Бальзак родом из простых крестьян. Но благодаря карьере отца имел возможность учиться. Общественным устройством автор признавал монархию и выступал против республиканского устройства. Т к думал, что буржуазия корыстолюбива и труслива и тем более не может управлять страной. В своей писательской деятельности применяет принцип микрографии, те рассматривает серые буднечные дни под увеличительным стеклом.
Замысел ЧК возникает в 30е годы. Цель: написать историю нравов французского общества и к 1841 году большая часть романов была напечатана. Необычное название было подсказано божественной комедией Данте и передат иронический и отрицательный характер к буржуа.
ЧК имеет свою структуру. Написано было 143 романа, а задумывалось 195
1) этюды о нравах
2)философские этюды
3)аналитические этюды.
Наиболее разработана первая группа. По замыслу писателя эта группа представляет общую картину современного общества. Эта часть разделена на сцены(6штук) частная жизнь, провинциальная жизнь, парижская жизнь, военная жизнь, политическая жизнь, сельская жизнь.
Философские этюды были о вопросах науки, искусства, философских проблемах, которые связаны с человеч судьбой., вопросы религии.
Аналитические этюды причины состояния современного общества (2 романа) «Физиология брака» «мелкие невзгоды супружеской жизни»
В предисловии к циклу Б. обозначает задачу и исторический характер работы. Задача художника не только в том, чтобы увидеть определенные явления, но и осмыслить общественную жизнь как единую цепь взаимосвязанных явлений.
При этом найти обьяснение человеческим характерам в законах социальной борьбы и дать изображение явлениям критическую оценку. По мысли Б. этот цикл должен показать социальную действительность жизни. В основе романа история человеческого сердца, либо национальных отношений, при этом невыдуманные факты, а то, что происходит в реальной жизни. как это есть на самом деле. Работа носит исторический характер, и говорит что французское общество есть история, а о его секретарь. Б. говорит, что хочет написать историю забытую историками, те историю нравов.
Художественные принципы.
1. нужно не копировать природу, а давать реальное изображение, правдивое.
2. тип героя должен быть собирательным, те передавать характерные черты тех, кто более или менее с ним сходен. Он есть образец рода. Герой часто дается в процессе становления, находясь под влиянием людей. Проходя через испытания он теряет иллюзии. Так показывается, что падение человека может совершится вопреки его личной воле.
3.Жанр: социальный роман. Социальный мир с его внутренними условленностями
Б использует сложную структуру. Острый драматический сюжет, но события имеют реальстическую мотивировку. Нет единого главного героя, охватывает более 3000 тысяч действующих лиц, судьбы которых переплетены между собой. Очень часто в основу отдельного романа кладется история маленького человека. При этом он не идеализируется и не отражает взгляды автора.
Повествование складывается из диалогов и описаний которые в свою очередь очень подробны. История героев как правило не кончается в финале одного романа., переходя в другие повести, романа,. Взаимосвязь этих «возвращающихся» героев скрепляет фрагменты ЧК.
Герои ЧК личности в той или иной мере исключительные неповторимы в живости своего характера. И все они неповторимы таким образом типические и индивидуальное взаимосвязаны в персонажах.
Первое произведение, созданное Б. в соответствии с общим планом его эпопеи – «Отец Горио». Первое произведение, созданное Бальзаком в соответствии с общим планом его эпопеи,- «Отец Горио» (1834
Если с Горио изначально связаны истории жизни его дочерей - Анастази, ставшей женою дворянина де Ресто, и Дельфины, вышедшей замуж за банкира Нюсинжена, то с Растиньяком входят в роман новые сюжетные линии: виконтессы де Босеан (открывающей перед юным провинциалом двери аристократического предместья Парижа и жестокость законов, по которым оно живет), «Наполеона каторги» Вотрена (по-своему продолжающего «обучение» Растиньяка, искушая его перспективой быстрого обогащения путем преступления, совершенного чужой рукою), студента-медика Бьяншона (отвергающего философию имморализма), наконец, Викторины Тайфер (которая принесла бы Растиньяку миллионное приданое, если бы после насильственной смерти ее брата стала единственной наследницей банкира Тайфера).
В «Отце Горио» каждый из героев имеет свою историю, полнота или краткость которой зависят от роли, отведенной ему в сюжете романа. И если жизненный путь Горио находит здесь трагическое завершение, то истории всех остальных персонажей остаются принципиально незавершенными, так как автор уже предполагает «возвращение» этих персонажей в другие произведения «Человеческой комедии». Принцип «возвращения» персонажей - не только ключ, открывающий выход в будущий мир бальзаковской эпопеи. Он позволяет автору вписать в начинающую свою литературную жизнь «Человеческую комедию» произведения, ранее уже опубликованные, в частности «Гобсека», где была рассказана история Анастази Ресто, «Покинутую женщину» с ее героиней де Босеан, оставившей высший свет.
Первое произведение созданное в соответсвии с планом ЧК «Отец Горио» 1834
Приступив к роману Б обрамляет историю Горио множеством дополнительных сюжетных линий, среди них первой повяляется линия Эжена растиньяка, парижского студента, сведенного с горио пребыванием в пансионе мадам Воке. Именно в восприятии эжена представлена трагедия отца Горио, который сам не в состоянии осмыслить все сам.
Однако ролью простого свидетиля-аналитика растиньяк не ограничивается. Тема судеб молодого поколения дворянства, вошедшая вместе с ним в роман, оказывается настолько важной, что герой становится не менее важной фигурой чем сам горио.
Если с горио изначально связаны истории жизни его дочерей – Анастази, ставшей женой дворянина де Ресто, и Дельфины, вышедшей замуж за банкира Нюсинжена, то с Растиньяком входят в роман новые сюжетные линии: виконтессы де Босеан (открывшей перед юным провинциалом двери аристократии и жестокость их нравов), студента-медика Бьяншонапе и викторины тайфер (которая принесла бы растиньяку миллионное приданное, если бы после насильственной смерти ее брата стала бы единственной наследницей)ю Так образуется целая система персонажей, прямо или опосредованно связанная с отцом горио. Каждый из героев имеет свою историю, полнота или краткость которой зависят от роли, отведенной в сюжете романа. И если путь жизни горио находит сдесь трагическое завершение, то истории всех остальных персонажей остаются принципиально незавершенными.
Трагедия отца горио представлена как проявление общих щаконов, определяющих жизнь послереволюционной франции. Боготворимые стариком дочери, которые получив все, что он мог им дать, вконце истерзав своего отца заботами и бедами, не только бросили его умирать одного в пансионе, и даже не приехали на его похоронгы. Развертывающаяся на глазах растиньяка трагедия становится едва ли не самым горьким уроком для молодого человека, пытающегося понять мир.
Открывает повествование обширная экспозиция, в ней подробно описано главное место действия – пансион госпожи Воке, его расположение, внутреннее устройсто. Здесь также полно охарактеризованы хозяйка, ее прислуга, живушие пансионеры. Каждый из них погружен в свои заботы, почти не обращая внимания на соседей по дому. После развернутой экспозиции, события набирают стремительный темп: коллизия преобразуется в конфликт, конфликт до предела обнажает непримиримые противоречия, и катастрофа становится неизбежной. Она наступает почти одновременно для всех действующих лиц. Разоблачен и схвачен полицией вотрен, навсегда покидает высший свет виконтесса де Босеан, окончательно убедившаяся в предательствесвоего возлюбленного. Разорена и брошена Анастази Ресто великосветским пиратом Максимом де Трайем, умирает Горио, пустеет пансион госпожи воке, лишившийся почти всех постояльцев.
Закончив в 1834 г. роман «Отец Горио», Бальзак приходит к прин-ципиально важному решению: он задумал создать грандиозную художественную пано-раму жизни французского общества послереволю-ционного периода, состоящую из связанных друг с другом романов, повестей и рассказов. С этой целью написанные ранее произведения, после соот-ветствующей обработки, он включает в «Челове-ческую комедию» — уникальный эпический цикл, замысел и название которого окончательно созрели к началу 1842 г.
Назвав цикл произведений «Человеческой коме-дией», Оноре де Бальзак, во-первых, хотел подчерк-нуть, что его творение имеет для современной писа-телю Франции такое же значение, какое имела для средневековой Европы «Божественная комедия» Дан-те. Во-вторых, вполне вероятно, что в земной, че-ловеческой жизни с ее «леденящим холодом» Баль-зак увидел аналоги аллегорических кругов Дантова ада.
Воплощение этого грандиозного замысла припада-ет на самый плодотворный период творчества писа-теля — между 1834 и 1845 гг. Именно в это деся-тилетие была создана большая часть романов и повестей «Человеческой комедии», создавая кото-рую, Бальзак стремился к «целостности эпического действия». С этой целью он сознательно делит «Че-ловеческую комедию» на три основных раздела: «Этюды нравов», «Философские эпизоды», «Анали-тические этюды».
«Этюды нравов», в свою очередь, делятся на шесть подразделов:
- «Сцены частной жизни» («Гобсек», «Отец Горио», «Тридцатилетняя женщина», «Брачный конт-ракт», «Полковник Шабер» и др.).
- «Сцены провинциальной жизни» («Евгения Гран-де», «Музей древностей», первая и третья части «Утраченных иллюзий» и др.).
- «Сцены Парижской жизни» («Цезарь Бирото», «Торговый дом Нюсинжена», «Блеск и нищета кур-тизанок» и др.).
- «Сцены политической жизни» («Темное дело»).
- «Сцены военной жизни» («Шуаны»).
- «Сцены деревенской жизни» («Крестьяне», «Де-ревенский врач», «Деревенский священник»).
Всего для «Этюдов нравов» Бальзак задумал 111 романов, но сумел написать 72.
Раздел «Философские этюды» не подразделяется. Для этого раздела Бальзак задумал 27 романов и новелл, а написал 22 («Шагреневая кожа», «В поисках абсолюта», «Неведомый шедевр», «Эликсир долголетия», «Гамбара» и др.).
Для третьего раздела эпопеи — «Аналитические этюды» — писателем было задумано пять романов, а написано только два: «Физиология брака» и «Невз-годы супружеской жизни».
Всего для эпопеи «Человеческая комедия» дол-жно было быть создано 143 произведения, а напи-сано — 95.
В «Человеческой комедии» Оноре де Бальзака дей-ствуют 2000 персонажей, многие из которых «живут» на страницах эпопеи согласно принципу цикличности, переходя из одного произведения в другое. Адвокат Дервиль, доктор Бьяншон, Эжен де Растиньяк, ка-торжник Вотрен, поэт Люсьен де Рюбампре и мно-гие другие — это «возвращающиеся» персонажи. В одних романах они предстают перед читателями как главные герои, в других — как второстепенные, в третьих автор упоминает о них вскользь.
Бальзак изображает эволюцию характеров этих героев на разной стадии их развития: чистыми душой и переродившимися под давлением обстоя-тельств, которые зачастую оказываются сильнее баль-заковских героев. Мы видим их юными, полными надежд, зрелыми, состарившимися, умудренными жизненным опытом и разочаровавшимися в своих идеалах, побежденными или победившими. Иногда, в конкретном романе, о прошлом того или иного героя Оноре де Бальзак сообщает нам очень не-много, но читатель «Человеческой комедии» уже знает подробности их жизни из других произве-дений писателя. Например, аббат Карлос Эррера в романе «Блеск и нищета куртизанок» — это каторж-ник Вотрен, с которым читатель уже знаком по роману «Отец Горио», а преуспевающий светский ловкач Растиньяк, который на страницах романа «Утраченные иллюзии» полон надежд и веры в людей, учит молодого Люсьена де Рюбампре, в романе «Отец Горио» перерождается в расчетливого и циничного завсегдатая светских салонов. Тут же мы встречаемся с влюбленной в Люсьена Эстер, которая оказывается внучатой племянницей ростов-щика Гобсека, героя одноименной повести. Материал с сайта
В «Человеческой комедии» невидимыми нитями оказались связанными между собой дом банкира и нищенские трущобы, особняк аристократа и коммер-ческая контора, великосветский салон и игорный дом, мастерская художника, лаборатория ученого, мансарда поэта и редакция газеты, подобная раз-бойничьему притону. На страницах «Человеческой комедии» перед читателями предстают политические воротилы, банкиры, коммерсанты, ростовщики и ка-торжники, поэты и художники, а также будуары и спальни светских красавиц, каморки и дешевые пансионы, в которых ютятся обреченные на нищету обездоленные люди.
В предисловии к «Человеческой комедии» Оноре де Бальзак писал: «Чтобы заслужить похвал, кото-рых должен добиваться всякий художник, мне нуж-но было изучить основы или одну общую основу этих социальных явлений, уловить скрытый смысл огромного скопища типов, страстей, событий... Мой труд имеет свою географию, так же как и свою генеалогию, свои семьи, свои местности, свою об-становку, действующих лиц и факты, также он имеет свой гербовник, свое дворянство и буржуа-зию, своих ремесленников и крестьян, политиков и денди, свою армию, словом весь мир».
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- «человеческая комедия» и божественная комедия
- циклы человеческой комедии бальзак
- предисловие к человеческой комедии анализ
- человеческая комедия бальзака краткое содержание
- человеческая комедия оноре де бальзак критика
Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)
Оноре ДЕ БАЛЬЗАК
Человеческая комедия
ЕВГЕНИЯЯ ГРАНДЕ
Отец Горио
Оноре ДЕ БАЛЬЗАК
ЕВГЕНИЯЯ ГРАНДЕ
Перевод с французского Ю.Верховского. OCR & SpellCheck: Zmiy
Повесть “Гобсек” (1830), романы “Евгения Гранде” (1833) и “Отец Горио” (1834) О.Бальзака, входящие в состав цикла “Человеческая комедия”, принадлежат к шедеврам мировой литературы. Во всех трех произведениях писатель с огромной художественной силой обличает пороки буржуазного общества, показывает пагубное воздействие денег на человеческую личность и человеческие отношения.
Имя ваше, имя той, чей портрет
лучшее украшение этого труда, да
будет здесь как бы зеленой веткою
благословенного букса, сорванною
неведомо где, но, несомненно,
освященною религией и обновляемою в
неизменной свежести благочестивыми
руками во хранение дома.
Де Бальзак
Бывают в иных провинциальных городах такие дома, что одним уже видом своим наводят грусть, подобную той, какую вызывают монастыри самые мрачные, степи самые серые или развалины самые унылые. В этих домах есть что-то от безмолвия монастыря, от пустынности степей и тления развалин. Жизнь и движение в них до того спокойны, что пришельцу показались бы они необитаемыми, если бы вдруг не встретился он глазами с тусклым и холодным взглядом неподвижного существа, чья полумонашеская физиономия появилась над подоконником при звуке незнакомых шагов. Этими характерными чертами меланхолии отмечен облик жилища, расположенного в верхней части Сомюра, в конце кривой улицы, что поднимается в гору и ведет к замку. На улице этой, ныне малолюдной, летом жарко, зимой холодно, местами темно даже днем; примечательна она звонкостью своей мостовой из мелкого булыжника, постоянно сухой и чистой, узостью извилистого пути, тишиною своих домов, принадлежащих к старому городу, над которым высятся древние городские укрепления. Трехвековые эти постройки, хотя и деревянные, еще крепки, и разнородный внешний вид их способствует своеобразию, привлекающему к этой части Сомюра внимание любителей старины и людей искусства. Трудно пройти мимо этих домов и не полюбоваться огромными дубовыми брусьями, концы которых, вырезанные причудливыми фигурами, увенчивают черными барельефами нижний этаж большинства этих домов. Перекрестные балки покрыты шифером и вырисовываются синеватыми полосами на ветхих стенах здания, завершенного деревянной островерхой крышей, осевшей от времени, с гнилым гонтом, покоробленным от переменного действия дождя и солнца. Кое-где виднеются подоконники, затертые, потемневшие, с едва заметной тонкой резьбой, и кажется, что им не выдержать тяжести темного глиняного горшка с кустиками гвоздик или роз, выращенных какой-нибудь бедной труженицей. Далее бросится в глаза узор из огромных шляпок гвоздей, вбитых в ворота, на которых гений предков наших начертал семейные иероглифы, смысл коих никому не разгадать. Не то протестант изложил з десь свое исповедание веры, не то какой-нибудь член Лиги проклял Генриха IV. Некий горожанин вырезал тут геральдические знаки своего именитого гражданства, своего давно забытого славного звания купеческого старшины. Тут вся целиком история Франции. Бок о бок с шатким домом, стены которого покрыты грубой штукатуркой, увековечившей труд ремесленника, возвышается особняк дворянина, где на самой середине каменного свода ворот еще видны следы герба, разбитого революциями, потрясавшими страну с 1789 года. На этой улице нижние этажи купеческих домов заняты не лавками и не складами; почитатели средневековья могут здесь найти неприкосновенным лабаз наших отцов во всей его откровенной простоте. Эти низкие просторные помещения без витрин, без нарядных выставок, без расписных стекол лишены всяких украшений, внутренних и наружных. Тяжелая входная дверь грубо обита железом и состоит из двух частей: верхняя откидывается внутрь, образуя окошко, а нижняя, с колокольчиком на пружине, то и дело отворяется и затворяется. Воздух и свет проникают в это подобие сырой пещеры или через фрамугу, вырезанную над дверью, или через проем меж сводом и низенькой, в высоту прилавка, стенкой, – там в пазах укрепляются крепкие внутренние ставни, которые по утрам снимают, а по вечерам ставят на место и задвигают железными засовами. На этой стенке раскладываются товары. И здесь уж не пускают пыль в глаза. Смотря по роду торговли, образцы состоят из двух или трех кадок, доверху наполненных солью и треской, из нескольких тюков парусного полотна, из канатов, из медной посуды, подвешенной к потолочным балкам, из обручей, поставленных вдоль стен, из нескольких штук сукна на полках. Войдите. Опрятная молоденькая девушка, пышущая здоровьем, в белоснежной косынке, с красными руками, оставляет вязанье, зовет мать или отца. Кто-нибудь из них выходит и продает что вам требуется, – на два су или на двадцать тысяч товару, держась при этом равнодушно, любезно или высокомерно, смотря по характеру. Вы увидите – торговец дубовыми досками сидит у своих дверей и переб ирает большими пальцами, разговаривая с соседом, и по виду у него только и есть, что неказистые доски для бочонков да два-три пучка дранок; а на пристани его лесной двор снабжает всех анжуйских бочаров; он высчитал до единой дощечки, сколько бочек он осилит, ежели сбор винограда будет хорош: солнце – и он богач, дождливая погода – он разорен; в одно и то же утро винные бочки стоят одиннадцать франков или падают до шести ливров. В этом краю, как и в Турени, превратности погоды властвуют над торговой жизнью. Виноградари, землевладельцы, лесоторговцы, бочары, трактирщики, судовщики – все подстерегают солнечный луч; ложась вечером спать, они дрожат, как бы утром не узнать, что ночью морозило; они опасаются дождя, ветра, засухи и хотят влаги, тепла, облаков – что кому на руку. Происходит непрерывный поединок между небом и земной корыстью. Барометр попеременно опечаливает, просветляет, озаряет весельем физиономии. Из конца в конец этой улицы, древней Большой улицы Сомюра, слова “Золотой денек!” перелетают от крыльца к крыльцу. И каждый отвечает соседу. “Луидоры с неба льются”, – понимая, что несет ему луч солнца или дождь, подоспевший вовремя. В летнюю пору по субботам уже с полудня не купить ни на грош товару у этих честных купцов. У каждого свой виноградник, свой хуторок, и всякий дня на два отправляется за город. Тут, когда все рассчитано – покупка, продажа, прибыль, – у торговцев остается десять часов из двенадцати на пикники, на всяческие пересуды, непрестанные подглядывания друг за другом. Хозяйке нельзя купить куропатку без того, чтобы соседи потом не спросили мужа, удачно ли птица зажарилась. Девушке нельзя высунуть голову из окна, чтобы со всех сторон не увидели ее кучки праздных людей. Здесь ведь и душевная жизнь каждого у всех на виду точно так же, как и все события, происходящие в этих непроницаемых, мрачных и безмолвных домах. Жизнь обывателей почти вся проходит на вольном возду хе. Каждая семья усаживается у своего крыльца, тут и завтракает, и обедает, и ссорится. Всякого, кто пройдет по улице, оглядывают с головы до ног. А встарь стоило только чужаку появиться в провинциальном городе, его начинали высмеивать у каждой двери. Отсюда – забавные рассказы, отсюда – прозвище пересмешники, данное обывателям Анжера, которые особенно отличались в этих пересудах.
Древние особняки старого города расположены в верхней части улицы, некогда населенной местными дворянами. Угрюмый дом, где протекали события, описанные в этой истории, был как раз одним из таких обиталищ, почтенным осколком былого века, когда вещи и люди отличались той простотою, которую французские нравы утрачивают с каждым днем. Пройдя по этой живописной улице, где каждая извилина пробуждает воспоминания о старине, а общее впечатление навевает невольную унылую задумчивость, вы замечаете довольно темный свод, в середине которого сокрыта дверь дома господина Гранде. Невозможно понять все значение этого словосочетания, не зная биографии г-на Гранде.
Господин Гранде пользовался в Сомюре особой репутацией, и она не вполне будет понята теми, кто не жил хоть короткое время в провинции. Г-н Гранде, все еще именуемый некоторыми “папаша Гранде”, хотя число таких стариков заметно уменьшалось, был в 1789 году простым бочаром, но с большим достатком, умел читать, писать и считать. Когда французская республика пустила в продажу в Сомюрском округе земли духовенства, бочар Гранде, которому было тогда сорок лет, только что женился на дочери богатого торговца лесными материалами. Имея на руках свои собственные наличные средства и приданое жены, а всего две тысячи луидоров, Гранде отправился в главный город округа, где благодаря взятке в двести дублонов, предложенной его тестем суровому республиканцу, заведовавшему продажей национальных имуществ, он за бесценок приобрел, если и не вполне законно, то законным порядком, лучшие в округе виноградники, старое аббатство и несколько ферм. Сомюрские обыватели были мало революционны, и папашу Гранде сочли за смелого человека, республиканца, патриота, за умную голову, приверженную новым идеям, тогда как бочар был просто привержен к виноградникам. Он был избран членом административного управления Сомюрского округа, а там его миролюбивое влияние сказалось как в политическом, так и в коммерческом отношении. В политике он покровительствовал бывшим людям и всеми силами противился продаже имений эмигрантов; в коммерции. – он снабдил республиканские армии тысячью или двумя тысячами бочек белого вина и сумел добиться, чтобы ему заплатили за них великолепными лугами из владений одного женского монастыря, оставленных для продажи в последнюю очередь. При Консульстве добряк Гранде сделался мэром, управлял хорошо, а собирал виноград и того лучше; во время Империи он уже стал господином Гранде. Наполеон не любил республиканцев; г-на Гранде, который слыл за человека, щеголявшего в красном колпаке, он заменил крупным землевладе льцем, носившим фамилию с частицей “де”, будущим бароном Империи. Г-н Гранде расстался с муниципальным почетом без малейшего сожаления. Он уже успел проложить “на пользу города” превосходные дороги, которые вели к его собственным владениям. Дом и имения Гранде, очень выгодно для него оцененные по поземельной росписи, облагались налогами умеренными. Виноградники его благодаря непрестанным заботам хозяина стали “головкой края” – техническое выражение, обозначающее виноградники, которые дают вино высшего качества. Он мог бы испросить себе крест Почетного легиона. Это и произошло в 1806 году. Г-ну Гранде было в то время пятьдесят семь лет, а жене его – около тридцати шести. Единственная их дочь, плод законной любви, была тогда в возрасте десяти лет. Г-н Гранде, которого, несомненно, провидение пожелало вознаградить за его служебную опалу, в этом году получил одно за другим три наследства: от г-жи де ла Годиньер, урожденной де ла Бертельер, матери г-жи Гранде; затем – от старика де ла Бертельер, отца покойной тещи; и еще от г-жи Жантийе, бабушки с материнской стороны, – три наследства, размеры которых никому не были известны. Скупость этих трех стариков превратилась в такую сильную страсть, что уже с давних пор они держали свои деньги в сундуках, чтобы тайком любоваться ими. Старик де ла Бертельер всякое помещение денег в оборот называл мотовством, находя больше радости в созерцании золота, нежели в доходах от ростовщичества. Город Сомюр предположительно определял накопления г-на Гранде по его недвижимости. В ту пору Гранде приобрел тот высокий титул, который наше безумное пристрастие к равенству никогда не уничтожит: он стал первостепенным налогоплательщиком округа. У него было сто арпанов виноградника, который в урожайные годы давал ему от семисот до восьмисот бочек вина. Ему принадлежали также тринадцать ферм, старое аббатство, где из бережливости он заштукатурил окна, стрелки сводов и витражи, что их и сохраняло; да еще – сто двадцать семь арпанов лугов, где росли и увеличивались в объеме три тысячи тополей, посаженных в 1793 году. Наконец, и дом, где он жил, был его собственностью. Так определяли размеры его состояния, очевидные для всех. Что до его капиталов, то только два лица могли иметь смутное представление об их величине: одним из этих лиц был нотариус Крюшо, постоянный поверенный г-на Гранде по помещению в рост его капиталов; другим – г-н де Грассен, самый богатый сомюрский банкир, в операциях и барышах которого винодел имел долю по тайному соглашению. Хотя старик Крюшо и г-н де Грассен умели хранить тайну, – это в провинции вызывает доверие и выгодно отражается на делах, – однако оба они весьма откровенно оказывали г-ну Гранде столь великое уважение, что наблюдательные люди могли догадаться о внушительных размерах капиталов бывшего мэра по угодливому заискиванию, предметом которого он являлся. В Сомюре все были уверены, что у г-на Гранде припрятан целый клад, что у него есть тайник, полный луидоров, и там он по ночам доставляет себе несказанное наслаждение, созерцая груду накопленного золота. Скупцы чувствовали какую-то уверенность в этом, поглядев в глаза старику Гранде, которым желтый металл как будто передал свои краски. Взгляд человека, привыкшего извлекать из своих капиталов огромные барыши, как и взгляд сластолюбца, игрока или царедворца, неизбежно приобретает некие неопределимые навыки, выражая беглые, жадные, загадочные движения чувств, которые не ускользают от единоверцев. Этот тайный язык образует в некотором роде франкмасонство страстей. Итак, г-н Гранде внушал всем уважение, как человек, который никогда и никому ничего не был должен, как старый бочар и старый винодел, определявший с астрономической точностью, нужно ли для сбора винограда заготовить тысячу бочек или только пятьсот; как человек, который не упускал ни одной спекуляции, имел всегда на продажу бочки, когда бочка стоила дороже, чем само вино, мог спрятать все свое вино нового урожая в подвалы и выжидать случая сбыть бочку за двести франков, когда мелкие виноделы уступают св ои за пять золотых. Его знаменитый сбор 1811 года, благоразумно припрятанный, неспешно проданный, принес ему более двухсот сорока тысяч ливров. В коммерции г-н Гранде был похож на тигра и на боа: он умел лечь, свернуться в клубок, долго вглядываться в свою добычу и ринуться на нее; потом он разевал пасть своего кошелька, проглатывал очередную долю экю и спокойно укладывался, как змея, переваривающая пищу; все это проделывал он бесстрастно, холодно, методически. Когда он проходил по улицам, все смотрели на него с чувством почтительного восхищения и страха. Каждый в Сомюре испытал на себе вежливую хватку его стальных когтей: такому-то нотариус Крюшо достал у него денег на покупку имения, но из одиннадцати процентов; этому г-н де Грассен учел вексель, но с ужасающим учетным процентом. Редко выдавались дни, когда имя г-на Гранде не упоминалось либо на рынке, либо вечерами в разговорах обывателей. Для иных богатство старого винодела служило предметом патриотической гордости. И не один купец, не один трактирщик говаривал приезжим с некоторой хвастливостью:
– Есть, сударь, тут у нас два или три торговых предприятия миллионных. А уж что до господина Гранде, так он и сам своим деньгам счету не знает.
В 1816 году наиболее искусные счетчики Сомюра оценивали земельные владения старика Гранде почти в четыре миллиона; но так как, по среднему расчету, он за время с 1793 по 1817 год должен был выручать со своих владений по сто тысяч франков ежегодно, то можно было предполагать, что наличными деньгами у него была сумма, почти равная стоимости его недвижимого имущества. И когда после партии в бостон или какой-нибудь беседы о виноградниках заходила речь о г-не Гранде, люди сообразительные говорили:
– Папаша Гранде?.. У папаши Гранде верных шесть-семь миллионов.
– Вы ловчее меня. Мне так и не удалось узнать общей суммы, – отвечали г-н Крюшо или г-н де Грассен, если слышали такой разговор.
Когда заезжий парижанин говорил о Ротшильдах или о г-не Лафите, сомюрцы спрашивали, так же ли они богаты, как г-н Гранде. Если парижанин с пренебрежительной улыбкой бросал положительный ответ, они переглядывались и недоверчиво покачивали головами. Такое огромное состояние накидывало золотое покрывало на все поступки этого человека. Прежде некоторые странности его жизни давали повод к насмешкам и шуткам, но теперь и насмешки и шутки иссякли. Что бы ни делал г-н Гранде, авторитет его был непререкаем. Его речь, одежда, жесты, мигание его глаз были законом для всей округи, где всякий, предварительно изучив его, как натуралист изучает действия инстинкта у животных, мог познать всю глубокую и безмолвную мудрость его ничтожнейших движений.
– Суровая будет зима, – говорили люди, – папаша Гранде надел меховые перчатки. Нужно убирать виноград.
– Папаша Гранде берет много бочарных досок, – быть в этом году вину.
Г-н Гранде никогда не покупал ни мяса, ни хлеба. Его фермеры-испольщики привозили ему каждую неделю достаточный запас каплунов, цыплят, яиц, масла и пшеницы. У него была мельница; арендатор обязан был, помимо договорной платы, приезжать за определенным количеством зерна, смолоть его и привезти муку и отруби. Нанета-громадина, его единственная прислуга, хотя была уже не молода, каждую субботу сама пекла хлеб для семьи. Г-н Гранде уговорился со своими съемщиками-огородниками, чтобы они снабжали его овощами. А что касается фруктов, то он собирал их так много, что значительную часть отправлял продавать на рынок. На дрова он рубил сухостой в своих живых изгородях или пользовался старыми, полусгнившими пнями, корчуя их по краям своих полей; его фермеры безвозмездно привозили ему в город дрова уже распиленными, из любезности складывали их в сарай и получали словесную благодарность. Расходовал он деньги, как то известно было всем, только на освященный хлеб, на одежду жене и дочери и на оплату их стульев в церкви, на освещение, на жалованье Нанете, на лужение кастрюль, на налоги, на ремонт построек и издержки по своим предприятиям. У него было шестьсот арпанов лесу, недавно купленного; надзор за ним Гранде поручил соседскому сторожу, пообещав ему за это вознаграждение. Только после приобретения лесных угодий к столу у него стали подавать дичь. В обращении он был чрезвычайно прост, говорил мало и обычно выражал свои мысли короткими поучительными фразами, произнося их вкрадчивым голосом. Со времени революции, когда Гранде привлек к себе внимание, он стал утомительнейшим образом заикаться, как только ему приходилось долго говорить или выдерживать спор. Косноязычие, несвязность речи, поток слов, в котором он топил свою мысль, явный недостаток логики, приписываемый отсутствию образования, – все это подчеркивалось им и будет в должной мере объяснено некоторыми происшествиями этой истории. Впрочем, четыре фразы, точные, как алгебраические формулы, обычно помогали ему соображать и разрешать всевозможные затруднения в жизни и торговле: “Не знаю. Не могу. Не хочу. Посмотрим”. Он никогда не говорил ни да, ни нет и никогда не писал. Если ему что-нибудь говорили, он слушал хладнокровно, поддерживая подбородок правой рукой и опершись локтем на ладонь левой руки, и о каждом деле составлял себе мнение, которого уже не изменял. Он длительно обдумывал даже самые мелкие сделки. Когда, после хитрого разговора, собеседник, уверенный, что держит его в руках, выдавал ему тайну своих намерений, Гранде отвечал:
– Ничего не могу решить, пока с женой не посоветуюсь.
Его жена, доведенная им до полного рабства, была для него в делах самой удобной ширмой. Он никогда ни к кому не ходил и к себе не приглашал, не желая устраивать званых обедов; никогда не производил никакого шума и, казалось, экономил на всем, даже на движениях. У чужих он ни к чему не притрагивался из укоренившегося в нем почтения к собственности. Тем не менее наперекор вкрадчивости голоса, наперекор осмотрительной манере держаться у него прорывались выражения и замашки бочара, особенно когда он был дома, где сдерживал себя меньше, чем в любом другом месте. По внешности Гранде был мужчина в пять футов ростом, коренастый, плотный, с икрами ног по двенадцати дюймов в окружности, с узловатыми суставами и широкими плечами; лицо у него было круглое, топорное, рябое; подбородок прямой, губы без всякого изгиба, а зубы очень белые; выражение глаз спокойное и хищное, какое народ приписывает василиску; лоб, испещренный поперечными морщинами, не без характерных бугров, волосы – рыжеватые с проседью – золото и серебро, как говорил кое-кто из молодежи, еще не зная, что значит подшучивать над г-ном Гранде. На носу у него, толстом к концу, была шишка с кровяными жилками, которую народ не без основания считал признаком коварства. Это лицо выдавало опасную хитрость, холодную честность, эгоизм человека, привыкшего сосредоточивать все свои чувства на утехах скряжничества; только одно существо было ему хоть немного дорого – дочь Евгения, единственная его наследница. Манера держать себя, приемы, походка – все в нем свидетельствовало о той уверенности в себе, какую дает привычка к удаче во всех своих предприятиях. Г-н Гранде, на вид нрава уживчивого и мягкого, отличался железным характером. Одет он был всегда одинаково и по внешности был все тот же, что и в 1791 году. Его грубые башмаки завязывались кожаными шнурками; во всякое время года он носил валяные шерстяные чулки, короткие штаны толстого коричневого сукна с серебряными пряжками, бархатный двубортный жилет в желтую и темно-коричневую полоску, просторный, всегда наглухо зас тегнутый длиннополый сюртук каштанового цвета, черный галстук и квакерскую шляпу. Перчатки, прочные, как у жандармов, служили ему двадцать месяцев, и, чтобы не пачкать, он привычным движением клал их на поля шляпы, всегда на то же место. Сомюр ничего больше не знал об этом человеке.
Из всех городских обывателей только шестеро пользовались правом посещать дом г-на Гранде. Самым значительным из первых трех был племянник г-на Крюшо. Со дня своего назначения председателем сомюрского суда первой инстанции этот молодой человек к фамилии Крюшо присоединил еще де Бонфон и всеми силами старался, чтобы Бонфон возобладал над Крюшо. Он уже и подписывался: К. де Бонфон. Несообразительный истец, назвавший его “господином Крюшо”, вскоре на судебном заседании догадывался о своей оплошности. Судья мирволил тем, кто называл его “господин председатель”, и отличал благосклоннейшими улыбками льстецов, именовавших его “господин де Бонфон”. Председателю было тридцать три года; ему принадлежало имение Бонфон; (Boni fontis), дававшее семь тысяч ливров дохода; он ждал наследства после своего дяди-нотариуса и после другого своего дяди – аббата Крюшо, сановного члена капитула Сен-Мартен де Тур, – оба считались довольно богатыми. Трое этих Крюшо, поддержанные изрядным числом родственников, связанные с двадцатью семьями в городе, образовали своего рода партию, как некогда Медичи во Флоренции; и как у Медичи, у Крюшо были свои Пацци. Г-жа де Грассен, родительница двадцатитрехлетнего сына, неукоснительно являлась к г-же Гранде составить ей партию в карты, надеясь женить своего дорогого Адольфа на мадемуазель Евгении. Банкир де Грассен усиленно содействовал проискам своей жены постоянными услугами, которые втайне оказывал старому скряге, и всегда вовремя являлся на поле битвы. У этих троих де Грассенов тоже были свои приверженцы, свои родичи, свои верные союзники.
Со стороны Крюшо старик аббат, Талейран этого семейства, опираясь на своего брата-нотариуса, бодро оспаривал позицию у банкирши и пытался уберечь богатое наследство для своего племянника, председателя суда. Тайный бой между Крюшо и Грассенами, в котором наградой была рука Евгении Гранде, страстно занимал разнообразные круги сомюрского общества. Выйдет ли мадемуазель Гранде за господина председателя или за господина Адольфа де Грассена? Одни разрешали эту проблему в том смысле, что г-н Гранде не отдаст свою дочь ни за того, ни за другого. Бывший бочар, снедаемый честолюбием, говорили они, подыскивает себе в зятья какого-нибудь пэра Франции, которого триста тысяч ливров дохода заставят помириться со всеми прежними, настоящими и будущими бочками дома Гранде. Другие возражали, что супруги де Грассен оба благородного происхождения и очень богаты, что Адольф очень милый кавалер, и, если только за Евгению не посватается племянник самого папы, такой союз должен был бы удовлетворить человека, вышедшего из низкого звания, бывшего бочара, которого весь Сомюр видел со скобелем в руках и к тому же носившего в свое время красный колпак. Наиболее рассудительные указывали, что для г-на Крюшо де Бонфон двери дома были открыты во всякое время, тогда как его соперника принимали только по воскресеньям. Одни утверждали, что г-жа де Грассен теснее, чем Крюшо, связана с дамами семейства Гранде, имеет возможность внушить им определенные мысли, а поэтому рано или поздно добьется своего. Другие возражали, что аббат Крюшо самый вкрадчивый человек на свете и что женщина против монаха – игра равная. “Два сапога – пара”, – говорил некий сомюрский остроумец.
Местные старожилы, более осведомленные, полагали, что Гранде слишком осторожен и не выпустит богатства из рук семьи, сомюрская Евгения Гранде выйдет за сына парижского Гранде, богатого оптового виноторговца. На это и крюшотинцы и грассенисты отвечали:
– Прежде всего, за тридцать лет братья не виделись и двух раз. А затем парижский Гранде для своего сына метит высоко. Он мэр своего округа, депутат, полковник национальной гвардии, член коммерческого суда. Он не признает сомюрских Гранде и намерен породниться с семьей какого-нибудь герцога милостью Наполеона.
Чего только не говорили о наследнице этого состояния, о ней судили и рядили на двадцать лье кругом и даже в дилижансах от Анжера до Блуа включительно! В начале 1819 года крюшотинцы явно взяли перевес над грассенистами. Как раз тогда было назначено в продажу имение Фруафон, замечательное своим парком, восхитительным замком, фермами, речками, прудами, лесами, – имение ценностью в три миллиона; молодой маркиз де Фруафон нуждался в деньгах и решил реализовать свое недвижимое имущество. Нотариус Крюшо, председатель Крюшо и аббат Крюшо с помощью своих приверженцев сумели помешать распродаже имения мелкими участками. Нотариус заключил с маркизом очень выгодную сделку, уверив его, что пришлось бы вести бесконечные судебные тяжбы с отдельными покупщиками, прежде чем они уплатят за участки, гораздо лучше продать все поместье г-ну Гранде, человеку состоятельному и к тому же готовому заплатить наличными деньгами. Прекрасный фруафонский маркизат был препровожден в глотку г-на Гранде, который, к великому удивлению всего Сомюра, после необходимых формальностей, учтя проценты, заплатил за поместье чистоганом. Это событие наделало шуму и в Нанте и в Орлеане. Г-н Гранде отправился посмотреть свой замок, воспользовавшись оказией, – в тележке, которая туда возвращалась. Окинув хозяйским взором свое владение, он возвратился в Сомюр, уверенный, что затраченные им деньги будут приносить пять процентов, и задавшись смелой мыслью округлить фруафонский маркизат, присоединив к нем все свои владения. Затем, чтобы пополнить свою почти опустевшую казну, он решил начисто вырубить свои рощи и леса, а также свести на продажу и тополя у себя на лугах.
Теперь легко понять все значение слов: “дом господина Гранде”, – дом угрюмо-холодный, безмолвный, расположенный в высокой части города и укрытый развалинами крепостной стены. Два столба и глубокая арка, под которой находились ворота, были, как и весь дом, сложены из песчаника – белого камня, которым изобилует побережье Луары, настолько мягкого, что его прочности едва хватает в среднем на двести лет. Множество неровных, причудливо расположенных дыр – следствие переменчивого климата, – сообщали арке и косякам входа характерный для французской архитектуры вид, как будто они были источены червями, и некоторое сходство с тюремными воротами. Над аркой высился продолговатый барельеф из крепкого камня, но высеченные на нем аллегорические фигуры – четыре времени года – уже выветрились и совершенно почернели. Над барельефом выступал карниз, на котором росло несколько случайно попавших туда растений – желтые стенницы, повилика, вьюнок, подорожник и даже молоденькая вишня, уже довольно высокая. Массивные дубовые ворота, темные, ссохшиеся, растрескавшиеся со всех концов, ветхие с виду, крепко поддерживались системой болтов, составлявших симметрические рисунки. Посредине ворот, в калитке, было прорезано маленькое квадратное отверстие, забранное частой решеткой с побуревшими от ржавчины железными прутьями, и она служила, так сказать, основанием для существования дверного молотка, прикрепленного к ней кольцом и ударявшего по кривой приплюснутой головке большого гвоздя. Этот молоток продолговатой формы из тех, что наши предки называли “жакмаром”, походил на жирный восклицательный знак; исследуя его внимательно, антиквар нашел бы в нем некоторые признаки характерной шутовской физиономии, каковую он некогда изображал; она истерлась от долгого употребления молотка. Поглядев в это решетчатое оконце, предназначавшееся во времена гражданских войн для распознавания друзей и врагов, любопытные могли бы увидеть темный зеленоватый свод, а в глубине двора несколько обветшалых ступеней, по которым поднимались в сад, живописно огражденны й толстыми стенами, сочащимися влагой и сплошь покрытыми худосочными пучками зелени. Это были стены городских укреплений, над которыми на земляных валах высились сады нескольких соседних домов.
В нижнем этаже дома самой главной комнатой был зал, – вход туда был устроен под сводом ворот. Немногие понимают, какое значение имеет зал в маленьких родах Анжу, Турени и Берри. Зал представляет собою одновременно переднюю, гостиную, кабинет, будуар и столовую, является основным местом домашней жизни, ее средоточием; сюда являлся два раза в год местный цирюльник подстригать волосы г-ну Гранде; здесь принимали фермеров, приходского священника, супрефекта, подручного мельника. В этой комнате с двумя окнами на улицу пол был дощатый; сверху донизу она была обшита серыми панелями с древним орнаментом; потолок состоял из неприкрытых балок, также выкрашенных в серый цвет, с промежутками, заткнутыми белой пожелтелой паклей. Полку камина, сложенного из белого камня с грубой резьбой, украшали старые медные часы, инкрустированные роговыми арабесками; на ней стояло также зеленоватое зеркало, края которого срезаны были фацетом, чтобы показать его толщину, они отражались светлой полоской в старинном трюмо, оправленном в стальную раму с золотой насечкой. Пара медных позолоченных жирандолей, поставленных по углам камина, имела два назначения: если убрать служившие розетками розы, большая ветка которых была прилажена к подставке из голубоватого мрамора, отделанной старой медью, то эта подставка могла служить подсвечником для малых семейных приемов. На обивке кресел старинной формы были вытканы сцены из басен Лафонтена, но это нужно было знать заранее, чтобы разобрать их сюжеты, – с таким трудом можно было разглядеть выцветшие краски и протертые до дыр изображения. По четырем углам зала помещались угловые шкапы вроде буфетов с засаленными этажерками по сторонам. В простенке между двумя окнами помещался старый ломберный столик, верх которого представлял собою шахматную доску. Над столиком висел овальный барометр с черным ободком, украшенный перевязями из позолоченного дерева, но до того засиженный мухами, что о позолоте можно было только догадываться. На стене, противоположной камину, красовались два портрета, которые должны были изображать деда г-жи Гранде, старого г-на де ла Бертельер, в мундире лейтенанта французской гвардии, и покойную г-жу Жантийе в костюме пастушки. На двух окнах были красные гродетуровые занавеси, перехваченные шелковыми шнурами с кистями по концам. Эта роскошная обстановка, так мало соответствовавшая привычкам Гранде, была приобретена им вместе с домом, так же как трюмо, часы, мебель с гобеленовой обивкой и угловые шкапы розового дерева. У окна, ближайшего к двери, находился соломенный стул с ножками, поставленными на подпорки, чтобы г-жа Гранде могла видеть прохожих. Простенький рабочий столик вишневого дерева занимал всю нишу окна, а возле вплотную стояло маленькое кресло Евгении Гранде. В течение пятнадцати лет с апреля по ноябрь все дни матери и дочери мирно протекали на этом месте в постоянной работе; первого ноября они могли переходить на зимнее положение – к камину. Только с этого дня Гранде позволял разводить в камине огонь и приказывал гасить его тридцать первого марта, не обращая внимания на весенние и осенние заморозки. Ножная грелка с горячими углями из кухонной печи, которые умело сберегала для своих хозяек Нанета-громадина, помогала им переносить холодные утра или вечера в апреле и октябре. Мать и дочь шили и чинили белье для всей семьи, обе добросовестно работали целыми днями, словно поденщицы, и когда Евгении хотелось вышить воротничок для матери, ей приходилось урывать время от часов, назначенных для сна, обманывать отца, пользуясь украдкой свечами. Уже с давних пор скряга по счету выдавал свечи дочери и Нанете, точно так же, как с утра распределял хлеб и съестные припасы на дневное потребление.
Работа «Оноре де Бальзак. Человеческая комедия» была написана в 1997 году, к 200-летию со дня рождения французского классика. Но в те годы автору не удалось ее опубликовать. Главы из книги печатались в газете «Литература» (приложение к педагогической газете «1 сентября»).
- Оноре де Бальзак. Человеческая комедия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Оноре де Бальзак. Человеческая комедия (Алексей Ивин, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
© Алексей Ивин, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Книга «Оноре де Бальзак. „Человеческая комедия“» была написана в 1997 году, к 200-летию со дня рождения Бальзака. Однако, как и всё, мною написанное, спроса не нашла. У нас ведь повсюду «специалисты». Оказались они и в ИМЛИ: директор ИМЛИ РАН Ф. Ф. Кузнецов (распорядился осуществить компьютерный набор) и специалист по французской литературе, «бальзаковед» Т. Балашова (написала отрицательную рецензию). Их издательство «Наследие», конечно же, не для м. н. с. Ивина. «Какая у вас ученая степень?»
Книгу также отвергли:
Г. М. Степаненко, гл. редактор издательства МГУ («мы же не заказывали!»),
З. М. Каримова, изд. «Знание»,
В. А. Мильчина, изд. «Знание»,
В. П. Журавлев, изд. «Просвещение»,
Л. Н. Лысова, изд. «Школа-Пресс»,
И. К. Хуземи, «Лит. Газета»,
М. А. Долинская, изд. «Знание» (не продать!),
С. И. Шанина, ИМА-Пресс,
Л. М. Шарапкова, ВОПЛИ,
А. В. Дорошев, Ладомир,
И. В. Козлова, «Школа-Пресс»,
И. О. Шайтанов, РГГУ,
Н. А. Шемякина, департамент образования Москвы,
А. Б. Куделин, ИМЛИ,
А. А. Аншукова, изд. «Академический проект» (мы Гачева издаем, а вы кто?),
О. Б. Константинова-Вайнштейн, РГГУ,
Е. П. Шумилова, РГГУ (Российский государственный гуманитарный университет), выписка из протокола заседания № 6 от 10 апреля 1997 г.
Т. Х. Глушкова, изд. «Дрофа» (сопроводила отказ увещеваниями),
Ю. А. Орлицкий, РГГУ,
Е. С. Абелюк, МИРОС (институт развития образовательных систем),
к. ф. н. О. В. Смолицкая, МИРОС (обе большие «специалистки», а сколько спеси!),
Я. И. Гройсман, нижегородское изд. «Деком»,
С. И. Сильванович, изд. «Форум».
Самый последний по времени отказ – Н. В. Юдина, проректор по научной работе ВлГГУ (Владимирского государственного гуманитарного университета). Ждал три часа и уехал не принятый: начальство! Зачем ей Бальзак? Звонил через месяц – может, прочла дискету? Нет, нужно рецензировать у «специалистов». У их специалистов, из ВлГГУ. «А какая у вас ученая степень?» Со мной говорить не захотела: д. ф. н.! Доктор, понимаете? – доктор филологии, а вы кто? Вы и словом-то не владеете. Вот если заплатите – издадим. «Пускай Бальзак платит», – подумал я и вышел с этим в Интернет. – А. Ивин.
Оноре де Бальзак. Человеческая комедия
Настоящее исследование жизни и творчества классика французского реализма Оноре де Бальзака предпринято впервые после длительного перерыва. В нем дана краткая характеристика общественно-политической ситуации во Франции 1800–1850 годов и краткий очерк жизни Бальзака. Рассмотрен начальный период его творчества. Главное внимание уделено анализу идей и персонажей «Человеческой комедии», в которую писатель собрал более восьмидесяти своих произведений, написанных в разные годы. По причине небольшого объема за пределами исследования были оставлены драматургия, публицистика и эпистолярное наследие. Творчество Бальзака в необходимых случаях сопоставлено с другими именами современной ему французской, английской, немецкой и русской литературы. Монографию можно рассматривать как учебное пособие для учащихся старших классов общеобразовательных школ и студентов гуманитарных факультетов вузов. Написана к 200-летию со дня рождения писателя, которое отмечалось в 1999 году.
Краткий сравнительно-исторический очерк общественно-политической обстановки во Франции в 1789–1850 годах
Появление значительных фигур как в сфере политики, так и в области искусства предопределяется во многом общественной ситуацией в стране. Создатель «Человеческой комедии» – комедии нравов в городе, провинции и селе – не мог появиться раньше, чем эти нравы расцвели и утвердились в буржуазной Франции Х1X века.
В нашем исследовании будут то и дело возникать естественные параллели между творчеством Оноре де Бальзака (1799–1850) и творчеством виднейших русских реалистов XIX века. Но с точки зрения геополитической состояние России в XIX веке и состояние Франции были отнюдь не равнозначными. Проще говоря, такой, какой Франция была в 1789 году, Россия стала лишь в 1905. Имеется в виду и уровень производительных сил страны, и степень революционного брожения масс, и общая готовность к кардинальным переменам. В этой связи Великая Октябрьская революция представляется пролонгированной во времени и развернутой на более обширном пространстве Великой Французской буржуазной революцией. В известном смысле революция 1789 года, свержение монархии Людовика ХVI, якобинская диктатура, борьба революционной Франции против интервенции Англии, Австрии и Пруссии, а затем и наполеоновские походы – все это явилось для Европы таким же катализатором общественных процессов, каким явилось в сходной ситуации для обширного пространства России революция 1905 года, свержение монархии Николая II, диктатура пролетариата, борьба революционной России против интервентов Антанты, а затем и гражданская война. Сходство революционных задач и революционных методов, а также исторических фигур подчас просто поразительно.
Достаточно напомнить основные вехи истории Франции тех лет – и это утверждение, кажущееся спорным в социально-историческом контексте, примет более приемлемые формы.
Двор короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты не в состоянии удовлетворить требования буржуа и простонародья: приходится расстаться с некоторыми властными полномочиями. 5 мая 1789 года собираются Генеральные штаты, которые 17 июня депутатами третьего сословия преобразовываются в Национальное собрание. Неограниченная монархия становится конституционной, что в случае России примерно соответствует 1905 году. Штурм Бастилии 14 июля 1789 года существенно не меняет ситуацию. Буржуазия, составив «Декларацию прав человека и гражданина», то есть Конституцию, пришла к власти, урезав права короля. Но народ требует крови. Стягивание войск и попытки бегства короля Людовика только раззадоривают голодный народ. 10 августа 1792 года он штурмом берет королевский дворец. Ясно, что «постепеновцы» и реформаторы вынуждены спасаться бегством. Якобинцы и жирондисты создают революционный Конвент, который спешит удовлетворить самые насущные требования народа (раздел земли, отмена дворянских и даже буржуазных привилегий, казнь короля), там более что к Парижу стягиваются силы интервентов и контрреволюционеров. В этой ситуации Комитет общественного спасения во главе с Робеспьером, как впоследствии ВЧК во главе с Дзержинским, разворачивают террор в отношении низвергнутых сословий. Образуются якобинские клубы и его отделения, революционные комитеты и трибуналы, органы местного самоуправления (нечто вроде комбедов). Отличие «пролетарской» революции 1917 года от «буржуазной» революции (английской, французской и прочих) советскими историками в известном смысле высосано из пальца. Якобинская диктатура имела все черты диктатуры пролетариата. Оказалось, что у революций гораздо больше сходства в совершенно иных плоскостях, чем классовые.
Итак, революция побеждает. Но ее плодами пользуются реставраторы империй, которые создают себе культ личности из энтузиазма освобожденных масс. К тому времени, к 1799 году, молодой революционный генерал Бонапарт уже совершил свой итальянский поход и, погрузившись на суда, двинул войска в Египет и Сирию: энтузиазму молодой Франции следовало дать выход. Отец Наполеона Бонапарта, по образованию адвокат, судя по всему, дал сыну хорошее представление об опасностях и личных правах. Потеряв весь флот в битве при Абукире, Наполеон вернулся в Париж как раз в тот момент, когда буржуазное правительство зашаталось. И не в последнюю очередь оттого, что под самым носом республики победоносно действовал полководец Суворов. Наполеон понял, что необходимо свергать термидорианское правительство, которое всего лишь несколько лет назад свергло якобинцев. В ноябре 1799 года (18 брюмера VIII года республики, в год рождения Бальзака), Наполеон, использовав преданных ему гвардейцев, арестовал правительство и установил военную диктатуру (Консулат). Последовавшее затем двадцатилетие проходит под знаком завоевательных походов.
Морских успехов у Наполеона и его генералов не было, потому что морями правила Британия, но в результате этих походов был произведен новый раздел всей Европы. В 1804 году было закончено составление «Гражданского кодекса», в котором оговаривались новые земельные и имущественные права. К 1807 году Наполеон разбил Пруссию и Россию, заключив Тильзитский мир, а также Священную Римскую империю. Гете и Гофман отмечают, с каким энтузиазмом принимали наполеоновских солдат в немецких городах. Поход в Испанию спровоцировал там гражданскую войну. Европа, за исключением Турецкой империи и Великобритании, была, в сущности, завоевана, и Наполеон стал готовиться к походу на Россию (вместо Индии, как планировал прежде).
Последующие события – поражение под Москвой и на Березине, поражение под Лейпцигом в 1813 г. и после «Ста дней» – под Ватерлоо в 1815 г. – всем известны. Арестованный император отправился на остров Св. Елены, где и умер в 1821 году. Людовика ХУ111, брата казненного короля, сменил в 1830 году Луи-Филипп Орлеанский, родственник Бурбонов, а его в 1848 – Наполеон 111, племянник императора. Так что борьба на протяжении всех тех лет шла между законными представителями монархии и узурпаторами в лице «корсиканского чудовища» и его родни. Однако за исключением переворота 1815 года, осуществленного с помощью казаков, последующие революции осуществлялись ремесленниками, мелкими буржуа, рабочими, парижской чернью и всякий раз сопровождались обильной кровью, баррикадами, расстрелами и вместе с тем уступками в области закона, расширением прав и свобод.
Понятно, что после таких потрясений от феодальных привилегий, которыми располагало дворянство и духовенство, осталось немного. Ни орлеанисты, ни бонапартисты уже не могли сопротивляться власти богатых буржуа («бурж», «бург» – город, предместье). Бальзак был и остался легитимистом, то есть сторонником власти законного короля, но по происхождению он был буржуа и вынужден был все эти пятьдесят лет, как и вся французская буржуазия, добывать себе жизненные блага с боем. Герои его произведений испытывают к аристократам, с одной стороны, жгучее презрение, а с другой – жгучую зависть. Его персонажи-аристократы, подобно мечтателю Анри де Сен-Симону, могли ходить по миру с протянутой рукой и жить на содержании верного слуги, но все равно они были законодателями, в то время как буржуа, пусть и с набитой деньгами мошной, постоянно не хватало прав. Благодаря тому, что французское общество, в результате революций и войн, было к началу литературной деятельности Бальзака сильно перемешано, ему оставалось только вести свою социальную бухгалтерию разных общественных слоев: «золотой молодежи», рабочих, ремесленников, великосветских дам, банкиров, торговцев, адвокатов, врачей, моряков, куртизанок, гризеток и лореток, землепашцев, ростовщиков, актрис, литераторов и т. д. Всех, от императора до последнего нищего. Все эти типы и были им запечатлены в высокохудожественных образах на страницах бессмертной «Человеческой комедии» (1834–1850).
Краткий очерк биографии Оноре де Бальзака
О жизни и творчестве Оноре де Бальзака написано много прекрасных книг, как отечественных, так и переводных, наполненных богатым фактическим материалом. Поэтому в нашем биографическом очерке мы ограничимся самыми краткими и общими сведениями, которые в дальнейшем могли бы пригодиться при более подробном анализе произведений «Человеческой комедии».
Оноре де Бальзак родился 20 мая 1799 года (I прериаля VII года Республики) в 11 часов утра во французском городе Туре на улице Итальянской армии в доме № 25. Его отец Бернар-Франсуа Бальзак (1746–1829), сын крестьянина, по должности заведующий поставкой продовольствия 22 дивизии, впоследствии второй помощник мэра, был на 32 года старше своей супруги Анны-Шарлотты Лауры, урожденной Саламбье (1778–1853), дочери торговца сукном в Париже. Сразу же по рождении мальчик был отдан на воспитание кормилице в селение Сен-Сир-сюр-Луар, где и находился до 1803 года. Годом позже, в 1800, 29 сентября родилась младшая и горячо любимая сестра Бальзака – Лаура, в замужестве Сюрвиль (1800–1871), а через несколько лет младший брат Анри. В последнем случае молва оспаривала отцовство Бернара-Франсуа, но для матери Анри был любимцем.
В семействе Бальзаков (фамилия производилась от простонародной Balsa) все были или становились со временем немного писателями; отец публиковал брошюры по частным проблемам своего провиантского дела, мать вела обширную переписку с детьми, сестра Лаура в 1856 году опубликовала первую биографию знаменитого брата: так что способности Оноре были в известном смысле предопределены генетически.
В апреле 1803 г. его отдают в пансион Легэ в Туре, где он пробыл до 1807 г. В 1807 г. Бальзака помещают в Вандомский коллеж монахов-ораторианцев, закрытое учебное заведение, где он почти не видел родителей, в коллеже мать посещала его дважды в год, на расходы была выделена мизерная сумма в 3 франка. Сонный, толстый и ленивый мальчик предавался мечтам и плохо учился.
Впоследствии Оноре не мог простить матери этой своей изначальной оставленности, которая и явилась, очевидно, основной причиной нервного подросткового заболевания. 22 апреля 1813 года родители вынуждены были взять заболевшего мальчика из коллежа.
В конце 1814 года семья переезжает в Париж, где Оноре учится сперва в монархическом и католическом пансионе Лепитра, а затем в заведении Ганзе и Берелена. В 1816 году, по согласованию с родителями, он избирает профессию юриста и поступает в Парижскую Школу Права, одновременно подрабатывая в юридических конторах Гильоне де Мервиля и нотариуса Поссе. В 1819 г. он оканчивает Школу Права в звании «бакалавр права», и, поскольку уже к тому времени испытывает тягу к литературному творчеству, добивается у родственников права на литературные занятия в течение 2 лет с содержанием от семьи: за это время предполагалось написать драму или роман, которые бы прославили юного автора. Он снимает мансарду в Париже на улице Ледигьер и, посещая библиотеку Арсенала, принимается за работу.
Первое произведение, драма в классицистическом духе под названием «Кромвель», на семейном совете одобрено не было, однако Бальзак продолжил работу. За это время в содружестве с писателем-дельцом Л’Эгревилем он написал несколько романов в «готической» манере, очень модной в те годы (первый издательский договор датируется 22 января 1822 года). Эти романы, обеспечивавшие в известной мере литературный заработок, были, однако, подражательны и подписаны псевдонимами: лорд Р’Оон, Орас де Сент-Обен. 9 июня 1821 года Бальзак знакомится с матерью большого семейства Лаурой де Берни (1777–1836), которая становится его возлюбленной на долгие годы. Серединой 20-х годов отмечено знакомство с художниками Анри Монье (1805–1877) и Ахиллом Девериа, журналистом и издателем А. Латушем, которые также становятся его друзьями на многие годы. Завязываются связи с редакциями парижских газет – «Коммерс», «Кормчий», «Корсар» и др., где печатаются его первые очерки, статьи и романы.
Летом 1825 года Бальзак совместно с Канелем занимается деятельностью по изданию полного собрания сочинений Мольера и Лафонтена, затем покупает типографию на улице Марэ-Сен-Жермен и, наконец, словолитьню. Все эти предприятия, как и производство романов на потребу публике, были призваны, по мысли Бальзака, обогатить его, составить быстро и честно круглую сумму капитала. Однако ничего, кроме долгов, предпринимательство не принесло.
В 1826 году у своей сестры Лауры Сюрвиль Бальзак знакомится с ее подругой Зюльмой Карро (1796–1889), женой артиллерийского капитана, дружба и оживленная переписка с которой будут многое значить в его судьбе. Эти шаги, творческие и предпринимательские, обеспечили Бальзаку некоторую известность в литературном мире Парижа, привлекли к нему, как к издателю, авторов, жаждущих печататься (в частности, он познакомился с Альфредом де Виньи и Виктором Гюго).
Ликвидировав дело, Бальзак переезжает на улицу Кассини, дом 1 и, обогащенный опытом, решает вновь заняться романистикой – уже на трезво-практической основе. С целью сбора материалов для романа «Последний шуан, или Бретань в 1800 году» («Шуаны») осенью 1828 года он отправляется к другу отца, генералу Поммерейлю в провинцию Бретань. В следующем году роман был опубликован, подписан уже подлинным именем – Бальзак и оказался первым произведением, принесшим ему широкую известность. Осенью 1829 года были опубликованы первые повести и рассказы под общей рубрикой «Сцены частной жизни», хотя замысел «Человеческой комедии» с разбивкой на «Этюды» и «Сцены» сформировался несколько позже. Бальзак посещает литературные салоны, в частности салон Софии Гэ и салон Шарля Нодье, хранителя библиотеки Арсенала, присутствует на чтении драмы В. Гюго «Марион Делорм» и на первом представлении его «Эрнани». Со многими романтиками – Виньи, Мюссе, Барбье, Дюма, Делакруа – он дружен, однако в статьях и обзорах неизменно их вышучивает за неправдоподобие положений и эстетические пристрастия. В 1830 году он сближается с художником Гаварни (1804–1866), который впоследствии станет одним из иллюстраторов первого издания «Человеческой комедии».
Уже в том же году «Сцены частной жизни» выходят в двух томах, а летом Бальзак совершает путешествие по французским городам и провинциям в обществе мадам де Берни. К тому времени относится знакомство с Ф. Стендалем. Позже Бальзак счел возможным поддержать этого писателя, разобрав в своей статье «Этюд о Бейле» его роман «Пармская обитель» и указав близорукой парижской публике на этого гениального человека, творчество которого упорно замалчивалось.
В начале 30-х Бальзак принимается за написание «Озорных рассказов», которые предполагалось издавать 10 под одной обложкой ежегодно. К этому времени относится написание таких произведений, как «Проклятое дитя», «Красная гостиница», «Мэтр Корнелиус», «Неведомый шедевр», «Шагреневая кожа», «Тридцатилетняя женщина», знакомство с Жорж Санд, с которой Бальзака будут связывать взаимные приятельские уважительные отношения. С этих пор Бальзак станет часто гостить в имении Саше, в родной Турени, у своего приятеля Маргонна, где будут написаны многие прекрасные страницы.
28 февраля 1832 г. Бальзак получает первое письмо от Незнакомки – польской аристократки Эвелины Ганской, владелицы обширных поместий в Киевской губернии, которая «путем взаимной переписки» и встреч в конце его жизни станет его женой. Пока, однако, она лишь заинтересована дать о себе знать европейски известному писателю, что порождено, скорее всего, тщеславием ясновельможной пани. У Бальзака в те годы появилось уже много читательниц и поклонниц, он получал множество писем, его принимали в аристократических салонах Парижа и провинции. На эти годы приходится увлечение маркизой де Кастри, у которой он гостит в ее имении в Эксе (Савойя). Эвелине Ганской посвящены романы «Серафита», «Модеста Миньон», «Феррагус», «Сельский врач». Первое свидание с Ганской, бывшей в ту пору замужем, состоялось 22 сентября в Швейцарии, в городке Невшатель. К этому времени относятся первые русскоязычные переводы Бальзака: роман «Шагреневая кожа» в «Северном архиве» и в «Сыне отечества».
В 1834 году через Гектора Берлиоза Бальзак знакомится с Генрихом Гейне. Бальзак уже имел в голове хорошо разработанный план «Человеческой комедии» с ее подразделениями на «Этюды»: «Этюды о нравах», «Философские этюды», «Аналитические этюды». Однако сколько бы он ни писал, как бы ни переутомлялся от работы, ему никак не удается избавиться от долгов; так что, спасаясь от кредиторов, он переезжает в пригород Батай, где тайно, на чужое имя, снимает квартиру. В 1835 году он совершает поездку в Вену для тайного свидания с Ганской, а в конце года покупает акции парижской газеты «Кроник де Пари» и приглашает на работу в ней Теофиля Готье (1811–1872). На следующий год за отказ состоять в Национальной гвардии его на несколько дней сажают в тюрьму. Он ведет судебный процесс с издателем «Ревю де Пари», которому задолжал роман (деньги проедены). Летом 1836 года его газета ликвидируется, а сам издатель и чуть ли не единственный автор уезжает в Италию. Бальзак испытывает постоянные недомогания в связи с усиленной работой, и его новая знакомая графиня Гвидобони-Висконти, англичанка, организует ему эту поездку по своим наследственным делам. На следующий год была совершена и вторая поездка в Италию, где его хорошо встречали и где он познакомился с Сильвио Пеллико и А. Мандзони.
В 1837 г. Бальзак покупает имение Жарди близ г. Севр, устройство которого ему, однако, так и не удалось завершить (имение было продано, послужив причиной многих шуток друзей-литераторов и их тайного недоброжелательства). Зимой 1838 г. Бальзак посещает Ж. Санд и ее поместье в Ножане, а весной совершает тяжелое путешествие на остров Сардинию, где ему не терпелось затеять дело по разработке серебряных рудников, заброшенных еще со времен римского владычества. Все эти году Бальзак не перестает работать, однако обогащения или сколько-нибудь устойчивого быта он лишен, живя из милости у богатых друзей. С целью заработать сколько-нибудь денег, он начинает писать для театра, но, несмотря на дружбу с Ф. Леметром и некоторые удачные сцены, лавров драматурга и сборов ему также не удается добиться; некоторые его пьесы, в частности «Школа супружества», впервые опубликованы и поставлены лишь в ХХ веке. Из видных русских деятелей искусства Бальзак знакомится с А. И. Тургеневым и С. П. Шевыревым, профессором Московского университета, – по их инициативе.
Будучи широко известным во Франции и за ее пределами, Бальзак дважды выставлял свою кандидатуру во Французскую Академию, однако в первый раз он отозвал заявку в связи с тем, что на то же место претендовал В. Гюго, а позже был забаллотирован (вероятно, как бессемейный человек и несостоятельный должник с весьма неустойчивыми доходами) в пользу герцога де Ноайя. Его общественная деятельность была связана с публицистическими выступлениями в парижской периодике и с Обществом литераторов.
В 1842 г. вышел в свет 16-томник, собравший большинство написанных к тому времени произведений «Человеческой комедии». Скульптор Давид д‘Анже лепит мраморный бюст писателя. К тому времени от неумеренного потребления кофе у Бальзака обнаруживаются первые признаки болезни сердца, его постоянно мучают головные боли.
18 июля 1843 года Бальзак уезжает в Россию из порта Дюнкерк на пароходе «Девоншир». В Петербурге он живет на Большой Миллионной, за ним установлен негласный надзор. Монархические круги не прочь использовать его с тем, чтобы он открыто, в печати, выступил против маркиза де Кюстина, французского писателя, который после посещения России опубликовал талантливый памфлет. В связи со своими матримониальными интересами Бальзак вынужден проявлять лояльность в отношении русского императора. Он чувствует себя совершенно больным. В 1844 году, по возвращении в Париж, у него обнаруживается болезнь печени. В этом году умер старший друг Бальзака – Шарль Нодье. В России, в журнале «Репертуар и Пантеон» публикуется перевод «Евгений Гранде», выполненный Ф. М. Достоевским.
Весной и летом, немного оправившись, Бальзак совершает поездку по городам Германии совместно с семейством Э. Ганской. 1 мая он удостоен ордена Почетного Легиона. С этого времени свидания с Ганской становятся частыми и продолжительными; по сути, это брак втроем, длившийся вплоть до смерти Венцеслава Ганского. В 1846 году Бальзак покупает дом на улице Фортюне, 12 (ныне улица Бальзака), который благоустраивает с расчетом будущего супружества. Однако живет там во время международных скитаний сына его матушка. Давний друг Бальзака писатель Ипполит Кастиль публикует капитальную статью о его творчестве – «Господин Оноре де Бальзак».
1847 годом датируется последняя рукопись Бальзака – «Изнанка современной истории». Весь этот год писатель путешествует по Рейну с Э. Ганской, а в сентябре через Брюссель – Краков – Бердичев отправляется в ее поместье Верховню, где проживает вплоть до февраля 1848 г. В феврале в Париже, сразу после приезда туда Бальзака, происходит буржуазная революция: народ овладел дворцом Тюильри, Луи-Филипп обратился в бегство. Летом буржуазная революция завершилась рабочим восстанием, которое было подавлено генералом Кавеньяком. Бальзак, будучи больным, почти не принимал участия в этих событиях, хотя баллотировался в депутаты Национального собрания. Век его излюбленных аристократов прошел, свои законы диктовала уже даже не буржуазия, а рабочие, ремесленники и мелкие торговцы. Осенью 1848 года он вновь уезжает в Верховню и там проводит весь следующий год уже в качестве законного жениха. Киевские власти и семья Ганской пытаются его развлечь, однако чувствует себя он весьма плохо: у него обнаруживается гипертрофия сердца, рвота, одышка, слабеет зрение. Весь год он слоняется без дела в огромной усадьбе, ничего не пишет. 14 марта в 7 часов утра в Бердичеве состоялось его венчание с Эвелиной Ганской. В конце апреля – в мае супруги предпринимают совместное путешествие в Париж. Поездка продолжается целый месяц.
Добравшись до своего супружеского «гнездышка» в Париже на улице Фортюне, Бальзак уже не покидает его. 20 июня Теофиль Готье получает от него письмо, написанное рукой Э. Ганской: «Я не могу ни читать, ни писать». 11 июля у него открылся перитонит, в августе он страдает водянкой, 17 августа началась гангрена ноги. 18 августа в 9 часов вечера умирающего писателя посещает Виктор Гюго. Через два с половиной часа, в 11.30 вечера, Бальзак скончался.
Похороны состоялись 21 августа на кладбище Пер-Лашез. Гроб сопровождали В. Гюго, Г. Курбе, Г. Берлиоз, А. Дюма, Давид д’Анже, А. Монье, Ф. Леметр, Ш. Сент-Бев и другие, был русский поверенный в делах. Прощальную речь произнес Виктор Гюго, в своем обычном, чуть выспренном стиле: «Господин де Бальзак был одним из первых среди великих, одним из лучших среди избранных /…/ Сам того не зная, хотел он того или нет, согласился бы он с этим или нет, – автор этого огромного и причудливого творения был из могучей породы писателей-революционеров».
Бальзак явил пример беззаветного служения литературе. Его работоспособность поражала современников и продолжает удивлять нас. Всего в составе «Человеческой комедии» им было задумано 143 произведения, написано 95. Помимо этого основного состава мы имеем несколько ранних романов, большое количество рассказов, пьес, очерков, статей, обширное эпистолярное наследие. Эта беспрерывная работа подорвала его силы, лишила многих простых радостей жизни, но она же принесла ему славу величайшего французского романиста.
Ранние произведения
Пользуясь сравнительным методом и сопоставляя западноевропейские литературы и русскую, беспрестанно удивляешься одному обстоятельству: все западные художники, даже самые гениальные, были соразмерны своей эпохе и достаточно публиковались при жизни, в то время как многие русские и, в особенности, советские писатели «опережали время», публиковались с трудом и признания при жизни не заслужили. Приходится только удивляться, почему это так, а не иначе, почему только надломленный русский писатель удостаивается, наконец, признания, а то и умирает, имея в ящике письменного стола неопубликованные произведения? Тайна сия велика есть и подразумевает разницу в общественном статусе художника западного и российского. Российский, как правило, пророк и с ним обходятся, как должно толпе обходиться с пророком, а западный всего-навсего производитель. И если его произведения хороши, то и сам производитель не остается внакладе.
Диву даешься, сколько романов написал юноша Бальзак, прежде чем на него обратили, наконец, внимание, но еще удивительнее, что все его вещи подавались с жару и с пылу, как свежие пирожки булочника, и – что уж совсем невероятно – оплачивались. Они не лежали в столе, дожидаясь смерти автора, а издавались типографским способом, чтобы юноша-писатель, увидев свою «пачкотню» (выражение Бальзака об одном из своих романов), мог переосмыслить свои достоинства.
До «Шуанов», открывавших «Человеческую комедию», Бальзак написал трагедию «Кромвель», романы «Наследник Пирагского замка», «Жан-Луи», «Клотильда Лузиньянская», «Арденнский викарий», «Последняя фея», «Старик», «Ван-Хлор, или бледноликая Джен». В своем развитии он точно проиллюстрировал дарвиновскую теорию естественного отбора, согласно которой человек в своем развитии проходит примерно те же стадии, что и общество, в котором он родился. В самом деле, что такое драма «Кромвель», как не попятное движение, уроки классицизма? А о том, что он был прилежным учеником классицизма, свидетельствует одно из его писем к сестре: «Кребильон меня обнадеживает, Вольтер пугает, Корнель приводит в восторг, а Расин заставляет бросать перо». Из этой последней жалобы следует, что все двадцатые годы прошли под знаком подражательства авторитетам. Начав как классицист, он затем переметнулся в стан «черного романа» и «Удольфских тайн», а с середины десятилетия прочно эпигонствовал Вальтер Скотту, от которого был в неизбывном восторге. Мысль, высказанная опять-таки в письме к сестре Лоре, о том, что он пишет ради денег (и впрямь: за первый роман он получил 800 ливров, за последующие – от полутора до двух тысяч!) – эта мысль не что иное, как попытка юного таланта быть полезным, р а б о т а т ь в той сфере, какую он избрал. Он очень хорошо сознает, что он не гений, и томится по большему прикосновению к существу жизни. «Я ежедневно благословляю счастливую независимость профессии, которую я избрал себе /…/ Если бы я был спокоен относительно своего материального положения, я стал бы работать над серьезными вещами», – пишет он в 1822 году.
В самом деле: его ранняя проза несет на себе печать сразу всех существовавших тогда направлений: классицистического романа Дидро и Вольтера, сентиментализма Ричардсона, Стерна и Руссо, «готического романа ужасов и тайн» мадам Анны Рэдклиф, просвещенческих исследований У. Годвина и «Векфильдского священника» и, наконец, романтизма Вальтер Скотта. «Нерадивый ученик» Вандомского коллежа братьев-ораторианцев читал так много и бессистемно, что заболел и вынужден был пожить некоторое время с родителями для успокоения нервов
Предисловие к «Человеческой комедии», «Дом кошки, играющей в мяч», «Вендетта», «Побочная семья», «Покинутая женщина»
Предисловие к «Человеческой комедии» написано Бальзаком много позже, чем следующие за ним ранние произведения, – в 1842 году, тогда как вышеозначенные рассказы относятся к 1830–1832 году, и только «Побочная семья» дописывалась в том же 1842, в год первого издания «Человеческой комедии», предпринятого издательством «Фюрн». Считается, что само название возникло как бы в оппозиции к «Божественной комедии» Данте Алигьери.
В предисловии Бальзак указывает, что его «Этюды о нравах» состоят из шести разделов: первый – «Сцены частной жизни», второй – «Сцены провинциальной жизни», третий – «Сцены парижской жизни», четвертый – «Сцены военной жизни», пятый – «Сцены политической жизни» и, наконец, шестой – «Сцены сельской жизни».
В замысле «Человеческой комедии» активную роль сыграло учение философов-естествоиспытателей Кювье и Сент-Илера, которые сопоставляли человека и животных в силу их органического единства. Похоже, не обошлось и без влияния скандально известного философа Ламетри, автора трактатов «Человек-машина», «Человек-растение», сводившего функции человека к простому биологизму. (Правда, заметим в скобках, делалось это в свое время в пику религии, жупелу всех просветителей). Как бы там ни было, Бальзак в предисловии пишет следующую замечательную фразу: «Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, торговцем, моряком, поэтом, бедняком, священником так же значительно, хотя и труднее уловимо, как и то, что отличает друг от друга волка, льва, осла, ворона, акулу, тюленя, овцу и т. д.»
В семье к Эвелине Ганской 26 октября 1834 года Бальзак так излагает общий замысел «Человеческой комедии»:
«Фундамент «Человеческой комедии» – «Этюды нравов» – изобразят все социальные явления, так что ни одна жизненная ситуация, ни одна физиономия, ни одни характер, мужской или женский, ни один уклад жизни, ни одна профессия, ни один из слоев общества, ни одна французская провинция, ничто из того, что относится к детству, старости, зрелому возрасту, к политике, правосудию, войне, не будет забыто.
Тогда последует второй ярус – «Философские этюды», ибо после следствия надо показать причины: в «Этюдах нравов» я изображу чувства и их игру, жизнь и ее движения. В «Философских этюдах» я вскрою причину чувств, основу жизни, каковы пределы, каковы условия, вне которых не могут существовать ни общество, ни человек; и после того как я обозрею общество, чтобы его описать, я займусь его обозрением, чтобы вынести ему приговор.
Позднее, после следствия и причин, придет черед «Аналитическим этюдам (частью которых является „Физиология брака“), ибо после следствий и причин должны быть определены начала вещей. Нравы – это спектакль, причины – это кулисы и механизм сцены. Начала – это автор, но по мере того, как произведение достигает вершин мысли, оно, словно спираль, сжимается и уплотняется. Если для этюдов нравов потребуется двадцать четыре тома, для „Философских этюдов“ нужно будет всего пятнадцать, а для „Аналитических этюдов“ – лишь девять. Таким образом, человек, общество, человечество будут без повторений описаны, призваны на суд, исследованы в произведении, которое будет подобно „Тысяче и одной ночи“ Запада».
Из этого письма вытекает со всей очевидностью, что Бальзак уже в 1834 году знал, чего он хочет. Его сверхзадача поражает своей масштабностью даже для той эпохи, в которой жили и творили такие плодовитые французские авторы, как Дюма-отец и Золя.
С годами Бальзак серьезнел и умнел; его путь – от подражания классицистам и романтикам, через бульварные романы и произведения, созданные единственно ради заработка, под которыми подчас он даже не ставил своего имени, – неизбежно приводил к системе, к циклу, к систематизации достигнутого и планам на будущее. Эти планы достойны гения, каковым, очевидно, Бальзак себя и считал не без основания. Срез человечества дается предпочтительно на материале Франции, но Франция – это человечество в миниатюре, это центр цивилизации, в нем заключено все, что есть интересного в мире, подобно тому, как в скорлупе заключен орех.
На примере жизни и творчества Бальзака можно проследить, что такое художественное творчество вообще. Это, в первую очередь, труд и самоорганизация. Этот Прометей слова как бы последовательно сбрасывал узкие и ветхие одежды ученичества, являясь всякий раз в обнове оригинальности, силы и мощи. Его потенциал был неисчерпаем. Было похоже на то, что жизнь и творчество у него неразделимы, потому что каждое произведение, каждая страница, каждая, пусть на потребу и на съедение кредиторам написанная новелла, последовательно изживали, творчески преобразовывали день, в который они были созданы. А если представить себе, что работа шла днем и ночью, то можно себе представить, какая требовалась духовная и телесная мощь от автора. Даже Дюма-отец, написавший немыслимое количество романов, имел многочисленных секретарей и помощников, соавторов и подсказчиков, Бальзак же в основном создавал свои вещи сам и прибегал к соавторству лишь в начальный период.
Беда, однако, в том, что при такой сверхзадаче выход и итог мыслился один – сжечь себя без остатка, подобно Прометею, как определил это Стефан Цвейг; таким образом замысленная и расписанная жизнь могла реализоваться лишь за счет бесконечного самопожертвования, при которой сам автор сознательно отказывается от простых человеческих радостей – семьи, буржуазного достатка, незапланированного общения с природой и симпатичными людьми. Все шло как раз по тому сценарию, при котором жизнь сгорала огромным костром на ветру XIX столетия. Читатель-роялист, читатель-буржуа, читатель-пролетарий, читатель-крестьянин требовали все новых и новых жертв, и у Бальзака хватало топлива, чтобы поддерживать горение высоко и мощно. Не стоит думать, что это был социальный заказ, как сказали бы в России в семидесятых годах ХХ века. Нет, это было и жизнью – жизнью человека, которому «дано с избытком», как говорится в Св. Писании. Бальзака ориентировала не только французская читающая публика. У него была и самоцель. Недаром же в его кабинете стояла статуэтка Наполеона (того самого, завоевателя) с надписью рукой Бальзака: «То, чего он не смог завершить мечом, я осуществлю пером». Таким образом, сам автор ставил задачу завоевания всего мира. Отличие гения от графомана, вероятно, в том и состоит, что гений справляется с заданием, достигает цели, какой бы грандиозной она не выглядела, он держит ситуацию под контролем, тогда как графоман не в состоянии даже приблизится к уяснению собственных целей. При всей грандиозности цель Бальзака, в сущности, проста и ясна, а после примера Наполеона Бонапарта уже и просто реальна. Вспомним, что и натуральная школа немного позднее в лице «Ругон-Маккаров» Эмиля Золя дала превосходный образец физиологической систематизации, причем автор этого цикла романов еще заземленнее, еще биологичнее, нежели Бальзак.
Надо учесть, что вдохновение не было постоянным спутником писателя. Годом позже, в 1835, когда он ненадолго ездил в Вену, чтобы повидаться с давней своей приятельницей и исповедницей Э. Ганской, он жаловался: «Моя жизнь состоит из одного монотонного труда, который разнообразится опять-таки трудом».
Если Бюффон так красочно и со знанием дела живописал природу, почему бы не сделать того же самого в отношении общества, спрашивает Бальзак. «Самим историком должно было оказаться французское общество, мне оставалось только быть его секретарем».
За те десять с лишним лет, что печатались ингредиенты «Человеческой комедии», каждое на особицу, Бальзак успел получить множество упреков в безнравственности своих произведений, их чрезмерной наукообразности, мистицизме и т. д. Защищаясь в этом предисловии от упреков в безнравственности, Бальзак ссылается на пример Христа и Сократа, которых тоже в их время обвиняли в зазнайстве и в о т с у т с т в и и п о л н о м о ч и й для того, чтобы судить других людей. Ориентация писателя на двух величайших пророков древности сама по себе замечательна. Конечно, она отдает хвастовством и зазнайством, как многое другое в творчестве и личности писателя, однако мы должны понять, что в какой-то мере эти качества входят в состав собственно национального характера французов. Такие «заявки» и гигантоманские закидоны идут у Бальзака от избытка силы, от бурного гражданского темперамента, от того качества французов, которое так замечательно воплотилось в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Франсуа Рабле, в «Тартарене из Тарраскона» Альфонса Доде, в героях Дюма-отца и Ромена Роллана.
Поскольку, говорит Бальзак, в его Комедии изображены тысячи персонажей, он вынужден был разбить ее на «Этюды», а «Этюды», в свою очередь, на «Сцены». Мимоходом он укоряет Жорж Санд за то, что она собиралась написать предисловие к собранным здесь произведениям, да так и не собралась, и ему приходится делать это самому.
Уже в первом произведении, включенном в «Человеческую комедию», в «Этюд о нравах», Бальзак предстает перед нами как канонический писатель реализма – критического реализма. В рассказе «Дом кошки, играющей в мяч» все строится по законам реализма: дана обширная экспозиция, в которой обозреваются время и место действия, даны портреты действующих лиц. Это похоже на ценности, провозглашенные Буало, с той, однако, разницей, что они применены к эпическому, повествовательному жанру. В рассказе есть все: хорошо выдержанное вступление, завязка действия и его развитие, кульминация, развязка. Суконщик Гильом имеет двух дочерей на выданье – двадцативосьмилетнюю Виргинию и восемнадцатилетнюю Августину. Он не прочь выдать перезрелую дылду Виргинию за самого толкового своего приказчика Леба, однако тому по сердцу младшая из дочерей, крошка Августина. Но вот на сцене появляется модный, молодой и красивый художник Теодор Сомервье, и роли окончательно разобраны: красота и искусство должны породниться, равно как и другая пара – полные семейных добродетелей и деловых качеств Леба и Виргиния. Так оно и случается ко взаимному удовольствию: Гильом берет своего приказчика в долю, и обе пары счастливых молодоженов венчаются одновременно. С этого момента люди дела отходят на задний план, а люди искусства выдвигаются на первый.
Дело в том, что после рождения ребенка Сомервье охладевает к жене. Бедняжка Августина, чтобы спасти семью, советуется с отцом и матерью, со старшей сестрой и зятем и даже, подобно сказочной наивной дурочке, перед которой открываются все тайные врата, идет к своей сопернице-герцогине, чтобы узнать, чем же таким особенным прельстился ее супруг. Неназойливо в сознание читателя внедряется мораль: «одаренный человек зачастую делает свою жену несчастной». Герцогиня учит ее властвовать мужем, совсем как Онегин – Татьяну. Наивная, одушевленная и очень смышленая юная Августина – самый симпатичный образ произведения. Узнав об этом визите, Теодор Сомервье приходит в ярость, однако герцогиня, самоустранившись, вынуждает его заняться собственной женой, оценить ее достоинства и ее любовь. Дом, над порталом которого изображена кошка, играющая в мяч, – это и есть истинное прибежище для простых сердец. Действительно: частная жизнь, случай из самой что ни на есть частной жизни.
И все-таки последовательным реалистом Бальзак не был и в тридцать лет. Во всяком случае, в выборе сюжетов. Потому что сюжет рассказа «Вендетта», его герои, художественные приемы, исполнение – все пронизано романтизмом. Что ни говори, а в 1830 году романтизм был сильнейшим движением в западноевропейской и русской литературе. Такой сюжет, с такими страстями и исключительными по воздействию персонажами мог выбрать Стендаль, уделявший столько внимания пылким итальянцам, но никак не Бальзак. Но мы имеем то, что имеем: романтический рассказ о роковых страстях и возвышенных душах.
Кратко суть дела в следующем: корсиканец Бартоломео, учинив кровавую вендетту над родом Порта, приходит к императору Наполеону и его брату Люсьену и искупает грех, нанявшись в ряды доблестной завоевательной армии. Проходит 10 лет, и в 1815 году, когда кончаются Сто дней императора Наполеона и начинается преследование бонапартистов, его дочь Джиневра Пьомбо, которая занимается в школе живописи Сервена, знакомится там с раненым офицером Луиджи. Старый Бартоломео, сам некогда наполеоновский фаворит, тем не менее, решительно против союза дочери с опальным юношей. Особенно когда узнает, что он из тех самых Порта, которых он когда-то истребил. Джиневра, девушка-кремень, идет против воли отца, полюбив врага своей семьи. Старый Бартоломео просто-напросто недосмотрел, позволив чувству дочери угнездиться глубоко. В противостоянии жарких итальянских страстей добром дело не кончится. И действительно: отец пытается убить дочь, а когда это ему не удается, отрекается от нее. Молодые венчаются, но тут-то, когда доблестный офицер вынужден заниматься перепиской казенных бумаг, а Джиневра становится художницей, работающей на заказ, и обнаруживается гибельный разрыв между идеалом и действительностью, между идеальной любовью и действительными тисками нищеты. Жестокий старик так и не простил свою дочь. Он допускает, чтобы с голоду умер их ребенок, а потом и она сама. Еще бы: его вендетта не кончилась, она обратилась теперь на этого негодяя Луиджи и на тех, кто с ним породнился вопреки его воле. После ребенка с голоду умирает и мать. Теодор приносит тестю косу его дочери и умирает сам. Так завершается эта трагическая история.
Нужно отметить, что романтизм Бальзака, отразившийся впоследствии в его философических романах «Шагреневая кожа» и «Поиски абсолюта», посвященных людям искусства и науки, весьма своеобразен. Этот романтизм имеет хорошее укоренение в реальной почве. В этом раннем рассказе уже намечено то противоречие между абсолютом человеческих притязаний и ничтожностью его воплощения в действительности. В образе художницы, которую сгубила ее пылкая страсть, нет-нет, да и мелькнет тень Рафаэля Валентэна из «Шагреневой кожи» или ученого Клааса, одержимого своими учеными изысканиями.
Рассказ «Побочная семья» (другое название – «Добродетельная женщина») также написан в основном в 1830 году. Этот и три последующих года были особенно урожайными в творчестве Бальзака. Условно его можно разделить на две части, с эпилогом, написанным в 1842 году. Первая часть выдержана в духе высокого романтизма. Бедная девушка-бесприданница Каролина Крошар, проживаюшая на сырой и темной улице Турнике-Сен-Жан под присмотром старушки-матери, занята вышиванием. Они с матерью бедны и добродетельны, все их развлечение сводится к наблюдению из окна за уличными прохожими. «Черный господин» по имени Роже мало-помалу неприметно влюбляется в эту чудесную девушку и начинает ей материально помогать, подбрасывает даже кошелек, чтобы помочь расплатиться с домовладельцем за наем квартиры. Все это похоже вначале по тональности и колориту на «Бедных людей» Ф. М. Достоевского, особенно когда Роже, заботливо опекая девушку, учит ее развлекаться, танцевать, снимает для нее квартирку в центре города, которую любящие сердца превращают постепенно в уютный уголок Гименея. Через шесть лет здесь уже подрастают мальчуган и девочка, а счастливая Каролина Крошар, которая не ведет светского образа жизни, за все это время так ничего и не узнала о своем Роже. И только ее мать, госпожа Крошар, поверяет перед смертью фамилию соблазнителя дочери суровому священнику Фонтенону.
Из второй части рассказа, после сюжетной ретардации, мы узнаем, что Роже в момент знакомства с Каролиной уже был женат на богачке и подруге детства Анжелике Бонтон. Вот такой вот двоеженец. Однако Бальзак не собирается осуждать героя. Напротив, оказывается, что найденный им выход самый что ни на есть логичный, потому что Анжелика – дама излишне религиозная, затворница, постница, водится с попами и даже пишет письмо папе в Ватикан, чтобы узнать из первых уст, «может ли жена декольтироваться, посещать балы и театры, не погубив души». Понятно, что семейная жизнь со святошей не проста, вот почему Роже в конце концов обзавелся побочной семьей, где он счастлив не по обязанности. Союз высокородной святоши с чиновником судебного ведомства оказался несчастливым. Духовник Фонтенон, которому старуха Крошар перед смертью выбалтывает имя соблазнителя, доносит Анжелике на мужа. Дело заканчивается тем, что Роже остается без обеих семей, седым и несчастным, потому что Каролина в свой черед удрала к более молодому любовнику.
Пафос рассказа в его антиклерикализме. Отношения Бальзака с церковью никогда не были простыми, даже в те времена, когда он в угоду монархическим особам заделался легитимистом и пел под сурдинку аристократов. В этом смысле он был преемником французских просветителей.
«Провинциальная муза»
И все-таки в творчестве Бальзака есть черта, которую нельзя назвать плодотворной, – утомительное многословие. У Бальзака-то она извинительна и идет отчасти от переполнявшей его информации, отчасти от спешки, потому что написанное им тотчас шло в набор и в оплату денежных долгов, отчасти как атавистический рудимент тех лет, когда он на потребу публике один за другим писал «черные романы» в надежде заработать деньги и упрочить свое положение. Но именно эта черта – многословие – дурным образом отразилась в концепции «социалистического реализма», как она была создана советскими литературоведами. Такие писатели, как М. Горький послереволюционных лет, К. Федин, Л. Леонов, Ф. Панферов, Ф. Гладков, а во Франции А. Барбюс и Р. Роллан мало-помалу стали считать его своим предтечей. «Социалистический реализм» естественным образом выводился из критического, самой опорной фигурой которого и явился Оноре де Бальзак. В оценках стало принято ссылаться на А. Франса, В. Белинского и М. Горького. Процитируем и мы этих троих. Анатоль Франс писал: «Прозорливый историк общества своего времени, он вскрывает все тайны лучше, чем кто-либо другой, он поясняет нам переход от старого режима к новому». В. Г. Белинский обращал внимание российских читателей на многообразие человеческих лиц в произведениях Бальзака: «как много написал этот человек, и несмотря на то, есть ли в его повестях хотя один характер, хотя одно лицо, которое бы сколько-нибудь походило на другое». М. Горький отмечал: «Книги Бальзака наиболее дороги мне той любовью к людям, тем чудесным знанием жизни, которые с великой силой и радостью я всегда ощущал в его творчестве».
Однако пустословие и отдельные самоповторы в некоторых произведениях Бальзака имеют совсем иную основу (избыток сил, спешка, способность работать одновременно над несколькими произведениями, не прибегая к услугам секретаря), а главное, совсем другую природу, чем пустословие, скажем, «Брусков» или «Хождения по мукам». Бальзака настолько распирает содержание жизни, замыслы, образы, мысли, что он просто-напросто не успевает их выговорить; слова громоздятся сверх содержания, навалом, подавляют его; Бальзак в силу горячего темперамента не успевает договориться иногда до сути проблемы, в то время как многоречивость столпов соцреализма призвана, прежде всего, драпировать бессодержательность, беззубость, отсутствие яркой мысли или сильного образа. Слово у Гладкова или К. Симонова зачастую скользит по поверхности смысла. Боязнь определенно высказаться – вот что, прежде всего, объясняет колоссальные объемы многотомных эпопей социалистического реализма. У Бальзака совсем иное. Как постоянно дрейфующие льдины, отдельные части его «Человеческой комедии» не вполне притерты, далековато расходятся или, напротив, громоздятся торосами, напирают друг на друга. Надо всегда иметь в виду, рассматривая «Человеческую комедию», что она вызревала в течение десятилетия, и сам замысел ее возник уже в процессе работы над ней. Надо принимать также во внимание, что это грандиозное архитектурное сооружение, это сооружение гиганта не было завершено: оно так и осталось, вроде Колизея, – с провалами и оползнями по отдельным местам.
Роман «Провинциальная муза», завершенный в 1844 году, – из тех, которые не относятся к вершинным достижениям автора. И, однако, он добротно сделан и вполне отвечает задачам изображения «провинциальной» жизни.
Самые длительные и прочные отношения Бальзак имел только с замужними женщинами, и в романе отразилась одна из таких связей – со славной и умной Зельмой Карро, ставшей его другом на долгие годы. Красавица и умница Дина Пьедефер переполошила провинциальный город Сенсер независимым поведением, собранием предметов искусства и состоятельным муженьком-карликом, де Ля Бодре, который на первых порах занят исключительно своим поместьем и который на 27 лет старше супруги. Вокруг Дины тотчас собирается провинциальная знать, а также два местных уроженца, жители Парижа, – журналист Лусто и медик Орас Бьяншон, фигурирующие также и в других романах Бальзака. Вокруг этих героев и завязываются тонкие, хорошо психологически мотивированные взаимоотношения. Барон де ля Бодре все никак не умирает, чтобы развязать руки любящим Дине и Лусто, напротив – здоровеет и метит в пэры Франции, так что журналист, одержимый, как мы знаем из биографии, собственно бальзаковскими маниями (жениться на богатой и благородной аристократке), в конце концов отступает, решившись на брак по расчету на мадемуазель Кардо. Прослышав об том, Дина приезжает из Сенсера в Париж, и тут начинается их счастливая жизнь, которую отравляют, с одной стороны, невеста Лусто и муж Дины, а с другой – воздыхатель Дины прокурор Кланьи. Взаимоотношения заканчиваются тем, что Лусто, погнавшийся за двумя зайцами, за двумя химерами, разорен и нищенствует, а Дина, вечная провинциалка, возвращается благоразумно к мужу. Так заканчивается роман провинциальной музы и столичного журналиста. «Не существует больших талантов без большой воли, – резюмирует автор, наблюдая падение героя. – Эти две силы-близнецы необходимы для сооружения здания славы».
В «Провинциальной музе» действует тип женщины того возраста (между тридцатью и сорока), который впоследствии получит прозвание «бальзаковского». Бальзак уже настолько далек от тематики «черных», неистовых романов, писанных в молодости на заказ, что разрешает себе немного поиронизировать над ними в той сцене, где гости провинциального салона рассказывают друг другу «страшные истории».
Затхлая атмосфера провинциального города не способствует духовному развитию, губит даже незаурядные дарования, делает вывод писатель, прослеживая судьбу еще одной прекрасной «тридцатилетней женщины», Дины де ла Бодре. В атмосфере сплетен, взаимной слежки и доносов, праздности и скудных интересов хиреет даже возвышенное любовное чувство. Оно деградирует до элементарной борьбы за существование, когда каждый шаг определяется толщиной вашего кошелька. Добродетельных здесь упрекают в гордыне, а падших – в грехе. Дина была и той, и другой, ее опыт закончился ничем. Может быть, имеет смысл только одно – работать, добиваясь честолюбивых целей, как поступает неутомимый труженик и тщедушный здоровяк барон де ля Бодре.
«Беатриса»
В «Сценах частной жизни» («Scene de la vie privee») Бальзак достигает высокого мастерства в разработке чувственной темы. Персонажи его «частных» романов немногочисленны, и отношения героев строятся вокруг любовной интриги. Как он и заявлял в Предисловии к «Человеческой комедии», в статьях и письмах того периода, когда вызревал замысел, все силы писателя брошены на разработку чувственной стороны жизни и женских характеров. Отныне его, бальзаковских, женщин не спутаешь ни с какими другими: погружаясь в омут чувств, они раскрывают самые потаенные уголки своих сердец, становясь то мстительными, то жертвенными, то сдержанно хладнокровными, то безоглядно открытыми.
Это характерно и для трехчастного романа «Беатриса», написанного, видимо, не в один прием между 1838 и 1844 годом: все три части имеют четкие стилевые различия, ощутимо разнятся по тональности. Разработка любовной темы становится здесь до того утонченной, что местами напоминает плетение кружев, бисероплетение. Это похоже на дамское рукоделие. Впрочем, упоминая Жорж Санд, госпожу де Сталь и делая свою героиню Фелисите де Туш писательницей, работающей под псевдонимом Камилл Мопен, Бальзак и не скрывает, что собирается перещеголять в утонченности упомянутых дам. Действительно, во Франции ко времени Бальзака была уже хорошо разработанная система любовного романа, и многие участки на этом поле обрабатывали пишущие дамы. Многие ссылки на знаменитый роман Бенжамена Констана «Адольф» также знаменательны. Герои здесь словно задались целью соперничать друг с другом по части самопожертвования. Это еще не та диалектика чувств, которой позже овладеет Лев Толстой, и не та плотность анализа, которая будет характерна для Флобера и Мопассана. Бальзак чаще всего применяет прямые характеристики и филигранные описания. Чего стоит один многостраничный портрет Фанни О`Брайен, матери Каллиста дю Геник, главного героя романа! Подробно, дотошно, со знанием дела описаны стан, плечи, грудь, шея, спина, глаза, белки глаз, кожа, зубы, веки. А если учесть, что это развернутое описание, сделанное со вкусом и художническим наслаждением, вскоре перетекает в столь же подробное описание другой героини, Фелисите, а чуть дальше и Беатрисы, то станет ясно, откуда у современников появился взгляд на Бальзака как знатока женской души. Женщины должны были быть очарованы таким вниманием к их переживаниям в любви. И это подтверждалось большим количеством писем от поклонниц, которые получал Бальзак.
Конец ознакомительного фрагмента.
Произведение писателя представляет собой цикл романов и новелл, соединенных между собой одной тематикой о жизни французского общества периода девятнадцатого века.
Творение писателя состоит из трех циклов, в каждый из которых включены многочисленные литературные труды, в общей сложности представляющих девяносто шесть произведений.
Первый раздел, названный автором «Этюды нравов», посвящен сценам приватной жизни героев романа, изображающей разные периоды человеческой жизни, начиная с детства, юности и заканчивая старостью. Сюда входят знаменитые произведения писателя, такие как «Гобсек», «Отец Горио», повествующие о жизненных судьбах людей, отличающихся непомерной скупостью и признающих в качестве идеала лишь власть денег. В культовом романе «Евгения Гранде» писатель раскрывается не только эпизоды частной жизни своих героев, но и рассматривает их чувства, амбиции, интересы, кипящие в них страсти.
Вторым разделом произведения является цикл носящий название «Философские этюды», в котором автор рассматривает человеческую жизнь через призму борьбы чувств с непомерными желаниями. Самым известным романом, входящим в этот раздел, является «Шагреневая кожа», рассказывающий о судьбе поэта, безуспешно строящего свою карьеру, которому повезло стать обладателем волшебного предмета, не принесшего юноше долгожданного счастья.
Последним циклом монументального труда писателя становятся «Аналитические этюды», в которых автор рассуждает о философских основах существования человека, пытаясь понять закономерности жизненных законов.
Все произведения, включенные писателем в многолетний труд, объединены исторической правдой эпохи того периода времени, которая изображается с помощью многочисленных подробностей и деталей, начиная от описания архитектурных моментов и заканчивая указание на мелочи быта героев, относящихся к различным классовым сословиям.
Самым интересным приемом, использованным писателем при создании произведения, является незавершенность каждого из романов, плавно перетекающего в следующий, создавая ощущение постоянного движения как основных персонажей, так и второстепенных, становящихся в следующем творении главными героями. Но самым основным персонажем всего творения писатель представляет французское общество буржуазии с его бурлящими страстями и кипящими чувствами.
Картинка или рисунок Бальзак - Человеческая комедия
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Краткое содержание Мальчик и война Искандер
Временной период, который описывается в данном произведение является Абхазской войной, которая происходила в 1992 году. В то время, человек повествующий читателям эту историю проживал вместе со своим дядей в Гаграх
- Краткое содержание Бунин Солнечный удар
Этот рассказ удивителен, своеобразен и весьма увлекателен. В нём пишется о внезапной любви, о возникновении чувств, к которым персонажи не были готовы и время у них нет, что б в этом всём разбираться. Но главный персонаж и не подозревает
- Краткое содержание Свадьба Кречинского Сухово-Кобылин
Богатый помещик Муромский Петр Константинович, оставив усадьбу в Ярославской губернии на попечении управляющего, проживает в московской квартире с дочерью Лидочкой и ее стареющей тетей Анной Антоновной.
- Краткое содержание Пройслер Маленький водяной
Мельничный водяной вернувшись в свой домик примостившийся на самом дне пруда возле мельницы был очень удивлен тишиной и порядком, творящимся в его оштукатуренных свежим илом стенах
- Краткое содержание Снежная королева Андерсена
Кай и Герда крепко подружились. Но, в их безоблачный мир пробралась Снежная королева, которая похитила мальчика и оставила жить в царстве холода и льда. Кай заколдован