во скоры́-то ноги ему поклонилася:
Уж ты, батюшка, ты ли мил сердечный друг!
Ты не бей, не губи ты меня со вечера!
Ты убей, загуби меня со полуночи!
Дай уснуть моим малым детушкам,
Малым детушкам, всем ближним соседушкам.
Входит Борис .
Явление второе
Кудряш и Борис .
Кудряш (перестает петь). Ишь ты! Смирен, смирен, а тоже в разгул пошел. Борис . Кудряш, это ты? Кудряш . Я, Борис Григорьич! Борис . Зачем это ты здесь? Кудряш . Я-то? Стало быть, мне нужно, Борис Григорьич, коли я здесь. Без надобности б не пошел. Вас куда бог несет? Борис (оглядывая местность). Вот что, Кудряш: мне бы нужно здесь остаться, а тебе ведь, я думаю, все равно, ты можешь идти и в другое место. Кудряш . Нет, Борис Григорьич, вы, я вижу, здесь еще в первый раз, а у меня уж тут место насиженное, и дорожка-то мной протоптана. Я вас люблю, сударь, и на всякую вам услугу готов; а на этой дорожке вы со мной ночью не встречайтесь, чтобы, сохрани господи, греха какого не вышло. Уговор лучше денег. Борис . Что с тобой, Ваня? Кудряш . Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой, вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я за свою... да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву! Борис . Напрасно ты сердишься; у меня и на уме-то нет отбивать у тебя. Я бы и не пришел сюда, кабы мне не велели. Кудряш . Кто ж велел? Борис . Я не разобрал, темно было. Девушка какая-то остановила меня на улице и сказала, чтобы я именно сюда пришел, сзади сада Кабановых, где тропинка. Кудряш . Кто ж бы это такая? Борис . Послушай, Кудряш. Можно с тобой поговорить по душе, ты не разболтаешь? Кудряш . Говорите, не бойтесь! У меня все одно что умерло. Борис . Я здесь ничего не знаю, ни порядков ваших, ни обычаев; а дело-то такое... Кудряш . Полюбили, что ль, кого? Борис . Да, Кудряш. Кудряш . Ну, что ж, это ничего. У нас насчет этого слободно. Девки гуляют себе, как хотят, отцу с матерью и дела нет. Только бабы взаперти сидят. Борис . То-то и горе мое. Кудряш . Так неужто ж замужнюю полюбили? Борис . Замужнюю, Кудряш. Кудряш . Эх, Борис Григорьич, бросить надоть! Борис . Легко сказать — бросить! Тебе это, может быть, все равно; ты одну бросишь, а другую найдешь. А я не могу этого! Уж я коли полюбил... Кудряш . Ведь это, значит, вы ее совсем загубить хотите, Борис Григорьич! Борис . Сохрани господи! Сохрани меня господи! Нет, Кудряш, как можно! Захочу ли я ее погубить! Мне только бы видеть ее где-нибудь, мне больше ничего не надо. Кудряш . Как, сударь, за себя поручиться! А ведь здесь какой народ! Сами знаете. Съедят, в гроб вколотят. Борис . Ах, не говори этого, Кудряш! пожалуйста, не пугай ты меня! Кудряш . А она-то вас любит? Борис . Не знаю. Кудряш . Да вы видались когда аль нет? Борис . Я один раз только и был у них с дядей. А то в церкви вижу, на бульваре встречаемся. Ах, Кудряш, как она молится, кабы ты посмотрел! Какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится. Кудряш . Так это молодая Кабанова, что ль? Борис . Она, Кудряш. Кудряш . Да! Так вот оно что! Ну, честь имеем проздравить! Борис . С чем? Кудряш . Да как же! Значит, у вас дело на лад идет, коли сюда приходить велели. Борис . Так неужто она велела? Кудряш . А то кто же? Борис . Нет, ты шутишь! Этого быть не может. (Хватается за голову.) Кудряш . Что с вами? Борис . Я с ума сойду от радости. Кудряш . Вота! Есть от чего с ума сходить! Только вы смотрите, себе хлопот не наделайте, да и ее-то в беду не введите! Положим, хоть у нее муж и дурак, да свекровь-то больно люта.Варвара выходит из калитки.
Явление третье
Те же и Варвара , потом Катерина .
Варвара (у калитки поет).За рекою за быстрою мой Ваня гуляет,
Там мой Ванюшка гуляет...
Кудряш (продолжает).
Товар закупает.
Варвара обнимает его одной рукой, и уходят.
Борис . Точно я сон какой вижу! Эта ночь, песни, свидания! Ходят обнявшись. Это так ново для меня, так хорошо, так весело! Вот и я жду чего-то! А чего жду — и не знаю, и вообразить не могу; только бьется сердце, да дрожит каждая жилка. Не могу даже и придумать теперь, что сказать-то ей, дух захватывает, подгибаются колени! Вот какое у меня сердце глупое, раскипится вдруг, ничем не унять. Вот идет.Катерина тихо сходит по тропинке, покрытая большим белым платком, потупив глаза в землю. Молчание.
Это вы Катерина Петровна?
Молчание.
Уж как мне благодарить вас, я и не знаю.
Молчание.
Кабы вы знали, Катерина Петровна, как я люблю вас! (Хочет взять ее за руку.)
Катерина (с испугом, но не подымая глаз). Не трогай, не трогай меня! Ах, ах! Борис . Не сердитесь! Катерина . Поди от меня! Поди прочь, окаянный человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем. Борис . Не гоните меня! Катерина . Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой? Ведь я замужем, ведь мне с мужем жить до гробовой доски... Борис . Вы сами велели мне прийти... Катерина . Да пойми ты меня, враг ты мой: ведь до гробовой доски! Борис . Лучше б мне не видать вас! Катерина (с волнением). Ведь что я себе готовлю. Где мне место-то, знаешь ли? Борис . Успокойтесь! (Берет ее за руку.) Сядьте! Катерина . Зачем ты моей погибели хочешь? Борис . Как же я могу хотеть вашей погибели, когда я люблю вас больше всего на свете, больше самого себя! Катерина . Нет, нет! Ты меня загубил! Борис . Разве я злодей какой? Катерина (качая головой). Загубил, загубил, загубил! Борис . Сохрани меня бог! Пусть лучше я сам погибну! Катерина . Ну как же ты не загубил меня, коли я, бросивши дом, ночью иду к тебе. Борис . Ваша воля была на то. Катерина . Нет у меня воли. Кабы была у меня своя воля, не пошла бы я к тебе. (Поднимает глаза и смотрит на Бориса.)Небольшое молчание.
Твоя теперь воля надо мной, разве ты не видишь! (Кидается к нему на шею.)
Борис (обнимает Катерину). Жизнь моя! Катерина . Знаешь что? Теперь мне умереть вдруг захотелось! Борис . Зачем умирать, коли нам жить так хорошо? Катерина . Нет, мне не жить! Уж я знаю, что не жить. Борис . Не говори, пожалуйста, таких слов, не печаль меня... Катерина . Да, тебе хорошо, ты вольный казак, а я!.. Борис . Никто и не узнает про нашу любовь. Неужели же я тебя не пожалею! Катерина . Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься. Борис . Ну, что об этом думать, благо нам теперь-то хорошо! Катерина . И то! Надуматься-то да наплакаться-то еще успею на досуге: Борис . А я было испугался, я думал, ты меня прогонишь. Катерина (улыбаясь). Прогнать! Где уж! С нашим ли сердцем! Кабы ты не пришел, так я, кажется, сама бы к тебе пришла. Борис . Я и не знал, что ты меня любишь. Катерина . Давно люблю. Словно на грех ты к нам приехал. Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой; иди ты хоть на край света, я бы все шла за тобой и не оглянулась бы. Борис . Надолго ль муж-то уехал? Катерина . На две недели. Борис . О, так мы погуляем! Время-то довольно. Катерина . Погуляем. А там... (Задумывается.) Как запрут на замок, вот смерть! А не запрут, так уж найду случай повидаться с тобой! . Уж тебя взять на это. А мать-то не хватится?.. Варвара . Э! Куда ей! Ей и в лоб-то не влетит. Кудряш . А ну, на грех? Варвара . У нее первый сон крепок: вот к утру, так просыпается. Кудряш . Да ведь как знать! Вдруг ее нелегкая поднимет. Варвара . Ну так что ж! У нас калитка-то, которая со двора, изнутри заперта, из саду; постучит, постучит, да так и пойдет. А поутру мы скажем, что крепко спали, не слыхали. Да и Глаша стережет; чуть что, она сейчас голос подаст. Без опаски нельзя! Как же можно! Того гляди, в беду попадешь.Кудряш берет несколько аккордов на гитаре. Варвара прилегает к плечу Кудряша, который, не обращая внимания, тихо играет.
Варвара (зевая). Как бы это узнать, который час? Кудряш . Первый. Варвара . Почем ты знаешь? Кудряш . Сторож в доску бил. Варвара (зевая). Пора. Покричи-ка! Завтра мы пораньше выдем, так побольше погуляем. Кудряш (свищет и громко запевает).Все домой, все домой!
А я домой не хочу.
Борис (за сценой). Слышу! Варвара (встает). Ну, прощай! (Зевает, потом целует холодно, как давно знакомого.) Завтра смотрите приходите пораньше! (Смотрит в ту сторону, куда пошли Борис и Катерина.) Будет вам прощаться-то, не навек расстаетесь, завтра увидитесь. (Зевает и потягивается.)
Вбегают Катерина , за ней Борис .
Явление пятое
Кудряш , Варвара , Борис и Катерина .
Катерина (Варваре). Ну, пойдем, пойдем! (Всходят по тропинке. Катерина оборачивается.) Прощай! Борис . До завтра. Катерина . Да, до завтра! Что во сне увидишь, скажи! (Подходит к калитке.) Борис . Непременно. Кудряш (поет под гитару).Гуляй, млада, до поры,
До вечерней до зари!
Ай-лели, до поры,
Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
В снах Катерины торжествует новое началоосвящающее нравственно просыпающаяся любовь к Борису. В народной мифологии голубь был символом чистоты, безгреховности, непорочности. Тоска Катерины по земной любви духовно окрыленна, возвышенна, песенно чиста: «Каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись».
В кабановском царстве, где вянет и иссыхает все живое, Катерину одолевает тоска по утраченной гармонии. Ее любовь сродни желанию поднять руки и полететь, от нее героиня ждет слишком много. Любовь к Борису, конечно, ее тоску не утолит. Не потому ли Островский усиливает контраст между высоким любовным полетом Катерины и бескрылым увлечением Бориса?
Душевная культура Бориса совершенно лишена национального нравственного «приданого». Он - единственный герой в «Грозе», одетый не по-русски. Калинов для него - трущоба, здесь он чужой человек. Судьба сводит друг с другом людей, несоизмеримых по глубине и нравственной чуткости. Борис живет настоящим днем и едва ли способен всерьез задумываться о нравственных последствиях своих поступков. Ему сейчас весело - и этого достаточно: «Надолго ль муж-то уехал?.. О, так мы погуляем! Время-то довольно... Никто и не узнает про нашу любовь...» - «Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю!.. Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» Какой контраст! Какая полнота свободной и открытой всему миру любви в противоположность робкому, сластолюбивому Борису!
Душевная дряблость героя и нравственная щедрость героини наиболее очевидны в сцене последнего их свидания. Тщетны последние надежды Катерины: «Еще кабы с ним жить, может быть, радость бы какую-нибудь я и видела». «Кабы», «может быть», «какую-нибудь»... Слабое утешение! Но и тут она находит силы думать не о себе. Это Катерина просит у любимого прощения за причиненные ему тревоги. Борису же и в голову такое прийти не может. Где уж там спасти, даже пожалеть Катерину он не сумеет: «Кто ж это знал, что нам за нашу любовь так мучиться с тобой. Лучше б бежать мне тогда». Но разве не напоминала Борису о расплате за любовь к замужней женщине народная песня, исполняемая Кудряшом, разве не предупреждал его об этом же Кудряш: «Эх, Борис Григорьевич, бросить надоть!..» Ведь это, значит, вы ее совсем загубить хотите...» А сама Катерина во время поэтических ночей на Волге разве не об этом Борису говорила? Увы! Герой обо всем забыл, никакого нравственного урока для себя не вынес. Более того, у пего не хватает смелости и терпения выслушать последние, признания Катерины. «Не застали б нас здесь!» - «Время мне. Катя!..» Нет, такая любовь не может послужить Катерине исходом.
Выступая всей жизнью своей против деспотизма, против авторитарной морали, Катерина доверяется во всем внутреннему голосу совести. Пройдя через духовные испытания, она нравственно очищается и покидает греховный калиновский мир человеком, переболевшим его болезнями и муками своими одолевшим их.
Демократическому миросозерцанию Катерины неприемлем далекий и страшный бог Кабановых. Воспитанная в народных традициях, она не принимает религии власти и страха, в ее душе играет более живая и свободная религия любви, принимающая всю полноту бытия, ничего в нем произвольно не усекая. Душа Катерины в калиновском царстве раскалывается, проходя грозовое крещение между двумя противоположно заряженными полюсами любви и долга, чтобы вновь прийти к гармонии и добровольно оставить этот мир с сознанием своей правоты: «Кто любит, тот будет молиться». Героиня живет идеалами, снимающими крайности домостроевского аскетизма и анархического разгула во имя более высокой и гармоничной нравственной идеи.
Решение покончить с собой приходит к Катерине вместе с внутренним самооправданием, с ощущением свободы и безгреховности после пережитых ею нравственных бурь. Теперь, к концу трагедии, исчезает страх геены огненной, и героиня считает себя вправе предстать перед высшим нравственным судом. «Смерть по грехам страшна», - говорят в народе. И если Катерина смерти не боится, значит, грехи искуплены.
Смерть Катерины наступает в момент, когда умереть для неё святее, чем жить, когда смерть оказывается единственным достойный исходом, единственным спасением того высшего, что в ней есть. Эта смерть напоминает молитву юной героини в храме природы, возвращая нас к началу трагедии. Смерть освящается той же полнокровной и жизнелюбивой религиозностью, которая с детских лет вошла в сознание Катерины, религиозностью типично народной, которая в стихотворении Некрасова «Похороны», например, тоже оправдывает заезжего интеллигента-самоубийцу, заступника народного:
И пришлось нам нежданно-негаданно
Хоронить молодого стрелка,
Вез церковного пенья, без ладана,
Без всего, чем могила крепка...
«Отпевание» совершается не в церкви, а в поле, под солнцем вместо свечей, под птичий гомон, заменяющий церковное пение, среди колыхающейся ржи и пестреющих цветов. И «упокоился» «бедный стрелок» по воле народной «под густыми плакучими ивами» со всеми признаками утверждаемого народом бессмертия:
Будут песни к нему хороводные
Из села по заре долетать,
Будут нивы ему хлебородные
Безгреховные сны навевать...
Не то же ли самое проносится в сознании решающейся на самоубийство Катерины? «Под деревцом могилушка... как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком се мочит... весной травка на ней вырастет, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие... всякие... Так тихо! так хорошо! Мне как будто легче! А об жизни и думать не хочется». Жизнь Катерины в Калинове превращается в прозябание и увядание, в смерти же видится полнота утверждения истинной жизни, которая окрыляла героиню в юности и которой не нашлось приюта в мире Диких и Кабановых, в кризисной буржуазной России.
Катерина умирает удивительно, ее смерть - последняя вспышка радостной и беззаветной любви к деревьям, птицам, цветам и травам, к красоте и гармонии божьего мира.
июня 10 2012
Определяя сущность трагического характера, Белинский сказал: “Что такое коллизия? - безусловное требование судьбою жертвы себе. Победи герой трагедии естественное влечение сердца…- прости , простите радости и обаяния жизни!.. Последуй герой трагедии естественному влечению своего сердца - он преступник в собственных глазах, он жертва собственной совести…” В душе сталкиваются друг с другом два этих равновеликих и равнозаконных побуждения. В кабановском царстве, где вянет и иссыхает все живое, Катерину одолевает тоска по утраченной гармонии. Ее любовь сродни желанию поднять руки и полететь. От нее героине нужно слишком много. Любовь к Борису, конечно, ее тоску не утолит. Не потому ли Островский усиливает контраст между высоким любовным полетом Катерины и бескрылым увлечением Бориса? Судьба сводит друг с другом людей, несоизмеримых по глубине и нравственной чуткости. Борис живет одним днем и едва ли способен всерьез задумываться о нравственных последствиях своих поступков. Ему сейчас (*65) весело - и этого достаточно: “Надолго ль муж-то уехал?.. О, так мы погуляем! Время-то довольно… Никто и не узнает про нашу любовь…” - “Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю!.. Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?” Какой контраст! Какая полнота свободной любви в противоположность робкому Борису! Душевная дряблость и нравственная щедрость героини наиболее очевидны в сцене их последнего свидания. Тщетны надежды Катерины: “Еще кабы с ним жить, может быть, радость бы какую-нибудь я и видела”. “Кабы”, “может быть”, “какую-нибудь”… Слабое утешение! Но и тут она находит силы думать не о себе. Это просит у любимого прощения за причиненные ему тревоги.
Борису же и в голову такое прийти не может. Где уж там спасти, даже пожалеть Катерину он толком не сумеет: “Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой! Лучше б бежать мне тогда!” Но разве не напоминала Борису о расплате за любовь к замужней женщине народная , исполняемая Кудряшом, разве не предупреждал его об этом же Кудряш: “Эх, Борис Григорьич, бросить надоть!.. Ведь это, значит, вы ее совсем загубить хотите…” А сама Катерина во время поэтических ночей на Волге разве не об этом Борису говорила? Увы, герой ничего этого просто не услышал, и глухота его весьма примечательна. Дело в том, что душевная просвещенного Бориса совершенно лишена нравственного “приданого”. Калинов для него - трущоба, здесь он чужой . У него не хватает смелости и терпения даже выслушать последние признания Катерины. “Не застали б нас здесь!” - “Время мне, Катя!..” Нет, такая “любовь” не может послужить Катерине исходом. Добролюбов проникновенно увидел в конфликте “Грозы” эпохальный смысл, а в характере Катерины - “новую фазу нашей народной жизни”. Но, идеализируя в духе популярных тогда идей женской эмансипации свободную любовь, он обеднил нравственную глубину характера Катерины. Колебания героини, полюбившей Бориса, горение ее совести Добролюбов счел “невежеством бедной женщины, не получившей теоретического образования”. Долг, верность, совестливость со свойственным революционной демократии максимализмом были объявлены “предрассудками”, “искусственными комбинациями”, “условными наставлениями старой морали”, “старой ветошью”. Получалось, что Добролюбов смотрел на любовь Катерины так же не по-русски легко, как и Борис. (*66) Возникает вопрос, чем же отличается тогда Катерина от таких героинь Островского, как, например, Липочка из “Своих людей…”: “Мне мужа надобно!.. Слышите, найдите мне жениха, беспременно найдите!.. Вперед вам говорю, беспременно сыщите, а то для вас же будет хуже: нарочно, вам назло, по секрету заведу обожателя, с гусаром убегу, да и обвенчаемся потихоньку”. Вот уж для кого “условные наставления морали” действительно не имеют никакого нравственного авторитета. Эта девушка грозы не испугается, сама геенна огненная таким “протестанткам” нипочем! Объясняя причины всенародного покаяния героини, не будем повторять вслед за Добролюбовым слова о “суеверии”, “невежестве”, “религиозных предрассудках”. Не увидим в “страхе” Катерины трусость и боязнь внешнего наказания. Ведь такой взгляд превращает героиню в жертву темного царства Кабаних. Подлинный источник покаяния героини в другом: в ее чуткой совестливости. “Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми.
Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вдруг явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно”. “У меня уж очень сердце болит”,- говорит Катерина в минуту признания. “В ком есть страх, в том есть и Бог”,- вторит ей народная мудрость. “Страх” искони понимался русским народом по-толстовски, как обостренное нравственное самосознание, как “Царство Божие внутри нас”. В “Толковом словаре” В. И. Даля “страх” толкуется как “сознание нравственной ответственности”. Такое определение соответствует душевному состоянию героини. В отличие от Кабанихи, Феклуши и других героев “Грозы”, “страх” Катерины - внутренний голос ее совести. Грозу Катерина воспринимает как избранница: совершающееся в ее душе сродни тому, что творится в грозовых небесах. Тут не рабство, тут равенство. Катерина равно героична как в страстном и безоглядном любовном увлечении, так и в глубоко совестливом всенародном покаянии. “Какая совесть!.. Какая могучая славянская совесть!.. Какая нравственная сила… Какие огромные, возвышенные стремления, полные могущества и красоты”,- писал о Катерине - Стрепетовой в сцене покаяния В. М. Дорошевич. А С. В. Максимов рассказывал, как ему довелось сидеть рядом с Островским во время первого представления “Грозы” с Никулиной-Косицкой в роли Катерины. Островский смотрел драму (*67) молча, углубленный в себя. Но в той “патетической сцене, когда Катерина, терзаемая угрызениями совести, бросается в ноги мужу и свекрови, каясь в своем грехе, Островский весь бледный шептал: “Это не я, не я: это - Бог!” Островский, очевидно, сам не верил, что он смог написать такую потрясающую сцену”. Пора и нам по достоинству оценить не только любовный, но и покаянный порыв Катерины. Пройдя через грозовые испытания, нравственно очищается и покидает этот греховный мир с сознанием своей правоты: “Кто любит, тот будет молиться”. “Смерть по грехам страшна”,- говорят в народе. И если Катерина смерти не боится, то грехи искуплены. Ее уход возвращает нас к началу трагедии. Смерть освящается той же полнокровной и жизнелюбивой религиозностью, которая с детских лет вошла в душу героини. “Под деревцом могилушка… Солнышко ее греет… птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут…” Не напоминает ли такой финал известную народную песню на стихи Некрасова (”Похороны”):
Будут песни к нему хороводные
Из села по заре долетать,
Будут нивы ему хлебородные
Безгреховные сны навевать…
В храм превращается вся природа. Отпевают охотника в поле под солнцем “пуще ярого воску свечи”, под птичий гомон пуще церковного пения, среди колыхающейся ржи и пестреющих цветов. Катерина умирает столь же удивительно. Ее смерть - это последняя вспышка одухотворенной любви к Божьему миру: к деревьям, птицам, цветам и травам. Монолог о могилушке - проснувшиеся метафоры, народная мифология с ее верой в бессмертие. Человек, умирая, превращается в дерево, растущее на могиле, или в птицу, вьющую гнездо в его ветвях, или в цветок, дарящий улыбку прохожим,- таковы постоянные мотивы народных песен о смерти. Уходя, Катерина сохраняет все признаки, которые, согласно народному поверью, отличали святого: она и мертвая, как живая. “А точно, ребяты, как живая! Только на виске маленькая ранка, и одна только, как есть одна, капелька крови”.
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Катерина как трагический характер . Литературные сочинения!Катерина тихо сходит по тропинке, покрытая большим белым платком, потупив глаза в землю.
Это вы, Катерина Петровна?
Молчание.
Уж как мне благодарить вас, я и не знаю.
Молчание.
Кабы вы знали, Катерина Петровна, как я люблю вас! (Хочет взять ее за руку.)
Катерина (с испугом, но не поднимая глаз) . Не трогай, не трогай меня! Ах, ах!
Борис . Не сердитесь!
Катерина . Поди от меня! Поди прочь, окаянный человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем.
Борис . Не гоните меня!
Катерина . Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой? Ведь я замужем, ведь мне с мужем жить до гробовой доски!
Борис . Вы сами велели мне прийти…
Катерина . Да пойми ты меня, враг ты мой: ведь до гробовой доски!
Борис . Лучше б мне не видеть вас!
Катерина (с волнением) . Ведь что я себе готовлю? Где мне место-то, знаешь ли?
Борис . Успокойтесь! (Берет её за руку.) Сядьте!
Катерина . Зачем ты моей погибели хочешь?
Борис . Как же я могу хотеть вашей погибели, когда люблю вас больше всего на свете, больше самого себя!
Катерина . Нет, нет! Ты меня загубил!
Борис . Разве я злодей какой?
Катерина (качая головой) . Загубил, загубил, загубил!
Борис . Сохрани меня бог! Пусть лучше я сам погибну!
Катерина . Ну, как же ты не загубил меня, коли я, бросивши дом, ночью иду к тебе.
Борис . Ваша воля была на то.
Катерина . Нет у меня воли. Кабы была у меня своя воля, не пошла бы я к тебе. (Поднимает глаза и смотрит на Бориса.)
Небольшое молчание.
Твоя теперь воля надо мной, разве ты не видишь! (Кидается к нему на шею.)
Борис (обнимает Катерину) . Жизнь моя!
Катерина . Знаешь что? Теперь мне умереть вдруг захотелось!
Борис . Зачем умирать, коли нам жить так хорошо?
Катерина . Нет, мне не жить! Уж я знаю, что не жить.
Борис . Не говори, пожалуйста, таких слов, не печаль меня…
Катерина . Да, тебе хорошо, ты вольный казак, а я!..
Борис . Никто и не узнает про нашу любовь. Неужели же я тебя не пожалею!
Катерина . Э! Что меня жалеть, никто не виноват, - сама на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.
Борис . Ну, что об этом думать, благо нам теперь-то хорошо!
Катерина . И то! Надуматься-то да наплакаться-то еще успею на досуге.
Борис . А я было испугался; я думал, ты меня прогонишь.
Катерина (улыбаясь) . Прогнать! Где уж! С нашим ли сердцем! Кабы ты не пришел, так я, кажется, сама бы к тебе пришла.
Борис . Я и не знал, что ты меня любишь.
Катерина . Давно люблю. Словно на грех ты к нам приехал. Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой; иди ты хоть на край света, я бы все шла за тобой и не оглянулась бы.
Борис . Надолго ли муж-то уехал?
Катерина . На две недели.
Борис . О, так мы погуляем! Время-то довольно.
Катерина . Погуляем. А там… (задумывается) как запрут на замок, вот смерть! А не запрут на замок, так уж найду случай повидаться с тобой!
Входят Кудряш и Варвара.
Явление четвертое
Те же, Кудряш и Варвара.
Варвара . Ну что, сладили?
Катерина прячет лицо у Бориса на груди.
Борис . Сладили.
Варвара . Пошли бы, погуляли, а мы подождем. Когда нужно будет, Ваня крикнет.
Борис и Катерина уходят. Кудряш и Варвара садятся на камень.
Кудряш . А это вы важную штуку придумали, в садовую калитку лазить. Оно для нашего брата оченно способна.
Варвара . Все я.
Кудряш . Уж тебя взять на это. А мать-то не хватится?
Варвара . Э! Куда ей! Ей и в лоб-то не влетит.
Кудряш . А ну, на грех?
Варвара . У нее первый сон крепок; вот к утру, так просыпается.
Кудряш . Да ведь как знать! Вдруг ее нелегкая поднимет.
Варвара . Ну так что ж! У нас калитка-то, которая со двора, изнутри заперта, из саду; постучит, постучит, да так и пойдет. А поутру мы скажем, что крепко спали, не слыхали. Да и Глаша стережет; чуть что, она сейчас голос подаст. Без опаски нельзя! Как же можно! Того гляди, в беду попадешь.
Кудряш берет несколько аккордов на гитаре. Варвара прилегает к плечу Кудряша, который, не обращая внимания, тихо играет.
Варвара (зевая) . Как бы то узнать, который час?
Кудряш . Первый.
Варвара . Почем ты знаешь?
Кудряш . Сторож в доску бил.
Варвара (зевая) . Пора. Покричи-ка. Завтра мы пораньше выйдем, так побольше погуляем.
Кудряш (свищет и громко запевает) .
Все домой, все домой,
А я домой не хочу.
Борис (за сценой) . Слышу!
Варвара (встает) . Ну, прощай. (Зевает, потом целует холодно, как давно знакового.) Завтра, смотрите, приходите пораньше! (Смотрит в ту сторону, куда пошли Борис и Катерина.) Будет вам прощаться-то, не навек расстаетесь, завтра увидитесь. (Зевает и потягивается.)
Вбегает Катерина, а за ней Борис.
Явление пятое
Кудряш, Варвара, Борис и Катерина.
Катерина (Варваре) . Ну, пойдем, пойдем! (Всходят по тропинке. Катерина оборачивается.) Прощай. Борис. До завтра!
Борис . Разве я злодей какой?
Катерина (качая головой) . Загубил, загубил, загубил!
Борис . Сохрани меня бог! Пусть лучше я сам погибну!
Катерина . Ну, как же ты не загубил меня, коли я, бросивши дом, ночью иду к тебе.
Борис . Ваша воля была на то.
Катерина . Нет у меня воли. Кабы была у меня своя воля, не пошла бы я к тебе. (Поднимает глаза и смотрит на Бориса.)
Небольшое молчание.
Твоя теперь воля надо мной, разве ты не видишь! (Кидается к нему на шею.)
Борис (обнимает Катерину) . Жизнь моя!
Катерина . Знаешь что? Теперь мне умереть вдруг захотелось!
Борис . Зачем умирать, коли нам жить так хорошо?
Катерина . Нет, мне не жить! Уж я знаю, что не жить.
Борис . Не говори, пожалуйста, таких слов, не печаль меня…
Катерина . Да, тебе хорошо, ты вольный казак, а я!..
Борис . Никто и не узнает про нашу любовь. Неужели же я тебя не пожалею!
Катерина . Э! Что меня жалеть, никто не виноват, - сама на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.
Борис . Ну, что об этом думать, благо нам теперь-то хорошо!
Катерина . И то! Надуматься-то да наплакаться-то еще успею на досуге.
Борис . А я было испугался; я думал, ты меня прогонишь.
Катерина (улыбаясь) . Прогнать! Где уж! С нашим ли сердцем! Кабы ты не пришел, так я, кажется, сама бы к тебе пришла.
Борис . Я и не знал, что ты меня любишь.
Катерина . Давно люблю. Словно на грех ты к нам приехал. Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой; иди ты хоть на край света, я бы все шла за тобой и не оглянулась бы.
Борис . Надолго ли муж-то уехал?
Катерина . На две недели.
Борис . О, так мы погуляем! Время-то довольно.
Катерина . Погуляем. А там… (задумывается) как запрут на замок, вот смерть! А не запрут на замок, так уж найду случай повидаться с тобой!
Входят Кудряш и Варвара .
Явление четвертое
Те же , Кудряш и Варвара .
Варвара . Ну что, сладили?
Катерина прячет лицо у Бориса на груди.
Борис . Сладили.
Варвара . Пошли бы, погуляли, а мы подождем. Когда нужно будет, Ваня крикнет.
Борис и Катерина уходят. Кудряш и Варвара садятся на камень.
Кудряш . А это вы важную штуку придумали, в садовую калитку лазить. Оно для нашего брата оченно способна.
Варвара . Все я.
Кудряш . Уж тебя взять на это. А мать-то не хватится?
Варвара . Э! Куда ей! Ей и в лоб-то не влетит.
Кудряш . А ну, на грех?
Варвара . У нее первый сон крепок; вот к утру, так просыпается.
Кудряш . Да ведь как знать! Вдруг ее нелегкая поднимет.
Варвара . Ну так что ж! У нас калитка-то, которая со двора, изнутри заперта, из саду; постучит, постучит, да так и пойдет. А поутру мы скажем, что крепко спали, не слыхали. Да и Глаша стережет; чуть что, она сейчас голос подаст. Без опаски нельзя! Как же можно! Того гляди, в беду попадешь.
Кудряш берет несколько аккордов на гитаре. Варвара прилегает к плечу Кудряша, который, не обращая внимания, тихо играет.
Варвара (зевая) . Как бы то узнать, который час?
Кудряш . Первый.
Варвара . Почем ты знаешь?
Кудряш . Сторож в доску бил.
Варвара (зевая) . Пора. Покричи-ка. Завтра мы пораньше выйдем, так побольше погуляем.
Кудряш (свищет и громко запевает) .
Все домой, все домой,
А я домой не хочу.
Борис (за сценой) . Слышу!
Варвара (встает) . Ну, прощай. (Зевает, потом целует холодно, как давно знакомого.) Завтра, смотрите, приходите пораньше! (Смотрит в ту сторону, куда пошли Борис и Катерина.) Будет вам прощаться-то, не навек расстаетесь, завтра увидитесь. (Зевает и потягивается.)