Да, я монах и я воспитываю детей. Так сложилась моя жизнь, и я очень рад тому, что у меня есть. Моя жизнь мне не принадлежит, я принадлежу детям. И наверное, это тоже по-монашески. Монах не должен заниматься только собой и своим бытом, а ему нужно все время посвящать другим людям. Когда качаешь ночью ребенка, вспоминаешь, что в это время обычно подвижники благочестия молятся, то тоже начинаешь совершать молитву, при этом делая еще полезное для других. Времени на богослужение у меня предостаточно, потому что большую часть своего времени я нахожусь с детьми. А как мы Богу служим? Только ли это молитвы и священнодействия? Мы служим Богу через людей. Я служу Богу через ближних, которые окружают меня – это то же самое богослужение.
Но вот один батюшка, выступающий по телевизору, оказался совсем юный, и боевой офицер Бурков, конечно, усмехнулся:
«Ну чему этот молодой священник, безусый юнец, может меня научить? Вот я прошел огонь и воду, и медные трубы, а он что? Салага, моря не видал!». Но все-таки слушал, слушал и… «в какой-то момент почувствовал, что я, со всем своим жизненным опытом, дурак-дураком по сравнению с молодым священником, через которого Бог говорит! Несколько позже до меня дошло, почему: он говорил не свое, а Слово Божие, а в нем — истинная сила».
В 20 лет я крестился и понял, что курение – это грех. Я бросил курить, не курил полгода и уже начал превозноситься над друзьями, желающими бросить, но сам вскоре сорвался. Другой раз я бросал курить так: я выбросил пачку сигарет в урну и думаю – все больше не буду. Прошел несколько шагов, крайне пожалел о безрассудном поступке, но залезать в урну мне было неудобно, поэтому я с нетерпением добежал до сигаретного ларька, купил сигареты и успокоился. Я понял: у меня полный паралич воли.
И думаю – что же мне делать бедному? Никто не мог мне дать совета! И только у Нилуса я прочитал о том, как он бросил курить в связи с болезнью жены. Она около месяца лежала с высокой температурой, таяла на глазах. И он упал на колени и стал молиться Пресвятой Богородице: «Исцели мою жену, а я совершу жертву – брошу курить, но я не смогу этого сделать сам, помоги мне!» После этой молитвы он застал жену исцеленной, с холодным лбом, а он будто и не курил никогда, и больше к курению не возвращался.
Знаете, каждому свое. Христианство, православие – оно для всех слоев населения: и для эстетов, и для простецов, для академиков, шахтеров, для молодых, для старых, для русских, для французов. Православие универсально. Это вера, которая может найти дорогу к сердцу, если человек готов сердце открыть. И этот грандиозный в архитектурном отношении храм может быть домом как для местных сельских жителей, так и для людей с высоким образовательным уровнем и большими эстетическими запросами.
Я считаю, что культурный потенциал храма в Подмоклово – способ сделать его миссионерской «приманкой». Кто-то придет полюбоваться красотой и удивиться месту, а потом проникнется богослужением, а может быть, увидит, как общается приход. Мы же здесь устраиваем фестивали под открытым небом, трапезы, молодежные трудовые слеты. Такая общинная жизнь, если с ней познакомиться, может дать почувствовать, что есть христианство по своей сути.
Один замечательный депутат предложил похлопотать о хорошей детской площадке, а над ним смеются: «Дурачок». А почему смеются? Потому, что на его фоне они начинают выглядеть не очень.
Я вот тоже такой «дурачок». Глядишь, больше «дурачков» соберется, и что-то сдвинется с места.
Вот такая ситуация. Шахта. На ней отработал житель Моспино Александр, и ему уже пора было выходить на пенсию в 45 лет. Оставалось около месяца до нее. У него жена, двое сыновей. Работяга, трудяга. Он шел со смены, и в этот момент его осколком разрезало буквально пополам… И когда меня пригласили его отпевать, о чем я думал? Вот лежит он в гробу. Человек, который вчера еще был живой. Два сына его стоят. Жена… А за что он погиб? Что он плохого сделал? Что он сделал такого, что его нужно было убить, разрезав из «Града» пополам? Он совершил преступление? И вот я отпеваю его, и в это время опять начался обстрел…
Люди не понимали, что вообще происходит. Полное безумие. На вопрос «За что?» не мог ответить никто. Когда шла Отечественная война, было понятно: вот немцы, вот мы. А здесь было полное безумие, абсолютно алогичное действие, не поддававшееся нормальным человеческим объяснениям.
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков). Фото: Фома / www.foma.ru
Как-то мы тяжелобольного пациента перевозили из психиатрической больницы. У него была тяжелая пневмония, он фактически (но не окончательно) находился без сознания. Причем это был больной со старческой деменцией, а не с серьезными психическими заболеваниями типа шизофрении. Вот мы его везем, оказываем какую-то помощь в дороге. И вдруг видим, что наш пациент приподнимается на носилках, смотрит куда-то в угол глазами, полными ужаса, пытается защититься от кого-то. Он явно увидел нечто ужасное. Начинает отбиваться, ему страшно. Потом замирает, остановка сердечного ритма. Мы реанимируем, довозим до Института Склифосовского, где он умирает.
Со мной был фельдшер, который всегда сомневался в существовании потусторонних сил. И он сказал: «Я не знаю, есть ли ангелы, но бесы есть, это точно. В этом сегодня убедился».
У меня был случай, когда я в 2008 году по приглашению незнакомых турок ездил в Турцию в качестве священнослужителя «искать клад».
Эти самые незнакомые турки приехали к нам в Алма-Ату, пришли в епархию и сказали, что у их дедушки есть какой-то клад, который они «видят, но почему-то не могут взять», потому что клад христианский. Чтобы его взять, надо, мол, чтобы христианский священник почитал Инжил (Евангелие). В епархии спросили: «Поедешь с ними?» Я согласился, мне было интересно и с миссионерской точки зрения – почитать для них Евангелие.
Но оказалось, во мне видели какого-то шамана-кладоискателя, который должен был найти им какой-то клад, неведомо где зарытый.
«Знаете, ощущения человека, который только “крестик нацепил”, часто точнее и горячее, чем у того, кто уже давно в Церкви и привык… к Богу. Вот этой привычки я очень боюсь». Это Борис Корчевников сказал в интервью «Фоме» 10 лет назад. Ему тогда было 25 лет. Но вся страна уже знала его как Синицына из сериала «Кадетство». Сегодня Борис - руководитель крупного православного телеканала и известный телеведущий. Изменилось ли что-то в его чувстве жизни и чувстве веры за эти 10 лет? Об этом наш разговор.
Загранпоездка в Дивеево
Борис Вячеславович, 10 лет назад Вы давали нам интервью вскоре после съемок «Кадетства». Что Вам лично дало участие в этом сериале?
Очень многое. Я в Церковь пришел в этот самый период! Сейчас я вспоминаю то время и понимаю - «Кадетство» случилось со мной именно для того, чтобы вырвать меня из среды, в которой я жил. Уже потом я узнал, что Господь очень часто, приводя человека к Себе, вырывает его из его окружения, отлучает от всех его прежних привычек и помещает в совершенно незнакомые обстоятельства. Ты получаешь возможность пересмотреть свою жизнь, ты словно оказываешься на новой почве, и твоя вера пускает корни.
Я чуть ли не по минутам помню те удивительные события, одно за другим, которые привели меня на съемки. В 20-х числах мая я получаю предложение сняться в этом сериале, через два дня приезжаю пробоваться на свою роль. Вам знакомо чувство, когда Господь словно берет тебя за руку и ведет в нужном направлении? Я тогда испытал это. Я пришел на кастинг, а там - огромная очередь из ребят. Я репортер НТВ, я никакая не киношная знаменитость - и вдруг ко мне подходит ассистент по актерам, берет за руку и говорит: «Пошли!» Она провела меня к режиссеру, на следующий день были пробы, и еще через день вечером меня утвердили на роль Синицына.
В этот вечер я как раз зашел в церковь к отцу Кириллу, настоятелю храма Святой Троицы в Листах. Мы только недавно подружились с этим монахом, и я начал к нему похаживать. Я сидел у него после вечерней службы, когда у меня зазвонил телефон: «Мы вас утвердили». Я был абсолютно счастлив. Вскоре после этого произошло мое первое причастие.
Фото из личного архива
Каким-то чудесным образом меня освободили на работе, на НТВ, разрешили уехать на несколько месяцев на съемки, они проходили в Твери. Я сказал, что вернусь - и вернулся потом. Правда, съемки «Кадетства» продлились не несколько месяцев, а полтора года.
Вы спрашиваете, что я извлек для себя из участия в этом сериале, и мне сразу вспоминается не съемочная площадка, не какие-то актерские навыки, которые я там приобрел. Мне вспоминается съемная квартира, в которой я жил. Там я был обставлен разными духовными книгами - прекрасно помню, как читал митрополита Сурожского Антония, книги о покаянии, о христианской любви… Читал одно за другим все, что попадалось мне в руки в церковных лавках. Я открывал для себя целый огромный мир. А вокруг меня была тишина - чтобы я смог в этот новый мир всмотреться, вчитаться. Вот главное, что происходило со мной тогда.
В следующий свой приезд в Москву я снова был в храме у отца Кирилла и снова причастился - только теперь это было первое в жизни осознанное причастие. Я испытал тогда невероятное чувство - что жизнь начинается с чистого листа. Произошло полное обнуление всего прежнего, оно отпало, как хвост ящерицы. А вокруг все новое, и нет ничего, что могло бы втянуть меня в прежнюю жизнь!
- Изменилось ли что-то с тех пор в Вашем восприятии веры?
Я тогда думал, что духовный рост - это то, что неизбежно связано с блаженством, счастьем переживания Бога - чувствами, известными, как говорят, любому «неофиту». Сейчас - наверное, так честнее - я думаю, что он связан с падениями и болью от ощущения, что ты от Бога отдаляешься. Тогда мне нравилось больше. Намного больше.
Вначале мне казалось, что я не буду больше переживать отчаяние - ведь я Бога узнал! А потом было все: и чувство потери Бога, и ужас от собственных грехов, которые обрушивались с какой-то невероятной силой. Обиднее всего то, что у тебя уже нет оправданий, ты знаешь, что это - грех. И все равно идешь на него…
Тогда я мог говорить о Боге бесконечно, потому что просто растворялся в этой радости переживания Бога. Сейчас я бы хотел о Боге молчать. Потому что слишком часто я Его терял. И слишком часто ощущал себя недостойным того, чтобы о Нем говорить.
Фото Владимира Ештокина
- Это связано с попытками изменить чье-то отношение к вере?
Я столько обжегся на этих разговорах в самые первые свои годы в Церкви! Я так рвался ответить на все, на каждый вздох против Церкви, против Бога… И только потом понял, что отвечать иногда надо даже и не словом. А просто молчанием. Ведь иногда можно так промолчать, что человек услышит сам себя и увидит свое заблуждение лучше, нежели чем если ты начнешь ему что-то объяснять и доказывать.
- Были ли за это время какие-то встречи, события, поездки, которые сильно на Вас повлияли?
Конечно, это поездки в Дивеево. Место, которое снова возвращает мне ту первоначальную радость. Для меня тот первый период - это камертон, по которому я сверяю свою жизнь. Я не люблю слово «неофит», его используют, когда немножко свысока говорят о человеке: мол, ладно, он неофит, посмотрим еще, что потом из него будет. Мне кажется, что неофитство - это самое счастливое время, а неофит - он… как святой! Он настолько близко к Богу, он настолько обожжен Его правдой… А потом зачастую он все это постепенно растрачивает.
Но всякий раз в Дивееве я переживаю свое неофитство заново. Еще был Иерусалим, уже не туристический, а паломнический. И тоже всякий раз, когда я там оказываюсь, я испытываю громадную радость неофитства. А пределом этого переживания для меня стал Афон. Ничто с этим не сравнится. Для меня паломничества в эти три места - это самые фантастические загранпоездки из всех возможных. Потому что в них ты оказываешься всегда за границами этого мира. В этих местах все другое: другие встречи, другие разговоры и самое главное - там другая тишина. Причем тишина - это не отсутствие звуков, это какая-то информация о главном! Всякий раз из такой «загранкомандировки» я пытаюсь привести капельку тишины в тот мир, где я живу. И всякий раз я ее разливаю. Чаще всего, еще на обратном пути. Думаю, это всем знакомо.
«Я полюбил арену страстей»
Вы долгое время вели ток-шоу «Прямой эфир» на России-1. И многие люди, верующие в том числе, испытывали некий диссонанс, зная Вас и наблюдая за тем, что происходит в студии. Сам формат этой передачи в психологическом плане довольно жестокий. А как Вы сами относитесь к такому типу передач?
На нашем телевидении, которое завязано на рейтингах, этот жанр можно считать реакцией на запрос аудитории. Почему-то раньше этого запроса на предельную открытость, обнаженность конкретной судьбы не было: для наших родителей, наших дедушек это были табуированные темы. И это очень интересный вопрос, в какой момент такая печать была снята?
Это, правда, какая-то снятая нравственная печать… Я подозреваю, что заинтересованность жизнью других всегда сидела в невысоком слое человеческого любопытства. И в советское время наверняка судачили о том, как живет семья Александрова и Орловой, что там творится у Рыбникова и Ларионовой. А Михаилу Ромму, например, задавали вопрос, почему он в кино всегда снимает свою жену. И он отвечал: «Потому что я ее люблю».
Но в какой момент эти табуированные кухонные темы вышли на арену? Заметьте, любое ток-шоу даже по своему виду напоминает именно арену. Я не хочу быть брюзгой, но в этом есть что-то от Колизея. Там тоже в центре были страсти, и публика тоже голосовала, только итоги были еще более страшные, потому что она не просто отдавала предпочтение той или иной стороне, а решала жизнь и судьбу героев. В каком-то смысле в ток-шоу происходит нечто похожее.
И в то же время мне кажется, что арена страстей - это модель любого человеческого сердца. Я не священник и не знаю, что батюшкам приходится выслушивать на исповеди, но могу представить на примере своих исповедей. Исповедь - это тоже излияние страстей. И я всегда думаю: священник же может любить человека, который рассказывает ему о себе какие-то страшные вещи, и может совершенно по-другому смотреть на эти самые низкие страсти, которые перед ним обнажают, обращаясь за помощью.
Для меня это главный и живой пример того, как можно подходить к работе в таком страстном, горячем и очень живом формате. Ведь к нам на программу приходят не куклы, а живые люди, и чаще всего они приносят с собой свое живое горе. А значит, их можно любить живой действенной любовью - и по возможности помогать. И в этот момент ты уже не думаешь: Колизей, не Колизей… Перед тобой только тяжелая драма живых людей, которую они принесли тебе в студию.
Я много раз себя ловил на том, что сам бы не смог вот так прийти и открыто разбираться с тем, в чем пытаются на глазах у публики разобраться мои герои. Мне по темпераменту комфортнее спрашивать. И я всякий раз думал: это просто люди, которые могут. Почему - не знаю, но я им очень благодарен за эту открытость. Они впустили нас в свое сердце - и я старался не вести себя там как слон в посудной лавке. А бережно, с любовью, с благоговением относиться к своим героям.
Фото Владимира Ештокина
- А у Вас не появилось разочарования в людях и в том образе жизни, который открывался Вам в этой программе?
Нет. У меня перед глазами всегда встает фраза митрополита Сурожского Антония, которую я прочитал еще во время съемок «Кадетства»: «Каждый человек - это икона, которую нужно отреставрировать, чтобы увидеть Лик Божий».
В этом ток-шоу я в каждом человеке старался видеть икону. Получалось или нет - не мне судить. Но все же, когда было чувство, что удалось хоть чуть-чуть произвести такую реставрацию… какое тут разочарование? Это настоящая радость от того, что работа сделана не вхолостую.
Примерно тогда же, когда Вы пришли на «Спас», на России-1 Вы взялись за проект «Судьба человека». Это просто совпадение, или Вы намеренно перешли к сугубо позитивной передаче?
Она не то чтобы сугубо позитивная: в ней часто те же человеческие драмы - ведь не бывает судьбы без драм. Просто немножко другой тип ведения, другие приемы раскрытия героя. Да, это уже не арена. Это камерный, личный разговор. Но на то, что это совпало с моим приходом на «Спас», я могу сказать только - слава Богу! Здесь, думаю, было больше водительство Божие, чем мои конкретные планы.
Есть ли в общении с героями этой программы какая-то ключевая для Вас тема или вопрос, который хочется задать не столько для зрителя, сколько для себя самого?
Да, есть, конечно. Это тема встречи. Для меня это самая важная вещь, потому что в каждой судьбе есть главные встречи, которые изменили все. Есть встречи с человеком, есть встречи с Богом, есть расставания, и это обратная сторона встречи. И я, всякий раз спрашивая героя об этом,примеряю эти встречи на себя, думаю о том, как они могли бы изменить мою жизнь.
Вторая тема, в которую я всегда всматриваюсь, - это смерть. И в моем понимании смерть, возможно, - это главная встреча. Многие герои моей программы были свидетелями ухода своих близких. И это самая главная тайна в жизни человека.
Она не бывает одинаковой и не может не быть интересной. Не думайте, что это жестоко, но, если получается, мне, правда, очень хочется узнать у человека, как он пережил потерю и нашел в себе силы понять, что его близкий потерян не надолго. Ведь люди, которые посмотрели в лицо смерти, почти все, как ни парадоксально, свидетельствуют, что смерти нет.
- Были ли какие-то открытия, которые Вы для себя сделали за время этой программы?
Я в очередной раз удивляюсь тому, насколько все судьбы разные. И в то же время ты не можешь отделаться от мысли, что в человеческой жизни действуют одни и те же законы - духовные законы, которые тверже любых материальных. За предательство платишь тем, что тебя предадут, за измену получишь жесткий ответ. Нездоровье неслучайно: это результат поступков, либо испытание для выхода на новый человеческий уровень. Ты оставил женщину, которую любил и которая любила тебя, и ушел к другой - она оставит тебя так же. И наоборот: ты пострадал от кого-то, значит, ты получишь какой-то невероятный «подарок от судьбы», как говорят люди светские. На самом деле - от Бога.
Многие могут возмутиться, что я описываю Провидение как какую-то «небесную математику». Не буду спорить. Я не про богословие. Я исключительно про то, что лично чувствую как ведущий, что я вывожу из судеб своих героев. А я вижу, что в детях, в их здоровье, в их судьбах, не всегда, но очень часто, отражаются поступки и нравственное состояние их родителей.
Платим ли мы за грехи отцов? Не знаю. Но совершенно точно мы несем в себе поступки наших родителей, какие-то не сказанные «прости»…
У христиан нет «своей территории»
Вы уже год руководите телеканалом «Спас». Как это получилось? Вы вообще предполагали, что займете такую должность?
Нет, я не предполагал, не ждал. Когда-то, еще очень-очень давно, возникали такие мысли, но это были мечты - «а вот бы…» Ну что сказать? Помечтал и пошел дальше. Потом началась другая жизнь, другая работа. А когда я получил предложение руководить «Спасом», первое, что я ответил: «Я не справлюсь». У меня ведь нет этих умений и компетенций. Но обстоятельства складывались так, что у меня было время все оценить, всмотреться в ситуацию на канале со всех сторон. Слава Богу, у меня было много времени на принятие решения.
Православный канал - это телевидение «не для всех». Здесь совершенно другая специфика, и наверняка действуют совсем другие законы…
И да, и нет. Главный закон телевидения - сначала должно быть интересно! Если не цепляешь эмоционально, то и смыслы до зрителя не дойдут. Когда Бог вошел в мою жизнь, мне сразу стало интересно жить. Поэтому мне кажется, что Православие - это самое интересное, что может быть. Кроме того, Православие очень эмоционально. И мне очень хочется, чтобы «Спас» транслировал эту эмоциональность и внутренний драйв христианской жизни. И передавал все те смыслы, от которых так интересно.
Я помню эти часы, которые я проводил с книгами в первые месяцы своего вхождения в Церковь. Я читал, читал, захлебывался, потом останавливался, молчал, всматривался, вдумывался в какую-то мысль. Я просыпался среди ночи и говорил: «Господи, какая невероятная вселенная открывается! Это такая глубина - как я этого не знал, не замечал? Господи, как это много сейчас изменит!»
Фото Владимира Ештокина
- Разве эту радость и эти очень личные переживания можно передать по ТВ?
Уверен - да. Это же транслируется через людей, через ведущих, которые сейчас каждый день в кадре. Это можно транслировать абсолютно в любом формате, даже в таком жестком, как программа «Не верю! Разговор с атеистом» или в ток-шоу «Спас. Прямой эфир», в котором мы обсуждаем актуальные события через призму Евангелия. Канал передает эту радость. А будет передавать еще больше.
Но аудитория Вашего канала - это по большей части люди, которые уже в Церкви, уже верят. Что нового может дать им «Спас»?
- «Спас» - это знакомство с родителями. Для тех, кто с ними еще не знаком, для жениха и невесты, это всегда интересно и ново. Но ты можешь жить с родителями всю жизнь и не знать их. Вот мы и говорим: Бог - это наш Родитель, это наш Отец, и мы с Ним каждый день знакомимся. Как дети могут каждый день знакомиться со своей мамой. Правда! Каждый раз по-разному, по-новому ее открывать. Вот я свою маму и знаю, и не знаю, прожив с ней всю жизнь.
Бог - это открытие всегда, и для верующих, и для неверующих. Абсолютно одинаковой силы открытие. Бог - это Тот, с Кем всегда можно заново знакомиться. Даже будучи давно знаком, ты узнаешь Его заново. И мы абсолютно одинаково обращаемся что к верующим, что к людям, считающим себя неверующими.
Я посмотрела в Интернете комментарии зрителей к программе «Не верю! Разговор с атеистом». Многие люди, которые считают себя воцерковленными, недоумевают: зачем на «Спасе» нужна такая программа, зачем на «нашу территорию» приглашают человека, который транслирует совершенно чуждые нам идеи...
- «Наша территория» - это… Да нет у нас ничего «нашего»! Нам территорию Христос определил довольно четко: идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Этим он сказал: вы никогда не будете «на своей территории». Вы всегда будете среди так называемых «чужих». Вот что мы делаем в программе «Не верю! Разговор с атеистом». Никакой «нашей территории» нет, попытка присвоить себе, огородить свою территорию - это вызов Христу. Он нас послал за другим, мне кажется.
У кельи Паисия Святогорца на Афоне. Фото из личного архива
В одном из интервью Вы говорили, насколько важна для Вас программа «Не верю!» и как хочется вести диалог с оппонентами Церкви…
Очень важна. С тех пор как я понял, что я, оказывается, далеко не святой - а именно так я думал в первое время в Церкви, - я понял и то, что многое могу почерпнуть для себя у людей, которые Бога не знают, но о чем-то Его спрашивают, что-то от Него требуют. Я, например, если мне в социальных сетях пишут неверующие люди, обязательно вступаю в переписку, потому что мне интересна природа неверия. Для меня Бог - это такой абсолютный факт, это так понятно и близко, что я пытаюсь выяснить, отчего же для других людей это не так.
- А Вы для себя определили какое-то главное заблуждение людей, считающих себя атеистами?
К сожалению, в наше время все чаще приходится сталкиваться с атеизмом как результатом просто нежелания подумать, задать себе самому какие-то серьезные вопросы - с поверхностным атеизмом. Полагаю, что советский научный атеизм был куда глубже и интересней.
Недавно мне написали: «Неужели Вы во все это верите: в Церковь, в религию?» Я отвечаю: «Я не верю, я - знаю. А почему Вы не верите и не знаете?» И мне так хотелось получить аргументированный ответ! Но мне написали: «Да когда же вы прозреете?» Вот и вся дискуссия. Чаще всего в разговорах с атеистами мы сталкиваемся с набором штампов, с очень поверхностным знанием темы.
Фото Владимира Ештокина
- Ну, о Владимире Познере, который недавно был гостем программы, такого не скажешь.
Конечно. Там интересно: насколько я понял, неверие Владимира Владимировича в этой программе было во многом основано на глубинном человеческом запросе на справедливость. У него внутри вопрошание к Богу: «Если Ты есть, где же справедливость в мире?». И конкретные факты, действительно, вопиющей несправедливости. Только я думаю, что эта несправедливость - от человека, а не от Бога. Я знаю, что человек свободен и Бог говорит человеку «да будет воля Твоя» чаще, чем человек говорит это Богу. А в словах Владимира Познера в нашем эфире мне услышалось отношение к Богу, как чему-то, что способно парализовать волю человека.
Как мне кажется, здесь Владимир Владимирович отказывает человеку в том, что он ответственен и самостоятелен абсолютно во всем, в том числе и в изъявлении собственной воли. Познер спрашивает Бога о справедливости, которой он в мире не видит. Христиане тоже справедливости в мире не видят. Но Познер из этого делает вывод, что Бога нет. А мы делаем вывод, что человек искажает Божий замысел о мире, и поэтому мир так несправедлив. Но в целом это же прекрасно, что программа рождает такую дискуссию - может быть, самую главную из всех возможных.
- А у Вас подобных вопросов о несправедливости никогда не возникало?
Нет. Меня обожгло в момент моего воцерковления. Обожгло именно понимание стройности мира, сотворенного Богом. И с тех пор вопросы «почему так много зла» и «почему так много несправедливости» не заставляют мою веру колебаться. Евангелие дает ответы на эти вопросы. Забыл их? Открой Евангелие.
Борис, может вы читаете здесь комментарии. Хочу обратиться к вам, как к руководителю телеканала "Спас". Пожалуйста, сделайте больше в вопросе просвещения основ православия,понимания духовной жизни, покаяния и т.д. Верните Осипова на Спас. Может нужно больше документальных передач о святых, об истории церкви. Сейчас на Спасе перебор с интервью знаменитостей о вере. Здесь есть что-то неправильное в такой излишней откровенности публичных людей, часто говорящих искаженные вещи о православии. Они же не Святые Отцы и даже не священники. Потом передача "Прямой эфир" не несет никакой радости, поверьте. Там один негатив. Ругань, осуждения и т.д. зачем это надо?! Может вы хотели вызвать интерес, но вы этим отпугиваете многих. И к тому же к чему будет интерес, если за ним скрывается пустота. Извините. Я понимаю, что это трудно организовать православный канал, но, пожалуйста, больше просвещения основ духовной жизни. Мы же ничего не знаем глубинно о нашей вере. В вопросах священнику только урывками что-то можно услышать и много вопросов чисто обрядно-бытового харакатера. Извините. Отдельное спасибо за советское кино на Спасе. Те старые фильмы создавались с душой. Всего наилучшего. Еще раз извините.
Рада, что есть такой телеведущий как Борис Корчевников. Рада за него, как за верующего человека. Далеко не все, кого зовет Бог, могут услышать Его и последовать за Ним...
От всего сердца поздравляю редакцию журнала Фома и Бориса Корчевникова с праздником святых апостолов Петра и Павла, одних из величайших проповедников христианства, для которых воистину никогда не существовало "чужих" территорий! Храни вас и помогай вам во всем Господь по молитвам святых апостолов Петра и Павла! С уважением, Наталья
А мне как раз очень нравится программа "Атеист". К сожалению, я не могу сказать, что я на вашей территории, но на моей территории таких программ уж точно нет и не будет. Это очень сильно, когда умнейшие люди пасуют, и совершенно неожиданно, ты видишь, что их броня дает брешь почти всегда в тех же местах, что и у тебя. Значит ли это, что мои сомнения верны. Очень надеюсь на это. и... возможно, когда-нибудь, все-таки дойду до вашей территории
Сейчас в Твери проходит двухдневный фестиваль региональных телерадиокомпаний Центрального федерального округа «Территория хороших новостей». Он уже 21-й на территории Верхневолжья. Каждый год его проводит Правительство Тверской области при поддержке аппарата Полномочного представителя Президента в ЦФО. Среди почетных гостей и модераторов фестиваля Борис Корчевников - генеральный директор и генеральный продюсер православного телеканала «Спас», журналист, ведущий телепрограмм на телеканале «Россия-1».
Борис Вячеславович, здравствуйте.
Скажите, пожалуйста, какова Ваша миссия на тверском фестивале «Территория хороших новостей»?
Вы работаете на федеральных каналах. Я надеюсь, что Вам уже удалось встретиться со своими региональными коллегами - представителями средств массовой информации Центрального и Северо-Западного округов, которые принимают здесьучастие. Каково Ваше первое впечатление от своих коллег?
Знаете, это далеко не первая встреча. Я всегда и очень плотно посвящен в повестку общероссийскую и региональную, огромное спасибо нашим коллегам с ВГТРК и Рифату Сабитову, и фестивалям, которые проводятся благодаря ВГТРК, региональным фестивалям, фестивалям документалистики. Огромное спасибо за те договоренности, которые есть между каналом «Спас» и ВГТРК. И мы можем сегодня многие региональные работы журналистов показывать в эфире телеканала «Спас», в федеральном эфире. И делаем это. Поэтому я очень хорошо знаком с коллегами из регионов со всей страны. Самые светлые впечатления всегда были. Никогда не одинаковые, потому что Россия огромная страна, специфика везде своя. И мы очень дружим.
Это совершенно разные люди, разная повестка у них. Разные миры получается? Федеральный и региональный?
Нет, я не про это хотел сказать. Я хотел сказать, что страна вообще разная. Вот, например, есть ГТРК в Чечне, в Грозном. Это одна интонация, один взгляд, философия, а есть, например, русский север - архангельское ГТРК, архангельский журналист, журналист оттуда. Это совершенно разный язык
Но смотря работы, Вы сразу видите, региональный это журналист или федеральный, нет?
Нет, нет, как раз нет. Страна вообще разная, и мы очень по-разному делаем нашу профессию, но объединяет всех, по крайней мере, на таких фестивалях, как этот, профессионализм. Мы все одинаково профессионалы.
Фестиваль «Территория хороших новостей» создан, в основном, для молодых специалистов. Конечно, в нем принимают участие и опытные региональные журналисты, но, Вы уже заметили, наверное, что молодежь преобладает. Какие рекомендации Вы могли бы дать начинающим журналистам, чтобы они не потеряли интерес к профессии?
Это очень часто профессия молодых. Эта профессия напитывает тебя знаниями о мире и человеке. Она тебя кормит твоими ногами, твоим искренним любопытством, желанием больше и больше узнать. Вот это важно не потерять. Для журналиста любопытство важнее, чем знания, хотеть узнать, важнее, чем знать. Почему так много молодых в этой профессии? Потому что есть еще страсть хотеть узнать. Страшное перегорание может быть и после, когда кажется, что ты уже всего насмотрелся и все знаешь, тогда лучше оставлять профессию. Но я желаю никогда не терять вот этого искреннего желания узнать. Самые великие журналисты - это те люди, которые до самых преклонных лет не потеряли жажды узнавания мира и человека
А у Вас она не потерялась эта жажда?
Нет, конечно. Поэтому я в профессии, конечно
Вернемся к фестивалю. В программе фестиваля много обучающих семинаров и встреч с профессионалами, с их известными представителями средств массовой информации. Как Вы считаете, для подготовки региональных журналистов достаточно этих семинаров, или это просто затравка для того, чтобы молодые и опытные наши региональные «акулы пера» продолжали свое обучение и не останавливались на достигнутом?
Грандиозная возможность для журналиста послушать людей, которые сами давно в профессии. Это профессия, сложно усвояемая в теории, это профессия практики. И очень важно, когда тебе и дается теория, то только от людей, которые сами в практике, этим живут. У всех очень разный опыт, у всех свои приемы, свои ходы, но они все из живого, из тела профессии. Поэтому эти фестивали, эти встречи, мастер-классы - это реальная возможность, чтоб дальше реализовывать все уже в кадре, на страницах газет, журналов и так далее.
Как Вы считаете, какие-то работы достойны федерального эфира? Работы наших региональных авторов?
Значительная часть работ идет в федеральном эфире. Бесспорно, достойны. Это так и есть. Конечно.
Я не могу вспомнить, чтобы я хотя бы однажды как-то рвался. Я как-то оказывался по инерции в конкурсных программах, меня всегда интересовал результат, и никогда не интересовала никакая награда. Полагаю, что это правильная форма.
По задумке организаторов, фестивали региональных СМИ должны способствовать развитию диалога между органами власти и сообществом. Действительно ли, на Ваш взгляд, это получается? Достигается ли цель таких региональных фестивалей?
Мне кажется, что этот диалог должен быть всегда диалог между журналистом и его зрителем, читателем, вот это ключевая вещь, чтобы люди доверяли нам, которые нас смотрят, чтобы мы, в первую очередь, своего зрителя любили, уважали и старались для него. Если это будет, если будет доверие авторам новости, то будет диалог в обществе вообще - на всех уровнях власти, между народом. Вы спрашиваете, играет ли какую-то роль в этом диалоге такие встречи.
Такие встречи, обмен опытом.
Это диалог и есть. Да, конечно.
А журналист должен понимать, для какого зрителя он работает?
Пускай об этом думают продюсеры. Журналист должен не изменять себе, ни в чем не лукавить, говорить правду и любить любого героя своего материала.
Ну, и, наверное, подойдем к завершению. Вы все-таки не первый раз в Твери. Удалось ли сейчас что-то увидеть, вспомнить какие-то места?
Ну, Тверь, родной город. Я здесь провел полтора года, когда снимался сериал «Кадетство» в суворовском училище. Я здесь практически жил, редко выезжая в Москву.
А город изменился за это время?
Да, даже то место, где мы с Вами находимся, я в потрясении в приятном. Потому что я помню этот дом-призрак, который в простонародье назывался «рюмкой» за свою конусообразную форму внизу, это небоскреб при въезде в город, и то, что он сейчас так ожил, это очень здорово. И не только это пример, но он, конечно, очень красноречивый. Преображение любимой для меня и очень родной Твери.
Борис Вячеславович, спасибо за то, что уделили нам время, за то, что посетили наш регион. Спасибо. До свидания.
Спасибо большое, до свидания.