Верхнее фото: сцена из спектакля. Шмель – Адам Гудович. Фото © Олег Черноус
Интервью первоначально опубликовано в приложении “Нон-Стоп” к газете “Вести 12 апреля 2018 года
В мае впервые на израильской оперной сцене будет поставлена « » Римского-Корсакова. Исполнит оперу труппа Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Режиссер спектакля – художественный руководитель театра с 1991 года, Александр Борисович Титель. Мы беседуем с ним в феврале 2018 года, в Москве, в кабинете худрука театра. Александр Борисович поглощен работой над «Енуфой», которая состоится вскоре (сейчас – уже состоялась), но нашел время для беседы с гостем из Израиля.
Александр Титель. Фото – © Вадим Шульц
– Александр Борисович! Вы были уже в Израиле, в 2010 году, с «Обручением в монастыре» Прокофьева. Я тогда получил огромное удовольствие.
– Спасибо. Один из моих любимых спектаклей, а Прокофьев – один из моих любимейших композиторов. Хана Муниц, тогда – интендант вашего театра, была довольна, обещала пригласить еще раз театр и говорила – обязательно пригласим вас лично, чтобы вы у нас что-нибудь поставили. Первое скоро сбудется, второго жду. Интендант уже новый.
– Как вы пришли к профессии режиссера музыкального театра? Сперва вы были инженером. Возможно, первое образование было вызвано необходимостью, евреев мало куда принимали…
– Я не испытывал дискриминации по национальному признаку. Закончил Ташкентский политехнический, потом ГИТИС, а смена профессии не была вынужденной. В моей семье половина была музыкантами, половина – врачами. Родители – одесситы. Папа – хороший скрипач, учившийся у Столярского, а потом бывший его ассистентом. Он привез семью в эвакуацию в Ташкент, и через полгода сам ушел на фронт и был там до конца войны. Нашими соседями в Ташкенте была семья Бронфманов – дядя Нюма, его жена, дочь Лиза…
– …скрипачка оркестра Израильской филармонии
– и маленький Фима, выросший в знаменитого пианиста. Они и многие другие очень уважали отца, который до войны участвовал в конкурсе, на котором Ойстрах занял первое место, а отец – второе. В Ташкенте гастролировали все крупные музыканты, и многие потом оказывались у нас дома. Помню Ойстраха, Когана (чья жена, Лиза Гилельс, училась у отца в Одессе), Михаила Ваймана, которому моя бабушка говорила: «Манюня! Боря сказал, что ты хорошо играл…». Боря – это мой отец. В 2013 году я поставил в Одесском театре «Пиковую даму». Я был счастлив поставить спектакль в городе моих родителей и посвятить его их памяти. И афиши с моим именем повторяли афиши с именем моего отца, висевшие до войны на здании Одесской филармонии – бывшей Биржи. В потрясающем театре я поставил спектакль. Гулял по улицам, названия которых знал с детства по рассказам бабушки и родителей. Первые звуки, которые я услышал младенцем, были каприсы Паганини. Отец преподавал, и я, естественно, должен был учиться играть на скрипке. Получил сначала восьмушку, потом четвертушку, учился в музыкальной школе и в обычной. Ребенком я был активным, с разными интересами. Кроме музыки были литература и футбол, которым я страстно увлекся и играл даже в детской команде «Пахтакора». В девятом классе мой товарищ увлек меня в физико-математическую школу, и я бросил и футбол и музыку, к неудовольствию папы. Но школу я закончил с золотой медалью. В нашем классе было 12 медалистов, некоторые из которых сейчас живут в Израиле. А поступив в Политехнический институт, я вдруг столкнулся с самодеятельностью. Был Ташкентский КВН. Мы не на шутку играли с Баку, с Ригой, с Одессой, с Юликом Гусманом, Володей Радзиевским, Валерием Хаитом… Я ставил сцены в СТЭМ, был конферансье институтского оркестра… Институт закончил – при родителях иного быть не могло, но уже почувствовал, что перепутал хобби с призванием. В театре я торчал с детства – в нашем доме жили оркестранты, певцы… Я видел, как ставятся спектакли, обожал оперы, но у меня все время было некое противоречие, между тем, что вижу и тем, что слышу.
– То есть, для вас не стоял вопрос – просто театр. Изначально был выбран театр музыкальный?
– Я был увлечен вообще театром, но сестра как-то принесла книжку Чудновского «Режиссер ставит оперу» про Покровского. Я ее прочел и подумал – я же все это видел и знаю! Это же отдельная профессия! И поехал поступать в ГИТИС.
– У кого вы учились в ГИТИСе?
– У Льва Михайлова.
– Я с детства помню это имя на афишах. Он – первый постановщик «Катерины Измайловой» Шостаковича после «реабилитации». А вы ставили эту оперу?
– Да, когда работал в Свердловске. Ставил именно «Катерину Измайлову», то есть вторую редакцию оперы. Многие считают, что это – некий компромисс между Шостаковичем и Советской властью.
– Весьма вероятно. В 1958 году Дмитрий Дмитриевич предпринял попытку восстановления оперы и сыграл ее комиссии Союза Композиторов – Кабалевскому. Чулаки, Хубову… Сегодня это невозможно представить – эти люди решали судьбу оперы Шостаковича. Так они и тогда не рекомендовали ее к постановке!
– Но Шостакович дописал симфонические фрагменты, убрал некоторые эпизоды, приблизил ее к русской оперной традиции. И опера в этой версии тоже гениальна! Нашу постановку в Свердловске высоко оценила Ирина Антоновна, вдова Шостаковича.
– А вы пересекались с Покровским?
– Конечно, но учился у Михайлова, Покровский преподавал параллельно, мы ходили на его спектакли в Камерный театр, это тоже были уроки мастерства. Он знал меня еще студентом. Я хотел остаться в аспирантуре, Михайлов даже поручил мне набирать новый курс, но потом сказал – дед против. Дед – это Покровский. Он сказал, что ни из кого, оставшегося в Москве, ничего не получилось. Надо ехать в другой город и самостоятельно работать. Был прав. Лева мне сказал – тебе надо поработать самостоятельно 3-4 года, потом я тебя заберу в Москву. А через две недели он скончался, в 52 года. Михайлов мне помог открыть самого себя и помог открыть мне свой собственный театр. Он был на моем дипломе – в оперной студии Гнесинского института я ставил «Не только любовь» Щедрина. Сам Щедрин был в восторге, он был на премьере вместе с Майей Плисецкой. После этого я уехал в Свердловск, где проработал 11 лет.
– Свердловский театр был уже с серьезными традициями! И вообще город в свое время сильно обогатился интеллигенцией, не вернувшейся домой из эвакуации.
– Уже из Свердловска меня позвали поставить в Большом «Ночь перед рождеством», и мне позвонил Покровский, порекомендовав посмотреть юную певицу, ученицу его жены Масленниковой. Мы ее посмотрели и взяли в спектакль. Это – Маша Гаврилова, сегодня – известная певица. Тогда же меня артисты театра Станиславского и Немировича-Данченко уговорили прийти к ним главным режиссером, поскольку я – ученик Михайлова. И уже придя в театр, я уговорил Бориса Александровича Покровского поставить у нас хотя бы один спектакль, ибо наш театр – особенный, он задумывался, как музыкально-режиссерский театр. Покровский поставил «Таис» Массне.
Царевна-Лебедь – Евгения Афанасьева, Шмель – Ярослав Рыбнов (с) Вадим Лапин
– Ваш театр всегда занимал особое место в Москве. Здесь шли оперы и оперетты. Здесь шел балет «Снегурочка» по Чайковскому, здесь был балетмейстер по фамилии Бурмейстер, который не ставил в Большом…
– Но ставил в Париже! И до сих пор у нас «Лебединое озеро» идет в его постановке. А после него был главным балетмейстером Брянцев. В декабре этого года нам исполнится 100 лет, и это юбилей не только театра, но юбилей целого направления – музыкально-режиссерского театра с постоянной репертуарной политикой.
– Вы читаете оперную партитуру?
– Не так, как дирижер, но читаю.
– А драматический режиссер, берущийся за оперу, о нотах понятия не имеет.
– Как правило, хотя бывают исключения. У Фоменко было музыкальное образование.
– А оперы он ставил?
– Нет. Я звал, он соглашался, откладывал, и так и не случилось. Кончаловский с неполным консерваторским образованием.
– Его опер я не видел. Но в Израильской опере бывают постановки, где артисты во время исполнения арий думают, как не упасть с высоты. А режиссеру это не интересно. Ведь, при всем уважении к профессии режиссера, автор оперы – композитор. И режиссер обязан воплотить музыкальную драматургию.
– Конечно. Но он должен воплотить ее в предлагаемых обстоятельствах. А времена меняются. Сегодня нет проблемы одинокой женщине иметь ребенка. А одна из проблем «Фауста» или «Енуфы», которую мы сейчас ставим – остракизм, которому подвержена такая женщина. Сегодняшняя молодежь этой проблемы не понимает. Молодежь не знает истории – что такое античность, древняя Иудея?
– И проще всего одеть всех в современные одежды и повесить портреты Гитлера и Сталина, как в постановке «Бориса Годунова» в нашем театре.
– Общая проблема. Очень модно поверхностное осовременивание. Я приглашаю в театр драматических режиссеров, но тех, которые, как мне кажется и, судя по их работам, чувствуют музыку и у которых есть пиетет перед оперным театром. Боровский говорил про Любимова, что тот в музыке ничего не понимал, но животом чувствовал, что надо делать.
– Уверен, что вам приходилось ставить оперы, в которых содержание, скажем так, хромает.
– «Трубадура» я не ставил, но ставил немало опер, написанных гениальными композиторами по сюжетам сомнительного литературного содержания. Ставил «Набукко», причем в Турции, но, вопреки сложившимся модным трендам делать это про Холокост или про сегодняшние проблемы между Израилем и ООП, посчитал, что библейская история сама по себе настолько богата и интересна, что надо пытаться реализовать именно ее. Получилось успешно.
– Иногда кажется – может, просто исполнить музыку в концертном виде? А деньги на постановку раздать музыкантам…
– Есть много таких опер, особенно итальянских. Я ставил «Эрнани» Верди. Либретто по Виктору Гюго – признанному классику. Там такой неистовый романтизм, что сегодня кажется смешным. Но там такая музыка, что надо поверить и любоваться… Опера – условное искусство, но в этом и кайф, что мы не можем все выразить безусловным. А наскальный рисунок – это не условное искусство? А фрески Джотто в Падуе? А драматические спектакли? Все искусство – условно. Что касается литературного материала, то по-настоящему только в 20 веке композиторы стали требовательными к нему.
– За исключением Мусоргского…
– Конечно. Он сам отредактировал для своей оперы текст Пушкина, и нигде нет швов! Мусоргский обладал выдающимся литературным вкусом, чего не скажешь о Чайковском, позволявшем вставлять сомнительные тексты в «Пиковую даму» и «Онегина», доводившие Тургенева до хохота. Достойные либреттисты были всегда у Римского-Корсакова. А в 20 веке это стало нормой – у Прокофьева, Шостаковича, Стравинского, Бриттена настоящая драматургия.
– Пост главного режиссера театра обязывает ставить музыку разных эпох, но к какой из них тяготеете вы лично?
– Уникальным явлением считаю творчество Мусоргского, особенно «Бориса Годунова». Такого в опере больше нет: чтобы было про страну, про народ, про историю, про ментальность. И без пафоса, написано кровью и кишками.
– И чтобы это, благодаря музыке, воспринималось людьми, понятия не имеющими ни о русской истории, ни о русском языке.
– В «Борисе» музыка лишена украшательства, заигрывания с публикой, желания приблизиться к народу. А рядом Некрасов, Достоевский, «Могучая кучка», с их желаниями нести культуру в народ. Еще одна особенная опера – «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси. Есть другие символистские оперы, но такого точного попадания, такой магии в них нет. Несомненно, особняком стоит «Кармен». На премьере эта абсолютно новая опера всех буквально обожгла кипятком. Бедный Бизе слонялся по Парижу, простудился и умер. А сегодня эпизоды из «Кармен» кажутся условностями – почему надо петь на табачной фабрике? Одна из совершенных опер, с первой до последней ноты, «Свадьба Фигаро». Вообще, триптих Моцарта, сделанный с Да Понте – «Свадьба Фигаро», «Дон Жуан» и «Cosi van tutte» – универсум. Конечно, «Онегин» и «Пиковая дама» – очень русские оперы, о трагичности жизни. Об этом почти не говорят итальянские и французские оперы, но говорит Вагнер, преподнося это, как первородный грех.
– Вы ставили Вагнера?
– К сожалению, нет. Может быть, соберусь и поставлю «Тристана и Изольду». В нашем театре идет «Тангейзер», в постановке латвийского режиссера Андрея Жакобса. А я у них в театре ставил «Любовь к трем апельсинам». Мы хотели и к вам ее привезти.
Маленький Гвидон – Егор Герчаков (с) Вадим Лапин
– Она у нас шла неоднократно. А «Сказка о царе Салтане» – ни разу. Расскажите, пожалуйста, о постановке.
– Она рассчитана на то, чтобы в зале сидели родители с детьми. И у Пушкина, и у Римского-Корсакова есть то, что адресовано детям, и то, что родителям. Спектакль, который мы сделали с дирижером Евгением Бражником и с художником Юрием Устиновым – многослойная сказка. Там есть русский Диснейленд, европейский мир, мир взрослых и детей. В зале что-то дети спрашивают у родителей, но что-то дети родителям объясняют.
– В Израиле некоторые узнают в рождении Гвидона рождение Моисея. Мы, в свое время, об этом понятия не имели, но Пушкин знал Библию отлично. Кстати, о Моисее. У вас не было желания поставить «Моисея в Египте» Россини?
– У меня огромное желание это сделать. Запись лежит вот здесь, рядом с проигрывателем. Грандиозная вещь! Готов поставить ее и у нас и у вас в Израиле.
– В Израиле, увы, боятся ставить непопулярные оперы.
– Тем не менее, «Обручение в монастыре» Прокофьева, которое мы привозили – не самая популярная опера. Но она выдержала 9 представлений. Да и «Салтан» не очень популярен за пределами России. А тут – Моисей, в Израиле!
– Будем надеяться… Давайте о современной музыке поговорим. Я только что с удовольствием в вашем офисе встретил композитора Вустина.
– Мы будем ставить его оперу «Влюбленный дьявол», по повести Жака Казота, литератора 18 века, прославившегося тем, что предсказал друзьям обстоятельства их будущих смертей.
– А ставите ли вы много современных опер?
– В Свердловске я ставил Шостаковича, Прокофьева, мировые премьеры оперы «Пророк» Кобекина и «Антигоны» Лобанова. Здесь я ставил на Малой сцене также оперу Кобекина «Гамлет» по пьесе екатеринбургского драматурга и поэта Аркадия Застырца. Это – вольный перевод «Гамлета», близкий к подлинному Шекспиру, не украшенному замечательными переводчиками. Я ставил оперы Тактакишвили, Бриттена, Баневича. Сейчас стараюсь насытить репертуар эксклюзивными постановками. Я уже говорил о постановке «Медеи» – этот спектакль пользуется огромным успехом. Я включил в репертуар диптих – «Царь Эдип» Стравинского и «Замок герцога Синяя Борода» Бартока, следующий сезон мы открываем посвящением Прокофьеву – композитору, который приходил в этот театр. Будут оперы «Война и мир», «Обручение в монастыре» и «Любовь к трем апельсинам» и балеты «Каменный цветок» и «Золушка». Сейчас я репетирую «Енуфу» Яначека – выдающееся сочинение, часто звучащее в Европе и крайне редко здесь. Есть еще много планов, но широкая публика не любит экспериментов. Поэтому надо ставить и любимые всеми «Риголетто» и «Трубадур».
– Я с радостью увидел на афишах имя дирижера Александра Лазарева, который когда-то был главным в Большом театре, а также был большим энтузиастом современной музыки.
– Он – вообще большой мастер. Когда-то мы в Большом театре делали «Ночь перед рождеством» с ним и с замечательным художником Левенталем. Потом там же в Большом мы с Лазаревым делали «Чародейку» Чайковского, после чего я пригласил его сюда поставить «Хованщину». После этого мы с ним сделали «Любовь к трем апельсинам», «Пиковую даму» и «Обручение в монастыре», он дирижирует четырьмя спектаклями.
– На вашей афише и симфонический концерт! Вы развиваете ту же традицию, что и Ла Скала, Мариинский, Венская опера…
– Это – общая традиция. У нас еще есть малый концертный зал имени Моцарта – он так был назван еще в 20-е годы, и там мы делаем камерные концерты, своими силами и с гастролерами. Но театр сохраняет свое лицо. Предельное внимание режиссуре и актерской составляющей, но всегда без ущерба музыке. Иногда мы проявляем интерес к классической оперетте, что непросто – в оперетте надо говорить, а оперные артисты это, как правило, не умеют.
– Судя по сказанному, Театру имени Станиславского и Немировича-Данченко много есть чего привезти в Израиль. А что вы лично скажете израильской публике в преддверие второго приезда на родину предков?
– Я буду счастлив еще раз вернуться в эту потрясающую страну. Посетить Иерусалим, в котором, как мне кажется, в каждом камне и в каждой улочке есть уникальное пересечение мировых цивилизаций. Прикоснуться к Стене Плача… В Израиле замечательный оперный театр, где у меня много друзей, в первую очередь Лена Гершуни, с которой мы много лет работали в Екатеринбурге. Я рад привести в Израиль свой театр и постановку, которая, надеюсь, понравится публике. Ваш директор был от нее в восторге. Надеюсь, после этих гастролей следующих не придется ждать еще 8 лет.
Николай Римский-Корсаков. « ». Либретто Владимира Бельского по сказке в стихах Пушкина. Тель-Авив, Оперный театр имени Шломо Лахата, с 4 по 13 мая 2018 года
Исполнение на русском языке. Титры (бегущая строка) на иврите и английском.
Продолжительность – 2 часа 40 минут, включая антракт.
Заказ билетов: 03-6927777 или в кассе «Браво»: https://bit.ly/2FTjAfm
Информация также на сайте Израильской Оперы - .
Оперный театр имени Шломо Лахата – Тель-Авив, бульвар Шауль ха-Мелех 19.
Титель Александр Борисович Тите́ль Александр Борисович
(р. 1950), оперный режиссёр, народный артист Российской Федерации (1999). С 1981 главный режиссер Свердловского театра оперы и балета, с 1991 - Московского музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Государственная премия СССР (1987).
ТИТЕЛЬ Александр БорисовичТИТЕ́ЛЬ Александр Борисович (Борухович) (р. 1949), российский оперный режиссер. Народный артист России.
В 1980 окончил ГИТИС (ныне Российская Академия театрального искусства). Выпускник мастерской Л. Д. Михайлова.
С 1980 - режиссер, а в 1985-1991 гг. - главный режиссер Свердловского (ныне Екатеринбургского) театра оперы и балета.
Дебютировал постановкой оперы Дж. Россини «Севильский цирюльник». Вскоре становится одним из ведущих отечественных оперных режиссеров. Среди постановок этого периода - «Катерина Измайлова» Д. Шостаковича (1984), «Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха (1986) и др.
С 1991 - художественный руководитель и главный режиссер оперы Московского академического музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.
Осуществил около 30 постановок в России (в том числе в 1990 г. в Большом театре - «Ночь перед Рождеством» Н. Римского-Корсакова) и за рубежом. Спектакли в постановке Александра Тителя показывались на фестивалях в Эдинбурге (1991), Касселе (1989), на Мировой театральной олимпиаде в Москве (2001).
Лауреат Государственной премии СССР (1987). Дважды лауреат Национальной театральной премии «Золотая маска» (1996, 1997), лауреат оперной премии «Сasta Diva» (1996). Профессор Российской Академии театрального искусства (РАТИ).
Среди постановок: «Севильский цирюльник» Дж. Россини, «Борис Годунов» М. Мусоргского, «Паяцы» Р. Леонкавалло, «Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха, «Пророк» В. Кобекина, «Обручение в монастыре» С. Прокофьева, «Катерина Измайлова» Д. Шостаковича, «Сказка о царе Салтане» Н. Римского-Корсакова, «Антигона» В. Лобанова, «Руслан и Людмила» М. Глинки, «Эрнани» и «Травиата» Дж. Верди, «Свадьба Фигаро» В. Моцарта, «Кармен» Ж. Бизе, «Летучая мышь» И. Штрауса и др. Постановка Александра Тителя «Богемы» Дж. Пуччини на сцене Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко (1996) признана лучшей оперной работой года в России.
Энциклопедический словарь . 2009 .
Смотреть что такое "Титель Александр Борисович" в других словарях:
- (р. 1950), оперный режиссёр, заслуженный деятель искусств РСФСР (1991). С 1981 главный режиссер Свердловского театра оперы и балета, с 1991 Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича Данченко.… … Большой Энциклопедический словарь
Главный режиссер и художественный руководитель оперы Московского академического музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича Данченко; родился в 1949 г. в г. Ташкенте; окончил Ташкентский политехнический институт, ГИТИС по… … Большая биографическая энциклопедия
В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Титель. Александр Титель Имя при рождении: Александр Борисович Титель Дата рождения: 30 ноября 1949(1949 11 30) (63 года) … Википедия
Александр Титель - Театральный режиссер, художественный руководитель оперы Московского академического музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича Данченко Александр Борисович Титель родился 30 ноября 1949 года в Ташкенте (Узбекистан). Его отец… … Энциклопедия ньюсмейкеров
Титель А. Б. - ТИТÉЛЬ Александр Борисович (р. 1950), оперный режиссёр, засл. деятель иск в РСФСР (1991). С 1981 гл. реж. Свердловского т ра оперы и балета, с 1991 Моск. муз. т ра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича Данченко. Гос. пр. СССР (1987) … Биографический словарь
Им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича Данченко, открыт в 1941. Создан на основе Оперного театра им. Станиславского (1928) и Музыкального театра им. Немировича Данченко (1926). С 1964 академический. В разные годы в театре работали:… … Энциклопедический словарь
- (р. 1938), художник театра, народный художник СССР (1989), действительный член РАХ (1997). Оформил много спектаклей музыкальных и драматических театров в России и за рубежом. Главный художник Большого театра в 1988 95. Государственная премия… … Энциклопедический словарь
- (р. 24 сентября 1941, село Рейнсфельд, Куйбышевская область), российский актер театра и кино, заслуженный артист РСФСР (1988), Государственная премия (2001, за театральную работу). В 1964 окончил актерский, в 1973 режиссерский факультеты ВГИКа. С … Энциклопедический словарь
Ниже приведён список народных артистов Российской Федерации по годам присвоения звания … Википедия
Список лауреатов Сталинской премии см. в статье Сталинская премия. Лауреаты Государственной премии СССР Список полный. Содержание 1 1967 2 1968 3 1969 4 1970 … Википедия
1987 г. — Государственная премия СССР.
1999 г. - звание «Народный артист России».
1997 г. - национальная театральная премия «Золотая маска» - за спектакль «Богема» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко.
2007 г. - национальная театральная премия «Золотая маска» - за спектакль «Так поступают все женщины» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко.
2010 г. - национальная театральная премия «Золотая маска» - за спектакль «Гамлет (датский) (российская) комедия» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко.
2016 г. - национальная театральная премия «Золотая маска» - за спектакль «Медея». Лауреат премии Москвы в области литературы и искусства.
Биография
Родился в 1949 г. в Ташкенте. В 1980 г. окончил ГИТИС им. А. В. Луначарского (ныне — Российский университет театрального искусства, педагог - Л. Д. Михайлов).В 1980-91 гг. - главный режиссер Свердловского (ныне Екатеринбургского) театра оперы и балета.
С 1991 г. - художественный руководитель и главный режиссер Московского академического музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.
В этом театре осуществил постановки опер:
«Руслан и Людмила» М. Глинки
«Сказка о царе Салтане» Н. Римского-Корсакова
«Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова
«Майская ночь» Н. Римского-Корсакова
«Эрнани» Дж. Верди
«Травиата» Дж. Верди
«Богема» Дж. Пуччини
«Кармен» Ж. Бизе
«Обручение в монастыре» С. Прокофьева
«Летучая мышь» И. Штрауса
«Так поступают все женщины» В.А. Моцарта
«Евгений Онегин» П.Чайковского
«Гамлет» В. Кобекина
«Севильский цирюльник» Дж. Россини
«Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха
«Волшебная флейта» В.А. Моцарта
«Война и мир» C. Прокофьева
«Дон Жуан» В.А. Моцарта
«Хованщина» М. Мусоргского
«Медея» Л. Керубини
«Пиковая дама» П. Чайковского
«Любовь к трем апельсинам» С. Прокофьева
Среди опер, поставленных в других театрах: «Борис Годунов» М. Мусоргского, «Ночь перед Рождеством» Н. Римского-Корсакова, «Катерина Измайлова» Д. Шостаковича, «Пророк» В. Кобекина, «Антигона» В. Лобанова, «Севильский цирюльник» Дж. Россини, «Травиата» и «Набукко» Дж. Верди, «Сельская честь» П. Масканьи, «Паяцы» Р. Леонкавалло, «Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха, «Кармен» Ж. Бизе. Всего осуществил более пятидесяти постановок в России и за рубежом.
В 1991 г. осуществил постановку оперы Н. Римского-Корсакова «Ночь перед Рождеством» в Большом театре (дирижер-постановщик Александр Лазарев, художник Валерий Левенталь). В 2001 г. поставил первую редакцию оперы С. Прокофьева «Игрок» (дирижер-постановщик Геннадий Рождественский, художник Давид Боровский). В 2017 г. осуществил постановку оперы «Снегурочка» Н. Римского-Корсакова (дирижер-постановщик Туган Сохиев, художник-постановщик Владимир Арефьев).
Преподает на факультете музыкального театра Российского университета театрального искусства (ГИТИС), профессор.
Спектакли в постановке Александра Тителя показывались на фестивалях в Эдинбурге, Касселе, Риге.
Распечатать
СССР →Россия Россия   |
Александр Борухович (Борисович) Титель (род. 30 ноября , Ташкент , СССР) - советский и российский оперный режиссёр, педагог, профессор. Художественный руководитель и главный режиссёр оперной труппы Московского академического музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко .
Лауреат Национальной Премии «Золотая Маска» как режиссёр-постановщик: «Богема» Дж. Пуччини (1997), «Так поступают все» В. А. Моцарта (2007), «Гамлет (датский) (российская) комедия» Владимира Кобекина (2012), «Медея» Л. Керубини (2016), за лучший спектакль: «Эрнани» Дж. Верди (1995), «Сказкки Гоффмана» Оффенбаха (2012), «Хованщина» М. П. Мусоргского (2016)
Спектакли
Московский академический музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко:
Оперы, поставленные Тителем в других театрах:
- «Борис Годунов » М. П. Мусоргского
- «Ночь перед Рождеством » Н. А. Римского-Корсакова (ГАБТ)
- «Игрок » С. С. Прокофьева (ГАБТ , 2001)
- «Чародейка » П. И. Чайковского (ГАБТ)
- «Катерина Измайлова » Д. Д. Шостаковича
- «Пророк» В. Кобекина
- «Антигона» В. Лобанова
- «Севильский цирюльник » Дж. Россини
- «Травиата » Дж. Верди
- «Набукко » Дж. Верди (Эфес, Турция)
- «Сельская честь » П. Масканьи (Эфес, Турция)
- «Паяцы » Р. Леонкавалло (Эфес, Турция)
- «Свадьба Фигаро» В. А. Моцарта (Эфес, Турция)
- «Богема» Дж. Пуччини (Эфес, Турция)
- «Сказки Гофмана » Ж. Оффенбаха
- «Любовь к трём апельсинам » С. С. Прокофьева
Всего осуществил более 35 оперных постановок в России и за рубежом.
Награды и звания
Напишите отзыв о статье "Титель, Александр Борухович"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Титель, Александр Борухович
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu"il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n"avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.