Дина Рубина приехала в Россию, чтобы представить первые две книги своей трилогии «Русская канарейка» - семейной саги, шпионского романа, книги о любви. Дина Рубина сама дает определение новому произведению - «странный роман».

-В чем же «странность» вашего нового романа?

В необычном поведении третьестепенных героев. Вот мамаша моего героя - Владка. Должна была тихо слинять со страниц, как и его бабушка Ируся. Но Владка оказалась такая неуемная, что и в третьем томе будет изрядно допекать. Эти самые третьестепенные герои оказались настолько жизнеспособными и жадными до жизни, что мне пришлось им выделить это самое жизненное пространство. Даже так - они его отвоевали у меня, роман разбух. Это ведь двойная семейная сага. Там у каждого своя боль, которая должна быть высказана и пережита.

- Как родился замысел «Русской канарейки»?

Замысел любого произведения - это вещь таинственная. Писателя, в принципе, волнуют несколько тем в его жизни, и какую из форм он выберет, чтобы в очередной раз поговорить о том, что его мучает - это вопрос Провидения: что там залетит писателю в ухо и почему вдруг на его столе среди многих книг окажется брошюра по выращиванию канареек. «Это ж кем надо быть, чтобы мне подарить такую брошюру», - подумала я и решила, что этот человек совершенно спятил. А подарившим оказался Роман Николаевич Скибневский, президент Фонда поддержки русой канарейки, замечательный и восхитительный человек, которого я потом днем с огнем разыскивала чрез Интернет. И поняла, какое богатство передо мной, какой мир страстей открывается мне. Почему судьба заставила меня просто раскрыть эту брошюру? Когда я прочла название «Русская канарейка», я поняла, что это название романа. Любая вот такая тема - это средоточие страсти, а я вообще люблю людей страстных, пристально вглядывающихся в жизнь, умеющих вгрызться в самую плоть того или иного дела, той или иной темы. Я обожаю профессионалов в своем деле, будь то водопроводчик, парикмахер или портниха, не важно. Я благоговею перед профессионалами и ненавижу, не могу простить в этой жизни бездарность, хотя прекрасно понимаю, что не все люди талантливы. Вот такой у меня личный недостаток.

Два года назад я пыталась с вами поговорить «за Одессу», мне было, честное слово, странно, что Одессы в ваших книгах к тому времени не появилось. А вот теперь, прочтя два первых тома «Русской канарейки», я понимаю, что «за Одессу» мы теперь можем говорить свободно. Закрыть глаза - и идти по любимым улицам - от Пушкинской до Старопортофранковской. Как вы «входите в города»? Я вот во Львове, к примеру не была, но благодаря вам знаю, что такое «брама». А ощущение - лично мое ощущение утреннего ленинградского трамвая зимой - в «Белой голубке Кордовы» - вы передали совершенно точно.

В города я вхожу только с заднего крыльца. А Одесса, как и Питер - это очень опасное пространство: такие чудесные страницы русской прозы написаны об этих городах. Поэтому в Одессу надо «заходить» только через людей, их судьбы, их квартирки, улочки, переулки и дворы…через детали, которые в памяти вырастают до могучего символа. Это все делается через конкретных людей. Как? Это мой секрет. Разговорить человека очень сложно - ведь люди почти всегда говорят готовыми формулами, редко встретишь златоуста, который часами способен, к примеру, рассказывать о птичьей клетке, которую дед вывязывал из проволоки. Это мои поиски людей, которые могут помочь мне вытащить из них какие-то рассказы, нестандартные детали. Это мои секреты - расспрашивать так, чтобы человек вдруг вспомнил, а потом, как оглашенный, уже после выхода книги, писал и писал мне, потому что не может остановиться и благодарен за то, что какие-то шлюзы, какие-то вены отворились и оттуда хлынуло детство.

- И все же - почему на этот раз выбор наконец-то пал на Одессу?

Я очень боялась, но мне нужен был этот ключ живой речи, этого Юга. В романе с одной стороны - Алма-Ата, где очень замкнутое семейство, очень странное, закрытое. А с другой стороны - все должно было сверкать и искриться, выплескиваясь воплями, шумом, музыкой: виолончель, кларнет, революция, песня двух теноров над морем. Должна быть ширь, должно быть море. Я не сразу к Одессе пришла, нащупывала город -Харьков? там нет моря. Херсон? там юга с избытком, но мне-то нужен был Театр - большой, знаменитый. Пусть Шаляпин просто стоит в рамке на фото на кабинетном рояле вместе с Большим Этингером. Шаляпин - легендарен. Мне нужна была легенда в этом романе. А Одесса - это легенда. Я там, кстати, не была лет тринадцать, осенью, возможно, побываю. Но, надеюсь, к осени уже будет написан третий том «Русской канарейки» - «Блудный сын». А когда книга написана, меня ровным счетом не интересуют уже никакие канарейки, как точно так же сейчас уже не интересуют куклы - когда создан «Синдром Петрушки», по которому сейчас снимается фильм.

- Расскажите о съемках, вы ведь даже на одном из съемочных дней побывали - в Петергофе.

Фильм снимают по разным пригородам Питера. Режиссер - Лена Хазанова, живущая в Женеве, которая свой первый фильм - «Переводчица олигарха» - снимала в России и на российском материале, потом Лена создала один из лучших швейцарских сериалов. И я очень надеюсь, что она совладает с этим моим очень сложным материалом. И очень-очень надеюсь на блистательных и мною любимых актеров - Евгения Миронова и Чулпан Хаматову. Мне кажется, что этот выбор - очень точное попадание в образ. Тот самый «танец с куклой» - знаковый танец в «Синдроме Петрушки» в фильме ставит хореограф европейского масштаба Раду Поклитару, создатель «Киев-модерн балета», один из авторов церемонии открытия Олимпиады в Сочи. И он поставил удивительный танец, Чулпан просто божественна в своем огненном парике. Сценарий фильма писала Алена Алова. Вы же понимаете, что автор романа и автор сценария - это люди, скажем, «противоположных интересов»: автору сценария ничего не остается делать, как резать и выводить свою линию… Сценарий - это совсем другой жанр.

- Боитесь?

Боюсь. Для меня страшное разочарование - что нет Праги, нет Львова. Там история получается несколько другая - не по тексту, а по атмосфере. И, тем не менее, я надеюсь. Ведь Питер город великий и не только мой роман пригревал. Надеюсь на блистательных актеров, талантливых режиссера, оператора. И музыка - сейчас решается вопрос, кто напишет музыку к фильму, который будет полнометражным. Съемки должны завершиться к маю. И создается фильм, насколько я знаю, к Каннскому фестивалю.

Вы много лет встречаетесь со своими читателями в разных странах - и бывшего СССР, и дальнего, как у нас принято говорить, зарубежья. Вот что вы чувствуете - меняются ли читатели? По их вопросам, репликам, запискам, реакции на прочитанное - что происходит?

На самом деле с человеком - его сердцевиной - не происходит ничего. Он по-прежнему жаждет счастья, он хочет читать о человеческих страстях, потому что он сам в себе либо их задавил, либо ими живет. Человек - это всегда любовь, ненависть, долготерпение. Но вот что сейчас действительно страшно меняет человека, не знаю, что еще будет с детьми - это Интернет, это социальные сети. Это растекание по каким-то миллионам разных общений, постоянное стремление уйти от себя, не дать себе остаться наедине с собой и заглянуть в себя, неумение занять себя. И мне в этом новом романе нужно было победить этого читателя, заставить: «Сядь и прочитай». Потому что нынешний человек все бросает и сидит с этим айпадом, айфоном, айшмоном и не может оторваться от этого экрана, уходя в дурную бесконечность дурного многоговорения, совершенно пустого.

Человек в Интернете - облегченный, освобожденный от разговора с самим собой и с собеседником, но при этом не избавленный и от своих комплексов, ни от жадного поиска страстей.

- И все- таки читатели на встречах с вами вечные вопросы задают?

Безусловно.

Галина Артеменко

Сегодня буду писать про Дину Рубину, про мою любимую Дину Рубину, а вернее, про ее последний роман «Русская канарейка», вышедший в свет в 2014 году. Роман "Русская канарейка" большой. Долго настраивалась на его прочтение, потому как произведение масштабное: три полноценных тома. Хотелось, чтобы начала читать, и ничто не отрывало бы меня от этого слияния с книгой. Взяла его с собой на отдых и жутко переживала, когда у меня начала садиться электронная книга, что не смогу дочитать до конца. Убавила донельзя шрифт, но дочитала.

Смысла не вижу писать про каждую книгу этой трилогии отдельно, поскольку они – единое целое.

1 книга – «Русская канарейка. Желтухин».

3 книга – «Русская канарейка. Блудный сын».

Эта трилогия – семейная сага о жизни двух семей, абсолютно разных во всем, живущих вдалеке друг от друга, но судьбы которых в какие-то годы слегка соприкасаются, а в конце концов удивительным образом переплетаются.

Первый том – история этих семей. Перед нами проплывает жизнь нескольких поколений протяженностью в целый ХХ век, крылом зацепляя даже прошлые века: их взлеты и падения, радости и трагедии. Мы знакомимся с множеством судеб, множеством персонажей хороших и плохих, но как всегда это у Рубиной, самобытных, ярко выписанных, интересных. Ах, как я это люблю! Первый том мне очень напомнил по своему стилю книгу Рубиной «На солнечной стороне улицы» : так же тепло, колоритно и многолико.

Первая семья казахская, тихая, замкнутая, живущая в пригороде Алма-Аты, в которой зародилось увлечение разведением канареек и передалось из поколения в поколение. В том канареечном племени был удивительный певец по кличке Желтухин. Виртуозный певец, выводивший такие умопомрачительные рулады, насвистывавший самые что ни наесть человеческие песенки. Причем, певец потомственный: все Желтухины славились своим талантом.

А была еще одесская еврейская семья по фамилии Этингер, включающая в себя такую гремучую смесь характеров, страстей, историй, талантов! Лишь однажды линии этих двух семей соприкоснулись: судьба занесла в эту семью одного из представителей рода Желтухтных.

Почему такое внимание канарейкам? Да потому что именно домашняя песня рода Желтухиных станет судьбоносной для главных героев.

А про главных героев в первой части «Русской канарейки» совсем немного. Истории двух семейств со своими тайнами, страстями, бурлящие, кипящие – это лишь благодатная почва для выхода на сцену главных героев, о которых речь идет в следующих двух томах. Весь первый том является своего рода эпилогом.

А главные герои – последний из рода Этингеров, Леон, и последняя представительница казахского рода, глухая девушка Айя. Молодые, творческие. Она – одаренный фотограф. Он – талантливейший музыкант, обладатель уникального голоса, за который он получил имя «Кенар руси» («Русская канарейка»). Да-да, опять канарейка. Не устану повторять, что Дина Рубина обожает писать про талантливых людей, она просто смакует эти таланты! Ей нравятся люди, страстные во всем: в жизни, любви, профессии. А мне доставляет огромное удовольствие читать про таких людей.

Эти двое встречаются, где бы вы думали? В Таиланде. Ну где же им еще встретиться? И следующие две книги трилогии уже о них.

Два последних тома трилогии "Русская канарейка" уже вышагивают за границы обычной семейной саги. Здесь Рубина совсем другая. Она вовлекает нас в приключенческий жанр и больше уже напоминает по стилю «Белую голубку Кордовы» .

Казалось бы, ну какие уж такие приключения могут быть у музыканта и фотографа? Пожалуй, да. Если бы только вокал был единственным жизненным занятием Леона, а Айя не обладала бы даром попадать в истории благодаря своему необузданному, свободолюбивому характеру и ощущению себя человеком мира.

Если первая книга трилогии более житейская, то вторая книга «Русская канарейка. Голос» и третья книга «Русская канарейка. Блудный сын» написаны в духе хорошего приключенческого романа. Здесь больше увлекательного вымысла.

Но во всех трех книгах неизменно то, за что я Рубину люблю - живость образов и характеров (причем, всегда удивляешься как она искусно переплетает их между собой). Полно образов второстепенных, но таких живых и настоящих!

А еще человечность отношений, уважение к семейным узам, красота описаний природы, географических мест.

Леон Этингер – обладатель удивительного голоса и многих иных талантов, последний отпрыск одесского семейства с весьма извилистой и бурной историей. Прежний голосистый мальчик становится оперативником одной из серьезных спецслужб, обзаводится странной кличкой «Ке́нар руси́», («Русская канарейка»), и со временем – звездой оперной сцены. Но поскольку антитеррористическое подразделение разведки не хочет отпустить бывшего сотрудника, Леон вынужден сочетать карьеру контратенора с тайной и очень опасной «охотой». Эта «охота» приводит его в Таиланд, где он обнаруживает ответы на некоторые важные вопросы и встречает странную глухую бродяжку с фотокамерой в руках.

Дина Рубина

Русская канарейка. Голос

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Охотник

Он взбежал по ступеням, толкнул ресторанную дверь, вошел и замешкался на пороге, давая глазам привыкнуть.

Снаружи все выжигал ослепительный полдень; здесь, внутри, высокий стеклянный купол просеивал мягкий свет в центр зала, на маленькую эстраду, где сливочно бликовал кабинетный рояль: белый лебедь над стаей льняных скатертей.

И сразу в глубине зала призывным ковшом поднялась широкая ладонь, на миг отразилась в зеркале и опустилась, скользнув по темени, будто проверяя, на месте ли бугристая плешь.

Кто из обаятельных экранных злодеев так же гладил себя по лысине, еще и прихлопывая, чтоб не улетела? А, да: русский актер – гестаповец в культовом сериале советских времен.

Молодой человек пробирался к столику, пряча ухмылку при виде знакомого жеста. Добравшись, обстоятельно расцеловал в обе щеки привставшего навстречу пожилого господина, с которым назначил здесь встречу. Не виделись года полтора, но Калдман тот же: голова на мощные плечи посажена с «устремлением на противника», в вечной готовности к схватке. Так бык вылетает на арену, тараня воздух лбом.

И легендарная плешь на месте, думал молодой человек, с усмешкой подмечая, как по-хозяйски основательно опускается на диван грузный человек в тесноватом для него и слишком светлом, в водевильную полосочку, костюме. На месте твоя плешь, не заросла сорняком, нежно аукается с янтарным светом лампы… Что ж, будем аукаться в рифму.

Собственный купол молодой человек полировал до отлива китайского шелка, не столько по давним обстоятельствам биографии, сколько по сценической необходимости: поневоле башку-то обнулишь – отдирать парик от висков после каждого спектакля!

Их укромный закуток, отделенный от зала мраморной колонной, просил толики электричества даже сейчас, когда снаружи все залито полуденным солнцем. Ресторан считался изысканным: неожиданное сочетание кремовых стен с колоннами редкого гранатового мрамора. Приглушенный свет ламп в стиле Тиффани облагораживал слишком помпезную обстановку: позолоту на белых изголовьях и подлокотниках диванов и кресел, пурпурно-золотое мерцание занавесей из венецианской ткани.

– Ты уже заказал что-нибудь? – спросил молодой человек, присаживаясь так, будто в следующую минуту мог вскочить и умчаться: пружинистая легкость жокея в весе пера, увертливость матадора.

Пожилой господин не приходился ему ни отцом, ни дядей, ни еще каким-либо родственником, и странное для столь явной разницы в возрасте «ты» объяснялось лишь привычкой, лишь отсутствием в их общем языке местоимения «вы».

Впрочем, они сразу перешли на английский.

– По-моему, у них серьезная нехватка персонала, – заметил Калдман. – Я минут пять уже пытаюсь поймать хотя бы одного австрийского таракана.

Его молодой друг расхохотался: снующие по залу официанты в бордовых жилетах и длинных фартуках от бедер до щиколоток и впрямь чем-то напоминали прыскающих в разные стороны тараканов. Но больше всего его рассмешил серьезный и даже озабоченный тон, каким это было сказано.

«Насколько же он меняется за границей!» – думал молодой человек. Полюбуйтесь на это воплощение респектабельности, на добродушное лицо с мясистым носом в сизых прожилках, на осторожные движения давнего сердечника, на бархатные «европейские» нотки в обычно отрывистом голосе. А этот мечтательный взлет клочковатой брови, когда он намерен изобразить удивление, восторг или «поведать нечто задушевное». А эта гранитная лысина в трогательном ореоле пушка цвета старого хозяйственного мыла. И наконец, щегольской шелковый платочек на шее – непременная дань Вене, его Вене , в которой он имел неосторожность появиться на свет в столь неудобном 1938 году.

Да, за границей он становится совсем иным: этакий чиновник среднего звена какого-нибудь уютного министерства (культуры или туризма) на семейном отдыхе в Европе.

Анастасия

Еврейская хитрость Русской канарейки

Свершилось! Да-да, здесь правильное слово «свершилось». Я дочитала первый том «Русской канарейки» Дины Рубиной. Это было очень противоречивое прочтение. Не знаю, смогу ли я передать словами эту эпопею прочтения. Не знаю, насколько длинным окажется рецензия. Но попытка лучше безделья, ибо подсыпает мышьяка сразу двум человеческим порокам – лени и сомнению. Начнем.

Таки Пролог! Маленькая пузатенькая книженция (такие я называю «сумочный вариант») появилась у меня в руках благодаря брату, но по моей просьбе. Где я прочитала о трилогии первый раз не помню. Но с каждым днем эти сообщения попадались все чаще. И вот первый том «Желтухин» оказался у меня.
В первый день я прочитала страниц 50. Прочитала с натягом и преодолением. Я размышляла, а стоит ли продолжать. И кто знает, может, если бы в первый день я не дошла до части про Одессу, то и этой писанины не было. Но яркая портниха Полина Эрнестовна, которую могла родить лишь одесская пучина морская, решила судьбу «Желтухина».

“За работу брала дорого и несуразно: не за изделие, не за час – за день шитья. Потому к заказчику приходила жить. И жила неделями, неторопливо обшивая всю семью. Но перед «работой» являлась с визитом загодя, дня за три, и, бывало, с самого утра и до полудня сидела с хозяйкой и кухаркой, обсуждая подробное меню…

Писать об Одессе можно либо талантливо, либо бездарно. И да, Одесса любит восхищение, а я люблю восхищение Одессой. И это тоже спасло ситуацию. И очи мои снизошли, и мысли мои устремились в паутину слов, словечек и предложений Дины Рубиной. Здесь с пафосом покончим и перейдем к сути.

Давай за суть, Йося! Аннотация гласит, что в новой истории Дины Рубиной читатель узнает о двух семьях – алма-атинской и одесской – которых объединяет канарейка Желтухин. Доля правды в этом конечно есть. Но больше подойдет «капля», «микрочастица», «молекула». Представьте: на Вас брызнул ребенок из водного пистолетика, вы не промокли, но поняли, что там вода.
Первые полкниги я плохо понимала, о чем читаю. Автор кидает читателя, прилично терзая его интеллектуальнно-вестибулярный аппарат, не только по карте бывшего СССР, но по времени. Вас будто поставила на исторический маятник, и сильно его раскачали. Из явно послевоенных годов ХХ века и Алма-Аты вы вдруг попадаете в гостиную одесской семьи, которая еще не подозревает о скором падении Российской Империи. Только-только вы привыкаете к эпохе, как вас ненароком (может на абзац, а может на 10 страниц) отправляют в наши дни. Рассказчик прыгает из воспоминания в воспоминание, сшивая лоскутное одеяло романа.
Есть две семьи, чьи судьбы переплела революция и сладкоголосая птица. Обычная казалось бы сага. Революция, война, любовь и смерть, отцы и дети. Одесская широкая душа и алма-атинская загадочность. Ничего сверхъестественного. Ах да, и много-много музыки. Одесский Дом Этингеров рождает исключительно гениальных музыкантов (правда, как показывает вторая половина книги не всегда). Ноты классических произведений автор неустанно переводит в слова. Но к чему здесь лысый оперный певец в Венеции в наши дни?
Потом я решила нарушить всяческие правила хорошего тона, и заглянула в аннотацию трилогии в другом источнике. И что вы думаете? Оказалось, я читаю книгу про еврейского спецагента («последнего по времени Этингера») и наследницу алма-атинской семьи – глухую (но разговаривающую) Айу. Тут я прилично испугалась: где я, а где спецслужбы?
Но со временем, к удивлению, вы начинаете привыкать к этим длинным предложениям. Они как музыкальные пассажи, как тягучая ириска, как ажурная вязка крючком, где петля в петлю переходит. Рубина осыпает героев метафорами и эпитетами, как молодоженов осыпают монетами и зерном на свадьбе. Запутывает, завлекает, оковывает читателя. Вы думаете: вот они герои, многогранные, ажурные. Ан нет. Страниц за 30 до конца первого тома рождается Леон Этингер – главный герой трилогии. Только лишь на последней странице! Вы прочитали лишь 500 страниц пролога. Вы, как канарейка с выколотыми глазами (об этом тоже в книге), доверчиво послушались дирижёра.
«Желтухин» - это попурри, где татарские напевы перетекают в русский романс, русский романс в голос Утесова, Утесов в ораторию, оратория во фламенко и т.д. и т.п.
Под это попурри Леон с матушкой и бабками эмигрирует на Землю Обетованную под грохот «железного занавеса». (В пути переживая беспощадную месть чоповских пограничников). Айя сбегает в Лондон. А часть героев умирает. А читатель обязан жить, дабы узнать продолжение фи’льмы.

Кака любов? Така любов! Да, Одесса в «Русской канарейке» прекрасна. Эта та старая Одесса, которая в наши дни уже бьется в агонии, а быть может издала последний вздох. Вольный, смелый город. Хулиганистая, но в тоже время романтичная. Нищая, но в тот же миг дочь Рокфеллера. И говорящая, говорящая, говарящая… Но сейчас не за Одессу.
Ближе к рождению последнего по времени Этингера, а следовательно к концу первого тома, рождается, как полагается его мать. Растет это девка кровь с молоком на морском побережье. И вот за это летние побережье, за огромный абзац-натюрморт южной вкусности я обязана сказать СПАСИБО. Это не одесское детство Владки, а мое. С початками кукурузы, мелкой соленой креветкой, вишней и черешней, и виноградом в августе. Для полноты картины не хватает только бычка. Но откуда ж знать одесситам за бычок. Не хотелось бы никого обижать, но черноморский – это вам не азовский…

“Первой там появлялась черешня, белая и черная, потом вишня, слива, абрикосы и прочий фруктовый рай. А еще в начале лета возникала непременно пшенка – молодые кукурузные початки… А вот еще, если хотите, восхитительная летняя еда: вареные рачки. Ну, кто их не знает: мелкие креветки, отваренные в саленой воде; их по всему берегу в газетных кулечках продавали.

P.S. Я так и не поняла, зачем Эська провела страстную ночь в военном госпитале на одной кровати с подругой испанкой.

Несколько лет читатели ждали выхода нового романа Дины Рубиной «Русская канарейка». Он стал самым большим по объему и состоит из трех книг: «Желтухин», «Голос» и «Блудный сын».

Нельзя не заметить, что от романа к роману талант Дины Рубиной раскрывается все шире, масштабнее. Ее прозу всегда отличает великолепный, богатейший русский язык; ценят читатели и пристальное внимание к мелочам, деталям. Истинный художник слова, она умеет подробнейшим образом – до ощутимого запаха, до слышащегося звука – описать закаты и рассветы, дикие пейзажи и городские улицы. По скольким из них мы идем вслед за героями в этом романе? Одесса и Алма-Ата, Вена и Париж, Иерусалим и Лондон, Таиланд и прекрасный Портофино... Рубина способна с головой окунуть читателей в иную, далекую жизнь. И столь же глубоко – на целый век! – с ностальгической теплотой автор погружает нас в историю двух семейств, связь между которыми ныне уже почти иллюзорна: легенда о кенаре Желтухине-первом да редкая старинная монета в виде сережки у странной глухой девушки на пляже маленького тайского островка Джум. Именно там происходит встреча родившегося в Одессе Леона и Айи из Алма-Аты. Рассказ о том, как их занесло в такую даль, занимает почти два тома, до краев наполненных событиями и людьми.

В первых двух книгах история разворачивается не в хронологическом порядке. Автор то останавливается на современности, то откатывает повествование далеко назад или петитом дает намек на будущее. Уделяет внимание алма-атинскому Зверолову Каблукову и Илье, отцу Айи, а затем переключается на Этингеров в Одессе. Жизнь обоих семейств полна легенд, тайн, трагедий и недомолвок. Илья, всю жизнь проживший со строгой, властной бабушкой и страдавший по исчезнувшей матери, не имел понятия, кто его отец. Прабабка Леона, Стеша, родила единственную дочь то ли от Большого Этингера, то ли от его сына. А сам Леон, будучи уже взрослым, испытал настоящий шок, узнав, наконец, от непутевой матери о национальности своего отца. Читатель не может не обратить внимания на то, что кроме Большого Этингера никто из главных героев не создал собственной семьи. Эська, Барышня, яркая в молодости – отцвела пустоцветом; Стеша, исполнив долг продления рода Этингеров, и не думала о вступлении в брак; мать Леона, шальная Владка, кажется вообще не способной к семейной жизни. И в Алма-Ате тоже – одинокий Зверолов Каблуков, его одинокая сестра, Игорь, овдовевший в день, когда родилась дочь…
И все-таки и один и другой род выстояли, не развалились, в них сохранились семейные легенды, реликвии, внутренняя, кровная связь. Выстояли, несмотря на революцию, войны, развал Советского Союза. На фоне меняющихся исторических и географических декораций герои рождаются, живут и умирают, пока по воле Судьбы и автора не происходит знакомство Леона с Айей. И, вероятно, Таиланд выбран местом их встречи не случайно. Ведь не зря же проскальзывает упоминание о спаянности «сиамской глубиной»…

Ближе к концу второго тома автор признается:
«Странный это роман, где Он и Она встречают друг друга чуть ли не в конце; где сюжет норовит ускользнуть и растечься на пять рукавов; где интрига спотыкается о нелепости и разного рода случайности; где перед каждой встречей громоздится высокая гора жизни, которую автор толкает, подобно Сизифу, то и дело оступаясь, удерживая вес, вновь напирая плечом и волоча эту нелепую повозку вверх, вверх, к эпилогу…»

У героев обнаруживается внешнее сходство (хотя, казалось бы, откуда?) и внутреннее родство – мистическое и необъяснимое. Успешный артист, обладатель чарующего контратенора – и глухая девушка, бродяга и фотограф по призванию. Среди окружения «последнего по времени Этингера» она единственная не в состоянии оценить уровень его таланта, его Голос. Мир звуков Айе недоступен, она читает по губам. А Леон живет Музыкой. Айя – «вольная птица», способная сорваться с места в любой момент, не привыкшая к упорядоченной жизни, не испытывающая тяги к комфорту, живущая по принципу «будет день, будет и пища», пусть скудная. Леон, в своей первой ипостаси – эстет, ценитель и любитель жизненных удобств и антиквариата, артист, чьи гастроли расписаны на год вперед, а во второй – имеющий огромный опыт, безжалостный и глубоко законспирированный агент израильских спецслужб. Но оба они – «беспризорники», с юности борющиеся с миром в одиночку, внутренне закрытые, оберегающие свои тайны. Оба «беглецы». Айя – случайный свидетель и волею судьбы дальняя родственница «торговцев смертью», за которыми хозяева Леона из спецслужб давно охотятся. Леон мечтал сосредоточиться на певческой карьере, забыть об экстремистах - видит Бог, он посвятил борьбе с ними немало драгоценных лет. Но как же Айя, его «глухая тетеря», его худышка с грудками-выскочками, его Дева Мария Аннунциата с «фаюмскими» глазами и ласточкиными бровями, его ангел, его наваждение и дьявольское искушение, его пронзительная любовь, его боль? Вечная боль, потому что не в его власти подарить ей главное свое богатство – Голос. Кто защитит ее, избавит от постоянного страха преследования? И, так уж причудливо сложились пазлы этой истории, получается, что враг у них общий, и попутно Леон решается без помощи «конторы» исполнить еще один долг – предотвратить доставку арабским экстремистам радиоактивной начинки для «грязной бомбы». Он знает, что эта операция станет последней в его жизни: его искуплением, отступным, а после – свобода, любовь и Музыка.
Конечно, «Русская канарейка» - прежде всего роман о любви, но не только. Произведения Дины Рубиной – это не беллетристика в том узком смысле термина, когда им обозначают любовный роман, детектив, мистику или приключения, то есть чтение для развлечения. Хотя сюжет бывает закручен не хуже детектива, а разгадку истории читатель найдет только в конце; и события на грани мистики присутствуют; и любовь – порой мучительную, больную – персонажи испытывают. И все-таки главная особенность романов Рубиной в другом.

В прозе Дины Рубиной ощущаешь неподдельный интерес к человеку, личности – любой, будь то главный герой или побочный, но исполняющий свою незаменимую роль персонаж, вроде колоритной портнихи Полины Эрнестовны, создательницы Барышниного вечного «венского гардероба», остатки которого Леон благоговейно хранит и даже использует при случае; или алма-атинского кенарозаводчика Морковного; или обитателей густо заселенной одесской коммуналки, квартиры, когда-то целиком принадлежавшей Этингерам; или Кнопки Лю – крошечного эфиопа, парижского антиквара, бывшего пирата, бывшего марксиста, бывшего русского филолога.

А главные герои – всегда люди одержимые и одаренные свыше недюжинным талантом. Они настолько поглощены страстью к любимому делу, что создается впечатление: той же страстью охвачен и писатель. Столь хорошо его знает, столь подробно и любовно описывает нюансы и профессиональные тайны. От романа к роману мы наблюдаем особенную, «Рубинскую фишку» – «освоение» очередной профессии. Нам кажется, что автору довелось быть и скульптором, и художником, и кукольником, что она сама изобретала фантастические трюки с мотоциклом под куполом цирка, проворачивала грандиозные аферы с живописными подделками, или даже состояла в банде ташкентских воров. Некоторые писатели сосредотачиваются на душевных переживаниях своих героев, другие дарят им головокружительные приключения, оставляя за кадром работу. У Рубиной, наряду с вышеперечисленным, герои обязательно поглощены профессией или хобби, и это придает повествованию еще большую правдоподобность – ведь не из одних «вздохов на скамейке» состоит человеческая жизнь! И читатель невольно заражается искренним интересом писателя к чужому делу, труду, к творчеству героев.

В романе «Русская канарейка» несколько героев посвятили свою жизнь музыке. Не делая скидки, Дина Рубина, сама имеющая консерваторское образование, забрасывает читателей специальными терминами, тем самым поднимая до своего уровня, вводя в профессию. При этом буквально «звучащие» со страниц книги фортепиано Барышни, голос и кларнет Большого Этингера, поразительный контратенор Леона Этингера то и дело перекрываются канареечными трелями. Ах, эти «стаканчики граненые», коронный номер кенаря Желтухина и всех его потомков! Заводчик канареек – очередная профессия, «освоенная» автором в этом романе. Но есть еще одна – сотрудника израильских спецслужб. И вот эта, последняя, придает произведению серьезность совсем иного плана – не художественную, не профессиональную, а уже политическую. Или, переходя на язык музыкальных терминов – не камерное, а симфоническое, патетическое звучание. Читая третий том, мы понимаем, что именно ради этого писатель вела нас за своими героями.

Конфликт на Ближнем Востоке длится не одно десятилетие. Аль Каида, ИГИЛ и другие экстремистские объединения намереваются поставить мир на колени. Однако в наше время оружие не только убивает сотни и тысячи людей. В руках оголтелых фанатиков вполне может оказаться бомба с ядерной начинкой – а это уже опасность для всей земной цивилизации.

Кого из нас не беспокоят акты экстремизма, то и дело будоражащие мир? Кого не волнует угроза апокалиптической, последней войны? А ведь есть на свете люди, поставившие целью жизни борьбу с террористами и торговцами оружием. Что это за люди, как они работают, чем им приходится жертвовать, во имя – по большому счету – спасения человечества?

Об этом вы узнаете, прочитав многослойный и полифонический роман «Русская канарейка», наполненный звуками, чувствами, любовью, разочарованиями, болью, отчаянием и триумфом.