В конце 50-х годов многие музыканты-исполнители с особым удовольствием выезжали на гастроли в Ярославль. И на вопрос, чем объяснить такое пристрастие, все они в один голос отвечали: «Там работает очень талантливый молодой дирижер. Оркестр под его управлением вырос неузнаваемо. К тому же он великолепный ансамблист». Эти слова относились к Юрию Ароновичу, возглавившему симфонический оркестр Ярославской филармонии в 1956 году после непродолжительной работы в Петрозаводске и Саратове. А до того он занимался в Ленинградской консерватории у Н. Рабиновича. Важную роль в становлении дирижера сыграли консультации, полученные им у К. Зандерлинга и Н. Рахлина.
С ярославским оркестром Аронович работал до 1964 года. С этим коллективом он показал много интересных программ и, в частности, осуществил в Ярославле циклы всех симфоний Бетховена и Чайковского. Аронович постоянно исполнял здесь произведения советской музыки, наиболее часто обращаясь к творчеству А. Хачатуряна и Т. Хренникова. Эта художественная направленность характерна для Ароновича и в дальнейшем, после того как он (с 1964 года) становится художественным руководителем и главным дирижером симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения. Здесь дирижер готовит не только разнообразные симфонические программы, но и оперные постановки («Иоланта» Чайковского, «Не только любовь» Р. Щедрина, «Ромео, Джульетта и тьма» К. Молчанова). Аронович выступал с концертами почти во всех крупных городах СССР, а в 1966 году гастролировал по ГДР.
Л. Григорьев, Я. Платек, 1969
В 1972 году эмигрировал в Израиль. Выступал в качестве приглашённого дирижёра с ведущими оркестрами Европы. В 1975-1986 годах возглавлял кёльнский Гюрцених-оркестр, в 1982-1987 годах руководил Стокгольмским филармоническим оркестром, в связи с чем в 1987 году был произведён королём Швеции Карлом XVI в командоры Ордена Полярной Звезды.
Это не жертвоприношение.
Это любовь.
“Юра не писал никаких завещаний, но, прожив с ним три десятка лет, я знаю, о чем он мечтал, чего хотел – помогать молодому поколению музыкантов. В Израиле отныне раз в три года будет проходить конкурс молодых дирижеров, победитель которого получает премию имени Юрия Ароновича и отправляется в зарубежные гастроли”.
Тами Аронович
Сила его дара ломала любые рамки. По словам итальянского музыковеда Серджио Саблиха, он не вписывался в привычные представления о звездных величинах современного ему музыкального мира. Он жил как бы на границах «звездных систем»...
Лауреат международных премий, в том числе премии им. Пуччини за постановки в крупнейших оперных театрах Италии, почетный член Шведской королевской музыкальной академии, Кавалер ордена Полярной звезды, врученной королем Швеции, руководитель международного мастер-класса по дирижированию в музыкальной Академии в Сиене, многолетний главный дирижер Кельнской и Стокгольмской филармоний, – он был увенчан лаврами. Но относился к ним спокойно: «Я всего лишь обслуживаю композиторов», – так он понимал свою профессию. И под гром аплодисментов поднимал над головой партитуру, как бы преподнося ее залу и напоминая: вот кому вы обязаны своими переживаниями, своими счастливейшими минутами в жизни. И обнимал музыкантов, раздавая подаренные ему публикой цветы...
Его феноменальная память сохраняла сотни партитур – он дирижировал «наизусть». Он умел играть на всех инструментах, поражая своих коллег виртуозностью, но считал это умение всего лишь одним из обязательных элементов профессии дирижера.
В печальном декабре 2002-го года о нем написали: «Смерть Юрия Ароновича лишила нас не только прекрасного музыканта, но целого куска самой истории, в которой он играл центральную роль».
Жизнь в музыке была для Юрия важнее физического существования.
Его возможности после вступительного экзамена в Ленинградскую консерваторию им. Римского-Корсакова на дирижерский ф-т профессор оценит так: «Вам нечему у нас учиться. Вы можете нам преподавать».
В тридцать один год, после десятилетней работы с серьезными музыкальными коллективами Росии, Юрий Аронович становится главным дирижером Оперно-симфонического оркестра Гостелерадио СССР. Неслыханное по тем временам для молодого еврея назначение на должность. Восемь лет он работал там с крупнейшими композиторами и музыкантами. Оркестр гастролировал в разных странах мира. А главный дирижер – никогда. И никакие приглашения (а их были десятки) даже самых именитых музыкальных коллективов Европы не смогли сломать печать с надписью: «невыездной». Когда в 1972-м году Аронович подал заявление о репатриации из Советского Союза в Израиль, его пригласили в Министерство внутренних дел «исправить ошибку». Но Юрий сказал: «Поздно. Я уже принял решение», и на вопрос: «Когда успел?», ответил: «Две тысячи лет назад».
Они встретились в Иерусалиме в 1972-м. Он – известный дирижер. Она – начинающая журналистка. Он не знает иврита, она не знает русского. Ему – 40, ей – 20. Между ними – целая пропасть. Его прошлое – ленинградская блокада, репрессированный в 1938-м отец, нужда, голод. Но и музыка, друзья, международное признание, работа с крупнейшими симфоническими и оперными коллективами большой страны, откуда он репатриировался в Израиль. У нее жизнь только начинается после беспечного детства в солнечной Рехавии, с обожающими родителями и бабушкой.
Однако каким-то непостижимым образом совсем еще «свежий» репатриант из «Руссии» увидел в юной сабре ту, которая будет следовать за ним повсюду, оберегая от житейских неурядиц и настырных сквозняков: («У Юры после блокады слабые легкие»). И она увидит в нем того единственного, кого иные ждут всю жизнь, а он так и не приходит.
Эти двое так любили друг друга, что это видно даже на фотографиях, где они сняты в обнимку, часто – в одинаковых рубашках, которые покупали специально. Даже прозвище у них было одно на двоих – «Буба».
Настоящая любовь продолжает жить и после смерти. Именно так случилось у Тами Аронович, вдовы всемирно известного дирижера Юрия Ароновича.
Мы встретились с Тами в квартире, где они прожила с Юрием последние восемь лет. Все здесь ее стараниями напоминает о муже: на стенах – афиши его концертов, на столе – альбомы с его фотографиями. За стеклом – коллекция трубок и миниатюр, которые он собирал в течение всей жизни; ручка, которой подписывал их свадебную ктубу; золотая медаль музыкальной академии Сиены.
Юрий Аронович остался в своем доме, который очень любил…
Тот самый – судьбоносный день – их первой встречи, – был днем и первого в жизни интервью молодой журналистки. Только что отслужив в ЦАХАЛе, Тами начала работать в газете «Шаар ле-матхиль», издававшейся на облегченном иврите для репатриантов. Белые брючки, белая кофточка, роскошные темные волосы по плечам – такой ее увидел 13 Юрий Аронович в доме у своих знакомых. Она же запомнила худощавого мужчину с седой прядью в пышной шевелюре, и на лице – рана. Позже выяснилось, что это ребята из КГБ поквитались с «предателем Родины» накануне его отъезда в Израиль. Юрий пригласил Тами на концерт. Тами отказалась: «Я уезжаю отдыхать с родителями на море». О том, что пригласил ее сам маэстро, Тами узнала случайно из постороннего разговора – она собиралась на пляж, а друзья родителей рассказывали увлеченно, что в Израиль репатриировался потрясающий русский дирижер, что у него концерт сегодня вечером, и что зовут его Юрий Аронович. Она поняла, о ком речь. И помчалась в Иерусалим, пересаживаясь с автобуса на автобус. И успела. И была потрясена – она сама занималась музыкой, и то, что сделал с залом этот дирижер, привело ее в восторг.
…Потом была еще одна встреча – в квартире Юрия в Рамат-Эшколе, тогда еще новом, не обжитом районе Иерусалима. Лифт не подключили, и они поднялись на шестой этаж пешком. В квартире было пусто, за исключением «сохнутовских» кроватей и пары табуреток, очевидно, подобранных на улице. На полу лежали стопки книг и партитур. Юрий поставил на проигрыватель пластинку с музыкой к «Пиковой даме», разостлал на табуретке газету, вытащил банку соленых огурцов, бутылку коньяка и нераспечатанную коробку с фужерами, подаренными к празднику Рош а-Шана на израильском радио «Коль Исраэль». Он протянул ей фужер с коньяком и спросил: «Вы согласны быть моей женой?» Фужер выскользнул и разлетелся на мелкие осколки. «Это на счастье!» – улыбнулся Юрий, а Тами неожиданно для себя ответила: «Да, я согласна». Она почему-то уже знала, что это – на всю жизнь.
Тридцать лет спустя, осенью 2002-го, он умрет у нее на руках, не дожив всего год до своего семидесятилетия.
«Весь этот год нас с Юрой не оставляло странное ощущение, словно мы оба руками пытаемся оттолкнуть бетонную стену, которая валится, падает на нас…»
«Юра и Тами были одно целое, – вспоминает друг семьи Ароновичей, известный израильский художник Александр Окунь. – Они почти никогда не разлучались. Мне кажется, Тами – настоящая женщина, в том понимании слова, которое противоположно понятию «феминистка». Она ведь чрезвычайно талантлива, знает восемь языков, могла бы стать прекрасной журналисткой или переводчицей. Но она выбрала очень женскую роль, посвятив себя мужу. И эта роль нисколько не хуже любой другой. Я думаю, что Юра это видел и ценил. Мне вспомнилась маленькая история, которая произошла с большим русским поэтом Гаврилой Державиным: очень активная дама хотела выйти за него замуж. Желая завоевать его, она однажды заявила, что пишет стихи, на что Державин заметил: «Да и я, знаете ли, стишки пописываю, но кто же борщи-то варить будет?» Думая о Тами, я сознаю, что в какой-то момент она просто поняла, что должна быть рядом с таким человеком, как Юрий. И это отнюдь не означает, что она принесла себя ему в жертву. Разве мать приносит себя в жертву ребенку? А женщина, которая любит мужчину? Это никакое не жертвоприношение. Это – любовь. Потому Тами и Юра были такой замечательной парой».
В «великолепной девятке» друзей Юрия Ароновича Тами была единственной саброй. Он научил ее прекрасно говорить, читать и даже писать по-русски, жарить оладьи и подавать к столу картошку с селедкой. Тами, в свою очередь, обучила его ивриту. Между собой они говорили на смеси русского, иврита и итальянского – оба выучили его из любви к Италии, где часто и подолгу работали. Дом Тами «строила» в гостиничных номерах, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие такового долгие месяцы. Это лучше получалось во время оперных постановок, когда репетиции продолжались недель пять-шесть. Тогда снимались апартаменты с маленькой кухней, и там можно было сварить юрин любимый борщ или что-нибудь эдакое, из книжки Елены Молоховец – еще Юрина мама по ней готовила. Юра любил все, что готовила Тами. Даже если задуманное блюдо не получалось, он разочарования не показывал, а дипломатично предлагал: «давай съедим его завтра».
«Юра, при том, что он был настоящей «звездой», напрочь был лишен налета какой-либо звездности. В нем не было и тени снобизма, кастового мышления», – вспоминает Александр Окунь, – «он был чудовищно любопытен и дружил с самыми обычными людьми, не из своего цеха, среди которых не было знаменитостей. Эти люди просто любили музыку, как любят ее многие. Когда они с Тами возвращались из очередных гастролей по Европе и мы собирались в их доме, это были очень светлые минуты. Постоянно звучал смех, шутки. Были бесконечные розыгрыши. Конечно, каждый из нас знал, что Юра – великий дирижер, но не это было важно – великого музыканта можно послушать в зале консерватории, с ним не обязательно общаться. Мы же любили Юру прежде всего за его человеческие качества. Он был ужасный выдумщик, и что интересно: выдумав что-то, сам тут же начинал в это верить – такое чисто детское свойство его характера. Юра был невероятно щедр: я, например, не курю, но уверен, что если бы похвалил какую-либо редкую трубку из его коллекции, она тут же перекочевала бы в мой карман. Еще он любил яркие цвета: носил рубашки самых невероятных расцветок, покупал разноцветные вещи. И сейчас, когда мы начинаем вспоминать о Юре, то вспоминаем только с улыбкой. Такой он был светлый человек…»
Светлый человек. Может быть, потому свадьба Тами и Юры состоялась на праздник Лаг ба-Омер, когда по всей стране жгут костры, в тот единственный день между Песахом и Шавуотом, когда можно жениться. «Раввинов рвали на части, – вспоминает Тами, – потому что свадьбы в этот день игрались везде. Раввин, который должен был делать нам хупу, прибыл буквально за десять минут до появления первой звезды, когда все перенервничали так, что словами не описать. Если бы он опоздал, свадьбу пришлось бы отложить очень надолго: у Юры начиналось большое турне. Свадьба была очень веселой – мы праздновали ее на втором этаже Дома журналистов в Иерусалиме. Юра все время шутил – даже под хупой. Откуда у него только силы брались? Накануне ночью прилетел из Милана, утром ушел на репетицию, а в четыре – прямо с репетиции – отправился жениться. После свадьбы мы поехали к Юре в Рамат- Эшколь. Заходим, а он вдруг заявляет: «Я такой голодный». А в доме – ничего, кроме картошки и банки сардин. Картошка была крупная и все никак не варилась, и Юра съел ее полусырой… Все эти годы, прожитые вместе, – продолжает Тами, – были самыми счастливыми и для меня и для него. Я вела дневник, где описывала события нашей жизни, и за тридцать лет таких книжечек набралось ровно тридцать. Теперь я собираю – буквально по крупицам – сведения о его доизраильской жизни, которая прошла в России. Мне присылают газетные вырезки сорокалетней давности, воспоминания о Юре. Все это я помещу на будущем сайте Юрия Ароновича в Интернете и использую в книге, которая когда-нибудь увидит свет. Кроме того, я хочу снять о Юре документальный фильм, куда войдут записи его выступлений и мастер-классов.
– Тами, какое событие из вашей семейной жизни запомнилось больше всего? – задаю последний вопрос.
– О, их было так много… Впрочем, об одном из них действительно стоит рассказать. Еще в 1960-х пианист Эмиль Гилельс подарил Юре свой концертный фрак, которым Юра очень дорожил. И хотя фрак был ему великоват, он всегда надевал его во время концерта в течение многих лет. Однажды фрак не выдержал испытания временем и лопнул на спине. Мы тогда с Юрой были в Венеции и решили: пусть фрак великого Гилельса навсегда останется в Большом Канале. Мы опустили его в воду с лодки и наблюдали за тем, как он медленно идет ко дну.
На могилу Юры в Иерусалиме Тами заказала памятник с отлитой из бронзы дирижерской палочкой. На камне высечен отрывок из «Божественной поэмы» Скрябина, которую Юра очень любил и исполнял на своем последнем концерте в Париже осенью 2002-го.
Юрий Аранович
Юрий Михайлович Аранович принадлежит к числу выдающихся дирижеров ХХ столетия.
Уроженец Ленинграда и выпускник Ленинградской консерватории, не получив признания у себя на родине, он был вынужден покинуть СССР ради творческой свободы и возможности, как он скажет впоследствии, «думать, выбирать, выражать себя в своей профессии».
Недавно Ярославский академический губернаторский симфонический оркестр под управлением Мурада Аннамамедова дал концерт, посвященный 75-летию со дня рождения Юрия Арановича. Нечасто доводилось видеть такой аншлаг и столь восторженный прием слушателей. Накануне прошел “круглый стол”, а на следующий день пресс-конференция в честь юбилейной даты.
“Кто такой Аранович, по какому поводу ажиотаж?” – удивятся не только молодые, но и 40 – 50-летние любители и даже профессиональные музыканты. Дело в том, что дирижер последний раз стоял за пультом в нашей стране тридцать пять лет назад, а о его грандиозных успехах за рубежом отечественная пресса за тот же период не обмолвилась ни единым словом!
А между тем начинал он блестяще. Ровно 50 лет назад – еще один юбилей – Юрий Аранович после непродолжительной работы в Петрозаводске и Саратове возглавил Ярославский симфонический оркестр. В солидном справочнике “Современные дирижеры” (составленном в 1969 году Львом Григорьевым и Яковом Платеком) статья о нашем герое занимает достойное место.
В конце 50-х годов многие музыканты-исполнители с особым удовольствием выезжали на гастроли в Ярославль. И на вопрос, чем объяснить такое пристрастие, все они в один голос отвечали: “Там работает очень талантливый молодой дирижер. Оркестр под его управлением вырос неузнаваемо. К тому же он великолепный ансамблист”.
С ярославским оркестром Аранович работал до 1964 года и показал много интересных программ, в частности, осуществил циклы всех симфоний Бетховена и Чайковского. Аранович постоянно исполнял здесь произведения советской музыки, особенно часто обращаясь к творчеству А. Хачатуряна и Т. Хренникова. Эта художественная направленность характерна для Арановича и в дальнейшем, после того как он становится художественным руководителем и главным дирижером симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения.
Оркестр назывался оперно-симфоническим, и превалировали в его репертуаре оперы, кантаты, оратории современных авторов, где часто находилась и для меня партия-роль. Поэтому в течение семи лет редкий день обходился у меня без “направляющей руки” Арановича, да и после репетиций, записей, концертов мы нередко продолжали общение.
Главными качествами Арановича, помимо таланта и профессионализма, были сумасшедшая работоспособность, обеспечивавшая железную дисциплину в оркестре, и неукротимое стремление к самоутверждению. Он, как легкий танк, несся по полосе препятствий на предельной скорости, стремясь прийти к финишу непременно первым. Но, сталкиваясь с непреодолимыми надолбами и рвами, почему-то не менял тактику, а стремился на форсаже, не снижая скорости, проскочить, пробить препятствие и рвал мотор и броню.
На радио трудились два симфонических оркестра – привилегированный “аристократ” БСО и “чернорабочий” ОСО, которые отличались друг от друга и опытом, и авторитетом, и качеством инструментов, и гастрольным планом, и количеством выступлений (так называемых норм), и зарплатой. Аранович ничего этого не хотел принимать в расчет и, начертав на своем знамени “Veni, vidi, vici”, ринулся в битву за уравнение в правах обоих коллективов, не слыша никаких доводов и резонов, набивая шишки и наживая врагов.
“Раз я встал во главе второго оркестра радио, он непременно будет первым!”
– примерно так звучало его кредо в те годы.
Мастерство и авторитет весьма посредственного оперно-симфонического оркестра с приходом нового художественного руководителя стали стремительно расти. Коллектив сплотился вокруг своего лидера-трудоголика и работал на пределе сил, исполняя, если мне не изменяет память, пятнадцать новых программ в месяц, как правило, с одной репетиции.
Художественный совет радио в 60 – 70-е годы покупал у авторов их сочинения и неплохо за это платил. А раз произведение куплено, оно непременно должно прозвучать в эфире, и вся оперативная рутинная работа ложилась на плечи Юрия Михайловича и ОСО.
Мне удалось вспомнить двадцать шесть (!) опер, исполненных Арановичем в течение нескольких лет, в которых я участвовал: тут и “Маскарад” Алексея Артамонова, и “Солдат Иван Шадрин” Василия Дехтерева, и “Ураган” Юрия Ефимова, и “Яков Шебалок” Александра Ленского, и “Огненное кольцо” Авета Тертеряна, и “Оптимистическая трагедия” и “Анна Снегина” А. Холминова, и “Орлиная крепость” А. Бабаева, и “Миндия” О. Тактакишвили. Очень велико число новых симфонических произведений, сыгранных оркестром в те годы.
Первое, что хочется отметить, – чрезвычайно серьезное и ответственное отношение дирижера к любому порученному делу, что не столь уж часто наблюдается у людей, исключительно одаренных от природы. Юрий Михайлович являлся на первую же спевку под рояль, зная произведение практически наизусть, имея четкий план действий на каждую репетицию, и сразу же брал в свои миниатюрные, но крепкие профессиональные руки творческий процесс. Не знаю, как обстояло на самом деле, но создавалось впечатление, будто он влюблен в произведение, которым занимается.
Очень редко, как приз за изнурительную работу над современным репертуаром, оперно-симфоническому оркестру даровалось право прикоснуться к классике. Мне особенно памятна “Иоланта”. Оба спектакля в Колонном зале вызвали в свое время бурный восторг публики, на высоте оказались и дирижер, и солисты, и оркестр. Для исполнения партии короля Рене был приглашен знаменитый бас, солист Большого театра Иван Петров, украсивший постановку. От него мне довелось услышать много комплиментов в адрес Арановича:
“Дирижер-то у вас на радио какой прекрасный! Таких в Большом, да и вообще в опере еще поискать надо! И рука отличная, и музыку тонко чувствует, и певцов любит…”
Кульминацией нашего художественного альянса с Юрием Михайловичем было исполнение арии Роберта. Обычно она проносится в бурном темпе, лишь с двумя-тремя ферматами, и кроме темперамента и азарта да шикарной кульминационной верхней ноты, кажется, ничего больше невозможно и выжать из этого страстного дифирамба.
Но Аранович считал по-другому и увлек меня своей идеей: после бравурной первой части он поворачивался ко мне и весь средний эпизод, начинающийся словами “она только взглянет – как молнией ранит…”, дирижировал значительно медленнее, чем принято. При этом он и в самом деле будто играл на скрипке и правой рукой плавно вел смычок, а левой вибрировал, словно помогая мне не только обрести красивое кантиленное звуковедение, но и наполнить тембр подспудной, едва сдерживаемой страстью, которая в репризе вновь вырывалась наружу.
Несмотря на благие намерения, несмотря на титанические усилия поднять престиж оркестра и свой собственный за счет количества и качества исполняемых программ, настоящая популярность, подлинный авторитет все не приходили. Перед Арановичем неоднократно опускали шлагбаум при выезде на зарубежные гастроли, его снимали в последний момент буквально с трапа самолета, имя дирижера замалчивалось в прессе. Мы каждый день встречались с маэстро и восхищались его мастерством и талантом, а широкую публику тем временем пытались убедить, что такого дирижера просто не существует.
Виной тому в некоторой степени являлись и неуживчивый, сверхпринципиальный характер дирижера, нежелание идти на компромиссы и “умение” приобретать сильных врагов. Я бы сказал, что было сделано все для того, чтобы сорокалетний Юрий Аранович не выдержал неравной борьбы и уехал творить за границу.
После отъезда Арановича из страны начальник Гостелерадио принял решение, которое, на мой взгляд, сродни сжиганию книг в самые мрачные эпохи, – уничтожить все записи, к которым имел касательство дирижер. Таким образом, были размагничены и выброшены в корзину километры пленки, узаконено надругательство над восьмилетним кропотливым и вдохновенным трудом коллективов и солистов. Естественно, “обгорел на костре инквизиции” и я.
Чайковский оставался любимым композитором Арановича на протяжении всей творческой жизни. Читая сегодня одну из рецензий на его лондонский концерт, я восстанавливал в памяти впечатления 40-летней давности и поражался тому, как восприятие искусства дирижера рецензентом совпадало с моим собственным и даже рождало те же образы и ассоциации.
Хиллари Финч в газете “The Times Monday” признается, что забыть исполнение Четвертой симфонии она не сможет никогда. Но меня больше всего поразило, как рецензент описывает индивидуальную манеру дирижирования Арановича, – ведь я испытал его чары на себе:
“Дирижерская палочка в его руках была как смычок, будто он играет на скрипке, а оркестр – идеально подвластный ему инструмент. А иногда казалось, что исполняется скрипичное pizzicato и музыку излучают подушечки его пальцев…”
Теперь мой письменный стол буквально завален восторженными рецензиями на английском, французском, итальянском, испанском, шведском языках, на иврите. Самые уважаемые издания мира начиная с 1973 года (дирижеру понадобился всего год, чтобы освоиться в новых условиях и заставить говорить о себе) с глубокой заинтересованностью и пиететом печатают статьи о мастере, пытаясь постичь его яркую индивидуальность, черты исполнительского стиля, отыскать причины неизменного успеха у публики. Чего стоят одни только заголовки статей: “Юрий Аранович – человек-оркестр”, “На вершине”, “Самый успешный дирижер”, “Лучший концерт сезона”, “Блистательный дирижер”.
“Мозг, сердце, нервный центр этого сложнейшего оперного творения (речь идет о постановке в Римской Опере “Турандот” Дж. Пуччини) – маэстро Юрий Аранович. Говорить о едином дыхании, едином пульсе дирижера и музыкантов, о чутком аккомпанементе – верно, но недостаточно, ибо его связь с исполнителями достигает порой уровня телепатического, мистического”(The Globe and Mail. 1984. 6 ноября).
Одна из первых серьезных рецензий, привлекших внимание профессионалов и любителей к новому на Западе имени, была опубликована в лондонской газете “Observer” 3 февраля 1974 года и называлась “Блестящий Борис”. Речь в ней шла и о замечательном певце-актере Борисе Христове, и о Юрии Арановиче, который “кровью своего сердца” соединил оркестр, хор, солистов и зрительный зал. Он по-новому, вдохновенно и талантливо воплотил оперу в редакции Римского-Корсакова. На следующий год – новый триумф и лестные рецензии, теперь уже после исполнения в огромном “Festival Hall” “Ромео и Джульетты” Прокофьева.
В принципиальности и мужестве Арановича, красоте и цельности его натуры мне не раз доводилось убеждаться в годы нашего творческого и дружеского общения. Изучая материалы о последнем периоде жизни дирижера, я с удовольствием отмечал, что с годами он не стал слабее и беспринципнее. Свое музыкантское, гражданское кредо он утверждал со сцены в многочисленных и разнообразных программах, поддерживая все лучшее, талантливое, гуманистическое.
Вот лишь краткий перечень оркестров и солистов, с которыми сотрудничал Юрий Аранович за рубежом: в 1975 – 1986 годах он главный дирижер Кельнского филармонического оркестра (“Гюрцених-оркестр”), в 1982 – 1987-х – главный дирижер Стокгольмской филармонии. Как приглашенный дирижер он выступает с ведущими оркестрами Парижа, Вены и Лондона, участвует в двух турне Королевского филармонического оркестра по США, появляется за пультом оркестра Нью-Йоркской филармонии.
Исключительно чуткий дирижер-аккомпаниатор, Аранович был в СССР, как уже упоминалось, желанным партнером для выдающихся солистов. Позднее, на Западе, под его управлением выступали С. Аккардо, В. Ашкенази, А. Брендель, Р. Бухбиндер, В. Кемпф, Йо Йо Ма, И. Перельман, М. Поллини, П. Тортелье, П. Фурнье, П. Цукерман, Ш. Черкасский, Г. Шеринг.
В программах Юрия Михайловича дебютировали 14-летние скрипачи Ш. Минц, Ю. Рахлин и Г. Шахам. Оперная карьера дирижера, которая была ограничена в Москве открытыми концертами в Колонном зале и записями на радио (впоследствии уничтоженными), после успешного дебюта в Кельне (1973 год – “Отелло” Верди) и в Лондоне (1974 год – “Борис Годунов”) широко развернулась на Западе. Он дирижировал в крупнейших театрах Англии, Германии, Италии, США, Швеции, на оперных фестивалях в Вероне и Савонлинне, выступал в содружестве с лучшими режиссерами и певцами.
Среди русских опер, звучавших под управлением Арановича, были “Евгений Онегин”, (1977, Мюнхен; 1983, Турин; 1985, Стокгольм), “Золотой петушок” (1982, Рим), “Орлеанская дева” (1986, Стокгольм), “Иоланта” (1980, Турин), “Алеко” (1980, Турин).
Среди его лучших записей – Шестая симфония Малера, Шестая М. Вайнберга, цикл Д. Шостаковича “Из еврейской народной поэзии”.
Аранович – почетный член Шведской королевской академии (1984), рыцарь ордена Полярная звезда (1987). Премии Пуччини он был удостоен за постановки на итальянских сценах опер композитора. Ему довелось также быть художественным руководителем грандиозного оперного фестиваля “Arena di Verona”.
Конечно, все эти достижения и почести впечатляют. И слава богу, что талантливый артист, преодолев многие препоны, реализовал свой художественный потенциал и был оценен по заслугам, но не пора ли воздать должное дирижеру и на родине, в России.
Мне посчастливилось выступать и записываться с такими корифеями, как Евгений Светланов, Геннадий Рождественский, Кирилл Кондрашин, Владимир Федосеев, Арнольд Кац. Смею утверждать, что Юрий Аранович – маэстро из этого ряда.
АРАНО́ВИЧ Юрий Михайлович (1932, Ленинград, - 2002, Кёльн, похоронен в Иерусалиме), израильский дирижер.
Выпускник Ленинградской консерватории (1954), где учился у Н. Рабиновича (1908–72). На начинающего дирижера большое влияние оказали Курт Зандерлинг (1912–2011) и особенно Н. Рахлин , которого Аранович считал своим духовным наставником. В 1956 г., после непродолжительной работы в Петрозаводске и Саратове, Аранович возглавил симфонический оркестр филармонии в Ярославле, с которым работал восемь лет. Критика отмечала талант молодого дирижера. В 1964 г. Аранович по рекомендации многих ведущих исполнителей, а также композиторов Т. Хренникова и Д. Шостаковича , был назначен художественным руководителем и главным дирижером симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения, который вскоре стал одним из ведущих в Советском Союзе (с ним выступали и делали радио- и телезаписи такие советские исполнители, как Э. Гилельс , Л. Коган , Д. Ойстрах , С. Рихтер, М. Ростропович и другие). С этим оркестром Аранович записал на радио и исполнил на концертах ряд опер, проявив себя также как талантливый интерпретатор оперной музыки.
В 1971 г. Аранович подал заявление о выезде в Израиль. Последняя работа Арановича в СССР - запись оперы М. Копытмана «Каса маре» - была прервана. После отъезда Арановича все записи, сделанные под его руководством, были запрещены к использованию на радио и телевидении.
В 1972 г. Аранович поселился в Иерусалиме ; в январе 1973 г. с успехом выступил с Израильским филармоническим оркестром , впоследствии неоднократно дирижировал симфоническими оркестрами Хайфы и Ришон-ле-Циона ; некоторое время был вторым дирижером Иерусалимского симфонического оркестра радио и телевидения, исполнив и записав с этим коллективом ряд музыкальных произведений, в том числе сочинения израильских композиторов. В Советском Союзе Аранович был «невыездным» дирижером (единственный раз гастролировал в ГДР в 1966 г.), а в Израиле не получил возможности руководить каким-либо оркестром. В 1975 г. он стал главным дирижером и художественным руководителем «Гюрцених-оркестра» в Кельне, пробыв в этой должности до 1986 г., а в 1982–1987 гг. - главным дирижером Королевского симфонического оркестра Стокгольмской филармонии (был избран пожизненным членом этого оркестра). Аранович с успехом выступал и сделал ряд звукозаписей с лучшими оркестрами Европы, США и Японии, в том числе с Парижским, Лондонским и Венским симфоническими оркестрами. Кроме того, Аранович проявил себя как незаурядный оперный дирижер: его дебют состоялся в 1974 г. в лондонском театре «Ковент гарден» постановкой оперы Мусоргского «Борис Годунов» с Борисом Христовым в главной роли (спектакль, посвященный 25-летию исполнения Христовым партии Годунова). Впоследствии Аранович работал во многих оперных театрах, в том числе в «Лирической опере» в Чикаго, «Ла фениче» в Венеции, Шведской королевской опере, оперных театрах Женевы, Рима, Турина, Кельна. В оперном репертуаре Арановича преобладали произведения русских и итальянских композиторов. Несколько раз он участвовал в оперном фестивале «Арена ди Верона»; итальянская музыкальная критика присудила ему премию за лучшую интерпретацию опер Пуччини. В 1984 г. Аранович стал членом Шведской королевской академии музыки; в 1985 первым из иностранных дирижеров был награжден рыцарским орденом Полярной звезды «за выдающийся вклад в музыкальную жизнь Швеции».
В 1982 г. в Израиле Аранович провел серию концертов с Иерусалимским симфоническим оркестром и с тех пор регулярно выступал с этим коллективом, а также с другими израильскими оркестрами (см. выше). Все сборы от своих выступлений в Израиле Аранович передавал в фонды этих оркестров. В 1984 г. на концерте в День независимости Израиля Аранович впервые дирижировал исполнением симфонии №6 М. Вайнберга . Последний раз Аранович выступал в Израиле с Иерусалимским симфоническим оркестром в 2000 г. на концерте, посвященном Дню независимости.
Дирижерское искусство Арановича отличалось экспрессивностью, мастерством в построении драматических кульминаций. Аранович - яркий представитель романтизма в музыкальном исполнительстве второй половины 20 в. Среди его интерпретаций наиболее значительны произведения русской классики - П. Чайковского, М. Мусоргского, А. Скрябина, С. Рахманинова, С. Прокофьева, Д. Шостаковича, и европейских композиторов-романтиков - Г. Берлиоза, Ф. Мендельсона , И. Брамса, Р. Шумана, А. Дворжака и других.
Благодаря Арановичу было возобновлено исполнение некоторых незаслуженно забытых музыкальных сочинений («Орлеанская дева» П. Чайковского в Шведской королевской опере, «Царица Савская» К. Гольдмарка /1830 - 1915/ в оперном театре Турина, «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова в Римской опере). Он ввел в репертуар многих западноевропейских коллективов произведения израильских композиторов П. Бен-Хаима , Ц. Авни , И. Тала и других. В последние годы жизни Аранович успешно занимался педагогической работой, проводя дирижерские мастер-классы в ряде европейских музыкальных академий, в том числе в академии в Сиене (Италия) - одном из ведущих музыкальных заведений, воспитывающих дирижеров. Аранович - лауреат премии имени Розы Эттингер , присужденной за вклад в музыкальную жизнь Израиля (1987).
| Юрий Михайлович Аранович | |
| Портрет | |
| Юрий Аронович в Кёльне в 1986 году. Фото Клауса Бриша. | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Аранович, Юрий Михайлович (1932, Ленинград, - 2002, Кёльн , похоронен в Иерусалиме) - израильский дирижер.
Ранние годы
Выпускник Ленинградской консерватории (1954) по классу дирижирования, где учился у Н. Рабиновича (1908-72). На начинающего дирижера большое влияние оказали К. Зандерлинг (родился в 1912 г.) и особенно Н. Рахлин , которого Аранович считал своим духовным наставником. Рахлин, по словам самого Арановича, был для него идеалом дирижера.
Работа дирижёром в СССР
В 1956 г., после непродолжительной работы в Петрозаводске и Саратове, Аранович возглавил симфонический оркестр филармонии в Ярославле, с которым работал восемь лет. Критика отмечала талант молодого дирижера.
В 1964 г. Аранович по рекомендации многих ведущих исполнителей, а также композиторов Т. Хренникова и Д. Шостаковича , был назначен художественным руководителем и главным дирижером симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения, который вскоре стал одним из ведущих в Советском Союзе.
С ним выступали и делали радио- и телезаписи Э. Гилельс , Л. Коган , Д. Ойстрах , С. Рихтер, М. Ростропович и другие.
С этим оркестром в репертуаре Арановича были все симфонии П. И. Чайковского и Л. ван Бетховена. Аранович записал на радио и осуществил концертные постановки нескольких опер, в том числе:
- «Иоланта» Чайковского,
- «Не только любовь» Р. К. Щедрина,
- «Ромео, Джульетта и тьма» К. В. Молчанова (о еврейской девушке из гетто) и других, проявив себя талантливым интерпретатором оперной музыки.
Алия
В 1971 г. Аранович подал заявление о выезде в Израиль. Последняя работа Арановича в СССР - запись оперы М. Копытмана «Каса маре» - была прервана. После отъезда Арановича все записи, сделанные под его руководством, были запрещены к использованию на радио и телевидении.
В 1972 г. Аранович поселился в Иерусалиме ; в январе 1973 г. с успехом выступил с Израильским филармоническим оркестром , впоследствии неоднократно дирижировал симфоническими оркестрами Хайфы и Ришон ле-Циона ; некоторое время был вторым дирижером Иерусалимского симфонического оркестра радио и телевидения , исполнив и записав с этим коллективом ряд музыкальных произведений, в том числе сочинения израильских композиторов.
В Советском Союзе Аранович был «невыездным» дирижером (единственный раз гастролировал в ГДР в 1966 г.), а в Израиле не получил возможности руководить каким-либо оркестром.
Работа в Европе
В 1975 г. он стал главным дирижером и художественным руководителем Гюрцених-оркестра в Кельне , пробыв в этой должности до 1986 г., а в 1982-1987 гг. - главным дирижером Королевского симфонического оркестра Стокгольмской филармонии (был избран пожизненным членом этого оркестра).
Аранович с успехом выступал и сделал ряд звукозаписей с лучшими оркестрами Европы, США и Японии, в том числе с Парижским, Лондонским и Венским симфоническими оркестрами. Кроме того, Аранович проявил себя как незаурядный оперный дирижер: его дебют состоялся в 1974 г. в лондонском театре Ковент гарден постановкой оперы Мусоргского «Борис Годунов» с Борисом Христовым в главной роли (спектакль, посвященный 25-летию исполнения Христовым партии Годунова).
Впоследствии Аранович работал во многих оперных театрах, в том числе в Лирической опере в Чикаго, Ла фениче в Венеции, Шведской королевской опере, оперных театрах Женевы, Рима, Турина, Кельна. В оперном репертуаре Арановича преобладали произведения русских и итальянских композиторов. Несколько раз он участвовал в оперном фестивале Арена ди Верона; итальянская музыкальная критика присудила ему премию за лучшую интерпретацию опер Пуччини.
В 1984 г. Аранович стал членом Шведской королевской академии музыки; в 1985 первым из иностранных дирижеров был награжден рыцарским орденом Полярной звезды за выдающийся вклад в музыкальную жизнь Швеции.
В 1982 г. в Израиле Аранович провел серию концертов с Иерусалимским симфоническим оркестром и с тех пор регулярно выступал с этим коллективом, а также с другими израильскими оркестрами (см. выше). Все сборы от своих выступлений в Израиле Аранович передавал в фонды этих оркестров.