ПРО ХОЛОПА ПРИМЕРНОГО - ЯКОВА ВЕРНОГО
Был господин невысокого рода,
Он деревнишку за взятки купил,
Жил в ней безвыездно тридцать три года,
Вольничал, бражничал, горькую пил.
Жадный, скупой, не дружился с дворянами,
Только к сестрице езжал на чаек;
Даже с родными, не только с крестьянами,
Был господин Поливанов жесток;
Дочь повенчав, муженька благоверного
Высек - обоих прогнал нагишом,
В зубы холопа примерного,
Якова верного,
Походя бил каблуком.
Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа.
Яков таким объявился из младости,
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать
Да племяша-малолетка качать.
Так они оба до старости дожили.
Стали у барина ножки хиреть,
Ездил лечиться, да ноги не ожили...
Полно кутить, баловаться и петь!
Очи-то ясные,
Щеки-то красные,
Пухлые руки как сахар белы,
Да на ногах - кандалы!
Смирно помещик лежит под халатом,
Горькую долю клянет,
Яков при барине: другом и братом
Верного Якова барин зовет.
Зиму и лето вдвоем коротали,
В карточки больше играли они,
Скуку рассеять к сестрице езжали
Верст за двенадцать в хорошие дни.
Вынесет сам его Яков, уложит,
Сам на долгушке свезет до сестры,
Сам до старушки добраться поможет,
Так они жили ладком - до поры...
Вырос племянничек Якова, Гриша,
Барину в ноги: "Жениться хочу!"
- "Кто же невеста?" - "Невеста - Ариша".
Барин ответствует: "В гроб вколочу!"
Думал он сам, на Аришу-то глядя:
"Только бы ноги господь воротил!"
Как ни просил за племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Крепко обидел холопа примерного,
Якова верного,
Барин,- холоп задурил!
Мертвую запил... Неловко без Якова,
Кто ни послужит - дурак, негодяй!
Злость-то давно накипела у всякого,
Благо есть случай: груби, вымещай!
Барин то просит, то песски ругается,
Так две недели прошли.
Вдруг его верный холоп возвращается...
Первое дело - поклон до земли.
Жаль ему, видишь ты, стало безногого:
Кто-де сумеет его соблюсти?
"Не поминай только дела жестокого;
Буду свой крест до могилы нести!"
Снова помещик лежит под халатом,
Снова у ног его Яков сидит,
Снова помещик зовет его братом.
"Что ты нахмурился, Яша?" - "Мутит!"
Много грибков нанизали на нитки,
В карты сыграли, чайку напились,
Ссыпали вишни, малину в напитки
И поразвлечься к сестре собрались.
Курит помещик, лежит беззаботно,
Ясному солнышку, зелени рад.
Яков угрюм, говорит неохотно,
Вожжи у Якова дрожмя дрожат,
Крестится. "Чур меня, сила нечистая!-
Шепчет,- рассыпься!" (мутил его враг),
Едут... Направо трущоба лесистая,
Имя ей исстари: Чертов овраг;
Яков свернул и поехал оврагом,
Барин опешил: "Куда ж ты, куда?"
Яков ни слова. Проехали шагом
Несколько верст; не дорога - беда!
Ямы, валежник; бегут по оврагу
Вешние воды, деревья шумят..
Стали лошадки - и дальше ни шагу,
Сосны стеной перед ними торчат.
Яков, не глядя на барина бедного,
Начал коней отпрягать,
Верного Яшу, дрожащего, бледного,
Начал помещик тогда умолять.
Выслушал Яков посулы - и грубо,
Зло засмеялся: "Нашел душегуба!
Стану я руки убийством марать,
Нет, не тебе умирать!"
Яков на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине ее укрепил,
Перекрестился, на солнышко глянул,
Голову в петлю - и ноги спустил!..
Экие страсти господни! висит
Яков над барином, мерно качается.
Мечется барин, рыдает, кричит,
Эхо одно откликается!
Вытянув голову, голос напряг
Барин - напрасные крики!
В саван окутался Чертов овраг,
Ночью там росы велики,
Зги не видать! только совы снуют,
Оземь ширяясь крылами,
Слышно, как лошади листья жуют,
Тихо звеня бубенцами.
Словно чугунка подходит - горят
Чьи-то два круглые, яркие ока,
Птицы какие-то с шумом летят,
Слышно, посели они недалеко.
Ворон над Яковом каркнул один.
Чу! их слетелось до сотни!
Ухнул, грозит костылем господин!
Экие страсти господни!
Барин в овраге всю ночь пролежал,
Стонами птиц и волков отгоняя,
Утром охотник его увидал.
Барин вернулся домой, причитая:
"Грешен я, грешен! Казните меня!"
Будешь ты, барин, холопа примерного,
Якова верного,
Помнить до судного дня!
"Грехи, грехи,- послышалось
Со всех сторон.- Жаль Якова,
Да жутко и за барина,-
Какую принял казнь!"
- "Жалей!.." Еще прослышали
Два-три рассказа страшные
И горячо заспорили
О том, кто всех грешней.
Один сказал: кабатчики,
Другой сказал: помещики,
А третий - мужики.
То был Игнатий Прохоров,
Извозом занимавшийся,
Степенный и зажиточный
Мужик - не пустослов.
Видал он виды всякие,
Изъездил всю губернию
И вдоль и поперек.
Его послушать надо бы,
Однако вахлаки
Так обозлились, не дали
Игнатью слово вымолвить,
Особенно Клим Яковлев
Куражился: "Дурак же ты!.."
- "А ты бы прежде выслушал..."
- "Дурак же ты..."
- "И все-то вы,
Я вижу, дураки! -
Вдруг вставил слово грубое
Еремин, брат купеческий,
Скупавший у крестьян
Что ни попало, лапти ли,
Теленка ли, бруснику ли,
А главное - мастак
Подстерегать оказии,
Когда сбирались подати
И собственность вахлацкая
Пускалась с молотка.-
Затеять спор затеяли,
А в точку не утрафили!
Кто всех грешней? подумайте!"
- "Ну, кто же? говори!"
- "Известно кто: разбойники!"
А Клим ему в ответ:
"Вы крепостными не были,
Была капель великая,
Да не на вашу плешь!
Набил мошну: мерещатся
Везде ему разбойники;
Разбой - статья особая,
Разбой тут ни при чем!"
- "Разбойник за разбойника
Вступился!" - прасол вымолвил,
А Лавин - скок к нему!
"Молись!" - и в зубы прасола.
"Прощайся с животишками!"-
И прасол в зубы Лавина.
"Ай, драка! молодцы!"
Крестьяне расступилися,
Никто не подзадоривал,
Никто не разнимал.
Удары градом сыпались:
"Убью! пиши к родителям!"
- "Убью! зови попа!"
Тем кончилось, что прасола
Клим сжал рукой, как обручем,
Другой вцепился в волосы
И гнул со словом "кланяйся"
Купца к своим ногам.
"Ну, баста!"- прасол вымолвил.
Клим выпустил обидчика,
Обидчик сел на бревнышко,
Платком широким клетчатым
Отерся и сказал:
"Твоя взяла! не диво ли?
Не жнет, не пашет - шляется
По коновальской должности.
Как сил не нагулять?"
(Крестьяне засмеялися.)
- "А ты еще не хочешь ли?"-
Сказал задорно Клим.
"Ты думал, нет? Попробуем!"
Купец снял чуйку бережно
И в руки поплевал.
"Раскрыть уста греховные
Пришел черед: прислушайте!
И так вас помирю!"-
Вдруг возгласил Ионушка,
Весь вечер молча слушавший,
Вздыхавший и крестившийся,
Смиренный богомол.
Купец был рад; Клим Яковлев
Помалчивал. Уселися,
Настала тишина.
В путешествии по стране семь мужиков встречают множество людей с разными судьбами. Одни рассказывают о себе сами, о других ходоки узнают из историй, которыми делятся с ними встречные.
Образ и характеристика Якова в поэме «Кому на Руси жить хорошо» появляются в отдельной части – сказ «Про холопа примерного, Якова Верного». Сюжет взят из реальной жизни, он вызывает споры, различные выводы читателей и слушателей. Автор дает возможность каждому оценить историю, остановиться на своем мнении.
Истоки истории о Якове
Н.А.Некрасов искал данные о крепостном произволе. Он изучал исторические документы, общался и собирал материал для поэмы. Юрист А.Ф.Кони передал ему историю помещика, который зверствовал, потешался над крепостными людьми сам и с помощью жестокого кучера. Кто из двух людей был более беспощаден, сложно сказать. Кучера звали Малюта Скуратов. Оба реальных человека отрицательны и неприятны. Гениальный поэт подошел к истории по-своему. Он показал, как может изменить психологию человека крепостное право. Рабство привело Якова к гибели, хотя судьба его могла бы завершиться совсем иначе. Даже с героями поэмы легко провести параллели: Яков и Савелий (закопал злобного немца живьем), Яков и мужики (пошли искать правду), Яков и бунтующие крестьяне. У Некрасова помещик жесток, а холоп добр. Качество не помогает стать мужику счастливым, а делает его безвольным и слабым.
Поливанов
Помещик жесток и жаден. Поэт говорит о нем скупо, но читателю понятен образ Поливанова. Деревня приобретена помещиком за деньги от взяток. У автора нет желания назвать ее привычно. Это «деревнишка», что-то унизительное чувствуется в имении без названия. Хозяин жесток не только с крестьянами, доставшимися ему для управления. Он по-своему расправляется с близкими ему людьми: дочь повенчал, высек ее мужа и выгнал без средств к существованию – «нагишом». Не меняет Поливанова болезнь ног. Он еще надеется встать и продолжить свои измывательства. Помещик отправляет парня в солдаты, надеясь, что невеста достанется ему.
Верный холоп Яков
Особый цинизм звучит в словах поэта, когда он показывает отношение помещика-хозяина к верному слуге. Поливанову нравится унижать Якова. Он каблуком бьет мужика по зубам. Бьет не спеша, походя, просто ради забавы. В отличие от реального персонажа – Малюты Скуратова, верный слуга добр и сострадателен. Он сравним с псом, который служит своему хозяину и забывает о том, что он человек. Обидно звучат слова автора об их участи: им милей становятся господа после тяжелых наказаний. Внимательный читатель видит, как одинокий человек привязывается душей к жестокости. Яков заботится не только о хозяине, он любит племянника Гришу. Именно любовь делает его смелее. Он решается просить у Поливанова за родного ему человека, но получает жестокий отказ, насмешку и очередное издевательство, схожее с пинком ноги. Холоп решается на месть. Но какой она может быть? Яков не способен на действия против тех, кого любит всю жизнь. Он решает только на действия против себя. Яков повесился на глазах у помещика.
Особый бунт
Сцена смерти Якова вызывает множество споров. Самоубийство на Руси – великий грех, но нет чувства осуждения к крестьянину, как к висельнику. Автор скупо произносит фразу о смерти холопа. Зато картина ужаса, которую пережил Поливанов, яркая и эмоциональная:
«Чортов овраг»;
«В саван окутан»;
«зги не видать».
Над помещиком летают совы, бьются крыльями, пытаясь добраться до него. Слетаются на поживу вороны. Чьи-то глаза светятся во тьме. Просыпается совесть, осознает мученик свой грех, но поздно. Возможно, Некрасов оставляет его живым, чтобы понял Поливанов, кого потерял и обидел. Странники и простые слушатели истории реагируют на бунт-казнь по-разному. Многим жалко Якова. Кто-то сочувствует барину. Другие понимают, что жалеть господ не стоит, их память короткая, появится другой холоп, и все начнется сначала.
Урок 7. Идейный смысл рассказов о грешниках
Цели урока: показать, как в поэме решается вопрос о путях выхода к свободе и счастью; как придает поэт смутному недовольству, зреющему в народе, остроту и силу социального звучания.
Ход урока
Не покорность тупая
Дружная сила нужна.
I . Проверка домашнего задания
1. Рассказать как решается в поэме основной вопрос: кому живется весело... на Руси?
2. Рассказать, какие типы крестьян показаны в поэме, почему?
3. Как меняется понимание счастья и счастливого у крестьян правдоискателей?
4. Проверка знания стихотворения «Русь» наизусть.
II. Работа по последней части «Пир на весь мир»
Итак, мы можем сказать, что реформа оставила «освобожденного крестьянина» в состоянии нищеты и бесправия. Вместе с тем она способствовала пробуждению народного самосознания. Некрасов убеждает читателя в том, что оно неуклонно растет. Образы «счастливых» и спор о счастье, встречи с помещиками приводят к мысли о необходимости коренных преобразований жизни, чтобы народное счастье стало воз можно.
Задание.
Кратко пересказать главы: «Про холопа примерного - Якова верного», «О двух великих грешниках», «Крестьянский грех» и сделать вывод о том, что объединяет эти главы.
(Эти легенды объединяет тема греха. Барин Поливанов так жесток в обращении со всеми, что довел до смерти даже «по-собачьи». У преданного ему холопа Якова. Разбойник Кудеяр был «зверь-человек», проливший много крови честных христиан Староста Глеб «загубил» восемь тысяч душ крестьян. Каждый из главных героев этих рассказов совершил тяжкий грех).
Н. А. Некрасов энергично возразил против запрещения цензором рассказа «Про холопа примерного - Якова верного» начальнику управления по делам печати В. В. Григорьеву: «...принес некоторые жертвы цензору Лебедеву, исключив солдата и две песни, но выкинуть историю о Якове, чего он требовал под угрозою ареста книги, не могу - поэма лишится смысла».
Почему Некрасов придавал такое большое значение этому рассказу, ни за что не хотел «выкинуть» его из текста поэмы.
(Все три рассказа связаны единой темой греха. Даже холоп от тяжелой жизни, унижений способен на протест.)
III. Анализ рассказов
Почему Некрасов называет Якова холопом «примерным и верным»?
Почему возник и как разрешился конфликт между помещиком и крестьянином?
(В рассказе крупным планом показаны два образа - господина Поливанова и его верного холопа Якова. Помещик «жаден», «скуп», «жесток».
В зубы холопа примерного
Якова верного,
Походя дул каблуком.
О Якове «верном», холопе помещика Поливанова, сказано так:
Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа.
Яков таким объявился из младости,
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать...
Перед нами добровольный холоп, крестьянин, рабски преданный своему господину, потерявший человеческое достоинство. Но даже и это существо не может вынести обиды, причиненной ему Поливановым, - так жесток произвол помещика. Рисуя барина Поливанова и холопа Якова в его непосредственном столкновении, автор показывает, что существующий между помещиком и крестьянином конфликт невозможно решить «мирным» путем, по совести:
Как ни просил за племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Читатель узнает, что крестьяне мстят барину, когда «задурил», «мертвую запил» холоп Яков:
…Неловко без Якова,
кто ни послужит - дурак, негодяй!
Злость - то давно накипела у всякого,
Благо есть случай: груби, вымещай!
Яков придумал страшную месть, жестокую: он кончил жизнь самоубийством на глазах у помещика. Протест Якова заставил помещика осознать свой грех:
Барин вернулся домой, причитая:
«Грешен я, грешен! Казните меня!)
«О двух великих грешниках»
Почему старец решил рассказать пану свою тайну?
(В легенде идет речь о разбойнике Кудеяре и пане Глуховском. У Кудеяра, совершившего тяжкие грехи, пробудилась совесть, он раскаялся, и Бог к спасению путь ему указал:
Старцу в молитвенном бдении
Некий угодник предстал,
Рек: «Не без Божьего промысла
Выбрал ты дуб вековой,
Тем же ножом, что разбойничал,
Срежь его той же рукой!»
Он рассказал свою тайну в поучении грешнику.)
О чем свидетельствует ответ пана?
(Моральное воздействие оказывается тщетным. Совесть пана осталась глуха к призывам старца. В свою очередь знатный пан обращается с таким поучением:
Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!
Слова эти вызывают бешеный гнев старца, и он убивает пана Глуховского.)
Что толкнуло раскаявшегося разбойника на этот поступок?
(Гнев в душе грешника рожден сочувствием к тем крестьянам, которые терпели жестокие издевательства пана Глуховского.)
В этой легенде, как и в рассказе о Якове, вновь звучит тема жестокого издевательства над крестьянами. Но решение, выход предлагается иной. Если Яков не хочет «руки марать убийством», то старец убивает пана Глуховского. И именно за убийство, расправу над тираном, притеснителем народа, он и получает прощение грехов:
Только что пан окровавленный
Пал головой на седло.
Рухнуло древо громадное,
Эхо весь лес потрясло.
Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!
В чем идейный смысл легенды?
(Раскаявшийся грешник нашел свое спасение, встав на путь заступничества за народ. Расправа с тираном утверждается как единственно возможный путь разрешения непримиримого конфликта народа с угнетателями. Легенда утверждает моральное право народа на расправу с его врагами: Кудеяру за убийство жестокого угнетателя народа прощаются все грехи.)
«Крестьянские грехи»
Кто герои рассказа? Чем отличается этот рассказ от первых рассказов?
(Перед нами вновь те же герои - барин и крестьянин. Но, в отличие от первых двух рассказов, здесь барин совершил добрый поступок:
Из цепей-крепей на свободушку
Восемь тысяч душ отпускается!
А человек из народа - крестьянский староста Глеб - предал своих земляков, загубил восемь тысяч душ крестьян. После смерти адмирала дальний родственник его:
Все повыведал, насудил ему
Горы золота, выдал вольную...
Глеб - он жаден был - соблазняется:
Завещание сжигается!
Вновь звучит тема взаимоотношений угнетенного и угнетателя, но ставит она уже проблему крестьянского греха. Староста Глеб из-за жадности, ради собственной выгоды обрек своих земляков на муки рабство, стал виновником народного горя.)
Грех предательства народных интересов в самой крестьянской среде оказывается самым великим грехом. Не добиться «свободушки», а «вечно маяться» народу, пока будут в его среде предатели и терпеливое к ним отношение:
Ой, мужик! мужик! ты грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!
IV . Итог урока. Выводы
Все три рассказа объединяет одна общая проблема: как сбросить цепи рабства и угнетения?
Некрасов обращается к христианской религии. Так как для крестьян - «Божий суд» - это проявление высшей нравственной справедливости. С точки зрения «Божьего суда» пан является большим грешником, чем Кудеяр, и расправа с ним дает искупление всех грехов. Так утверждается в поэме святость борьбы с угнетателями. Вот почему рассказ на самую острую тему современности ведет «Смиренный богомол» Ионушка. Вот почему мы встречаем в легенде обилие слов из религиозного обихода: Господь, грешник, божий промысел, инок, угодник, упоминание Соловецкого монастыря, отца Питирима. Некрасов приписывает христианской этике совсем другие черты, нежели официальная церковь. Он не зовет прощать врагов, жить в страхе и покорности, а благословляет великий гнев человека, рожденный состраданием и сочувствием к угнетенным.
Итак, уяснив внутреннее единство трех рассказов, мы видим в центре поэмы проблему эпохи - вопрос о путях выхода крестьянской жизни к свободе и счастью.
V. Домашнее задание
2. Подготовиться к проверочной работе.
3. Индивидуальное задание: подготовить сообщение «Кто такой Гриша Добросклонов?»
В конце села под ивою,
Свидетельницей скромною
Всей жизни вахлаков,
Где праздники справляются,
Где сходки собираются,
Где днем секут, а вечером
Цалуются, милуются, -
Всю ночь огни и шум.
На бревна, тут лежавшие,
На сруб избы застроенной
Уселись мужики;
Тут тоже наши странники
Сидели рядом с Власушкой;
Влас водку наливал.
«Пей, вахлачки, погуливай!» -
Клим весело кричал.
Как только пить надумали,
Влас сыну-малолеточку
Вскричал: «Беги за Трифоном!»
С дьячком приходским Трифоном,
Гулякой, кумом старосты,
Пришли его сыны,
Семинаристы: Саввушка
И Гриша, парни добрые,
Крестьянам письма к сродникам
Писали; «Положение»,
Как вышло, толковали им,
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
Теперь же Савва дьяконом
Смотрел, а у Григория
Лицо худое, бледное
И волос тонкий, вьющийся,
С оттенком красноты.
Тотчас же за селением
Шла Волга, а за Волгою
Был город небольшой
(Сказать точнее, города
В ту пору тени не было,
А были головни:
Пожар все снес третьеводни).
Так люди мимоезжие,
Знакомцы вахлаков,
Тут тоже становилися,
Парома поджидаючи,
Кормили лошадей.
Сюда брели и нищие,
И тараторка-странница,
И тихий богомол.
В день смерти князя старого
Крестьяне не предвидели,
Что не луга поемные,
А тяжбу наживут.
И, выпив по стаканчику,
Первей всего заспорили:
Как им с лугами быть?
Не вся ты, Русь, обмеряна
Землицей; попадаются
Углы благословенные,
Где ладно обошлось.
Какой-нибудь случайностью -
Неведеньем помещика,
Живущего вдали,
Ошибкою посредника,
А чаще изворотами
Крестьян-руководителей -
В надел крестьянам изредка
Попало и леску.
Там горд мужик, попробуй-ка
В окошко стукнуть староста
За податью - осердится!
Один ответ до времени:
«А ты леску продай!»
И вахлаки надумали
Свои луга поемные
Сдать старосте - на подати.
Все взвешено, рассчитано,
Как раз - оброк и подати,
С залишком. «Так ли, Влас?
А коли подать справлена,
Я никому не здравствую!
Охота есть - работаю,
Не то - валяюсь с бабою,
Не то - иду в кабак!»
Так! - вся орда вахлацкая
На слово Клима Лавина
Откликнулась. - На подати!
Согласен, дядя Влас?
У Клима речь короткая
И ясная, как вывеска,
Зовущая в кабак, -
Сказал шутливо староста. -
Начнет Климаха бабою,
А кончит - кабаком!
«А чем же? не острогом же
Кончать тут? Дело верное,
Не каркай, пореши!»
Но Власу не до карканья,
Влас был душа добрейшая,
Болел за всю вахлачину -
Не за одну семью.
Служа при строгом барине,
Нес тяготу на совести
Невольного участника
Жестокостей его.
Как молод был, ждал лучшего,
Да вечно так случалося,
Что лучшее кончалося
Ничем или бедой.
И стал бояться нового,
Богатого посулами,
Неверующий Влас.
Не столько в Белокаменной
По мостовой проехано,
Как по душе крестьянина
Прошло обид... до смеху ли?..
Влас вечно был угрюм.
А тут - сплошал старинушка!
Дурачество вахлацкое
Коснулось и его!
Ему невольно думалось:
«Без барщины... без подати...
Без палки... Правда ль, Господи?»
И улыбнулся Влас.
Так солнце с неба знойного
В лесную глушь дремучую
Забросит луч - и чудо там:
Роса горит алмазами,
Позолотилcя мох.
«Пей, вахлачки, погуливай!»
Не в меру было весело:
У каждого в груди
Играло чувство новое,
Как будто выносила их
Могучая волна
Со дна бездонной пропасти
На свет, где нескончаемый
Им уготован пир!
Еще ведро поставили,
Галденье непрерывное
И песни начались.
Так, схоронив покойника,
Родные и знакомые
О нем лишь говорят,
Покамест не управятся
С хозяйским угощением
И не начнут зевать, -
Так и галденье долгое
За чарочкой, под ивою,
Все, почитай, сложилося
В поминки по подрезанным
Помещичьим «крепям».
К дьячку с семинаристами
Пристали: «Пой „Веселую“!»
Запели молодцы.
(Ту песню - не народную -
Впервые спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с «Положенья» царского,
С народа крепи снявшего,
Она по пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, -
Вахлак ее не пел,
А, слушая, притопывал,
Присвистывал; «Веселою»
Не в шутку называл.)
Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр-атаман,
Много разбойники пролили
Крови честных христиан,
Много богатства награбили,
Жили в дремучем лесу,
Вождь Кудеяр из-под Киева
Вывез девицу-красу.
Днем с полюбовницей тешился,
Ночью набеги творил,
Вдруг у разбойника лютого
Совесть Господь пробудил.
Сон отлетел; опротивели
Пьянство, убийство, грабеж,
Тени убитых являются,
Целая рать - не сочтешь!
Долго боролся, противился
Господу зверь-человек,
Голову снес полюбовнице
И есаула засек.
Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл.
И прегрешенья отмаливать
К Гробу Господню идет,
Странствует, молится, кается,
Легче ему не стает.
Старцем, в одежде монашеской,
Грешник вернулся домой,
Жил под навесом старейшего
Дуба, в трущобе лесной.
Денно и нощно Всевышнего
Молит: грехи отпусти!
Тело предай истязанию,
Дай только душу спасти!
Сжалился Бог и к спасению
Схимнику путь указал:
Старцу в молитвенном бдении
Некий угодник предстал,
Рек: «Не без Божьего промысла
Выбрал ты дуб вековой,
Тем же ножом, что разбойничал,
Срежь его, той же рукой!
Будет работа великая,
Будет награда за труд,
Только что рухнется дерево -
Цепи греха упадут».
Смерил отшельник страшилище:
Дуб - три обхвата кругом!
Стал на работу с молитвою,
Режет булатным ножом,
Режет упругое дерево,
Господу славу поет,
Годы идут - подвигается
Медленно дело вперед.
Что с великаном поделает
Хилый, больной человек?
Нужны тут силы железные,
Нужен не старческий век!
В сердце сомнение крадется,
Режет и слышит слова:
«Эй, старина, что ты делаешь?»
Перекрестился сперва,
Глянул - и пана Глуховского
Видит на борзом коне,
Пана богатого, знатного,
Первого в той стороне.
Много жестокого, страшного
Старец о пане слыхал
И в поучение грешнику
Тайну свою рассказал.
Пан усмехнулся: «Спасения
Я уж не чаю давно,
В мире я чту только женщину,
Золото, честь и вино.
Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!»
Чудо с отшельником сталося:
Бешеный гнев ощутил,
Бросился к пану Глуховскому,
Нож ему в сердце вонзил!
Только что пан окровавленный
Пал головой на седло,
Рухнуло древо громадное,
Эхо весь лес потрясло.
Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!..
Слава Творцу вездесущему
Днесь и во веки веков!
Иона кончил; крестится;
Народ молчит. Вдруг прасола
Сердитым криком прорвало:
- Эй вы, тетери сонные!
Па-ром, живей, па-ром!
Аммирал-вдовец по морям ходил,
По морям ходил, корабли водил,
Под Ачаковым бился с туркою,
Наносил ему поражение,
И дала ему государыня
Восемь тысяч душ в награждение.
В той ли вотчине припеваючи
Доживает век аммирал-вдовец,
И вручает он, умираючи,
Глебу-старосте золотой ларец.
«Гой ты, староста! береги ларец!
Воля в нем моя сохраняется:
Из цепей-крепей на свободушку
Восемь тысяч душ отпускается!»
Аммирал-вдовец на столе лежит,
Дальний родственник хоронить катит.
Схоронил, забыл! Кличет старосту
И заводит с ним речь окольную;
Все повыведал, насулил ему
Горы золота, выдал вольную...
Глеб - он жаден был - соблазняется:
Завещание сожигается!
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С роду, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все прощает Бог, а Иудин грех
Не прощается.
Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!
Суровый и рассерженный,
Громовым, грозным голосом
Игнатий кончил речь.
Толпа вскочила на ноги,
Пронесся вздох, послышалось:
«Так вот он, грех крестьянина!
И впрямь страшенный грех».
- И впрямь: нам вечно маяться,
Ох-ох!.. - сказал сам староста,
Опять убитый, в лучшее
Не верующий Влас.
И скоро поддававшийся,
Как горю, так и радости,
«Великий грех! великий грех!» -
Тоскливо вторил Клим.
Площадка перед Волгою,
Луною освещенная,
Переменилась вдруг.
Пропали люди гордые,
С уверенной походкою,
Остались вахлаки,
Досыта не едавшие,
Несолоно хлебавшие,
Которых вместо барина
Драть будет волостной,
К которым голод стукнуться
Грозит: засуха долгая,
А тут еще - жучок!
Которым прасол-выжига
Урезать цену хвалится
На их добычу трудную,
Смолу, слезу вахлацкую, -
Урежет, попрекнет:
«За что платить вам много-то?
У вас товар некупленный,
Из вас на солнце топится
Смола, как из сосны!»
Опять упали бедные
На дно бездонной пропасти,
Притихли, приубожились,
Легли на животы;
Лежали, думу думали
И вдруг запели. Медленно,
Как туча надвигается,
Текли слова тягучие.
Так песню отчеканили,
Что сразу наши странники
Упомнили ее:
Ему бы в Питер надобно
До Комитета раненых.
Пеш до Москвы дотянется,
А дальше как? Чугунка-то
Кусаться начала!
Важная барыня! гордая барыня!
Ходит, змеею шипит;
«Пусто вам! пусто вам! пусто вам!» -
Русской деревне кричит;
В рожу крестьянину фыркает,
Давит, увечит, кувыркает,
Скоро весь русский народ
Чище метлы подметет!
Солдат слегка притопывал
И слышалось, как стукалась
Сухая кость о кость,
А Клим молчал: уж двинулся
К служивому народ.
Все дали: по копеечке,
По грошу, на тарелочках
Рублишко набрался...
Пир кончился, расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка
Да несколько упившихся
Не в меру мужиков.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели; в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели голоса:
Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!
Мы же немного
Просим у Бога:
Честное дело
Делать умело
Силы нам дай!
Жизнь трудовая -
Другу прямая
К сердцу дорога,
Прочь от порога,
Трус и лентяй!
То ли не рай?
Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!..
И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет - ей внемлют чистые, -
Немало Русь уж выслала
Своих сынов, отмеченных
Печатью дара Божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Увы! звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством - и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца...
Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:
В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю,
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.
Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудной,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,
И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?
Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином,
И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного сына!..
Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается, -
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем.
Все спит еще, не многие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет - как лист дрожит.
Восстав от сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит наотлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные, -
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он - измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
А с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.
Григорий думал вслух:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!
В рабстве спасенное
Сердце свободное -
Золото, золото
Сердце народное!
Сила народная,
Сила могучая -
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается, -
Русь не шелохнется,
Русь - как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая, -
Встали - небужены,
Вышли - непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!
Рать подымается -
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка-Русь!..
«Удалась мне песенка! - молвил Гриша, прыгая. -
Горячо сказалася правда в ней великая!
Вахлачков я выучу петь ее - не все же им
Петь свою „Голодную”... Помогай, о Боже, им!
Как с игры да с беганья щеки разгораются,
Так с хорошей песенки духом поднимаются
Бедные, забитые...» Прочитав торжественно
Брату песню новую (брат сказал: «Божественно!»),
Гриша спать попробовал. Спалося, не спалося,
Краше прежней песенка в полусне слагалася;
Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.
Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные,
Звуки лучезарные гимна благородного -
Пел он воплощение счастия народного!..
СТРАННИКИ И БОГОМОЛЬЦЫ
Бездомного, безродногоНемало попадаетсяНароду на Руси,Не жнут, не сеют - кормятсяИз той же общей житницы,Что кормит мышку малуюИ воинство несметное:Оседлого крестьянинаГорбом ее зовут.Пускай народу ведомо,Что целые селенияНа попрошайство осенью,Как на доходный промысел,Идут: в народной совестиУставилось решение,Что больше тут злосчастия,Чем лжи,- им подают.Пускай нередки случаи,Что странница окажетсяВоровкой; что у бабЗа просфоры афонские,За "слезки богородицы"Паломник пряжу выманит,А после бабы сведают,Что дальше Тройцы-СергияОн сам-то не бывал.Был старец, чудным пениемПленял сердца народные;С согласья матерей,В селе Крутые ЗаводиБожественному пениюСтал девок обучать;Всю зиму девки красныеС ним в риге запиралися,Оттуда пенье слышалось,А чаще смех и визг.Однако чем же кончилось?Он петь-то их не выучил,А перепортил всех.Есть мастера великиеПодлаживаться к барыням:Сначала через бабДоступится до девичьей,А там и до помещицы.Бренчит ключами, по дворуПохаживает барином,Плюет в лицо крестьянину,Старушку богомольнуюСогнул в бараний рог!Но видит в тех же странникахИ лицевую сторонуНарод. Кем церкви строятся?Кто кружки монастырскиеНаполнил через край?Иной добра не делает,И зла за ним не видится,Иного не поймешь.Знаком народу Фомушка:Вериги двупудовыеПо телу опоясаныЗимой и летом бос,Бормочет непонятное,А жить - живет по-божески:Доска да камень в головы,А пища - хлеб один.Чуден ему и памятенСтарообряд Кропильников,Старик, вся жизнь которогоТо воля, то острог.Пришел в село Усолово:Корит мирян безбожием,Зовет в леса дремучиеСпасаться. СтановойСлучился тут, всё выслушал:"К допросу сомустителя!"Он тоже и ему:"Ты враг Христов, антихристовПосланник!" Сотский, старостаМигали старику:"Эй, покорись!" Не слушает!Везли его в острог,А он корил начальникаИ, на телеге стоючи,Усоловцам кричал: "Горе вам, горе, пропащие головы!Были оборваны,- будете голы вы,Били вас палками, розгами, кнутьями,Будете биты железными прутьями!.." Усоловцы крестилися,Начальник бил глашатая:"Попомнишь ты, анафема,Судью ерусалимского!"У парня, у подводчика,С испугу вожжи выпалиИ волос дыбом стал!И, как на грех, воинскаяКоманда утром грянула:В Устой, село недальное,Солдатики пришли.Допросы! усмирение!Тревога! по сопутностиДосталось и усоловцам:Пророчество строптивогоЧуть в точку не сбылось. Вовек не позабудетсяНародом Ефросиньюшка,Посадская вдова:Как божия посланницаСтарушка появляетсяВ холерные года;Хоронит, лечит, возитсяС больными. Чуть не молятсяКрестьянки на нее... Стучись же, гость неведомый!Кто б ни был ты, уверенноВ калитку деревенскуюСтучись! Не подозрителенКрестьянин коренной,В нем мысль не зарождается,Как у людей достаточных,При виде незнакомого,Убогого и робкого:Не стибрил бы чего?А бабы - те радехоньки.Зимой перед лучиноюСидит семья, работает,А странничек гласит.Уж в баньке он попарился,Ушицы ложкой собственной,С рукой благословляющей,Досыта похлебал.По жилам ходит чарочка,Рекою льется речь.В избе всё словно замерло:Старик, чинивший лапотки,К ногам их уронил;Челнок давно не чикает,Заслушалась работницаУ ткацкого станка;Застыл уж на уколотомМизинце у Евгеньюшки,Хозяйской старшей дочери,Высокий бугорок,А девка и не слышала,Как укололась до крови;Шитье к ногам спустилося,Сидит - зрачки расширены,Руками развела...Ребята, свесив головыС полатей, не шелохнутся:Как тюленята сонныеНа льдинах за Архангельском,Лежат на животе.Лиц не видать, завешеныСпустившимися прядямиВолос - не нужно сказывать,Что желтые они.Постой! уж скоро странничекДоскажет быль афонскую,Как турка взбунтовавшихсяМонахов в море гнал,Как шли покорно инокиИ погибали сотнями...Услышишь шепот ужаса,Увидишь ряд испуганных,Слезами полных глаз!Пришла минута страшная -И у самой хозяюшкиВеретено пузатоеСкатилося с колен.Кот Васька насторожился -И прыг к веретену!В другую пору то-то быДосталось Ваське шустрому,А тут и не заметили,Как он проворной лапкоюВеретено потрогивал,Как прыгал на негоИ как оно каталося,Пока не размоталасяНапряденная нить! Кто видывал, как слушаетСвоих захожих странниковКрестьянская семья,Поймет, что ни работою,Ни вечною заботою,Ни игом рабства долгого,Ни кабаком самимЕще народу русскомуПределы не поставлены:Пред ним широкий путь.Когда изменят пахарюПоля старозапашные,Клочки в лесных окраинахОн пробует пахать.Работы тут достаточно,Зато полоски новыеДают без удобренияОбильный урожай.Такая почва добрая -Душа народа русского...О сеятель! приди!.. Иона (он же Ляпушкин)Сторонушку вахлацкуюИздавна навещал.Не только не гнушалисяКрестьяне божьим странником,А спорили о том,Кто первый приютит его,Пока их спорам ЛяпушкинКонца не положил:"Эй! бабы!" выносите-каИконы!" Бабы вынесли;Пред каждою иконоюИона падал ниц:"Не спорьте! дело божие,Котора взглянет ласковей,За тою и пойду!"И часто за беднейшеюИконой шел ИонушкаВ беднейшую избу.И к той избе особоеПочтенье: бабы бегаютС узлами, сковородкамиВ ту избу. Чашей полною,По милости Ионушки,Становится она. Негромко и неторопкоПовел рассказ Ионушка"О двух великих грешниках",Усердно покрестясь.
О ДВУХ ВЕЛИКИХ ГРЕШНИКАХ
Господу богу помолимся,Древнюю быль возвестим,Мне в Соловках ее сказывалИнок, отец Питирим. Было двенадцать разбойников,Был Кудеяр - атаман,Много разбойники пролилиКрови честных христиан, Много богатства награбили,Жили в дремучем лесу,Вождь Кудеяр из-под КиеваВывез девицу-красу. Днем с полюбовницей тешился,Ночью набеги творил,Вдруг у разбойника лютогоСовесть господь пробудил. Сон отлетел; опротивелиПьянство, убийство, грабеж,Тени убитых являются,Целая рать - не сочтешь! Долго боролся, противилсяГосподу зверь-человек,Голову снес полюбовницеИ есаула засек. Совесть злодея осилила,Шайку свою распустил,Роздал на церкви имущество,Нож под ракитой зарыл. И прегрешенья отмаливатьК гробу господню идет,Странствует, молится, кается,Легче ему не стает. Старцем, в одежде монашеской,Грешник вернулся домой,Жил под навесом старейшегоДуба, в трущобе лесной. Денно и нощно всевышнегоМолит: грехи отпусти!Тело предай истязанию,Дай только душу спасти! Сжалился бог и к спасениюСхимнику путь указал:Старцу в молитвенном бденииНекий угодник предстал, Рек "Не без божьего промыслаВыбрал ты дуб вековой,Тем же ножом, что разбойничал,Срежь его, той же рукой! Будет работа великая,Будет награда за труд;Только что рухнется дерево -Цепи греха упадут". Смерил отшельник страшилище:Дуб - три обхвата кругом!Стал на работу с молитвою,Режет булатным ножом, Режет упругое дерево,Господу славу поет,Годы идут - подвигаетсяМедленно дело вперед. Что с великаном поделаетХилый, больной человек?Нужны тут силы железные,Нужен не старческий век! В сердце сомнение крадется,Режет и слышит слова:"Эй, старина, что ты делаешь?"Перекрестился сперва, Глянул - и пана ГлуховскогоВидит на борзом коне,Пана богатого, знатного,Первого в той стороне. Много жестокого, страшногоСтарец о пане слыхалИ в поучение грешникуТайну свою рассказал. Пан усмехнулся:"СпасенияЯ уж не чаю давно,В мире я чту только женщину,Золото, честь и вино. Жить надо, старче, по-моему:Сколько холопов гублю,Мучу, пытаю и вешаю,А поглядел бы, как сплю!" Чудо с отшельником сталося:Бешеный гнев ощутил,Бросился к пану Глуховскому,Нож ему в сердце вонзил! Только что пан окровавленныйПал головой на седло,Рухнуло древо громадное,Эхо весь лес потрясло. Рухнуло древо, скатилосяС инока бремя грехов!..Господу богу помолимся:Милуй нас, темных рабов!
Старое и новое
Иона кончил, крестится;Народ молчит. Вдруг прасолаСердитым криком прорвало: "Эй вы, тетери сонные!Па-ром, живей, па-ром!"-"Парома не докличишьсяДо солнца! перевозчикиИ днем-то трусу празднуют,Паром у них худой,Пожди! Про Кудеяра-то..."-"Паром! пар-ом! пар-ом!"Ушел, с телегой возится,Корова к ней привязана -Он пнул ее ногой;В ней курочки курлыкают,Сказал им: "Дуры! цыц!"Теленок в ней мотается -Досталось и теленочкуПо звездочке на лбу.Нажег коня саврасогоКнутом - и к Волге двинулся.Плыл месяц над дорогою,Такая тень потешнаяБежала рядом с прасоломПо лунной полосе!"Отдумал, стало, драться-то?А спорить - видит - не о чем,-Заметил Влас.- Ой, господи!Велик дворянский грех!"-"Велик, а всё не быть емуПротив греха крестьянского",-Опять Игнатий ПрохоровНе вытерпел - сказал.Клим плюнул. "Эх приспичило!Кто с чем, а нашей галочкеРодные галченяточкиВсего милей... Ну, сказывай,Что за великий грех?"
КРЕСТЬЯНСКИЙ ГРЕХ
Аммирал-вдовец по морям ходил,По морям ходил, корабли водил,Под Ачаковым бился с туркою,Наносил ему поражение,И дала ему государыняВосемь тысяч душ в награждение.В той ли вотчине припеваючиДоживает век аммирал-вдовец,И вручает он, умираючи,Глебу-старосте золотой ларец."Гой, ты, староста! Береги ларец!Воля в нем моя сохраняется:Из цепей-крепей на свободушкуВосемь тысяч душ отпускается!" Аммирал-вдовец на столе лежит...Дальний родственник хоронить катит. Схоронил, забыл! Кличет старостуИ заводит с ним речь окольную;Всё повыведал, насулил емуГоры золота, выдал вольную... Глеб - он жаден был - соблазняется:Завещание сожигается! На десятки лет, до недавних днейВосемь тысяч душ закрепил злодей,С родом, с племенем; что народу-то!Что народу-то! С камнем в воду-то! Всё прощает бог, а Иудин грехНе прощается.Ой, мужик! мужик! ты грешнее всех,И за то тебе вечно маяться! --- Суровый и рассерженный,Громовым грозным голосомИгнатий кончил речь.Толпа вскочила на ноги,Пронесся вздох, послышалось:"Так вот он, грех крестьянина!И впрямь страшенный грех!"- "И впрямь: нам вечно маяться,Ох-ох!.."- сказал сам староста,Опять убитый, в лучшееНе верующий Влас.И скоро поддававшийсяКак горю, так и радости,"Великий грех! великий грех!"-Тоскливо вторил Клим. Площадка перед Волгою,Луною освещенная,Переменилась вдруг.Пропали люди гордые,С уверенной походкою,Остались вахлаки,Досыта не едавшие,Несолоно хлебавшие,Которых вместо баринаДрать будет волостной,К которым голод стукнутьсяГрозит: засуха долгаяА тут еще - жучок!Которым прасол-выжигаУрезать цену хвалитсяНа их добычу трудную,Смолу, слезу вахлацкую,-Урежет, попрекнет:"За что платить вам много-то?У вас товар некупленный,Из вас на солнце топитсяСмола, как из сосны!" Опять упали бедныеНа дно бездонной пропасти,Притихли, приубожились,Легли на животы;Лежали, думу думалиИ вдруг запели. Медленно,Как туча надвигается,Текли слова тягучие.Так песню отчеканили,Что сразу наши странникиУпомнили ее:
ГОЛОДНАЯ
Стоит мужик -Колышется,Идет мужик -Не дышится! С коры егоРаспучило,Тоска-бедаИзмучила. Темней лицаСтеклянногоНе виданоУ пьяного. Идет - пыхтит,Идет - и спит,Прибрел туда,Где рожь шумит. Как идол сталНа полосу,Стоит, поетБез голосу: "Дозрей, дозрейРожь-матушка!Я пахарь твой,Панкратушка! Ковригу съемГора горой,Ватрушку съемСо стол большой! Всё съем один,Управлюсь сам.Хоть мать, хоть сынПроси - не дам!" --- "Ой, батюшки, есть хочется!"-Сказал упалым голосомОдин мужик; из пещураДостал краюху - ест."Поют они без голосу,А слушать - дрожь по волосу!"-Сказал другой мужик.И правда, что не голосом -Нутром - свою "Голодную"Пропели вахлаки.Иной во время пенияСтал на ноги, показывал,Как шел мужик расслабленный,Как сон долил голодного,Как ветер колыхал,И были строги, медленныДвиженья. Спев "Голодную"Шатаясь, как разбитые,Гуськом пошли к ведерочкуИ выпили певцы. "Дерзай!"- за ними слышитсяДьячково слово; сын егоГригорий, крестник старосты,Подходит к землякам."Хошь водки?" - "Пил достаточно.Что тут у вас случилося?Как в воду вы опущены!..."-"Мы?.. что ты?.." Насторожились,Влас положил на крестникаШирокую ладонь. "Неволя к вам вернулася?Погонят вас на барщину?Луга у вас отобраны?"-"Луга-то?.. Шутишь брат!"-"Так что ж переменилося?"..Закаркали "Голодную",Накликать голод хочется?"-"Никак и впрямь ништо!"-Клим как из пушки выпалил;У многих зачесалисяЗатылки, шепот слышится:"Никак и впрямь ништо!" "Пей вахлачки, погуливай!Всё ладно, всё по-нашему,Как было ждано-гадано.Не вешай головы!" "По-нашему ли, Климушка?А Глеб-то?.." ПотолкованоНемало: в рот положено,Что не они ответчикиЗа Глеба окаянного,Всему виною: крепь!"Змея родит змеенышей,А крепь - грехи помещика,Грех Якова несчастного,Грех Глеба родила!Нет крепи - нет помещика,До петли доводящегоУсердного раба,Нет крепи - нет дворового,Самоубийством мстящегоЗлодею своему,Нет крепи - Глеба новогоНе будет на Руси!" Всех пристальней, всех радостнейПрослушал Гришу Пров:Осклабился, товарищамСказал победным голосом:"Мотайте-ка на ус!"-"Так, значит, и "Голодную"Теперь навеки побоку?Эй, други! Пой веселую!"-Клим радостно кричал...Пошло, толпой подхвачено,О крепи слово верноеТрепаться: "Нет змеи -Не будет и змеенышей!"Клим Яковлев ИгнатияОпять ругнул: "Дурак же ты!"Чуть-чуть не подрались!Дьячок рыдал над Гришею:"Создаст же бог головушку!Недаром порываетсяВ Москву, в новорситет!"А Влас его поглаживал:"Дай бог тебе и серебра,И золотца, дай умную,Здоровую жену!"-"Не надо мне ни серебраНи золота, а дай господь,Чтоб землякам моимИ каждому крестьянинуЖилось вольготно-веселоНа всей святой Руси!"-Зардевшись, словно девушка,Сказал из сердца самогоГригорий - и ушел. --- Светает. СнаряжаютсяПодводчики. "Эй, Влас Ильич!Иди сюда, гляди, кто здесь!"-Сказал Игнатий Прохоров,Взяв к бревнам приваленнуюДугу. Подходит Влас,За ним бегом Клим Яковлев,За Климом - наши странники(Им дело до всего):За бревнами, где нищиеВповалку спали с вечера,Лежал какой-то смученный,Избитый человек;На нем одежа новая,Да только вся изорвана,На шее красный шелковыйПлаток, рубаха красная,Жилетка и часы.Нагнулся Лавин к спящему,Взглянул и с криком:"Бей его!"Пнул в зубы каблуком.Вскочил детина, мутныеПротер глаза, а Влас егоТем временем в скулу.Как крыса прищемленная,Детина пискнул жалобно -И к лесу! Ноги длинные,Бежит - земля дрожит!Четыре парня бросилисьВ погоню за детиною,Народ кричал им: "Бей его!",Пока в лесу не скрылисяИ парни, и беглец. "Что за мужчина?- старостуДопытывали странники.-За что его тузят?" "Не знаем, так наказаноНам из села из Тискова,Что буде где покажетсяЕгорка Шутов - бить его!И бьем. Подъедут тисковцы,Расскажут".- "Удоволили?"-Спросил старик вернувшихсяС погони молодцов."Догнали, удоволили!Побег к Кузьмо-Демьянскому,Там, видно, переправитьсяЗа Волгу норовит". "Чудной народ! бьют сонного,За что про что не знаючи..." "Коли всем миром велено:Бей!- стало, есть за что!-Прикрикнул Влас на странников.-Не ветрогоны тисковцы,Давно ли там десятогоПороли?.. ой, Егор!..Ай служба - должность подлая!Гнусь-человек!- Не бить его,Так уж кого и бить?Не нам одним наказано:От Тискова по Волге-тоТут деревень четырнадцать,-Чай, через все четырнадцатьПрогнали, как сквозь строй!" Притихли наши странники.Узнать-то им желательно,В чем штука, да прогневалсяИ так уж дядя Влас. --- Совсем светло. ПозавтракатьМужьям хозяйки вынесли:Ватрушки с творогом,Гусятина (прогнали тутГусей; три затомилися,Мужик их нес под мышкою:"Продай! помрут до городу!" -Купили ни за что).Как пьет мужик, толкованоНемало, а не всякомуИзвестно, как он ест.Жаднее на говядину,Чем на вино, бросается.Был тут непьющий каменщик,Так опьянел с гусятины,Начто твое вино!Чу! слышен крик: "Кто едет-то!Кто едет-то!" НаклюнулосьЕще подспорье шумномуВеселью вахлаков.Воз с сеном приближается,Высоко на возуСидит солдат Овсяников,Верст на двадцать в окружностиЗнакомый мужикам,И рядом с ним Устиньюшка,Сироточка-племянница,Поддержка старика.Райком кормился дедушка,Москву да Кремль показывал,Вдруг инструмент испортился,А капиталу нет!Три желтенькие ложечкиКупил - так не приходятсяЗаученные натвердоПрисловья к новой музыке,Народа не смешат!Хитер солдат! по времениСлова придумал новые,И ложки в ход пошли.Обрадовались старому:"Здорово, дедко! спрыгни-ка,Да выпей с нами рюмочку,Да в ложечки ударь!"-"Забраться-то забрался я,А как сойду, не ведаю:Ведет!" - "Небось до городаОпять за полной пенцией?Да город-то сгорел!"-"Сгорел? И поделом ему!Сгорел? Так я до Питера!Там все мои товарищиГуляют с полной пенцией,Там - дело разберут!"-"Чай, по чугунке тронешься?"Служивый посвистал:"Недолго послужила тыНароду православному,Чугунка бусурманская!Была ты нам люба,Как от Москвы до ПитераВозила за три рублика,А коли семь-то рубликовПлатить, так черт с тобой!" "А ты ударь-ка в ложечки,-Сказал солдату староста,-Народу подгулявшегоПокуда тут достаточно,Авось дела поправятся.Орудуй живо, Клим!"(Влас Клима недолюбливал,А чуть делишко трудное,Тотчас к нему: "Орудуй, Клим!",А Клим тому и рад.) Спустили с воза дедушку,Солдат был хрупок на ноги,Высок и тощ до крайности;На нем сюртук с медалямиВисел, как на шесте.Нельзя сказать, чтоб доброеЛицо имел, особенноКогда сводило старого -Черт чертом! Рот ощерится,Глаза - что угольки! Солдат ударил в ложечки,Что было вплоть до берегуНароду - всё сбегается.Ударил - и запел:
СОЛДАТСКАЯ
Тошен свет,Правды нет,Жизнь тошна,Боль сильна.Пули немецкие,Пули турецкие,Пули французские,Палочки русские!Тошен свет,Хлеба нет,Крова нет,Смерти нет.Ну-тка, с редута-то с первого номеру,Ну-тка, с Георгием - по миру, по миру!У богатого,У богатины,Чуть не поднялиНа рогатину.Весь в гвоздях заборОщетинился,А хозяин, вор,Оскотинился.Нет у бедногоГроша медного:"Не взыщи солдат!"-"И не надо, брат!"Тошен свет,Хлеба нет,Крова нет,Смерти нет.Только трех МатренДа Луку с ПетромПомяну добром.У Луки с ПетромТабачку нюхнем,А у трех МатренПровиант найдем.У первой МатреныГруздочки ядрены,Матрена втораяНесет каравая,У третьей водицы попью из ковша:Вода ключевая, а мера - душа!Тошен свет,Правды нет,Жизнь тошна,Боль сильна. Служивого задергало.Опершись на Устиньюшку,Он поднял ногу левуюИ стал ее раскачивать,Как гирю на весу;Проделал то же с правою,Ругнулся:"Жизнь проклятая!"-И вдруг на обе стал. "Орудуй, Клим!" По-питерскиКлим дело оборудовал:По блюдцу деревянномуДал дяде и племяннице,Поставил их рядком,А сам вскочил на бревнышкоИ громко крикнул: "Слушайте!"(Служивый не выдерживалИ часто в речь крестьянинаВставлял словечко меткоеИ в ложечки стучал.) Клим Колода есть дубоваяУ моего двора,Лежит давно: из младостиКолю на ней дрова,Так та не столь изранена,Как господин служивенький.Взгляните: в чем душа! Солдат Пули немецкие,Пули турецкие,Пули французские,Палочки русские. Клим А пенциону полногоНе вышло, забракованыВсе раны старика;Взглянул помощник лекаря,Сказал:"Второразрядные!По ним и пенцион". Солдат Полного выдать не велено:Сердце насквозь не прострелено! (Служивый всхлипнул; в ложечкиХотел ударить,- скорчило!Не будь при нем Устиньюшки,Упал бы старина.) Клим Солдат опять с прошением.Вершками раны смерилиИ оценили каждуюЧуть-чуть не в медный грош.Так мерил пристав следственныйПобои на подравшихсяНа рынке мужиках:"Под правым глазом ссадинаВеличиной с двугривенный,В средине лба пробоинаВ целковый. Итого:На рубль пятнадцать с деньгоюПобоев..." Приравняем лиК побоищу базарномуВойну под Севастополем,Где лил солдатик кровь? Солдат Только горами не двигалиА на редуты как прыгали!Зайцами, белками, дикими кошками.Там и простился я с ножками,С адского грохоту, свисту оглох,С русского голоду чуть не подох! Клим Ему бы в Питер надобноДо комитета раненых,-Пеш до Москвы дотянется,А дальше как? Чугунка-тоКусаться начала! Солдат Важная барыня! гордая барыня!Ходит, змеею шипит:"Пусто вам! пусто вам! пусто вам!"-Русской деревне кричит;В рожу крестьянину фыркает,Давит, увечит, кувыркает,Скоро весь русский народЧище метлы подметет. Солдат слегка притопывал,И слышалось, как стукаласьСухая кость о кость,А Клим молчал: уж двинулсяК служивому народ.Все дали: по копеечке,По грошу, на тарелочкахРублишко набрался...
ДОБРОЕ ВРЕМЯ - ДОБРЫЕ ПЕСНИ
В замену спичей с песнями,В подспорье речи с дракоюПир только к утру кончился,Великий пир!.. РасходитсяНарод. Уснув, осталисяПод ивой наши странники,И тут же спал Ионушка,Смиренный богомол.Качаясь, Савва с ГришеюВели домой родителяИ пели; в чистом воздухеНад Волгой, как набатные,Согласные и сильныеГремели голоса: Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего! Мы же немногоПросим у бога:Честное делоДелать умелоСилы нам дай! Жизнь трудовая -Другу прямаяК сердцу дорога,Прочь от порога,Трус и лентяй!То ли не рай? Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего! -------- Беднее захудалогоПоследнего крестьянинаЖил Трифон. Две коморочки:Одна с дымящей печкою,Другая в сажень - летняя,И вся тут недолга;Коровы нет, лошадки нет,Была собака Зудушка,Был кот - и те ушли. Спать уложив родителя,Взялся за книгу Саввушка,А Грише не сиделося,Ушел в поля, в луга. У Гриши - кость широкая,Но сильно исхудалоеЛицо - их недокармливалХапуга-эконом.Григорий в семинарииВ час ночи просыпаетсяИ уж потом до солнышкаНе спит - ждет жадно ситника,Который выдавался имСо сбитнем по утрам.Как ни бедна вахлачина,Они в ней отъедалися.Спасибо Власу-крестномуИ прочим мужикам!Платили им молодчики,По мере сил, работою,По их делишкам хлопотыСправляли в городу. Дьячок хвалился детками,А чем они питаются -И думать позабыл.Он сам был вечно голоден,Весь тратился на поиски,Где выпить, где поесть.И был он нрава легкого,А будь иного, вряд ли быИ дожил до седин.Его хозяйка ДомнушкаБыла куда заботлива,Зато и долговечностиБог не дал ей. ПокойницаВсю жизнь о соли думала:Нет хлеба - у кого-нибудьПопросит, а за сольДать надо деньги чистые,А их по всей вахлачине,Сгоняемой на барщину,Не густо! Благо - хлебушкомВахлак делился с Домною.Давно в земле истлели быЕе родные деточки,Не будь рука вахлацкаяЩедра, чем бог послал. Батрачка безответнаяНа каждого, кто чем-нибудьПомог ей в черный день,Всю жизнь о соли думала,О соли пела Домнушка -Стирала ли, косила ли,Баюкала ли Гришеньку,Любимого сынка.Как сжалось сердце мальчика,Когда крестьянки вспомнилиИ спели песню Домнину(Прозвал ее "Соленою"Находчивый вахлак).
СОЛЕНАЯ
Никто как бог!Не ест, не пьетМеньшой сынок,Гляди - умрет! Дала кусок,Дала другой -Не ест, кричит:"Посыпь сольцой!" А соли нет,Хоть бы щепоть!"Посыпь мукой",-Шепнул господь. Раз-два куснул,Скривил роток."Соли еще!"-Кричит сынок. Опять мукой...А на кусокСлеза рекой!Поел сынок! Хвалилась мать -Сынка спасла...Знать, солонаСлеза была!.. Запомнил Гриша песенкуИ голосом молитвеннымТихонько в семинарии,Где было темно, холодно,Угрюмо, строго, голодно,Певал - тужил о матушкеИ обо всей вахлачине,Кормилице своей.И скоро в сердце мальчикаС любовью к бедной материЛюбовь ко всей вахлачинеСлилась,- и лет пятнадцатиГригорий твердо знал уже,Что будет жить для счастияУбогого и темногоРодного уголка. Довольно демон яростиЛетал с мечом карающимНад русскою землей.Довольно рабство тяжкоеОдни пути лукавыеОткрытыми, влекущимиДержало на Руси!Над Русью отживающейИная песня слышится:То ангел милосердия,Незримо пролетающийНад нею, души сильныеЗовет на честный путь. Средь мира дольнегоДля сердца вольногоЕсть два пути. Взвесь силу гордую,Взвесь волю твердую,-Каким идти? Одна просторнаяДорога - торная,Страстей раба, По ней громадная,К соблазну жаднаяИдет толпа. О жизни искренней,О цели выспреннейТам мысль смешна. Кипит там вечная,БесчеловечнаяВражда-война За блага бренные.Там души пленныеПолны греха. На вид блестящая,Там жизнь мертвящаяК добру глуха. Другая - теснаяДорога, честная,По ней идут Лишь души сильные,Любвеобильные,На бой, на труд. За обойденного,За угнетенного -По их стопам Иди к униженным,Иди к обиженным -Будь первый там! ---И ангел милосердияНедаром песнь призывнуюПоет над русским юношей,-Немало Русь уж выслалаСынов своих, отмеченныхПечатью дара божьего,На честные пути,Немало их оплакала(Пока звездой падучеюПроносятся они!).Как ни темна вахлачина,Как ни забита барщинойИ рабством - и она,Благословясь, поставилаВ Григорье ДобросклоновеТакого посланца.Ему судьба готовилаПуть славный, имя громкоеНародного заступника,Чахотку и Сибирь. ---Светило солнце ласково,Дышало утро раннееПрохладой, ароматамиКосимых всюду трав... Григорий шел задумчивоСперва большой дорогою(Старинная: с высокимиКурчавыми березами,Прямая, как стрела).Ему то было весело,То грустно. ВозбужденнаяВахлацкою пирушкою,В нем сильно мысль работалаИ в песне излилась: "В минуты унынья, о родина-мать!Я мыслью вперед улетаю.Еще суждено тебе много страдать,Но ты не погибнешь, я знаю. Был гуще невежества мрак над тобой,Удушливей сон непробудный,Была ты глубоко несчастной страной,Подавленной, рабски бессудной. Давно ли народ твой игрушкой служилПозорным страстям господина?Потомок татар, как коня, выводилНа рынок раба-славянина, И русскую деву влекли на позор,Свирепствовал бич без боязни,И ужас народа при слове "набор"Подобен был ужасу казни? Довольно! Окончен с прошедшим расчет,Окончен расчет с господином!Сбирается с силами русский народИ учится быть гражданином. И ношу твою облегчила судьба,Сопутница дней славянина!Еще ты в семействе - раба,Но мать уже вольного сына!" ---Сманила Гришу узкая,Извилистая тропочка,Через хлеба бегущая,В широкий луг подкошенныйСпустился он по ней.В лугу траву сушившиеКрестьянки Гришу встретилиЕго любимой песнею.Взгрустнулось крепко юношеПо матери-страдалице,А пуще злость брала.Он в лес ушел. Аукаясь,В лесу, как перепелочкиВо ржи, бродили малыеРебята (а постарше-тоВорочали сенцо).Он с ними кузов рыжиковНабрал. Уж жжется солнышко;Ушел к реке. Купается,-Три дня тому сгоревшегоОбугленного городаКартина перед ним:Ни дома уцелевшего,Одна тюрьма спасенная,Недавно побеленная,Как белая коровушкаНа выгоне, стоит.Начальство там попряталось,А жители под берегом,Как войско, стали лагерем,Всё спит еще, немногиеПроснулись: два подьячие,Придерживая полочкиХалатов, пробираютсяМежду шкафами, стульями,Узлами, экипажамиК палатке-кабаку.Туда ж портняга скорченныйАршин, утюг и ножницыНесет - как лист дрожит.Восстав со сна с молитвою,Причесывает головуИ держит на отлет,Как девка, косу длиннуюВысокий и осанистыйПротоерей Стефан.По сонной Волге медленноПлоты с дровами тянутся,Стоят под правым берегомТри барки нагруженные:Вчера бурлаки с песнямиСюда их привели.А вот и он - измученныйБурлак! походкой праздничнойИдет, рубаха чистая,В кармане медь звенит.Григорий шел, поглядывалНа бурлака довольного,И с губ слова срывалисяТо шепотом, то громкие.Григорий думал вслух:
БУРЛАК
Плечами, грудью и спинойТянул он барку бичевой,Полдневный зной его палил,И пот с него ручьями лил.И падал он, и вновь вставал,Хрипя, "Дубинушку" стонал;До места барку дотянулИ богатырским сном уснул,И, в бане смыв поутру пот,Беспечно пристанью идет.Зашиты в пояс три рубля.Остатком - медью - шевеля,Подумал миг, зашел в кабакИ молча кинул на верстакТрудом добытые грошиИ, выпив, крякнул от души,Перекрестил на церковь грудь;Пора и в путь! пора и в путь!Он бодро шел, жевал калач,В подарок нес жене кумач,Сестре платок, а для детейВ сусальном золоте коней.Он шел домой - неблизкий путь,Дай бог дойти и отдохнуть! --- С бурлака мысли ГришиныКо всей Руси загадочной,К народу перешли.И долго Гриша берегомБродил, волнуясь, думая,Покуда песней новоюНе утолил натруженной,Горящей головы.
РУСЬ