Анализ рассказа верую. «Верую!» Шукшин — Анализ — Сочинение по произведению В. М. Шукшина «Верую! Сочинения по темам

Анализ рассказа «Верую!»

Да это, кажется, знакомый человек.

Н. Гоголь

Василий Макарович Шукшин — писатель, пришедший в литературу со своей темой, даже философией. Его рассказы, небольшие по объему, заставляют задуматься о себе, своем месте в жизни, почувствовать всю полноту бытия.

В русской литературе неоднократно изображались герои, раздираемые внутренними противоречиями, как правило, это были представители высшего класса, интеллигенты. Шукшин же приводит совершенно иного героя — деревенского мужика, объясняя и доказывая, что человек думает и переживает одно и то же, живет ли он в городе или в деревне, пашет землю или решает научные проблемы. Есть разность в образовании, в культурном уровне, но вот общечеловеческие вопросы, желание докопаться до истины присуще любознательным и пытливым вне зависимости от “места жительства”.

В этом отношении интересен рассказ “Верую!”. Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что “больная душа” — это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску.

— О!.. Господи... пузырь: туда же, куда и люди,— тоска,— издевалась жена Максима, Люда,— с чего тоска-то? Максим хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка... Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: “Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него — что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому — не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный — не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие — живые, трепетные нити — распутать. Однако —Максим сразу это почувствовал— с попом интересно...”

И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было “раскаленные сковородки облизывать”. Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко.

Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова:

— Ве-ру-ю-у! ...В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о!

Если трудно, иди вперед, старайся обогнать идущих впереди, не получится — слаб в коленках, но старайся, не скули, не хнычь. Ты человек, а значит, тебе многое дано. Кругом многообразная и интересная жизнь, приложи свои таланты и силу, преобразуй эту землю. Она ответит тебе дарами и благами, главное, веруй!

Небольшой по объему и нехитрый по сюжету рассказ получает высокое философское звучание. Жизнеутверждающий и оптимистичный, он зовет к великим целям. Но не так все просто, надо нести веру в сердце, надо иметь душу, способную болеть, плакать, переживать.

А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть торы:

— Эх, верую! Верую!

Череда шукшинских рассказов имеют глагольные названия (4 рассказа в одном сборнике). Экспрессия, диалогичная стихия проявляется на уровне названия. Высшая степень эмоциональности. Ситуация философская, бытийная. Главного героя снедает тоска, он не может объяснить почему. В повседневной жизни у него все ладно (дом, работа, семья). Максиму 40 с небольшим лет. Он – крепкий, жилистый мужчина, волчий взгляд. Он – потертый жизнью человек с жестким, сильным характером. С ним «что-то» случается, звучит неопределенная модальность, герой чувствует, что что-то ему не хватает. Никакие традиционные средства не помогают. Герой пытается понять, разобраться, чего ему не хватает в жизни. Ситуация в рассказе связана со встречей героя с человеком, который, как считает Максим, может помочь ему разобраться.

К соседу приезжает поп, священник. У попа приключилась легочная болезнь, он приехал лечить барсучьим салом, а сосед Максима – как раз охотник. Максим узнает о попе, сразу же идет пообщаться. Это профессиональная сфера деятельности попа. Встреча Максима и попа – центральная, определяет сюжет рассказа. Неканоничный образ священника создает Шукшин: с одной стороны, поп немолодой, пожилой, грузный мужчина. Видно, Максим оценивает героя и видит своим волчьим взглядом, что поп за жизнь крепко держится, борется со своей болезнью, надеется победить. Витальное, жизненное начало присутствует в герое. Дальше завязывается разговор между Максимом и попом. В чем смысл жизни – вопрос, который их волнует. Священник – обычный, сельский. Главное открытие, которое совершает Максим: оказывается, что священник тоже истиной не владеет, откровенно об этом заявляет. Каждый из них не владеет большой мудростью, но они понимают, что перед ними стоят вопросы смысла жизни, которые окончательного ответа не имеют.

Поп излагает свой символ веры: Бог есть и имя ему жизнь. В итоге психологическая кульминация – пляска, танец, который имеет карнавальные черты, понимание, что окончательных ответов (что такое истина, жизнь, смысл жизни, смерть, Бог) на эти вопросы не найти. Поп и Максим устраивают карнавальный танец, в котором начинают произносить неканонический символ веры: соединяют в нем реальный эмпирический жизненный опыт. Это момент выплеска энергии, энергии неудовлетворенности, каждый из них неудовлетворен повседневным существованием, герои занимаются поисками ответов на вопросы жизненные. Душевная неуспокоенность переплавляется в танец, символ веры, где все смешивается (и жизнь, и духовный мир, и революция). У попа пограничное состояние – между жизнью и смертью.

БИЛЕТ № 29

1.«Пушкинский дом» а. Битова (или романы Саши Соколова) , характеристика идейно-эстетического своеобразия.

Саша Соколов «Школа для дураков»

«Это книга об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности..., который не может примириться с окружающей действительностью», – так пишет о романе «Школа для дураков» сам автор.

Есть посвящение: слабоумному мальчику Вите Пряскину, моему приятелю и соседу . Саша Соколов: «Отдельные критики подозревают, что мальчик Витя Пляскин, которому я посвятил книгу, лицо вымышленное: очень уж это имя отзывается Виттовой пляской. Однако он реально существовал, действительно был слабоумным, жил в нашем многоквартирном доме на Велозаводской и стал первым другом моего детства. Точнее, второй, московской его половины. Дружба дружбой, а просвещение врозь: я ходил в обычную семилетку, а Виктора водили в заведение, именуемое в уличном обиходе не иначе как «школа для дураков». Судя по вдохновенным воплям, визгу и хохоту, что доносились из ее открытых в теплые дни окон, учиться там было куда увлекательней, чем в моей».

Один из эпиграфов – глаголы-иселючения. Как в русском языке существуют глаголы-исключения, так и в обществе, подобно языку, имеющему свои правила и законы, всегда были и будут люди, которым невозможно жить по правилам. Это изгои, “белые вороны”, сумасшедшие, гении. Герой обладает, по словам учительницы литературы по прозвищу Водокачка, избирательной памятью: он запоминает только то, что поражает его воображение, и поэтому живёт так, как хочет сам, а не так, как хотят от него другие.

ВРЕМЯ! Всматривание позволяет герою не только познавать мир, но и преодолевать время, расширяя его рамки за счёт возникающих при этом ассоциаций, в результате чего взаимно сосуществуют несколько временных плоскостей, наложенных в сознании героя одна на другую.

Главный герой романа Ученик Такой-то – подросток, который учится в так называемой спецшколе и страдает раздвоением сознания (Другой), и именно эта черта делает его уникальным, его видение мира не укладывается в привычные реалистические рамки. М. Липовецкий пишет: «…поскольку сознание повествователя поражено безумием, то и получается, что одному, внешнему хаосу противостоит другой, внутренний, хаос – и это уже примета постмодернизма». М. Липовецкий считает, что образ главного героя связан с традицией юродства и отмечает, что шизофренический синдром становится мотивировкой полифонизма. Речь героя имеет сложную структуру: повествование ведется прерывисто, нелогично, в основной рассказ часто вклиниваются посторонние сюжеты, образующие новую историю. Герой страдает раздвоением личности, причем одна его половина пытается раскрыть ему правду на жестокие факты действительности, другая половина инфантильно закрывает на это глаза и заменяет реальные события вымышленными: «Не притворяйся, будто ты не знаешь, кто я такой; если ты называешь меня сумасшедшим, то ты сам точно такой же сумасшедший, потому что я – это ты сам». Предметы в окружающем героя мире часто не обретают названий, так же как и он сам, по сути, не имеет определённого имени, однако называние предмета - это ничто по сравнению с фактом существования вообще: “А как называлась станция? Я никак не могу рассмотреть издали. Станция называлась”.

Вероятно, из-за своеобразия восприятия мира главным героем, практически все персонажи начинают существовать в нескольких ипостасях: Виолетта Аркадьевна/Вета Акатова/ветка акации/станционная проститутка/«простая девочка», профессор Акатов/Леонардо да Винчи; учитель географии Павел/Савл Норвегов/бессмертный пророк; почтальон Михеев/Медведев/ Насылающий Ветер.

Школа как образовательное учреждение теряет свое назначение: в ней учат тех, кого заведомо нельзя научить, учеников не воспитывают, а скорее «муштруют».

В «Школе для дураков» мы можем наблюдать использование приема «поток сознания», провозглашенного модернистами. У главного героя С. Соколова поток речи становится неуправляемым, абзацы и границы между предложениями утрачиваются, знаки препинания опускаются. Повествование обретает форму «потока сознания», перечисления, каталогизирования. "Школа для дураков" - это метафора мироустройства, с которым не согласны ни герой, ни его автор. Если герой, как пишет А.Генис, "пытается сбежать на природу, на дачу, в "страну вечных каникул", вырваться не только из школы, но и из самой истории, которая тащит его не туда, куда ему надо, а туда, куда надо всем", то автор, также тоскующий по свободе, создает текст, сама форма которого свободна: поток сознания. Слайд : «… но ветка спит, сомкнув лепестки цветов, и поезда, спотыкаясь на стыках, ни за что не разбудят ее и не стряхнут ни капли росы -- спи спи пропахшая креозотом ветка утром проснись и цвети потом отцветай сыпь лепестками в глаза семафорам и пританцовывая в такт своему деревянному сердцу смейся на станциях продавайся проезжим и отъезжающим плачь и кричи обнажаясь в зеркальных купе как твое имя меня называют Веткой я Ветка акации я Ветка железной дороги я Вета беременная от ласковой птицы по имени Найтингейл я беременна будущим летом и крушением товарняка вот берите меня берите я все равно отцветаю это совсем недорого я на станции стою не больше рубля я продаюсь по билетам а хотите езжайте так бесплатно ревизора не будет он болен погодите я сама расстегну видите я вся белоснежна ну осыпьте меня совсем осыпьте же поцелуями никто не заметит лепестки на белом не видны а мне уж все надоело иногда я кажусь себе просто старухой которая всю жизнь идет по раскаленному паровозному шлаку по насыпи она вся старая страшная я не хочу быть старухой милый нет не хочу я знаю я скоро умру на рельсах я я мне больно мне будет больно отпустите когда умру отпустите эти колеса в мазуте ваши ладони в чем ваши ладони разве это перчатки я сказала неправду…» (и т.д. в целов на 2 страницы)

К приметам постмодернизма мы можем отнести приём цитирования, экспериментального отношения к цитатам и аллюзиям, утверждение новой эстетики языка, отсутствие морализаторский и дидактических тем. Например, цитаты из песен: «Штыками и картечью проложим путь себе» – цитата из песни на слова популярного в советские годы автора, А. Безыменского; «Через годы через расстоянья» – цитата из песни «Песня остается с человеком», "В неапольском порту с пробоиной в борту Джанетта поправляла такелаж, но прежде чем уйти в далекие пути, на берег был отправлен экипаж".

Гуманистические принципы замещаются на игровые. М. Берг указывает на о сходство прозы С. Соколова с игровой поэтикой лианозовской школы, где делается акцент на отказе от прямого лирического монолога, который подменяется диалогической игрой чужими голосами и языковыми масками, а результат выражается стилистической разбалансированностью текста, то есть, присутствием в нем элементов, присущих различным эпохам, сознаниям и стилям языка, что мы и наблюдаем в «Школе для дураков».

Один из наиболее распространенных постмодернистских приемов, которым пользуется С. Соколов в «Школе для дураков» - это внесение в текст черновиков и вставных рассказов. Есть целая глава, которая называется «Теперь, рассказы написанные на веранде». Или, например, сказка и Скирлах, рассказ-напутствие учителя географии Павла Петровича Норвегова о плотнике (глава 5 «Завещание»). По мнению Липовецкого эта притча является ключевым эпизодом романа. Ее важность заключается, в первую очередь, в том, что в ней связываются категории, «ранее принадлежавшие к полярным мирообразам «Школы для дураков»: творца и палача, птицу и жертву. Творец – палач – птица – жертва образуют здесь некое нерасчленимое художественное целое». Смерть в этой притче «отождествляется с преодолением шизофренической расщепленности, схождением всех версий существования в одну единственную точку и, следовательно, прекращением метаморфоз». Критик связывает с темой смерти мотив «мела», который встречается в книге. (вагоны, исписанные мелом, меловые карьеры, название станции «Мел», река Мел, дома из мела, перепачканные мелом рубли, меловые плиты на могилах; скульптуры у школы – два меловых старика и меловая девочка; меловое рабство).

И. Азеева указывает на цитатную основу названия романа: ключевое выражение «школа для дураков» писатель принял как из народной речи, так и из уст собственного героя: «Дорогой автор, я назвал бы вашу книгу ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ; знаете, есть Школа игры на фортепьяно, Школа игры на барракуде, а у вас пусть будет ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ, тем более, что книга не только про меня или про н е г о, д р у г о г о, а про всех нас, вместе взятых, учеников и учителей, не так ли?» Азеева отмечает особые отношения героев книги, которые мы можем назвать «сотворчеством».

М. Егоров отмечает фиктивную ситуацию написания текста «на глазах» у читателя, т.е. продуцирование спонтанного текста, мнимую импровизацию.

Для речи фиктивного автора «Школы для дураков» свойственно частое обращение к цитатам из русского народного творчества или стилизации такового: «тра та та тра та та вышла кошка за кота» – фрагмент из детской стихотворной сказки «Ссора» С. Михалкова, которая, в свою очередь имитирует фольклорную детскую сказку; «горят костры горючие кипят котлы кипучие» – цитата из русской народной сказки «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», «спой мне песню, как синица за водой поутру шла» – «Зимний вечер» А. С. Пушкина (Спой мне песню, как синица \ Тихо за морем жила; \ Спой мне песню, как девица \ За водой поутру шла); «коси, коса, пока роса, или: коси-коси, ножка, где твоя дорожка», «эники-беники ели вареники, или: вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Но прекраснее: жили-были три японца -- Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрони, жили-были три японки -- Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Лимпомпони; все они переженились: Як на Цыпе, Як-Цидрак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрони на Цыпе-Дрипе-Лимпомпони.» – детские считалочки; «во саду ли» – фрагмент русской народной песни, «как у наших у ворот»– детская русская народная песня, «ах вы сени» – русская народная песня; «мерзни-мерзни волчий хвост»; «Скирлучими, мама. От слова скирлы» – русская народная сказка «Медведь – липовая нога». На этой русской народной сказке стоит остановиться подробнее, так как главный герой не раз её упоминает и в книге есть целая глава, названная «Скирлы».

В тексте встречается какой-то метаморфозный, полусказочный персонаж – ведьма Тинберген, у которой, по законам сказочного жанра есть кот («кот Тинберген») она же – завуч школы, она же – соседка Шейна Соломоновна Трахтенберг).

Также автор использует в тексте не только сказочные, но и мифологические образы, например, это река Лета (река забвения, протекающая в подземном царстве), а также близкая к мифологии фигура какого-то богоподобного существа, Насылающего ветер (почтальон Михеев (Медведев).

Абстрактный автор склонен к употреблению синтаксических конструкций, отсылающих нас к Библии. Например: «он оглянулся в движении своём», «реки ваши потекут вспять», «преврати дождь в град, день в ночь, хлеб наш насущный даждь нам днесь», «косари, посрамленные чудом», «я сказал: стучите, и вам откроют», «принесите мои одежды!», «отца твоего» и др. Благодаря использованию таких конструкций создается иллюзия сближения художественного произведения с сакральным текстом, а описание жизни героя «ученика такого-то» – с житием святого. Кстати, фигура «наставника» главного героя, учителя Павла Норвегова (он же Савл), также отсылает нас к библейской фигуре апостола Павла.

Реминисценции на худ. произведения : например, на «Мастера и Маргариту»: ««Одни утверждали, будто он молод и мудр, другие – будто стар и глуп, третьи настаивали на том, что он средних лет, но неразвит и необразован, четвертые – что стар и умен».

Языковая игра:

Каламбуры, основанные на созвучии: почтенный караул, народное оборзование, констриктор (кондуктор), констрикторы (конструкторы), внутренняя калитика (политика), болекровие. Или на замене одного или добавления нового из устойчивого выражения: «белым по черному и коричневому», «два ученых, подающих одежды», «статья печатается в беспорядке дискуссии» «положение лещей», «Дети капитана Блэда», «надежды и планктон на будущее».

Окказиональные неологизмы: «дождепад и даже градобой», «некомиссии», «скирлучие».

Пейте чай, милостивый государь.

Цоп-цоп, цайда-брайда, рита-усалайда. Ясни, ясни, на небе звезды, мерзни, мерзни волчий хвост.

Вета, Вета разута и раздеты. Или: «Вета. Та».

Водокачка – прозвище учительницы словесности. «буквы, составляющие само слово, вернее половина букв (читать через одну, начиная с первой) -- это ее, преподавателя, инициалы: В. Д. К. Валентина Дмитриевна Калн -- так ее звали. Но остаются еще две буквы -- Ч и А, -- и я забыл, как расшифровать их… В понятии наших одноклассников они могли бы означать что угодно, а между тем, не признавалась никакая иная расшифровка, кроме следующей: Валентина Дмитриевна Калн - человек-аркебуза… Пусть та преподаватель совершенно не была похожа на водокачку, - скажешь ты, -- зато она необъяснимо напоминает само слово, сочетание букв, из которых оно состоит (состояло, будет состоять) -- В, О, Д, О, К, А, Ч, К, А».

Сочинение

Василий Макарович Шукшин - писатель, пришедший в литературу со своей темой, даже философией. Его рассказы, небольшие по объему, заставляют задуматься о себе, своем месте в жизни, почувствовать всю полноту бытия. В русской литературе неоднократно изображались герои, раздираемые внутренними противоречиями, как правило, это были представители высшего класса, интеллигенты. Шукшин же приводит совершенно иного героя - деревенского мужика, объясняя и доказывая, что человек думает и переживает одно и то же, живет ли он в городе или в деревне, пашет землю или решает научные проблемы. Есть разность в образовании, в культурном уровне, но вот общечеловеческие вопросы, желание докопаться до истины присуще любознательным и пытливым вне зависимости от «места жительства».

В этом отношении интересен рассказ «Верую!». Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что «больная душа» - это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску.

О!.. Господи… пузырь: туда же, куда и люди,- тоска,- издевалась жена Максима, Люда,- с чего тоска-то? Максим хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка… Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: «Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него - что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому - не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный - не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие - живые, трепетные нити - распутать. Однако -Максим сразу это почувствовал- с попом интересно…»

И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было «раскаленные сковородки облизывать». Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко. Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова:

* - Ве-ру-ю-у! …В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о!

Если трудно, иди вперед, старайся обогнать идущих впереди, не получится - слаб в коленках, но старайся, не скули, не хнычь. Ты человек, а значит, тебе многое дано. Кругом многообразная и интересная жизнь, приложи свои таланты и силу, преобразуй эту землю. Она ответит тебе дарами и благами, главное, веруй!

Небольшой по объему и нехитрый по сюжету рассказ получает высокое философское звучание. Жизнеутверждающий и оптимистичный, он зовет к великим целям. Но не так все просто, надо нести веру в сердце, надо иметь душу, способную болеть, плакать, переживать.

А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть торы:
* - Эх, верую! Верую!

В русской литературе жанр деревенской прозы заметно отличается от всех остальных жанров. В чем же причина такого отличия? Об этом можно говорить исключительно долго, но все равно не прийти к окончательному выводу. Это происходит потому, что рамки этого жанра могут и не умещаться в пределах описания сельской жизни. Под этот жанр могут подходить и произведения, описывающие взаимоотношения людей города и деревни, и даже произведения, в которых главный герой совсем не сельчанин, но по духу и идее эти произведения являются не чем иным, как деревенской прозой. ф

В зарубежной литературе очень мало произведений подобного типа. Значительно больше их в нашей стране.

Такая ситуация объясняется не только особенностями формирования государств, регионов, их национальной и экономической спецификой, но и характером, «портретом» каждого народа, населяющего данную местность. В странах Западной Европы крестьянство играло незначительную роль, а вся народная жизнь кипела в городах. В России издревле крестьянство занимало самую главную роль в истории. Не по силе власти (на- оборот - крестьяне были самыми бесправными), а по духу - крестьянство было и, наверное, по сей день остается движущей силой российской истории. Именно из темных, невежественных крестьян вышли и Стенька Разин, и Емельян Пугачев, и Иван Болотников, именно из-за крестьян, точнее из-за крепостного права, происходила та жестокая борьба, жертвами которой стали и цари, и поэты, и часть выдающейся русской интеллигенции XIX века. Благодаря этому произведения, освещающие данную тему, занимают особое место в литературе.

Особое место в этом ряду занимает Василий Макарович Шукшин. Его своеобразное творчество привлекало и будет привлекать сотни тысяч читателей не только в нашей стране, но и зарубежом. Ведь редко можно встретить такого мастера народного слова, такого искреннего почитателя родной земли, каким был этот выдающийся писатель.

Василий Макарович Шукшин родился в 1929 году, в селе Сростки Алтайского края. И через всю жизнь будущего писателя красной нитью пролегла красота и суровость тех мест. Именно благодаря своей малой родине

Шукшин научился ценить землю, труд человека на этой земле, научился понимать суровую прозу сельской жизни. Уже с самого начала творческого пути он обнаружил новые пути в изображении человека. Его герои оказались непривычными и по своему социальному положению и по жизненной зрелости, и по нравственному опыту. Став уже вполне зрелым молодым человеком, Шукшин отправляется в центр России. В 1958 году он дебютирует в кино («Два Федора»), а также и в литературе («Рассказ в телеге»). В 1963 году Шукшин выпускает свой первый сборник - «Сельские жители». А в 1964 году его фильм «Живет такой парень» удостаивается главной премии на фестивале в Венеции. К Шукшину приходит всемирная известность. Но он не останавливается на достигнутом. Следуют годы напряженной и кропотливой работы. Например, в 1965 году выходит его роман «Любавины» и в то же время на экранах страны появляется фильм «Живет такой парень». Только по одному этому примеру можно судить с какой самоотдачей и интенсивностью работал художник.

А может это торопливость, нетерпение? Или желание немедленно утвердить себя в литературе на самой прочной - «романной» - основе? Безусловно это не так. Шукшиным было написано всего два романа. И как говорил сам Василий Макарович, его интересовала одна тема: судьбы русского крестьянства. Шукшин сумел задеть за живое, пробиться в наши души и заставит нас потрясенно спросить: «Что с нами происходит»? Шукшин не щадил себя, торопился, чтобы успеть сказать правду, и этой правдой сблизить людей. Он был одержим одной мыслью, которую хотел додумать вслух. И быть понятым! Все усилия Шукшина - творца были направлены к этому. Он считал: «Искусство - так сказать, чтобы тебя поняли…» С первых шагов в искусстве Шукшин объяснял, спорил, доказывал и мучился, когда не был понят. Ему говорят, что фильм «Живет такой парень» - это комедия. Он недоумевает и пишет послесловие к фильму. Ему подкидывают на встрече с молодыми учеными каверзный вопрос, он тушуется, а потом садится за статью («Монолог на лестнице»).

В рассказах, написанных в последние годы, все чаще звучит страстный, искренний авторский голос, обращенный прямо к читателю. Шукшин заговорил о самом главном, наболевшем, обнажая свою художническую позицию. Он словно почувствовал, что его герои не все могут высказать, а сказать обязательно надо. Все больше появляется «внезапных», «навыдуманных» рассказов от самого себя Василия Макаровича Шукшина. Такое открытое движение к «неслыханной простоте», своеобразной обнаженности - в традициях русской литературы. Тут собственно уже не искусство, выход за его пределы, когда душа кричит о своей боли. Теперь рассказы - сплошное авторское слово. Интервью - обнаженное откровение. И везде вопросы, вопросы, вопросы. Самые главные о смысле жизни.

Искусство должно учить добру. Шукшин в способности чистого человеческого сердца к добру видел самое дорогое богатство. «Если мы чем-нибудь сильны и по-настоящему умны, так это в добром поступке», - говорил он. С этим жил, в это верил Василий Макарович Шукшин.

Рассказ написан в 1971 г. Исходя из рассуждений самого Шукшина , это произведение можно отнести и к «рассказам-анекдотам», и к «рассказам-характерам». Анекдотичность и заведомо «смеховые» ожидания читателей обеспечивает сама представленная в рассказе фигура неверующего попа; однако характеры обоих главных героев – как самого батюшки, так и Максима, которого поп называет «сыном своим простодушным», – в конце концов оказываются и самым важным, и самым интересным в этом рассказе.

Герои рассказа

Кроме двух главных героев, в рассказе есть два эпизодических, они создают социально-психологический фон. Это Люда – жена Максима и Илья Лапшин – родственник попа. Они представляют то подавляющее большинство землян, у которых душа не болит. У Люды она не болит, потому что она «рабочая женщина», у Ильи – потому что он охотник и хочет убить 12 барсуков, хотя для дела (лечения попа барсучьим жиром) нужно всего 3. Бессмысленное трудолюбие Люды и бессмысленная кровожадность Ильи символизируют библейскую «суету сует», полностью поглотившую помыслы мира сего – но не всего: остаются такие, как Максим Яриков и безымянный поп.

Поп – настоящий профи, асс «душеведения», Максим же – всего лишь настырный дилетант, и вот они поистине находят друг друга. В этой «находке» раскрывается главная проблема рассказа, и на ней сосредоточено всё повествование.

Проблематика

Уже первая фраза («По воскресеньям наваливалась особенная тоска») поистине дерзко (если вспомнить, что Шукшин – писатель советский) заявляет главную проблему: свято место пусто не бывает. У народа отняли воскресную церковную службу – и, натруженный за неделю, он всё чего-то ждёт, как бы по инерции: «Люди, - говорит Люда, - дождутся воскресенья-то да отдыхают культурно… В кино ходют». И только муж её Максим, один на всю деревню, смутно чует: кино и прочий «культурный отдых» – суррогат. И пить не может: когда пьёт – чувствует себя предателем «хуже Власова» и идёт сдаваться в милицию.

Сюжет и композиция

И лишь когда Максиму становится совсем тошно – заканчивается затянувшаяся экспозиция его болящей души и начинается завязка: наш герой вспоминает, что к Илье Лапшину издалека (на самолёте!) явился родственник-поп лечить больные лёгкие барсучьим салом.

Что бы ни привело попа в глухую алтайскую деревню (судя по его вольнодумству, не иначе как из самой Москвы или, как минимум, из Ленинграда), но именно здесь, вдали от церковного начальства и формальной паствы, он может по-настоящему расслабиться и явить если не миру, то двум обалдевшим мужикам, и своё истинное лицо, и свою изболевшуюся душу. Объявляя Максиму, что он «правильно догадался: у верующих душа не болит», поп объясняет: весь вопрос в том – «во что верить». Всё дальнейшее и посвящено выяснению этого вопроса попом на глазах изумлённого Максима и в присутствии спящего (пробудившегося лишь в финале) Ильи. Символ веры, который предлагает поп, - это обычные приметы советской жизни (авиация, механизация сельского хозяйства и научная революция) и антисоветские утверждения о том, что большие города вонючие, что все скоро убегут из них на природу. В конце концов, от Символа веры остаётся только слово "верую", вынесенное в заголовок.

Стилистические особенности

Этот до времени постмодернистский рассказ весь построен на таких стилевых приёмах, как реминисценция и аллюзия. Дело в том, что в 12-м номере журнала «Москва» за 1966 год и 1-м за 1967 год был впервые опубликован доселе никому не известный роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» , как это и обещал К.М. Симонову (главному ходатаю за роман) главный редактор «Москвы» Е.Е. Поповкин (1907 – 1968! ). Симонов объяснял, что Поповкин очень болен, поэтому не боится никого и ничего, что он – человек слова. Сам же редактор на предостережения об опасности печатания романа отвечал, что для него это единственный способ остаться в истории литературы. Таким вот образом и вошла в наш литературный и философский быт знаменитая дилемма: «Что бы делало добро, если бы не существовало зла, и как выглядела бы земля, если бы с неё исчезли тени?» А Поповкин остался в истории литературы – в том числе в истории 60-летнего , смертельно больного попа в рассказе Шукшина, безбоязненно заявившего, что зло появилось вместе с родом человеческим, и только после этого появилось добро: « Другими словами, есть зло – есть добро, нет зла – нет добра».

Вообще этот небольшой рассказ на удивление насыщен знаками-аллюзиями: тут и «предатель родины» генерал Власов, и «любивший мужика» поэт Есенин... Но главная аллюзия – зловещая аллюзия-травестия: неверующий в христианского Бога поп импровизирует свой шутовской, «смеховой», «карнавальный» Символ веры, и эта травестия исполняется во время бешеной языческой пляски: «И трое во главе с яростным, раскалённым попом пошли, приплясывая, кругом, кругом». Этот сумрачный финал точно соотносится с философским выводом попа: «Круг замкнулся – мы обречены».

  • «Чудик», анализ рассказа Шукшина

Василий Макарович Шукшин - писатель, пришедший в литературу со своей темой, даже философией. Его рассказы, небольшие по объему, заставляют задуматься о себе, своем месте в жизни, почувствовать всю полноту бытия. В русской литературе неоднократно изображались герои, раздираемые внутренними противоречиями, как правило, это были представители высшего класса, интеллигенты. Шукшин же приводит совершенно иного героя - деревенского мужика, объясняя и доказывая, что человек думает и переживает одно и то же, живет ли он в городе или в деревне, пашет землю или решает научные проблемы. Есть разность в образовании, в культурном уровне, но вот общечеловеческие вопросы, желание докопаться до истины присуще любознательным и пытливым вне зависимости от "места жительства". В этом отношении интересен рассказ "Верую!". Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что "больная душа" - это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску. - О!.. Господи... пузырь: туда же, куда и люди,- тоска,- издевалась жена Максима, Люда,- с чего тоска-то? Максим хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка... Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: "Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него - что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому - не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный - не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие - живые, трепетные нити - распутать. Однако -Максим сразу это почувствовал- с попом интересно..." И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было "раскаленные сковородки облизывать". Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко. Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова: - Ве-ру-ю-у! ...В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Если трудно, иди вперед, старайся обогнать идущих впереди, не получится - слаб в коленках, но старайся, не скули, не хнычь. Ты человек, а значит, тебе многое дано. Кругом многообразная и интересная жизнь, приложи свои таланты и силу, преобразуй эту землю. Она ответит тебе дарами и благами, главное, веруй! Небольшой по объему и нехитрый по сюжету рассказ получает высокое философское звучание. Жизнеутверждающий и оптимистичный, он зовет к великим целям. Но не так все просто, надо нести веру в сердце, надо иметь душу, способную болеть, плакать, переживать. А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть торы: - Эх, верую! Верую!